Сергей Черемнов. "Василий Попок. Не бесстрастный свидетель жизни"

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
Категория: Лики земляков
Автор: Сергей Черемнов
Просмотров: 708

«В детстве я был не то чтоб хулиган, а так – «самоутверждающийся» парнишка. Дерзил взрослым и очень собой гордился». Так написал о себе Василий Попок, вспоминая детство и юность, проведенные в кузбасском городке, где стоял маленький дом его родителей с огородом и всякими положенными в частном секторе стайками, заборами и дощатыми туалетами.

Многие соседские пацаны стали простыми работягами, кто-то, как водилось, рано спился, иные пошли по скользкой преступной дорожке. Василию Борисовичу повезло: рядом с ним в нужную минуту оказались настоящие учителя жизни. И свой талант он не закопал и не распылил, а взрастил, отточил и пустил в дело, став журналистом, редактором, писателем.

 

1.

Василий родился 1 февраля 1946 года в городе Топки. Уклад жизни семьи с детства приучил его к сельской страде: по весне – копка земли, посадка картофеля, летом – уход за грядками, осенью – уборка урожая. Поэтому всю жизнь Вася любил в свободное время ковыряться в земле, оттого часто жил на природе, в деревне.

«Последнее время я живу нараскоряку (прошу прощения за такое неблагозвучное слово): день-два, иногда неделю – в городе, потом столько же в деревне, – напишет он о себе. – И летом и зимой. Золотой осенью и слякотной весной. Старая, едва ли не столетняя моя изба стоит на угоре, близ речки. Выйдешь из сенец и смотришь на белоствольный березовый лес на том берегу. А он, живой и растущий, вглядывается (это Геннадий Юров навел на мысль) в праздного меня…»

Учился Вася в начальной школе, что на улице с названием Деповская. В эти годы уже многое попробовал из того, что положено и не положено пацанам: первое курево, книжки с запретными картинками, нешуточные разборки «по понятиям»… Спокойный и уравновешенный с виду, крепкий мальчишка, был он упрямым, очень не любил, когда его обижали, и не прощал обидчиков.

В 1964 году получил аттестат о среднем образовании, завершив учебу уже в топкинской школе № 1.

Не сбиться с пути парню помогали хорошие люди, которых в его судьбе было немало. Об одном таком человеке он расскажет позднее в журнальной заметке «Ужасный Покидов»:

«...Раз я нахамил в кинотеатре чужаку, а он оказался не только прокурором нашего маленького сибирского городка, но и мужем Раисы Васильевны – нашей новой математички. Внутри запекло стыдом, но признаться в этом на глазах у восхищенных приятелей было стыдней. И меня, как говорится, понесло...

Хорошо, рядом случился прокурорский сослуживец по фамилии Покидов. Как звать, теперь уже и не помню, но слыл он в приблатненной подростковой среде ужасным и непостижимым человеком, потому что считал наших кумиров, готовивших себя к романтической воровской жизни, за жалкую шелупонь. Впрочем, Покидов и настоящих блатных в грош не ставил – ловил, не боясь ни ножа, ни обреза, и сажал беспощадно...

Страшный Покидов вывел всю компанию в фойе, меня за шиворот, ткнул пальцем куда-то под ребро – так, что дух перехватило, и ласково спросил, «чокая» по-чалдонски: «Ты чо, малой? Это чо ж из тебя будет? А ты чей вообще-то? Отец-то есть? Лупит?»

В той жизни меня лупили несколько раз. Однажды, когда, еле оправившись от воспаления легких, затеял гонки на сбитых костылями шпалах через лужу, которая всякую весну возникала на пустыре около железнодорожной линии. Понятно, не удержало скользкое судно – врюхался в воду по грудь. Мать не стерпела и, прежде чем пустить к печке отогреваться, дала пару профилактических «горячих» скрученным полотенцем. Второй раз тоже досталось от мамы, и повод был посерьезнее, но это, пожалуй, не для публичных воспоминаний. Все равно Покидову гордо было заявлено: «Нет!» – и это было почти правдой.

«Ну, тогда я поддам», – совсем ласково сказал следователь и еще раз ткнул железным пальцем в онемевшее тело. Спасибо Раисе Васильевне – выручила – и отпустил меня страшный мент. Но, что называется, «сфотографировал» и потом при встрече (а они в городке-с-ноготок случались часто), бывало, возьмет да и подмигнет... Наверняка теперь знаю, что у Покидова был я не один такой. Стопроцентно педагогичными его методы вряд ли назовешь, да и вообще, не его было, наверное, дело возиться с ребятней, и к тому ж вышел он из «неправильной» милицейской школы, потому что – советской. Более того, при Сталине ту школу кончал, но факт есть факт – ни я, ни мои тогдашние приятели на опасную дорогу блатной романтики не встали».

Запомнился, значит, твердый перст, указавший путь законопослушания. Вот такими были его «топкинские университеты».

После окончания школы Василий решил поступать на историко-филологический факультет Томского госуниверситета. Почему не в Кемерово, который отстоит от Топок всего-то на три десятка километров? Может быть, именно эта привычная близость малой родины к кузбасской столице и сыграла свою роль: хотелось скорее вырваться из-под родительской опеки, уехать подальше. Да и сам старинный город поманил своей богатой историей.

Но если о томском периоде своего высшего образования Василий вспоминал часто и хорошо, то о другом – иркутском – рассказывать не очень любил. А ведь был в его жизни и такой отрезок, когда он учился на филфаке Иркутского универа.

Свои писательские и журналистские способности он начал оттачивать, еще обучаясь в «высших школах», – в студенческих многотиражках. Была в биографии молодого парня и срочная служба в Советской армии, которая, как не без оснований считали в то время, закаляет характер и учит жизни. А он уже не представлял своей жизни без журналистики.

«...Сорок лет я проработал в разного рода периодических изданиях. В основном дома, в Кузбассе. В его газетах. Если не считать небольшого времени, проведенного в ранней молодости на Севере – в радиоредакциях Таймыра и Ямала», – с гордостью говорит Василий в своих воспоминаниях. 

Как журналист и литератор он много и часто печатался в разных газетах и журналах, столичных и местных. Редакторы публиковали его с удовольствием – ценили за образный слог, убедительность в выстраивании аргументов и фактов, за яркую публицистичность.

2.

Но первые по-настоящему крепкие статьи и заметки Василия Попка увидели свет на страницах газеты «За коммунизм» (с 1990 года – газета «Мой город») в шахтерском городе Березовском. Возглавлял тогда издание редактор Владимир Чворо. Собственно, именно он создал эту газету в Березовском и 30 лет бессменно руководил ею. Он же организовал в городе кружок литераторов.

