Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Колдунья Азея (роман) ч.1

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Со слов очевидцев гуляла легенда сражения. Дул страшный ветер. Сокол с высоты бросился на птицу, ударил грудью и зашибся насмерть. Предтеча Трифелы Жингала, глядя в глаза умирающего сокола, показывала пальцем, хохотала и радостно приговаривала: «Ага, Додой, - так почему-то она называла сокола, - хотел отобрать мою силу?! Я же тебе говорила, Додой: эта птичка – моя сестрица, что синь порох в глазу, а ты не верил – вот и испустил свой вонючий дух. Покудахтал Куд Кудович, доигрался…»

А как сокол последний раз дрыгнул крылом и закрыл глаза, сказывали, поднялся такой рев бури, сорвал с головы Жингалы платок, а волосы у нее были, не приведи бог – «долгие». Жингала, надо думать, на «волосьях своих и поднялась до самой крыши. По небу пошла сизая полоса морока».

Многие верили, что в птице обитают духи умерших колдуний. Во время бурь, буранов и ветров птице, наверно, казалось, что она несется мимо туч и облаков, да, как добычу, в когтях тащит за собой дом с усадьбой, лесом, землей. Туда - в никуда.

…От удара крыльев деревянной птицы проснулась Азея. Через окошко открылось по-над лесной молодью голубое свечение и где-то в просветах меж деревьев пурпурные полоски светозари.

Девочке нравилось травяное, пахучее, весело шуршащее ложе. Верно, попервости оно неприятно кололось и щекотало тело. Теперь этого Азея не замечала. Она знала, что острые кончики трав массируют тело и возвращают здоровье. Пахло осокой, мятой, жарками-огоньками, ургуем, богдоем, Адамской ручкой, так называют ночную фиалку, а еще многими незнакомыми травами. Цветами, цветами, цветами!.. а еще букашками.

Азея пташкой слетела с лежанки, скинула с себя длинную, прямого покроя рубаху. Всякий раз ее взгляд притягивал монгольский кривой меч, что висел на стене рядом со старым луком, у которого была ветхая тетива из жил какого-то зверя. Тут же висел колчан со стрелами, почерневшими от времени. Азея знала, что одна из стрел ядовита, пропитана смолой чилибухи. Но она еще не ведала, для чего в избе нужна эта опасная стрела.

- Здравствуйте, сестрицы! Как спалось? – приветствовала она домашних летучих обитательниц.

Обе птицы подскакали к ней. Одна из них картавя, сказала: «Р-р-расту».

- Молодец Катерина! Получай завтрак первая, - Азея раскрыла ладошку и дала поклевать ей варева, - А ты, Марея, скоро научишься говорить? Ладно, ешь и ты, дармоедка, моя хорошая. Эта птица не прожила еще года, когда-то, давным-давно, каким-то образом была скрещена сорока с пеганкой, даурской галкой. Еда для птиц готовилась особым способом с добавлением гриба и закваски. Привыкнув к этой пище, птицы не ели другой. Поэтому их неопасно было выпускать на волю. Проголодавшись, они возвращались через форточку в свое гнездо. Морозов эти птицы не переносили и боялись. Зимой летали всего около часа. Умели вылетать и возвращаться через трубу. Один раз в месяц. Печи в избе и поварне были без сводов. Металлические цилиндры труб откидывались на шарнирах. Об этом знали только хозяйки.

Маленькая хозяйка взяла с кутяной лавки кувшин с приготовленным травным настоем, из-под лавки достала другой такой же, но пустой и начала нудное занятие – переливать из кувшина в кувшин желтоватую жидкость. Не прекращая занятия, она медленно, воробьиными шажками двигалась на улицу. Выйдя во двор, девочка продолжала сливать. А перелить ей надо было семь раз по двадцать одному. Закончив приготовление, Азея медленно окатилась с головы до ног. Остаток жидкости вылила на рушник и протерла те места, куда влага не могла попасть. Она, как было ей велено, старалась стоять прямо, расслабить пупок, разгладить на лице морщинки, ощутить, что язык во рту помещается свободно, и мысленно говорить себе: «Принимай, душа Азея, жизненную силу. Тебе тепло, душа Азея. Дрожь уймись на осиновый лист, радость утречка – на личико, на пупок - теплая кошечка». И все надо повторять семь раз.

«Почему же кошечка?» - думала девочка, вытирая себя досуха льняным рушником, а когда отерлась, причуялась к животу: «Вай! Верно, адали кошечка на пупочке. Мягонькая, теплая».

Она сняла с забора легонький шарф-тканочку, обернула вокруг бедер. Легко вбежала в дом и выпила кружку теплой таяной воды, приготовленной матушкой Трифелой. Азея должна позаботиться и о пестунье. Она заглянула в кринку - воды на дне. Схватив ковш, девочка мигом сбегала в погреб набрала льда. А, заскочив на крыльцо, споткнулась и ушибла коленки. Из глаз сами показались слезы, но девочка скрепилась и не заплакала, лишь твердила: «Боли нет, боль ушла».

Пришлось идти за льдом вторично.

Следующее дело – «летать»: прыгать со станцов.

