Штурман Серый (рассказ)

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Ирина Тюнина

Просмотров: 5406

2009 год, Выпуск № 5

Общага, родная всеми двенадцатью этажами, пыльно-серой громадой встретила Серегу. Терпеливо проводила взглядом раньше времени согнувшуюся спину своего жильца. Не сбросила сверху окурок, не плюнула на макушку, не обругала даже, как сварливая жена.

Собственно, никакой супруги не было уже тому два года. Позвякивая банкой ГОСТовской тушенки о бутылку водки, Серега как раз шел отмечать очередную годовщину. Ровно семьсот тридцать дней назад (он еще вел отсчет одиночества) она собрала свои вещи и его получку и заявила, что между ними все кончено она не собирается тратить остаток жизни на неудачника. И ведь ушла-то по-глупому. Накануне гостей созвали праздновать, квартиру мыли и убирали. Он бегал по магазинам, выполняя заказы по списку. Потом она долго готовила разные изыски. Друзья, как водится, говорили, что лучшей пары просто не знают. Она улыбалась и кивала, и была такая красивая, будто увидел впервые. Наутро, после бурной ночи любви, песочный замок Сереги неуклюже осел под напором нового дня. Хлопнула дверь, обрубая прежнюю, как ему казалось, счастливую жизнь.

На столе, мрачным символом будущего, осталась одинокая бордовая роза. Он специально выбирал ее, самую-самую. На большее, все равно, денег бы не хватило. Сейчас ее сморщенный скелетик угрюмо лежал на полке. Покинутый муж так и не решился выбросить его. И не то, чтобы сентиментальность накатила, л или любовь прежняя осталась, а будто бы этот несчастный цветок засушенными, но все еще цепкими коготками шипов удерживал для Сереги воспоминание, что и он когда-то был счастлив.

Стрелка старого будильника бесстрастно наматывала обороты, криком отмечая подъем. Серега, по привычке, вставал утром, варил кофе, жевал бутерброд, а иногда просто откусывал поочередно от батонов хлеба и колбасы. Шел на работу. Он давно не убирал в доме. Только помои иногда дотаскивал до мусоропровода, чтоб не воняло. Квартира платила ему тихой, непритязательной любовью некрасивой жены: с тоской смотрела на улицу немытыми окнами, шептала раскудрявленными обрывками обоев на сквозняке – ждала и ничего не просила взамен.

Серега достал бутылку. «Вот, ведь как! Даже выпить не с кем!» – обреченно отхлебнул. Распахнул раму во всю ширь, чтоб воздуха побольше, уселся на подоконник покурить.

Одиннадцатый этаж. Соседи, в основном, снизу. Знать их – не знаю, да и надо ли? Только бабка сверху орет иногда, что дым ей в квартиру тянет, а так – ничего. «Мне еще и не то тянет от придурка из квартиры подо мной! Наркоман этот… Колька, кажется?»

«Лю – ди – и… – раздалось протяжно-тоскливое снизу. – Хоть закурить-то дайте! – прокашлялся. – Эх, люди – и… – Смачный плевок во двор. – Ну, и суки же вы! Ы-ы…» – философски добавил безутешный Колька.

«Вот, достал! – мрачно подумал Серега и отхлебнул еще. – Позвать, что ли? Эй, фью!» – крикнул он соседу.

– У-уу, – горестно раздалось оттуда.

– Заткнись, придурок! – продолжал беседу Серега. Там затихли, видно, задумались.

– Ну, и чо ты затихарился? – не унимался Серега. Водка уже наполняла жилы весенним жаром и удалью.

Там продолжали красноречиво молчать.

– Э! – рявкнул Серега и свесился вниз поглядеть, что делает сосед. Видно было плохо. Выждав, как ему казалось, вежливую паузу, Серега зажал сигарету углом рта и махнул рукой. – А, пошел ты, бивень!