В этом кружке откристаллизовался замечательный талант поэта Леонида Гержидовича. В редакции березовской газеты прочли свои первые стихи известные теперь кузбасские поэты Владимир Иванов, Николай Колмогоров, Владимир Соколов, Юрий Михайлов. Позже все они стали членами Союза писателей России. Со временем членом СПР стал и бывший литсотрудник этой газеты, автор книг Василий Попок.

В этой же редакции в те годы трудился известный ныне российский писатель Виктор Владимирович Королев, из-под пера которого вышли такие популярные книги, как «Пушкин и Аракчеев», «Генерал Милорадович», «По следам Пушкина», «Шляпа камер-юнкера» и другие.

В березовской газете Королев тоже начинал литсотрудником:

«В семьдесят третьем я приехал с Дальнего Востока в молодой город-спутник областного центра, – рассказывает Виктор Владимирович. – Газета называлась «За коммунизм». Мы тогда уже ясно видели, что «коммунизм все так же близок, как в восемнадцатом году», но город строился быстро, уголек шел на-гора, люди трудились с радостью. Суровые люди – шахтеры, строители, водители – они верили в лучшее, любили город и местную газету. Тираж ее рос.

В редакционной комнате нас было пятеро. Примерно одного возраста. Молодые, амбициозные ребятки. Все мечтали стать писателями. И, что удивительно, все пятеро стали. Вася Попок – мэтр кузбасской журналистики и поныне. Володя Иванов первым из нас (по-моему, даже раньше Лени Гержидовича) издал книгу стихов... Володя Соколов работал потом в Кемеровском книжном издательстве, автор четырех поэтических книг.

Редактором был Владимир Денисович Чворо. Абсолютно легендарная личность. Он умел все: писать, убеждать, рыбачить, ругаться, поощрять. Он давал нам полную свободу. Лишь по вторникам собирал всех на планерку. Приходи, показывай, что создал нетленного за неделю. Из расчета двести строк в каждый номер».

Вот где закалялся талант Василия Попка! И герои для очерков находились, и от обиженных фельетонных персонажей редактор в горкоме партии неистово защищал его и других своих подчиненных...

Здесь Василий впервые в жизни спустился в шахту. Здесь узнал тонкости труда строителей, благо строили тогда так много, что и сейчас до тех темпов достать не могут.

Чворо воспитал целую плеяду талантливых журналистов, в которую однозначно вошел Василий Попок – и на этот раз ему повезло с учителем.

Благодаря Владимиру Денисовичу, в газете росли и трудились известные кузбасские журналисты Анатолий Шишкин, Николай Кузнецов, Игорь Алехин, Лариса Лекомцева, Ольга Гилева, Ирина Николаева, Валентина Цыбо, Ирина Щербаненко.

Вспоминая свою журналистскую молодость, Василий Борисович повествовал в одной из недавних заметок на страницах «Моего города»:

«…Когда я собирался в Березовский, мне сказали про Чворо, что он цыган. А он оказался круглоголовым и круглотелым здоровячком, ничего цыганского: остатки волос – русые, а глаза светлые и веселые.

В его газету (а она была его – он создал ее с нуля) я попал двумя заходами. В 1967 году был заход как бы пробный, на пару месяцев. А спустя пару лет – основательный, на десятилетие.

Газета только-только обживалась в городе. Собственно, и город был какой-то необжитой, не вполне город: пара поселков при шахтах и район Октябрьский, состоявший в основном из щитовых одноэтажных домиков, которые по косогору поднимались к тайге...

В редакции меня встретили приветливо. Объяснили, что отныне я литературный сотрудник отдела культуры и быта с месячным окладом 80 рублей, с перспективой гонорара в червонец, а жить буду в рабочем общежитии с другим литературным сотрудником, из промышленного отдела, – Володей Ивановым. Но первый березовский эпизод моей жизни пролетел как-то быстро и незаметно.

Начну со второго захода, с возвращения в редакцию. Оно, впрочем, было похожим на первое. Поменялся только отдел, в котором я начал работать, – меня направили в промышленный отдел. Все остальное осталось прежним. Ну, кроме некоторых людей. Ушли взрослые сотрудники-мужики, кто куда. Остался Чворо и две трудолюбивые женщины – Татьяна Уланова (она же жена редактора) и Елена Соколова (она же жена председателя исполкома). Еще машинистка Люда. И мы – около­двадцатилетний народец, который Владимир Денисович учил и научил работать не оглядываясь на выходные.

Сорокалетний, нам он казался стариком. Мы его уважали и побаивались. Так было, пока мы сами малость не заматерели, и уже не надо было никого подгонять, никому ничего подсказывать. Благо газетных тем и поводов для публикаций, в массе своей производственных, было полно и еще сверх этого «полно».

Чтобы мы стали матерыми, Владимир Денисович придумал систему газетных рубрик и график их сдачи. За неисполнение начислялись штрафные баллы, за хорошее исполнение – плюсики.

Первое время мы выли и ругались, но потом смирились, привыкли и почувствовали, что можем и умеем. Потогонная «Чворина система» дала свои результаты, газета вышла в самые толковые в Кузбассе среди городских, и уже к нам стали присматриваться заезжие редакторы и «сватать» на свою сторону…

Контора была дружной, жила вполне семейной жизнью, мы были в курсе всех проблем друг дружки. Редакционная молодежь стремительно женилась, рожала детей, вселялась в новые квартиры, по большей части первые в своей жизни, которые помогал выбивать редактор. Чворо явно наслаждался ролью патриарха, разрешая конфликты, миря и благодетельствуя.

Мы читали книжки (редактор выдвинулся в число главных книголюбов города), писали стихи, выпускали забавную стенгазету, выезжали на природу, когда только-только начинала проклевываться колба, отчаянно веселились по праздникам прямо в редакторском кабинете, а наш шеф не отставал от молодежи и смешно клеился к нашим женам и еще не женам.

Мы были довольно способными ребятами, вокруг редакции постоянно табунились местные литераторы, и в конечном итоге трое из нас: Володя Соколов, Володя Иванов и я – стали не только приличными журналистами, но и вполне ничего себе поэтами и писателями. Газетная поденка, закалив нас, творчески не высосала и не засушила...