День светлый, какой-то широкий, высокий. А па-а-ахнет - с ума сойти: лесом, медуницей, мятой и бог ее знает, чем еще. И впрямь охота взлететь. А птицы щебечут, сплетничают по-своему, по-птичьему - людям не понять. А вот матушка Трифела понимает, хоть и тоже «людь». Девочка с нетерпением ждала, когда ей исполнится четырнадцать лет. Тогда она будет учиться превращаться в птицу и летать. А годы тянутся, скорей бы они пролетели, но они не летят, а ползут, как улитки.

Азея уже научилась приземляться на твердь, почти не отбивая пяток, со станца высотой до ее промежности. Проворно взбиралась и летела. Проделав семь раз, шла к другому станцу – летухе. Летуха – сооружение из двух лестниц, поставленных наклонно одна к другой, скрепленные лозовым вязом на верхних перекладинах. На передней было только четыре перекладины: одна внизу, другая вверху и две поддерживали площадки. Нижняя площадка с Азеин рост, верхняя – роста три Трифелиных.

«Мать птица Трифела уже летала», - девочка обнаружила какие-то следы.

Она взобралась на свою площадку, размахнулась и мягко приземлилась на подстилку из прутьев, мха и сена. Эти полеты ей нравились больше первых. «Слетав» девять раз, радуясь тому, что пересилила страх высоты, одолевающий в первые месяцы, Азея стала бегать по двору.

С двумя деревянными ведрами воды пришла Трифела.

- Азеюшка, поди-ка сюды, чо дам понюхать, - она вынула из большого переднего кармана зеленый листочек, - нюхай. Хорошо несет?

- Пряно, матушка Трифела.

- Чем пахнет?

- Болотом.

- Понятно, болотом. А главным делом, чем? – Азея смешно растопырила пальцы и не смогла ответить. – Ладно, - махнула рукой Трифела, - защурь глаза, - она потерла листок между пальцами и бросила в траву. – Отыщи-ка нюхом своим.

Азеины поиски напрасны.

- Топерь сбегай за клеть, спрячь его тама, - приказала Трифела.

Через малое время Трифела листок отыскала:

- Нюх у баялицы должон быть востер, как у зверя. Тибетцы - а мы начались там, - могли различить две тысячи запахов. Полезность трав нюхом чуять должна. И вред травы, корня, дерева - тоже. Каждый хворый человек свой особый дух имеет. Духом и отгоняет здоровых людей – вонью. Вот, ежели брюхо болит у кого, - пахнет за сто верст. Раньше таких болящих сторонились и правильно делали, чтоб не заразиться. Труп тоже воняет. Мясо с духом есть нельзя. От которых трав, дак, голова болит. От которых – наоборот… Матушка Жингала рассказывала, что ее приемная матушка Жигала запахами народ лечила. Ага, запахами разными цветочными, травными. Хвостами от зверей, да ушами. Да еще тем, что прянет.

- Матушка Трифела, а пошто у всех Матушек чудные имена были, Жингала, Жигала, Летава, Синия? Вот и у тебя,… и у меня – Азея?

- Имя у колдуний должно быть инако, чем у прочих. Мое родное имя Мелисса. По нашему ветхому завету оставалось два имени. Мне досталось - Трифела. А Азею я для тебя много годов хранила. Сперва - для первого ребенка, но Антошка мужиком родился. А ты только пискнула, поглядела я на тебя и сказала: Азея. Антоху-то я перво-наперво намерилась Азом назвать. Но да пусть Антохой именуется. А ты не догадываешься, что ваши с Антохой дни рождения совпадают, разницей в день? Батьку твово и матушку, когда тебя зачинали, берегла от вина и от прочего всего, но кое-ком подпаивала – вырастешь, узнаешь. И родили тебя по моему желанию, под хорошим месяцем, под добрым знаком. Пойдем-ка, касаточка, отнесем калошу сора в чащу, разбросаем, из чумана нагребем в ступу овса, ты его провей, а я сливанчик сгоношу. У нас толченый чай еще остался?

- В туеске. А пошто его долго сливают, как и полоскание утрешнее?

- Сливанчик здоровый чай, сытный. Усталость снимает. Но его надо уметь ладить. Ежели ладить не в глиняном горшке, а в чугунке - не то. Будешь толстую струю лить – тоже. Лей с разной высоты – бурда, а не чай. Струечка ровненькая, тоненькая, с одной высоты, ладно молочка либо сливочков, маслица, сольцы в меру – вот и чай. Кислороду в нем много. В чай по-монгольски добавляют муки либо толокна. И обычай у монголов таков, что в первую очередь подают чай. Он согревает и пробуждает выть - аппетит. Готовить его того же разу. Ибо кипяток всегда есть. И пока варится бухулер, гость согреется и заморит червячка. Вон в богатейских домах считают зазорным швыркать, суп щи, чай. Им надо чтоб тихонечко без звуков. А по мне – не то. Вот когда ты супец с ложки схлебнешь, он там разбрызнется, всю тебе нюхательность займет и вкус, и смак. И аппетит ровный придет, и сожрет человек мене, и наестся вытно, и узнает все, чего положили в суп, в похлебку. На то она и похлебка, чтоб хлебать. А вот Чингисхан, еще до написания Великой книги «Ясы», велел своим воинам пить кумыс. Это напиток из кобыльего молока. И секрет его закваски был дороже жизни. Эту закваску делали из лодыжки задней ноги белого коня. Хранили напиток в бурдюках и только три дня. Загодя всегда был двухдневный запас вяленого мяса. Армия его была подвижна, ничего лишнего не таскала за собой.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.