В этот момент двор снаружи подпрыгнул. Шаткий карниз, , устав держать пьяного хозяина, оттолкнул его всеми железными пальцами. Серега несколько мгновений еще пытался удержать тело в неестественном положении вверх ногами, сгребая в горсть голубоватые квадратики облицовочной мозаики, как будто они могли его остановить.

– Ы-уу… – вложил Серега всю душу в этот звук, по-прежнему, сжимая углом рта спасительную соломинку сигареты.

«Вот, и конец, – пронеслось в голове. – Помрешь, дурак пьяный, ни за понюх!» Накатила обреченность мутными волнами отработанных сточных вод.

Падение внезапно резко остановилось, будто лифт застрял. Покрытая густой рыжей шерстью, тощая рука держала Серегу за ворот, высовываясь из окна. Следуя за бурьянными врддами огненной реки^ он уткнулся взглядом во всклокочен-, ного наркомана Кольку.

– Мужик, – невозмутимо сказал тот. – Закурить есть?

– Вввы – ы! – мотнул головой ошалевший Серега.

– Вот, спасибо, мужик! – продолжил печальный Колька, вытаскивая еще дымящуюся сигарету из стиснутых Серегиных челюстей. – Тебя, хоть, как зовут-то?

– Падла ­ а, – заорал тот во всю освободившуюся глотку. – Последняя же!..

– А меня – Колька, – не обратив внимания, пробормотал наркоман. ­ Ну, бывай, мужик! – Волосатая клешня разжалась, и только отдышавшийся Серега полетел дальше.

На девятом грустный мальчик, подперев щеку, глазел в окно.

– А-а, Ур – род! – раскинув руки, несся мимо несчастный.

– Мама, мама! Смотри! Птичка, – показал мальчик пальцем на улицу.

Z – Мишка! ­ отозвалась мать. ­ Опять ворон считаешь! А, ну, отойди от окна!

Выдвинутые далеко вперед палки общажной сушилки раскинули проволочный невод. Обычно там белье выбрасывает флаги капитуляции с прищепками наверху, чтоб ветер не стибрил. Сейчас Серега обнаружил на привычном месте торчащие острием кверху гвозди. «Олухи, – подумал он. – Совсем о людях не думают!» Железные когти угрожающе приближались. «Только не в глаза!» – зажмурился Серега, накрывая их ладонями. Изо всех сил развернулся в полете, чтоб, если ободрать, то спину. «Только не в глаза!» – твердил он, как заклинание.

Резкий рывок поддернул штаны до колен. Серега, как детские качели, беспомощно раскачивался туда – сюда. Вселенная для него сравнялась размерами с резинкой от трикушек: то растягиваясь, то вновь сжимаясь. Так сердце от страха бьется в неровном ритме. Весь вопрос только в том, сколько выдержит?

– Здравствуйте, – послышался мелодичный голосок. – Как же вы это? – Голубые глаза прекрасной девушки смотрели на незадачливого летуна сквозь раскрытое окно. В их небесной синеве утонешь, только дотянуться бы.

– Да, вот, как-то… – пожал он плечами.

– И как там? – задала она глупый вопрос. – Страшно, наверное!

– Ничего…летишь… – промямлил Серега, не жаловаться же на жизнь красивой девушке.

– Вы такой смелый! – в прозрачной воде ее глаз загорелось восхищение.

– Приходится, – приосанился Серега. Резинка угрожающе затрещала.

– Я – Василиса. А как вас зовут, мой герой? – продолжала она.

– Сергей… – ответил он. Потом виновато добавил. – Хотя все называют Серым.

– Вы отбились от стаи?

– Скорее выпал из гнезда, – резинка снова издала стон. – Помогите, Василиса, одинокому летучему волку.

Она протянула руку. А ладошка у нее розовая, пальчики тонкие, музыкальные ­ Серега невольно залюбовался. «Живет такая красота совсем рядом, в нескольких этажах – и не знаешь. А увидишь, так не достать! Расцеловал бы эту ручку!» Совсем немного не хватило, и он коснулся бы нежных пальчиков. Серега пыхтел, даже ногу на треклято – спасительную деревяшку с гвоздями закинул. Еще немного. Вот, оно, первое, чуть прохладное прикосновение к любимой!