Продуктивными остаемся по сей день. Не исписались. Сегодня мне кажется, что так получилось из-за Владимира Денисовича: ему нравилось живое слово на газетной полосе, а нам нравилось, что ему нравятся наши тексты…»

3.

Школа редактора Чворо очень пригодилась Василию Попку, когда он сам стал редактором газеты. Он, может, и не хотел становиться начальником в небольшом журналистском коллективе. Но кто же нас тогда особо спрашивал?!

Его вызвали сначала на беседу в Кемеровский сельский райком партии. Он заупрямился. Тогда его пригласили в обком партии, где твердо прозвучало модное в конце 1970-х в СССР слово: «Надо!» И он стал редактором сельской газеты Кемеровского района «Заря».

Что ж, эту работу он уже знал изнутри. Просил от подчиненных интересных и острых материалов, чтобы «в газете было что почитать». Учил «глубже вникать» и до конца разбираться в острых вопросах, учитывать разные точки зрения, пусть даже и невыгодные автору. И так же, как Владимир Денисович, бурно отстаивал в партийных кабинетах точку зрения своих корреспондентов, а значит, позицию газеты по самым разным проблемам.

Вот что вспоминает об этом периоде жизни Василия Борисовича известный журналист-ветеран Виктор Сохарев:

«Мы познакомились тогда, когда он был редактором сельской газеты «Заря». После угольного Березовского он быстро освоился в новом направлении и свободно ориентировался в проблемах, разбирался с жалобами и критикой селян.

На многих полевых станах, в колхозах и совхозах его встречали, излагали проблемы, просили о заступничестве. И редактор «Заринки», как ее называли, становился арбитром в споре, писал статьи в защиту селян, доказывал. И учил работать молодых коллег, чтобы они разбирались во всех тонкостях, изучали суть проблемы и не допускали ошибок...»

В прежние времена действовал неукоснительный закон: районка должна прийти к читателю в любое время года строго по графику. В мире не может быть причин для невыхода очередного номера – такого в кузбасской журналистике просто не бывает. Это с развалом страны старые законы журналистики перестали действовать, что удручало ироничного, острого на слово матерого журналиста В. Попка.

«Деревня, где я теперь живу, большая. Село на полторы тысячи человек. Есть своя почта. Газетных подписчиков здесь около сотни, – пишет Василий Борисович во вступительной статье «Мы были и остались вездесущими» к книге «Журналистика Кузбасса: строки истории» (Кемерово, 2008). – Спросом пользуются газеты объявлений и сканвордов. И всякие специализированные, вроде «Моей усадьбы». Областной «Кузбасс», даже цветной четверговый, с телевизионной программой, выписывают немногие. Таких адресов около десятка. В их числе сельсовет и школа.

В затяжной Новый год мне «Кузбасс» вообще не носили. Объяснили так: газета из редакции не вышла. Загуляли, дескать, журналисты и про работу забыли. Тоже, мол, люди. И смешно, и грешно. С одной стороны, я почтарей понимаю: разве ж охота по морозу из-за одной газеты тащиться на дальний конец деревни? С другой, за товарищей обидно: работали, чего-то там писали, фотографировали, секретариат трудился, художник на Рождество просто-таки до иконописи поднялся, а тебе говорят – из редакции не вышла.

Признаюсь: поскандалил я. И с той поры газету носят строго регулярно: три раза в деревню почтовая машина приходит и три раза – во вторник, четверг и субботу – получаю родной «Кузбасс»... В годы, когда начинался мой журналистский путь (целую жизнь назад), мало-мальски похожее равнодушие к прессе представить было невозможно.

Газет и журналов выходило, конечно, по сравнению с новыми временами немного. Это сейчас глянешь на газетный киоск – глаза вразбежку. Да все такое цветное, вызывающее и зазывающее. А тогда было несколько центральных во главе с «Правдой» и «Огоньком», пара областных и районная или городская «сплетница»; ну, еще многотиражные на крупных предприятиях. Все они до ухода на растопку или раскурку прочитывались от заголовка до выпускных данных. Две-три газеты выписать на семью – это обычно, это норма. И даже литературные журналы вроде «Нового мира», «Знамени» и быстро набравшей популярность «Юности»...

Так что работы у почтарей, ходивших «с толстой сумкой на ремне», было очень много. А общественный статус газетчиков и газет стоял очень высоко. Редактор городской или районной газеты – обязательно заседатель в местном верховном органе власти, в бюро райкома или горкома. И депутат соответствующего Совета. То же и в области: даже завотделом газеты (в отделе всего-то два сотрудника вместе с заведующим) или такого же ранга работник радио и телевидения – «номенклатура» обкома партии, его кандидатуру специально рассматривают в синклите главных людей Кузбасса, задавая разные каверзные вопросы, и утверждают голосованием. Про столичных руководителей прессы молчу – те вообще небожители».

Вообще-то Василий Борисович несколько лет и сам был членом партии. Своеобразным, конечно. К партийному уставу относился критически. Мог не подчиниться решению большинства, если считал его неправильным. При этом в 1980-х годах работал заведующим отделом промышленности в областной газете «Кузбасс» – печатном органе обкома КПСС, был секретарем партийного бюро редакции этой газеты.

«В старом «Кузбассе» иерархия была поэтажная, – вспоминал он летом 2021 года работу в главной партийной газете области. – Первый этаж – столовая и отдел писем, куда стекалась вся почта (очень обширная!) редакции. Второй этаж – хозяйственный, и там же был бар. Можно было не только кофейку употребить с булочкой, но и кое-чего покрепче. Третий – проходной. Через него ходили в типографию. Управление газетой велось с четвертого этажа. Там был редактор. 

Пятый – экономический и информационный блок. Шестой – идеология: партотдел, советы (не советы по домоводству, а Советы народных депутатов), культура и всяческая пропаганда. Идеографы, описатели директивно спущенных сверху идей и указаний.

Пятый этаж явственно презирал идеографов. Там жили углем и металлом, сельскохозяйственными кампаниями и экономическими проблемами. А они пропадали на партийно-профсоюзных активах».

4.

Когда в стране во второй половине 1980-х начало «закипать» в результате перестройки, затеянной Горбачевым со товарищи, Василий всей душой поддержал новые веяния. Ведь в пору застоя в редакции партийной газеты все говорили о необходимости перемен.

А когда начались шахтерские забастовки, появились рабочие комитеты, тут уж и Василий Попок со товарищи от разговоров перешли к делу – решили выйти из КПСС и создать свободную, независимую газету. С ним были его коллеги – журналисты Дмитрий Шагиахметов и Владимир Шишватов. Должности они себе придумали такие: соредакторы (чтобы никому не было обидно). Как ни странно, КПСС, которая в то время принимала решения об открытии новых СМИ, разрешила соредакторам газету. Они назвали ее «Нашей...». «Нашей газетой».

