«Нас с тобой засыпали снега» (окончание)

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Очерк

Автор: Немченко Гарий Леонтьевич

Просмотров: 6283

2009 год, Выпуск № 6

15 сентября, в понедельник, пришел в рогатинский комитет, чтобы поздравить Бориса с 75-летием… Неужели нам по столько, ребята?!

И к нам уже вполне применимо это слегка насмешливое выражение, что главная трагедия преклонных лет вовсе не в том, что человек ощущает себя старым – в том, что по-прежнему считает себя молодым…

Неужели мы те самые «вечные мальчики», которым суждено отработать за столькое и за стольких. Дай-то, Бог!

- До тебя ещё не дошло, с кем я родился в один день? – напуская на себя важный вид, спросил Борис.

Я как бы осудил:

- Не вижу портрета!

- А ты разве видел портреты тех, кто был до него?

- Тут, по-моему, у тебя стояло фото Гагарина… хороший снимок!

- И с дарственной его надписью… большой грех! Пришлось подарить.

- Хорошему хоть человеку?

- А я тебе никогда не рассказывал? – вдруг припомнил Борис. - Как он аплодировал твоей песне, Гагарин?

- Это какой же песне?

- Ну, ты даёшь!.. Что, у тебя так много песен, что ты уже и не помнишь?

Я был в хорошем настроении:

- Ну, конечно. «Огней так много золотых» - раз… Потом вот, дурацкая: «Говорят, не повезет, если черный кот дорогу…»

- Смейся, смейся. На совещании строителей в Красноярске тебя ведь не было: то ли приболел, не помню, то ли в тайге тебя не нашли…

- Плохо искали, - сказал я. – Но я там присутствовал. В Красноярске. Незримо! В речи, которую там сказал тогда Коля Шевченко. Кто ему помогал?

И он зажегся:

- Какая была, и правда, речуга! Все руки чуть не отбили… а я уловил момент: пора, думаю! Делаю знак Сизых, а он с гармошкой на коленях сидит и как не видит меня. Смотрит в другую сторону. Я уж ему на полукрике: Коля!.. Ну, хоть бы что! И я тогда сам – во всю глотку: «Нас с тобой засыпали снега!..» И оборачиваюсь к своим: ну, поддерживайте! И все как грянули: «Обдувала жестокая вьюга!»

- Здесь мы поняли, как дорога, - вспомнил было я и вдруг почувствовал, что нет, не надо мне всё это вспоминать: веки вдруг щипнуло – да что это?!

А он продолжил, увлекшись:

- Помощь друга, хорошего друга!..

- Ты что, всю её помнишь?

- Чего ж не помнить?... Мы её и дома с Людмилой иногда… молодость в голову ударит: «Было первым из нас нелегко, мы к палаткам привыкли не скоро, но теперь мы ушли далеко: за плечами оставили город!»

Я уже пересилил себя и снова как бы даже насмешничал:

- Говорят, что нам не повезло… Что живём далеко мы от дома.

- Только знаем: метелям назло… загудит комсомольская домна!

- Вообще-то у нас было: загудит н а ш а п е р в а я домна.

- Ну, а мы-то пели, сам понимаешь… Да и что потом на ней написали?

- Ну, написали, да: «Комсомольская».

- Это сверху. А чуть пониже такими же крупными буквами: «Главное, ребята, сердцем не стареть!» Как там дальше: песню, что мы начали, до конца допеть… давай и твою теперь до конца - как там? «Мы подругам в суровые дни согревали дыханием руки, чтобы к звездам ушли корабли, чтоб вели их упрямые внуки»…

- Ну, да: так.

- Вот тут, я тебе скажу, Юрий Алексеевич и расчувствовался. Ну, как же, как же?.. И, знаешь, не то, что положение обязывало – он был человек очень искренний, несмотря ни на что. Неиспорченный. Мы ещё не закончили, а он уже давай аплодировать…

- Чтоб потом, завершив перелет, на планетах чужих рассказали…

- Что они привели звездолет из горячей запсибовской стали, да… Мы кончили, Юра давай Колю Шевченко обнимать… Классная песня. Хорошо, что вы её тогда сочинили.

- Была такая потребность. Социальный заказ, если хочешь. Думаешь, один ты заказы давал?

- А кто – этот?

Пришлось ему коротко рассказать: как на практику к нам приехали студенты-«вгиковцы» Вадим Виноградов, будущий режиссер, и Никита Хубов, будущий оператор. Дипломная работа у них была – фильм об ударной комсомольской стройке, которые назывались тогда «великими стройками коммунизма». Выбрали Запсиб. И с Робертом Кесслером, с дружком-ростовчанином, который сам только что приехал на стройку, мы, естественно, взялись помогать им. Как же такое дело – да без нас?

Написали сценарий, который первым делом напечатали, само собой, в нашем «Металлургстрое» - разворот мелким шрифтом. Ну. И всё вроде шло хорошо, но Вадим нет-нет, да вздыхал: эх, нам бы, мол, ещё – песню о Запсибе!

Они уже уехали в Москву монтировать фильм, а тут я за эту песню и взялся. Роберт тогда все эти ямбы и хореи категорически отрицал: только верлибр!