Вспотевшая ладонь незадачливого влюбленного скользнула из ее руки санками по бобслейной трассе. Серега и вскрикнуть не успел, как висел уже вниз головой на том же гвоздике, ногами в окно. Ни один царевич не избирал еще столь странного способа добраться до прекрасной девы. Василиса не растерялась, схватилаего за ногу. Большой палец с готовностью поздоровался с новой знакомой сквозь дырку в носке. Серому стало бы стыдно, не будь так страшно.

Нечего было и думать, что девушка вытянет восьмидесятикилограммовую тушу в окно. Серый попробовал перевернуться. И тут резинка с агонизирующим вздохом лопнула. Как в замедленной съемке с надписью «Рапид» в уголочке, Серега двинулся вниз, покидая удобные пределы штанов. Он видел расширенные в ужасе глаза Василисы.

Иной раз диву даешься, как причудливо в одной реальности прекрасное и

безобразное могут соседствовать.

Ниже этажом, в типовых восемнадцати квадратах, помещалась небезызвестная всему двору парочка. Она ­ бой – баба по прозвищу Фрекен Бок, всей статью и голосом походящая на свой прототип, была из тех, кому, сколько объема ни предоставь, все мало будет. Он – карманный плешивый человечек, которому ни объема, ни слова уже не хватило. Дети любовно окрестили его Бармалеем. Если бы в сказке его герой женился на такой, то Айболита уже не потребовалось бы. А ведь ничего, живут! Он обычно плелся за женой следом, пришибленно молчал, пыхтел, таскал огромные авоськи из магазина, да еще поддакивал, если она, сдвинув брови, оборачивалась к нему.

Серега, удрученный разлукой с любимой, мрачно приближался к седьмому этажу. Ветер натужно выл семейниках, поигрывая нарисованными васильками. «Вот ведь, – думал он, – только встретил мечту, можно сказать, жизни, и все! У-у!» – гюпробовал завыть, но ветер раздул щеки воздушным шариком, и получилось как-то неубедительно.

«Разобьюсь…» – обреченно решил он, и тут нежданно навстречу понеслась двуглавая гора, поигрывая бликами снежных шапок. Серый взял курс на них, чувствуя себя покорителем Эвереста. Он уже различал морозные узоры на снегу. От подножия гор вверх тянулись канаты. Серый правил точно на вершины к блаженному спасению. Резкий рывок, и руки крепко удерживают тело летуна в залитой солнцем долине.

– Ну, ты глянь! – гневно взревело над ухом. – Порядочной женщине теперь что – и воздухом не подышать спокойно? Сразу всякие в окно заглядывают!

Серый понуро опустил глаза, поковырял босой ногой воздух.

– Нет! Ты глянь, Петенька! Как вцепился-то, – продолжала разоряться Фрекен Бок. – Клавочка, – промямлил Бармалей. ­ Что ты так волнуешься? Давление поднимется. Молодой человек отдохнет и дальше… – Он помолчал, подбирая слова. ­ полетит.

– Как в чашечки-то вцепился, пес плюгавый! – продолжила она. – Ах ты, похабник! Чашечки-то отпусти!

Фрекен Бок схватила выбивалку для ковров. Серега изо всех сил сжал пальцы, чувствуя, что пыли в нем становится меньше.

– Клавочка! Подумаешь, лифчик… – пролепетал Бармалей.

– Твою супругу лапают, а тебе «подумаешь»? ­ взревела бой-баба, добавив еще и мужу на орехи.

Серый вздохнул с облегчением. Однако, после следующей атаки он разжал руки и полетел вниз под сенью гигантского лифчика.

На шестом, высунувшись наружу, мужик меланхолично говорил по телефону.