«Летом 1989 года начал с соратниками редактировать «Нашу газету». Однако после ряда конфликтов с коллегами поставил это издание полностью под свой контроль», – писал Василий Борисович в своем блоге на ЖЖ, который он назвал «Вредный старикашка».

«Наша газета» была общественно-политическим изданием. В 1989 году, во время шахтерских забастовок, в Кемеровской области на многих угольных предприятиях и в городах возникли рабочие комитеты. Для информирования граждан о своей деятельности им потребовалась своя газета. Ею и стала «НГ».

Датой рождения «НГ» считается 11 декабря 1989 года. Первые выпуски газеты имели название «Союз трудящихся Кузбасса». Под крышей нескольких многотиражек (НПО «Карболит», Кемеровопромстроя, Кемеровской железной дороги) вышли первые девять номеров. Десятый вышел уже отдельным самостоятельным изданием в феврале 1990 года.

Газета была злободневной, острой, смелой. Отдельные ее выпуски вмещали до 20 полос. К лету 1990-го тираж «НГ» перевалил за 100 тысяч экземпляров. 18 октября 1990 года газета была зарегистрирована как российское издание. Она распространялась по подписке, в розничной продаже, а также на промышленных предприятиях области.

В своем интернет-блоге В. Б. Попок вспоминал:

«Мы гордились «Нашей газетой». Особенно «золотым веком» ее, вместившимся, впрочем, в два неполных года. Начавшись 11 декабря 1989-го, газета после оглушительной победы демократии в августе 1991-го понемногу свертывала свою независимость...

Какими бы мы потом ни стали, как ни разошлись пути наши, но были у нас совместные два года «Нашей газеты». Счастливые годы. До них жили в регламентации партийной прессы: шаг влево, шаг вправо – расстрел. А тут, что называется, оттянулись в 1990–1991-м... Но все это было потом. А поначалу газета стала первым в Сибири изданием свободной журналистики.

...Брали читателя разными рисковыми материалами. Ну, к примеру, главкой из «Архипелага ГУЛАГ» про Новочеркасск. Опасными рассуждениями про КПСС. Разоблачениями экологических нарушений. Политическими штудиями московских лидеров общественного мнения. Экономическими размышлениями про «региональный хозрасчет». Рассказами, как оно там, «за бугром». И почти не редактируемыми, иной раз с ненормативной лексикой читательскими письмами: народ ругался на тормозную перестройку, торопил власть, хотел жить лучше, сытнее, веселее, бездефицитнее.

Мы много зарабатывали и первыми в Кузбассе обзавелись компьютерами и перешли на электронную верстку. В редакции появились хорошие машины. Мы стали ездить по стране и брать интервью у знаменитых людей. Наш новокузнецкий корреспондент Миша Гревнев всю Прибалтику исколесил, сам Ландсбергис стал его почти что приятелем.

О нас вещала радиостанция «Свобода». Великий диссидент Алик Гинзбург выпустил в Париже приложением к «Русской мысли» факсимиле наших заметок. К нам заезжали профсоюзники США и профессоры Колумбийского университета. Мы ручкались с коллегами из СМИ всех континентов. Эх, было время!»

Через два совместных года работы соредакторов их пути разошлись. Попок ушел из «НГ» в 1991-м, хотя газета прекратила свое существование в начале 2000-х.

5.

Ветеран журналистики Кузбасса Владимир Михеев, много лет отработавший в областной молодежной газете «Комсомолец Кузбасса» (в 1991 году сменила название на «Кузнецкий край»), в той самой газете, куда и перешел из «НГ» работать Василий Попок, писал:

«Результатом окончательного прозрения соредактора Попка стал уход в корреспонденты. Не вдаваясь в объяснения, он предлагал особо дотошным представить газету в образе всадника без головы. Недотепам пояснял:

– Без головы может быть всадник. Но не лошадь!

Стало быть, и в карьерном самоотречении Василий был первым, оставаясь тем не менее в седле».

Во времена, когда личность, порода, штучность, измельчав, перерождались в элементарную тучность, журналист и публицист Попок только прибавлял. Речь, уточняет Владимир Михеев, понятно, не о живом весе Василия Борисовича, а о весомости его выступлений.

Попок расследует и пишет, говоря то, что думает, называя героев – героями, а воров – ворами. Широта его творческого диапазона огромна. Вот лишь некоторые выдержки из его публикаций.

«Игра в шахты»:

«Некоторое время тому газетные экономисты удивились волне банкротств, внезапно накрывших наши крупнейшие предприятия. Потом подвели под вал разорений теоретическую базу. Во-первых, сами предприятия суть «социалистические монстры» и, стало быть, в рыночных условиях работать не могут. Не обладают должной гибкостью. И вообще, любой советский промышленный гигант – это «гроб с музыкой»...

...Проходит год-другой плевков и пожиманий плечами на предприятия-банкроты, а потом оказывается, что их взяли под свою опеку именно те, кто их ругал «гробами». И кто, подозреваем, изо всех сил добивался их банкротства. А еще добавим, что все это происходит в общероссийском русле перераспределения собственности...»

«Запах с моря»: 

«...Подумаешь, полста дачных коттеджей отхватили себе ребята на казенные деньги. Каждый всего на три комнаты. Мелочь... Однако полсотни «домиков», во-первых, строились не близь нашей комариной тайги, а на побережье Черного моря, в курортном местечке со знаменитым именем Тамань».

«Харизмы»:

«...Любая попытка проверки исполнения областного бюджета за 1993–1994 годы (так она и не состоялась) квалифицировалась как подрыв демократических устоев. Ревизии, проведенные Счетной палатой, всячески дезавуировались, независимость аудиторов ставилась под сомнение, и в конечном итоге ни одно (!) предписание выполнено не было. То, о чем сегодня написано в «Сводном протоколе», который подвел итог двухнедельного бдения на рельсах Транссиба, тянется из вчерашнего дня. Мертвый вцепился в живого. И пора кончать с этим».

Он в открытую называет в своих публикациях имена и фамилии. Среди его «героев» и первые лица региона – те, кто не брезгует брать из областного бюджета себе в карман.

