Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Колдунья Азея (роман) ч.1

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Близ речного яра, подле кабака молодого купца Полозова, о чем-то споря, толпились бородачи мужики. В ограде нет-нет, посверкивали игрошные девки (лицедейки), привезенные Полозовым из волости. Разнаряженные, разукрашенные игрошные девки вызывали у населения странный интерес, но Полозов публично, гамузом, покажет их постановку только на Пасху. Мужики-бородачи сидели - близ кабака, а напротив, на завалинке вдовы Осмухиной, женщины, лузгали орешки, жевали серу, точили лясы. В окне, как в киоте неподвижное, миловидное лицо Павлины Осмухиной, ее румяная щека покоилась на ладони, а взгляд был устремлен в тоскливую даль. Превратности судьбы: она тоже мечтала о Шалобане. Как-то в крещенский мороз подвозил он ее из Нерчинска. Посмеялся, что вдова теперь в неоплатном долгу перед ним. Павлина наигранно смутилась и предложила прийти повечерять, попить чаю с брусничной наливкой. Шалобан пришел, - как не прийти, - такая женщина приглашает. «Чаепитие» затянулось до утра…. Но после этого визита при встрече с Осмухиной Шалобан широко улыбался и делал вид, что торопится. Жить - надо торопиться. Кумушки промывали косточки игрошным девкам и одним глазком подглядывали за мужиками. Хоть и не очень-то перечили, что те под пьяную лавочку полезут к Полозову в долги, а все же были на стреме. Чуть-что, ерепенство – броситься и растащить драчунов, отдубасить своих и чужих. Кто под руку попадет.

Две старухи, сидевшие с краю, подальше от окна, судачили меж собой. Одна другой, постоянно теребя белый чепец, жаловалась, что не помогает снадобье.

- Тфу! Коза старая, выбрось. Всяко дерьмо не пей. Сходи к Дутовой, она даст тебе траву-лечуху, дунет-плюнет - и вся недолга.

- Ак ить медичка рыцеп–от выписала. - Старушка нервно дернула чепец и, утонув в нем, оставила это странное занятие.

- Тебе один рыцеп - задрать подол повыше да взять прут пожиже.

Выше, через дом, на сугревной стороне завалины два архаровца - старатели из «добрых семейств», чьи хозяйки не шляются в этот час, а готовят званый обед – заняв удобную позицию наблюдателей, кладут табачок за губы, покашливают, сплевывают горечь зеленой слюны, маракуют о недавних неудачах на театре русско-японской войны:

- Не понять нам этот народ – япошек. Ты его припрешь к стенке – он пыр себя ножиком в брюхо, и возьми его за рупь сорок. И живут-то, говорят, в доме ни холеры, ни стула, ни стола. Раков жрут, да морску тину. Капустой они ее, нехристи, прозвали, а настоящей капусты и в глаза не видели. Живут на махоньком острову, но плодятся, как тараканы. Да де ты их бестий перехлещешь. Мы тину жрать не приучены, у нас вон, в самой Рассее, говорят, целые города от голоду мрут. Мрут, а тину не жрут.

- Но-о-о, и нас имя не одолеть. У нас есть тоже мужики – уй! Отчаянные. Вон, как Руднев, коммандер «Варяга». Да ежели бы оне на нашу землю пришли, суды в Забайкал, мы бы имя тоже навтыкали, как следоват быть. Да ежели бы Александра Федоровича Редигера военным министром империи поставили до войны, япошкам бы пришлось туго. Это же его реформы нашу армию поставили ребром. А я думаю, война его и тыкнула, чтобы эти реформы он затеял. Ф-у-у! копотят, - сморщившись, показывает сосед хозяину на куриц.

Куры гребутся в завалинке, перхаются, отряхивают с себя пыль, песок, насекомых.

- Да, кыш, холеры! – незлобиво брюзжит хозяин, - до тепла дотянули, радуются, - защищает он свою живность. – Летечко, однако, ни как лонись, ноне тёпло будет: вон Пеструха бок чешет, - показывает он через частокол в огород на корову, - да, хошь бы удачливым, дай-то бог.

- Но-о-о, эдак, - и краснолицый, брови домиком сосед посмотрел на сидящую подле завалинки «на кокурках» девочку. Та играет в «стеколки», - сортирует осколки бутылочного стекла и фарфора, - без всякого перехода шутит, - тебе, однако, уж пора придано Линке-то, гоношить?

- А как же, - подхватывает отец, - взамуж надо выдавать.

- Кого же в женихи подсмекал?