– Сейчас, сниму вон ту машинку и перешлю тебе, киска. Ага? – он вытянул руку из окна, прицеливаясь куда-то во двор.

Такого способа уличного грабежа мужик не ожидал. Серый машинально приложил трубку к уху, другой рукой цепляясь за карниз.

– Что ты мне скажешь, котик? – проворковали оттуда.

– Спасателей вызови, дура! – рявкнул Серый.

– Ой! ­ смутились там. ­ Ты кто?

– Серый, – пальцы совсем сползли по ненадежной жести.

– Где? – не растерялись там.

– Лечу, – бросил он телефон, убеждаясь, что тот летит быстрее. От усилия Серый снова кувыркнулся.

На пятом пухлая тетка развешивала белье по злополучной сетке. «В третий раз закинул он невод, – процитировал несчастный. – Пришел невод с серым придурком». Быстро приближались, мелькали полосатые простыни, ползунки пастельных тонов, невозможных размеров панталоны в цветочек. Крепкие руки с ямочками развешивали семейные богатства на просушку, методично закрепляя прищепками с двух сторон. «Такие ручки, пожалуй, удержали бы, – вздохнул Серега, вспоминая нежные ладошки Василисы. ­ Эх! Достать бы!» – с надеждой потянулся он к источнику спасения. Так младенец тянется к матери.

Рука Серого цапнула пустоту. Однако, падение остановилось. Голове сразу стало тесно, а еще не видно ничего. «Да, что эта баба за голову меня держит, что ли? – возмутился он. ­ Нет! Хватка настоящей русской женщины покрепче будет. Пожалуй, задушила бы в объятьях, если броситься в них с такой скоростью. Но что так мешает на лице?»

Серый завозился, стягивая нечто с глаз. Одна из веревок, где он возлежал, вякнула лопнувшей струной. Он ощупал голову. Лоб стягивала резинка, как от детской шапочки, дальше хабэшная тряпка, плавно раздваиваясь, переходила в уши с отверстиями на концах. Вспомнились раскрывшие объятья панталоны в цветочек, и Серый почувствовал себя зайчиком. Еще одна веревка надрывно взвизгнула, и под вопль разгневанной хозяйки, он покинул бельевое царство.

«Четвертый… Господи, четвертый! Так мало осталось. А ведь, кажется, только нашел… голубые глаза… нежные пальчики… BA-СИ-ЛИ-СА! – скандировало сердце, обращаясь к ней, как к богине. – Жить бы, да жить! Хоть бы там, на четвертом, мужик какой, здоровый высунул лапищу, да и выловил! Пусть бы потом в глаз дал, чтоб к жене в окно не заглядывал! ­ сделал уступку несчастный. – Но ведь, не убил бы…»

Алым сполохом плеснула навстречу тяжелая занавеска, будто кто услышал да и дунул сквозняком. Серега судорожно вцепился в нее и руками, и ногами, даже, кажется, пальцами ног сжал в кулак мягкий бархат.

– Ах, мужчинка! ­ проворковал сверху глубокий, томный голос. ­ Вы, наверное, оригинал? ­ В комнате чувственно надрывался шансон: «Ах, эта женщина в окне»

Серый тупо уставился на хозяйку голоса, переводя дух. Из огромного декольте, обрамляя зазывную складку, выглядывали на него полные груди. Еще немного – и выпрыгнут навстречу. Сочная дама свесилась с подоконника поближе к Серому. Яркий шнурок удерживал красочную шевелюру от падения на лоб с наметившимися признаками старения. Пахнуло мускусом молодящейся перезрели. «Дашка ­ Красный фонарь» – услужливо подсказала память. К ней часто наведывались сомнительного вида субъекты. Он не обращал внимания – не его это дело.

– Вы, наверное, извращенец? – продолжала Дашка. – К чему вас больше тянет? Наручники?.. Плетка?..

– С чего это? – запоздало ответил офонаревший Серега.