О его острых публикациях знают не только в Кузбассе, но и в столице, его статьи печатает московская газета «Завтра», внештатным корреспондентом которой он стал. Вот как об этом сообщается на страницах газеты в январе 1998 года: 

«В Кемерове начал работу наш собственный корреспондент Василий Попок... Автор... – не бесстрастный свидетель жизни региона, а активно влияющий на ее течение. Василий Попок – известный в Кузбассе журналист, человек бесстрашный и прямой. В одной из осенних публикаций «Завтра» уже рассказывала о том, как местные мафиози взорвали квартиру этого журналиста, пытались запугать его, принудить плясать под свою дудку. Это им не удалось».

Нарушителям закона смелые публикации Василия Попка, конечно же, не нравятся. Отсюда и череда устрашающих акций в отношении самого журналиста. Самая громкая – ночной взрыв входной двери в его квартиру в многоквартирном доме. Эту акцию преступники провели 4 октября 1996 года. Подробности того устрашающего теракта изложил на страницах федеральной газеты «Труд» ее собкор Юрий Котляров в заметке «Бомба для журналиста». Написали об этом и другие издания. А один из блогеров прокомментировал так: «Любой прикинь на себя – взрывают вашу квартиру. Таким образом как бы говорят: остынь, парень. Иначе… И у Попка интересовались: как оно подействовало, поправочки какие-нибудь будут внесены в принципы репортерской работы? Но он отвечал, что стресс, конечно, был. Но у него есть испытанные средства против стрессов. Сперва хорошенько вмазать с друзьями, потом рвануть в предгорья Алтая, пошататься по диким сопкам, а по приезде... счесть все случившееся высшим признанием профессионализма».

Но сочувствовали далеко не все. Кто-то радовался, правда, втайне надеясь, что Василий уймет свое острое перо. Были даже такие, кто считал, что журналист сам пытался взорвать себя – для пиара...

Правоохранительные органы наладили следствие, но злоумышленников так и не нашли.

В конце января 2010 года в селе Топки был обворован загородный дом Попка: через взломанную дверь вынесли только компьютер (ноутбук), основное рабочее орудие человека, зарабатывающего печатным словом. К этому времени Василий работал обозревателем областной газеты «Кузбасс». Воры проигнорировали массу других привлекательных, компактных и легко реализуемых вещей. По данному случаю тоже было возбуждено уголовное дело. Оперативники Топкинского уголовного розыска отработали все «деревенские» версии – безрезультатно.

В ночь на 10 марта 2010 года этот загородный дом Попка вообще сгорел. По счастливой случайности журналист не пострадал, из огня его спасли соседи, заметившие огонь. Большая часть имущества погибла при пожаре. Сам он считал, что причиной пожара стал поджог, связывал случившееся со своей профессиональной деятельностью. Опять возбудили дело. Однако и в этот раз следствие не дало результата. 

Одних удивляла эта странная закономерность: расследования, связанные с Попком, заходят в тупик, ибо ведутся по фактам возбуждаемых дел, а не по следам его выступлений. Другие иронично шептались: а что вы хотите?! В таких журналистах, как Василий Попок, сейчас заключен и партийный, и народный контроль, и «Прожектор перестройки», и ОБХСС в одном флаконе. Геройствует – вот и получает...

А для него выше всего была ответственность за слово. Ведь свой авторитет журналист и публицист выковал, «борясь с авторитетами, возомнившими себя хозяевами жизни». Он шутил, что лишает их сна и покоя, поэтому они орудуют бессонными ночами.

Известно, талант человека питает его малая родина. Про Василия давно придумана рифма: Попок – из Топок. Его друзья шутят: «Родись он не здесь и не в первый послевоенный год, а, скажем, в период расцвета Египта, мир знал бы не только секрет загадочной улыбки Сфинкса, но и конкретно, в цифрах то, насколько подрядчик-строитель надул Хеопса». 

Он, как опытный «следак», въедлив и дотошен в своих исследованиях изнанки жизни. А потом так логично и образно излагает факты – зачитаешься. Недругов бесит талант журналиста и его смелость – особенно. Однажды ночью они крупно написали на бетонном заборе напротив редакции: «Попок – сволоч!» (без мягкого знака, торопились, видать). Василий побежал к редактору: «Не вздумайте забелить!» Говорят, вид из окна кабинета воодушевлял журналиста на новые публикации.

6.

Все, кто не знал близко Попка, считали, что мэтр не спит, не ест, а только расследует и пишет, пишет, пишет... Но любому таланту нужна подпитка, передышка (релаксация, как сказали бы сейчас). Для этого у Василия Борисовича была любимая отдушина – путешествия.

Много ли мы знаем наград, учрежденных в честь известных любителей странствий? Например, существует знак «Путешественник Руаль Амундсен. Полярный исследователь», медаль имени Н. М. Пржевальского. А в честь нашего земляка названа медаль «Василий Попок – журналист-путешественник». Ее учредил Кемеровский областной Союз журналистов России, Кузнецкое отделение Русского географического общества и Общество юных краеведов и путешественников «Кузбасс».

Награду изготовили в начале 2016 года – к 70-летию Василия Борисовича. К тому времени Попок уже успел поработать собственным корреспондентом журнала Федерального Собрания «Российская Федерация сегодня», не уставал сотрудничать с газетами «Кузбасс», «Земляки» и другими изданиями. Уже умеренно отдавал дань любимому Бахусу и активно вел свой блог «Вредный старикашка» в ЖЖ. Не пропускал ни одного мало-мальски важного события в Кузбассе, печатными и непечатными словами реагируя на них, отстаивая свои позиции и свою честь.

Например, блогеру «Комментатор40», который назвал его «прогубернаторским ресурсом», «Вредный старикашка» ответил так:

«Признаться, никогда не скрывал симпатий к Тулееву. Мне он и сегодня представляется мощной и деятельной фигурой. Нападки на него – щенячьи, не имеющие серьезный оснований и тем более обоснований. Но указаний, что и как писать, он мне не дает. Да я их и не принял бы. Так что – мимо тазика».

Здесь же, в блоге 28 января 2016 года, он написал по поводу медали своего имени: 

«Коллегам душевное спасибо! До юбилейного дня, понедельника, еще несколько дней. Но публикация – вовремя. Ведь она накануне долгожданной пятницы».

Теперь эту медаль вручают особо отличившимся юным журналистам, начинающим путешественникам, уже успевшим совершить значимые походы и восхождения, а также ветеранам журналистики и туристического движения. Кстати, первые медали имени Попка получили победители VI областного фотофестиваля «Мир вокруг нас».