Ну, как бы для его вразумления, я, как старший, пусть всего лишь на пару лет, и для дальнейших его размышлений о собственном творчестве взял да и поставил над стихом и его фамилию тоже, более того: его – первой.

Как в воду глядел: Роберт потом, как в нашей Отрадной сказали бы, «выдурился», начал писать не только в классической форме, стал в ней высоким мастером: другое дело, что в силу характера не придаёт этому значения, он теперь, видите ли, доктор биологии, догнал-таки свою жену, свою Валюшу Шугалей… А песня осталась всем нам на память.

- Колю-то ты давно видел? – спросил Борис.

- По историческим меркам – как будто вчера. Зимой у него в Старом Осколе был.

- Как он там?

Я его уверил, качнув ладонью:

- Получше нас с тобой.

И Рогатин серьёзно сказал:

- Он заработал!

… Как это часто случается, когда связанные друг с дружкой события словно магнитом начинает притягивать, в тот же вечер, вернувшись домой, увидал номер своего «Металлургстроя» за 4 октября 1963 года, который несколько месяцев назад как раз из-за Коли, из-за Шевченко, в сторонку отложил и всё никак не удосуживался определить в отдельную «Колину» папку: ну, разгильдяй – и в Африке разгильдяй. И в Москве на Бутырской улице тоже – дело известное.

Опять теперь принялся изучать крупный снимок: в берете, улыбающийся, рот до ушей, Шевченко, а за плечом – ну, как же без них? – ажурные стрелы кранов. И подпись: «На слете в Красноярске он много рассказал делегатам о Запсибе. О себе – ни слова. Ни слова, что его бригада занята на ответственнейшем участке – на монтаже теплотрассы «ТЭЦ – поселок». Что сам он учится в инженерно-строительном институте на 2-ом курсе.»

Не успел улыбнуться Коле в ответ, как зазвонил вдруг телефон, и Коля – собственной персоной: «Ну, как ты там?»

Спасибо, отвечаю, ничего, а чего это ты – такой молчаливый был?

- Когда? – спрашивает. – Где?

Назвал год, зачитал ему, значит, подпись под его «портретом лица» в нашем «Металлургстрое», и он рассмеялся:

- Будешь тут!.. Молчаливый. Знаешь, с кем я рядом сидел в там в президиуме? С одной стороны – Гагарин, а с другой – тоже будь здоров парень. О нём тогда чуть не в каждой газете: Геннадий Масленников. Бригадир «Мосстроя», Герой соцтруда, депутат Верховного Совета СССР. Когда я потом полетел с ними в Америку, там только и были эти ребята: бригадиры. Герои и депутаты. А я тогда ещё – вообще никто. И Гена, он потом стал управляющим «Мосстроя», надо мной шефствовал: ничего-ничего, говорит. У этого сибиряка ещё – всё впереди, увидите…

- Как в воду глядел?

- Ну, можно сказать и так.

- Я только что у Рогатина был.

- О, хороший мужичок, - обрадовался Коля. – Привет от меня ему передавай…

- Конечно, передам… так он что? Рогатин. Говорит, Гагарин там тебя обнимать бросился, чуть не задушил…

- Правда-правда! Это было. И чего это он? Ни с того, ни с сего, вдруг – хвать… Мы стояли как раз.

- Пели песню.

- Да вроде. Что-то такое было.

На следующий день в почтовом ящике я нашел извещение на бандероль из Новокузнецка, понял, что это – от Коли Ничика, бывшего «шахтерика», работавшего теперь на «коксохиме» Запсиба: давно уже обещал прислать, как она только выйдет, первую свою книжечку. С моим предисловием.

Сходил на почту, дома распотрошил бандероль, потетешкал в руках Колиного первенца с названием «Другая упряжка.» А несколько кемеровских да новокузнецких газет, которые он прислал вместе с книжечкой, положил в сумку: прогляжу, думаю, потом в электричке.

И первое, что попалось на глаза – номер «Кузнецкого рабочего» с отчеркнутым внизу уголком и надписью Колиной рукой: «Посмотрите этот материал!»

Взялся читать и вскрикнул вдруг так, что многие на меня обернулись:

- Да вы что?!

А там… а там…

Ну, как это всё объяснишь, если не дать перепечатку?

Под рубрикой «Споёмте, друзья!» следовал такой текст: «Мы возвращаемся к письму Зои Александровны Самусенко, в котором она привела две песни из своей комсомольской юности, когда, как пишет она: «Мы верили в свои силы, в будущее, много мечтали и знали, что мы не сдадимся!.. И даже не думали, что придет время и всё изменится. Все, чем мы жили, о чем мечтали, что мы делали и для чего жили - всё перечеркнут, начнется другое время, другая жизнь, другой строй… Для нас в те 60-ые годы ХХ1 век был очень далеко. Его мы представляли так: это будет очень красивая и счастливая жизнь. Построим города, заводы-гиганты. Будем работать на них и жить хорошо, весело и счастливо. Н.С. Хрущев обещал, что в 1980 году мы вступим в коммунизм. Честно, мы не представляли – как мы «вступим» в этот коммунизм, где все будут равны, как братья, всем и все будет по труду?! Возможно, поэтому тогда писали много красивых песен, стихов и поэм…»