- Да, мерекаю, деда Касатникова: богатый старик.

По конопатому лицу Линки летит всполох смущения: ей не хочется замуж, да еще за деда Касатникова, который вечно всех просмеивает. Выставит вперед свои губы-пельмени и ко всему, ровно, принюхивается.

- Ага, не пойду! – кривит рот девочка. А мужики беззаботно хохочут над ней. Понизив голос, краснолицый, брови домиком, сосед поделился:

- На днях у Касатникова спрашиваю: «Ты, дед, чо обородел совсем: всех девок перешшупал?» -А он мне: «Хет. Холеры жалуются. Дак силушек раздобываю. Схватишь их за жирно место и опеть вздрогнешь, и опеть робить охота. А ведь они же сами хохочут. Стало быть, им по нраву. Глянется, раз смешинка в рот залетает».

Еще большее оживление вызвал у них веселый цокот копыт и стук пароконной пролетки на рессорном ходу. Они с любопытством проводили экипаж до ворот удачливого приискателя Каверзина.

- Сродный брат с невесткой нагрянули, - сказал краснолицый, брови домиком, сосед, - казацкого сословию, зазывать, поди, на Паску в гости. – Он нагнулся и украл у Линки «стеколку», - бедна родня, богату завсегда уважат. Линка, ты вот рот разинула на телегу, а курка тем временем стеколку своровала. Спроси-ко вон у Полкана.

Волкодав Полкан от пыльных ворот, где лежал, поднял свою заспанную морду, бесстрастно проводил гостей вверх по кривоулице, досадливо проворчал и вновь уронил голову на скрещенные лапы.

Внесли праздничную краску и козырной вид и яркая фуражка с желтым околышем, и нафабренные усы казака; и темная в белых да красных цветах шаль молодки. Ворота с приветливым скрипом распахнули объятья гостям. Встречал их сам хозяин, он был в новом сарпинном сюртуке, в каскетке с блестящим кендырем.

А Каверзиха Маланья выскочила с опозданием, ни к селу, ни к городу накинув на плечи соболий палантин, но простоволосая. Замахала руками, как курица-парунья крыльями, подобострастно заохала, заметалась по ограде, крича:

- Сенюшка! Семëнка, беги скорей домой, дядя с теткой приехали в гости. Семëнка, исть иди, Семëнка!..

- Тьфу, ты! С этим шатуном Семëнкой – день весь гамит, - возмутился «брови домиком» сосед. – Лина, подиколь, узнай у тетки Мареи, сварила обед? Я те вот стеколку хорошу дам, а когда наобедаемся – серы добру жменю отвалю. Сходи-ко, пичужка бравая. Пойдем, паря, напонужаемся щей. Марея моя в этом деле краля.

Линка схватила осколок стекла, убежала. Собеседники, увлеченные встречей, не заметили, как вздрогнул воздух: зигзицей заголосила женщина, но аж привскочили от лая кобеля – тот бахнул, что из пушки. В ограде жутко замычала корова: «Ач! вéщица! – выругался хозяин на корову, - Ач! Ач, говорю, пошла!».

Посельщики от внезапно налетевших неуместных и страшных звуков опешили. Потом многие, как завороженные, подались на крик, доносившийся из усадьбы приискателя Елизара Варнакова. Каверзинские гости и их ждатели тоже поддались любопытству. Но, скорее, обрадовались моменту показать свои наряды. Ситуация подобна затмению солнца. По прииску и окрест с паническим лаем метались собаки, мычали коровы, блеяли козы. Жутко вел за собой всю эту звуковую какофонию визг женщины.

Грозя сломать забор, любопытные повисли на нем. Кто взял чурку из поленницы дров, а кто и прямо на штабель взгромоздился. Лишь стайка девушек-татарок в нарядных тюбетейках, в бронзовых монистах в виде монет, висящих на платьях, не приближались к заплоту. О чем-то по-своему горготали. Озорник Сенька Каверзин, что только-только звала мать, забрался на крышу летней поварни. Дикует народ, а в ограде никого. Тишина и благодать.

Но вот с окровавленным топором в руках на крыльцо вышел Елизар Варнаков, по лицу корольками катился пот, темные кудри прилипли ко лбу. Глаза – черные пуговицы. Он хотел бросить топор, но пальцы не разжались. Топорище словно прилипло к ладони. Другой рукой он с силой оторвал его и бросил в сторону. Звякнув об камень, лезвие высекло искру. Елизар в изнеможении примостился на край колобочья – огромной кади.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.