Вообще-то туристом-путешественником Попок стал далеко не сразу. В начале далеких 1980-х, сообщил много путешествующий Виктор Сохарев, Василий очень удивился, «как это я сочетаю работу с походами, и интересовался, зачем это мне надо – уходить от цивилизации, заниматься туризмом, ходить по темным и сырым пещерам, преодолевать горы и бурные реки? На тот момент он хоть и отлично представлял себе область, но пока еще не стремился отправляться в сложные путешествия.

Мы после этого не виделись несколько лет. Вернувшись в Кемерово, я узнал, что Василий сам увлекся туризмом, да так, что начал сплавляться по бурным рекам страны. По-прежнему любил Кузбасс с его красотами. Отправлялся с друзьями в сложные сплавы по Терсям, Казырам и прочим порожистым рекам. Преодолевал трудности и закалялся как турист и как журналист».

Василий Борисович – человек основательный. Поэтому к поездкам или речным сплавам готовился загодя, обсуждал с друзьями маршруты, прокладывал их по картам.

«Январь на исходе, – пишет он однажды в своем интернет-блоге. – И, живя по принципу «готовь телегу зимой, а сани летом», пора строить планы на летний отдых. Предложу свои программы. Много раз испытанные. Они состоят из водных путешествий по кузбасским рекам. «Дикарем». На лодке-резинке. На пластиковом рафте. На туристском катамаране. На любых плотах, вплоть до забытых деревянных. 

Последний месяц лета – самый, на мой взгляд, благодатный для таких путешествий на волю-вольную, в комфорт палатки и тепло живого кострового огня».

Август для Попка имеет массу плюсов: «Августом не так буйствуют человекоядные насекомые... Обвально поспевает таежная ягода – на всех этажах лесов и полей одновременно можно брать смородину, красную и черную, жимолость, чернику и бруснику... Должно сюда добавить грибы, дозревающие кедровники и всегдашнюю рыбалку».

Он много лет именно август провел на многочисленных кузбасских реках. И не осталось в регионе, пожалуй, ни одной, даже самой мало-мальской речки, на берега которой не ступила бы его нога и про которую он не написал хотя бы и двух строк.

«Это реки в основном горные (в том числе Томь) и довольно быстрые. Но чересчур опасных препятствий на них нет, исключая разве что Хомутовский порог на Мрассу, «трубу» Бельсу, чисто спортивные Казыр и Тебу и в большую воду верховья Верхней и Нижней Терсей. Все остальное превосходным образом преодолевается на простой резиновой лодке. Но, конечно, в любом варианте без бравады, поскольку утонуть можно где угодно, даже в ванне».

Думается, в этих путешествиях он не только закалял характер и тело, но и лечил свою душу, уставшую от журналистских схваток с разной нечистью. И наслаждался, напитывался красотой сибирской природы.

«...Говорят, созерцание речных струй омывает душу и человек после путешествия по реке возвращается в мiр безгрешнее младенца. Слово «мiр» здесь я пишу по старой орфографии, ибо в этом варианте оно означает земную часть Вселенной, а в новом правописании омографично миру как состоянию покоя».

У каждого человека в жизни должна быть река, был уверен Василий Борисович. Неважно, большая или малая. Главное, чтобы иметь возможность сверять по ней, по ходу ее течения ход и течение собственной жизни. «От ледохода до ледостава. И до нового ледохода. Не зря ж предки остроги с лиственничными заплотами да и просто мирные поселки с поскотинами ставили по берегам, на мысах, откуда широко и далеко видно, чтоб знать, друг или враг течет по речным струям».

Или вот еще: «Река – навсегда. Люди это сознавали очень хорошо: народы приходят и уходят, а реки остаются тысячелетия...»

Он не просто так ходил в горы, сплавлялся по сложным категорийным рекам Кузбасса, Алтая или Хакасии, ловил хариуса на перекатах, ночевал в палатке, загорал на берегу или запивал настоящую уху горячительным напитком – он писал об этом замечательные заметки и очерки в газеты и журналы. Писал так образно и вкусно, что, читая Попка-путешественника, будто сам поглощаешь эту уху или лежишь на прибрежном речном песке.

«Мы валяемся в раскаленной палатке, поставленной в хвосте взлетного поля: тут, за границей горяченного бетона, травка и кусты. Мы попиваем из пластиковой бутылки квасок, подаренный аэропортовским начальником Владимиром Петровичем. Время от времени лазим через дыру в колючем заборе купаться. На Кондому. В речке плавает темно-зеленая ряска и невидимые пескари прохладно щекочут ноги...»

А еще, как филолог, он любил исследовать названия тех мест, где случалось побывать. В его публикациях на эту тему можно узнать о многих топонимах Кузбасса, Хакасии, Алтая. Вот, например, его «Рассуждение о речном имени»:

«Если кто-нибудь скажет (а говорят постоянно и упорно), что имя реки Мрассу переводится с «древнешорского» как «желтая река», не верьте. Это было придумано братьями-литераторами, и один из них (помнится, это был Олег Павловский) даже книжку написал «Мрассу – желтая река»...

...Шорцы произносят имя Мрассу как Прас или Пырас. Это характерно для их языка: «м» равнозначно «п», вот, к примеру, гора Мустаг на некоторых географических картах вслед за шорской народной фонетикой маркировалась как Пустаг. Поселок Мундыбаш вполне узнаваем, когда звучит Пундыбашем, а гора Патын, по-видимому, запросто отзовется на Матын».

Всем, кто впервые встречался с Попком – большим на вид и на вес, он казался нерасторопным, неуклюжим, может, даже ленивым человеком. Но внешность эта была обманчива. Конечно, с годами мало что осталось от того поджарого топкинского паренька, который мог запросто промчаться во главе ватаги по крышам гаражей или перемахнуть на спор железнодорожные пути перед приближающимся поездом. Но та детская легкость, с которой он мгновенно мог собраться на любой пацаний подвиг, осталась с ним на всю жизнь.

«Кто, к примеру, мог откликнуться на просьбу (просьбу, не приказ) редактора и пробиться через тайгу на «шишиге» (народное название модели ГАЗ-66) в Хакасию? – вопрошал на 70-летии Попка бывший редактор областной газеты «Кузбасс» Виктор Кладчихин. – На суд, на котором готовится неправый вердикт над другом газеты «Кузбасс» Мишей Шевалье? Кто вместо турецких песков отпуск проводил в таких условиях, как, к примеру, на Чибите, в Горном Алтае, у черта на куличках? Кто бывал на прииске Богом Дарованном (дореволюционное название), про Агафью Лыкову не говорю – это банальность! Кто?! Ну конечно, Попок!»

7.

В большой журналистике и настоящей публицистике есть одна неизменная традиция – написание книг с изложением того, что волнует журналиста, о тех, с кем сводили творческие дороги, и про то, где бывал и что видел. Василий Борисович приумножил эту традицию. Кроме многочисленных очерков, путевых заметок, рассказов –он еще автор литературных книг и книг очерковой публицистики «Кто нас накормит?» (1990), «Посолонь» (2002), «Деревенский дневник» (2003), «Путешествия с друзьями» (2006).

Первую из книг он написал, еще будучи редактором районной газеты, в ту пору, когда любая погода для советского села была, как шутят теперь, неблагоприятной. Уже прошла первая волна шахтерских забастовок, Советский Союз еще уцелел, но трещал по всем швам вместе со всей своей экономикой. А политика... А что политика? Тогдашний новый губернатор Кузбасса уже порассуждал публично о вреде копки всем миром колхозного картофеля. Отсюда, наверное, и родилось громкое название – «Кто нас накормит?», в которое укладывается не только вечный вопрос, но и вся философия деревенской жизни.

Он же эту деревенскую жизнь знал до каждой мелочи – и снаружи, и изнутри. Потому так трогательны и достоверны в его повествованиях сельские обыватели с их нескончаемыми проблемами. Вот всего лишь один пример – из рассказа «Смерть Валерки». А умер этот герой из-за того, что отвернулась от него любимая жена Розка, с которой прожили душа в душу полтора десятка лет и которая «не раз в драку лезла разнимать».

«Валерка уже в разодранной рубахе, уже арматурину половчей, по руке, в куче строительного мусора выбирает – она, как тигра в стадо, в дерущуюся кодлу влетит, кого матом, кого когтями за морду, кого туфлей в лоб, всех разгонит к чертям и ведет всхлипывающего Валерку домой, вытирая ему платочком поочередно то кровь, то сопли…

Так они и жили. А потом поругались. Пятнадцать лет не ругались – и вот тебе. Обсмеяла Розка мужа за мечты его никудышние, за татуировку на пальце и вообще сказала: никакой, мол, ты не мужик, а так – говновоз колхозный.

Валерка в чем был, в том и ушел к матери. Нелка равнодушно его приняла: «А, ты пришел?» – ей не впервой было сыновей от жен принимать, пускай живут, а там, глядишь, помирятся.

Неделю Валерка пил по-черному. На работу, правда, ходил. И Розку там видел. Но не разговаривали.

Накануне как умереть, вечером, пришел с фермы мрачнее тучи. «Смеется!» – сказал матери про Розку. Всю ночь ворочался и садился курить у открытой печки.

Утром оделся, вышел на двор, дошел до калитки и упал… На вскрытии оказалось – обширный инфаркт, несовместимый с жизнью».

Не отсюда ли известные шутки Попка типа: «Не надо смотреть на мир слишком трезво – сопьетесь»?

Его книга «Путешествия с друзьями» – не о том, как люди валяются в шезлонгах у бассейна отеля в Турции или еще каком курортном месте, а о путешествиях с палатками. О романтике речных приключений – с плотами, катамаранами, гитарами. Когда есть только ты и дикая природа вокруг. И, конечно, верные друзья!

Поражают глубокие рассуждения автора о смысле жизни, о месте человека в окружающем мире:

«Мы очень уязвимы внутри машинной цивилизации – как самая незащищенная ее часть. А от нетронутой природы, когда-то считавшей человека столь же своим, как птицу в небе или зверя в лесу, люди нынче дальше, чем от Москвы либо Нью-Йорка. Туда можно добраться, были б деньги, а вот в лоно былой, нежелезной, непромышленной, неэлектрической и нехимической гармонии никогда не вернуться.

Однако очень тянет. Это, наверное, инстинкт. В детстве мы уходили в лога и овраги, морщинами исчертившие городскую окраину, и на их мокром, сочащемся торфяной водой болотном дне ставили себе убежища – из жердей, прикрытых осокой. Это называлось «балаган»...

Язык литератора Попка сразу запоминается и потом узнается безошибочно – настолько он сочный и образный:

«...Представьте, что вы идете сплавом по верховьям какой-нибудь речки, где ни души. Ну, разумеется, если считать бездушными эти темно-синие плесы, играющие пеной перекаты, стоящие высокими валами и проваливающиеся пенными ямами пороги. Или эти грандиозные каменные осыпи и наклонившиеся над ними глыбы базальтовых останцев. И кедры, подпирающие небо. И снежники сахарной белизны. И остроглавые, брильянтово искрящиеся на солнце ледовые пики, время от времени возникающие в узком речном створе каньонного типа. И ниточки водопадов – оттуда, из-под облаков, где в поднебесье, близ не видной отсюда вершины – озеро.

И отнюдь не без души эти красующиеся для вас молодые, только с гнезда, коршунята, пикирующие в игре друг на друга, парящие навстречу с внезапными переворотами (как «МиГ» в боевом развороте – свечка вверх и круто назад), когти выставлены в грудь партнеру – по-остерегись! Или эти выдры и норки, бесследно исчезающие в валунах и прибрежной растительности на расстоянии вытянутого весла. И кряквы, проносящиеся со свистом пули по-над рекою. И чуткие, хотя и подслеповатые лоси, выходящие на водопой, капли – кап-кап-кап с мохнатой морды: вот мать-лосиха почуяла близящееся наше присутствие, грохот падающих камней, треск насмерть ломаемого подлеска – нет их, будто привиделись. А это бурая медвежья семейка, вышедшая половить рыбу и поиграть на галечном пляже…»

Вчитываешься в его строки и пытаешься взглянуть вокруг себя глазами автора, уловить движение его души, которая не может нарадоваться безграничному ходу времени и бегу пространства.

«Ну ладно, вот и вы, хозяева мира, здесь. И вас немного, двое или трое в одной лодке (ну, не в лодке, а на спортивном катамаране), и река раскручивает перед вами свою ленту, всякий раз новую, проходи вы тут хоть каждый год или месяц, и всё вкупе – совсем другая жизнь, не городская, и другое ощущение времени – просторно-природное, с ходом, задаваемым темпом ее, природы, бытия, а не универсально, унифицированно поспешливое и суматошное человеческое».

8.

Мастер слова, Василий Попок требовал мастерства и от других. Не терпел слабых заметок от подчиненных в пору редакторства – заставлял переписывать. И в последующей жизни графоманство ему претило. 

Зная его любовь к слову, редакция «Кузбасса» поручила ему вести литературную страницу газеты. Это немалое приложение – четыре полосы большого формата – несколько лет выходило регулярно. И здесь ярко проявился еще один талант Попка: он оказался умным литературным критиком, тонким ценителем и исследователем творчества кузбасских писателей и поэтов.

Многих из них Попок знавал лично: сиживал с ними за одним столом, работал в газетах, сплавлялся по рекам. Но это не мешало ему быть объективным к их произведениям.

«Запалю на вечернем берегу костер и сяду, «привалившись к потемкам спиною», – это значит, Володя Соколов из темноты зашел, – пишет он в своих заметках. – Надеваю в морозный день шубу и лохматую шапку – иду «застегнутый в тепло» на пару с Владимиром Ивановым. Увижу увал, заросший всяческой притаежной травяной дурниной, – и «застегну себе душу желтой пуговкой пижмы» вместе с Леонидом Гержидовичем. По листопадной осени прогуляюсь, возникнет Александр Ибрагимов, набормочет на ухо: «Октябрь. Классицизм аллей очерчен колоннадой тополей. Последние влюбленные, ау, ладони подставляют под листву. И каждый лист, упавший в этот раз, один из нас, один из нас…»

«…И тут перейду как бы на другую сторону улицы, – отчетливо скажет он затем. – Почему запоминаются те, а не иные? Почему строфа из классика завязла в душе рядом с приятельской строчкой? Объяснение проще простого. Стало быть, земляки-поэты не хуже прославленных и уже как бы забронзовевших современников». 

Бывало и так, что некоторые из земляков страшно обижались на его рецензии, отправляли жалобы в высокие кабинеты. Типа – запретите Попку оценивать наше творчество, кто он такой?! А как запретить Попку думать, писать, размышлять, оценивать? Ведь все это для него смысл жизни. Делайте лучше, не принижайте уровень культуры Кузбасса, сообщает он в ответ.

«И еще один бросок – в переулок. Речь, разумеется, о поэтах, а не о тех, кто себя называет ими. Потому что обиходный поэт – это скорее маска или даже поза. «Ты кто?» – спросишь вон того, вертлявого, как Коровьев, в клетчатой кепочке и кружевном жабо. Ответит: «Я поэт. Не видишь, что ли?»

К его анализу литературы Кузбасса специалисты, думается, еще не раз вернутся. Точность его оценок, аналитичность суждений просто поражают. Возьмем для примера статью Василия Борисовича «Шестидесятник» Гарий Немченко».

«Нет, – размышляет автор. – «Семидесятники» не звучит. Все это летоисчисление, начавшись «шестидесятниками», ими же и кончается. ...1970-е годы в литературе были как-то преснее и невнятнее, а в жизни совпали с временем «застоя» и ничем особенным не проявили себя. «Восьмидесятников» вроде бы не существовало и вовсе. А «девяностников» никому в голову не пришло выделять – эти кошмарные годы были наполнены такими непонятными, нереальными общественными и житейскими катаклизмами, что и вспоминать про них не хочется.

Гарий Немченко, конечно, «шестидесятник». По жизни и литературе.

...Кодекс чести «шестидесятника» – Сибирь или Север. 

Певец-бард Юрий Кукин, недавно ушедший из жизни, по «шестидесятничеству» наш земляк – ходил в геологической партии по Горной Шории. Писатель-ленинградец Глеб Горышин в Горном Алтае работал после университета, в молодежной газете автономной области. А Гарий Немченко – в многотиражке «Металлургстрой», на строительстве Западно-Сибирского металлургического комбината.

...Первый роман про Кузбасс – это роман о Новокузнецке. Александр Волошин писал его, еще не сносив фронтовую гимнастерку. И что характерно – роман тут же получил Сталинскую премию, и его заглавие «Земля Кузнецкая» стало синонимом слова «Кузбасс». И поэтическим вариантом бюрократического наименования «Кемеровская область».

Кстати, Немченко – один из творцов истории Новокузнецка. Автор, поднявший самосознание новокузнечан на недосягаемую высоту. Моя самая любимая вещь у Немченко – рассказ «Хоккей в сибирском городе».

День рождения Гария Немченко почти что совпадает с Днем металлурга. Писателю и почетному новокузнечанину (он награжден знаком «За заслуги перед городом Новокузнецком») исполнилось 75 лет. Не побоюсь казаться банальным, сказав, что этот сибиряк кубанского роду столь же юн сердцем, как низший чин советской журналистики – молоденький выпускник журфака, пришедший на великую стройку.

Стройку, которая вывела его в люди и в первоклассные писатели. Как их называли? Ага – «шестидесятники»!

9.

Василий Попок – философ, пытающийся примирить себя со своим возрастом. Ему не хочется стареть, а значит, отставать от жизни. Он спешит за ней, он равняется на жизнь, он обгоняет ее.

Говорят, размышляет он, человек проживает за отмеренное ему время несколько жизней. В разные свои периоды он разный. В юности – один. В зрелости – другой человек. «Но наша пресса вовсе не стареет вслед за мной, – радуется он. – Нет. Она всегда молода. Просто она постоянно меняется, становясь читателю не только учителем и наставником, но и другом. Посмотрите на киоск печати – в глазах пестрит от разнообразия глянцевых обложек. Разве можно, видя такое, говорить о крахе прессы?

Равно востребованы радио и телевидение, которые тоже меняются следом за временем. Во многих квартирах сегодня кабельное телевидение – сорок и больше каналов. Даже в нашей деревне стали появляться круглые «уши» спутниковых антенн. И вовсе молчу про мобильную связь (набрал простой номер – и слушай новости) и интернет – всеохватную паутину, живущую своими законами, не подконтрольную никому. Так что, сожалея (наверное, прежде всего о молодости), не жалею. Новые времена поют новые песни».

Грустно и нам, ведь Василия Попка не стало. Он ушел 18 августа 2021 года, совсем недавно встретив свое 75-летие...

Снова вспомним слова Владимира Михеева, который определил: «Теперь ясно: Попок – имя, к которому нечего добавить. Разве что этимологию, согласно которой попок – сноп, который служит навершием сельской соломенной крыши. По-моему, Василий Борисович сиять заставил заново этот элемент, увенчав им правый фланг кузбасской публицистики».

Таким запомним его и мы – стоящим на вершине журналистики Кузбасса и гордо вглядывающимся в ее будущее, во имя которого он и прожил свою жизнь.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.