– Обычно мужчины не спрыгивают ко мне с панталонами на голове.

– А как они спрыгивают? ­ обиделся Серый.

– Ну, бывает, серенаду под окном, – ностальгически потянулась она, раскинув дебелые ручищи. – И по веревочной лестнице в окно лезут.

«Это она про тот кошачий концерт, – вспомнил Серега. – Когда ее мужик всем спать не давал. А потом дежурная его по ночи не пустила, так он по простыням к ней в окно полез. Узел-то возьми и оборвись! Повезло, что у Вальки на втором

мужик рыбу сушил. Так тот Дон-Жуан все штанами нафиг оборвал. Да еще хорошо, пьяный был, ногу только сломал. Потом Дашкиного кабальеро увозила карета «скорой помощи».

– А не прикольно это, снизу подползать! Что я, червячок какой? Сверху куда, как круче! Думаю; Прыгну к Дашке ­ она и заценит! ­ Серега сделал грудь колесом.

– А панталоны на башку тоже для имиджа надел?

– Так это… шлем, – нашелся Серый.

– Ну, залезай, мой штурман! – взмахнула ручищами Дашка.

Серый вспомнил уроки физкультуры в школе и орущего снизу Горыныча и проворно полез по занавесочному канату. Баба потянула штору на себя. На сей раз надежда забрезжила яркой звездой на небосклоне его спасения. Он изо всех сил заработал руками и ногами. Но ничто в жизни не дается даром, особенно, если тебе это не предназначено. Может, Дашка сильно дернула, может, шторе просто надоело висеть… Захватив с собой алое великолепие, Серый ухнул вниз.

Вспоминая, что знал про парусность и полеты на параплане, штурман изо всех сил раскорячил штору. Ветер взвыл, наполняя алое полотнище. Скорость не уменьшилась. Пролетая мимо третьего, Серый в полной мере осознал, что будь ты хоть тысячу раз Грейем и алыми парусами хоть весь обрасти, а никакая юная и трепетная Ассоль внизу тебя не ждет. Только асфальт щербато ухмыляется: « Никуда ты, мол, не денешься!» И права его гарантированы таким законом, что нельзя изящно обойти в суде. Критическая отметка пройдена. Поздно раскрывать парашют.

С сердцем, тяжелее собственного веса, Серый Достиг второго этажа. «Ну, высуньтесь, кто-нибудь, – мысленно вопил он. – Придержите, хотя бы! Со второго не так страшно падать». Будто кто услышал его мольбы, скрипнула створка, и окно распахнулось. «Вот, сейчас! Только руку высуньте!» – с замиранием твердил он.

Его шлепнули по лбу, словно сосед тоже решил выпрыгнуть, да и дал в лоб, чтоб дорогу не загораживал. Каскадом посыпалось, потекло что-то по телу липкими, тухлыми ручейками. Пристала к ноге луковая шелуха, на ухе повисла спираль картофельной кожуры. Тут Серому стало совсем обидно. «И умереть-то спокойно не дадут! Буду лежать, как бомж вонючий. Лень до мусорки дойти, да? Конечно, в окно-то быстрее!» – в сердцах мысленно взвыл Серега.

Полет, как и все на свете, когда-то приходит к концу. «Дамы и господа! Пристегните ремни!» – прорастает окошечко индикатора кровавыми буквами слов. Стюардесса неслышно проходит по рядам, закрывает шкафчик над головой, пристегивает уснувшего малыша, удаляется за синюю шторку обслуживающего персонала. «Экипаж желает вам мягкой посадки!» В последний раз выглядывает и| густеющей синевы, лукаво улыбается. Василиса!.. Небесная синева ее глаз почернеет от скопившегося дождя. Первые капли неистово взвихрят пересохшую асфальтовую пыль. Вот, и все, что осталось от тебя, Серый…

Смертный ужас судорожно забил в барабанные перепонки. Сердцу стало тесно в горле, и оно рвалось наружу. Штурман зажмурился, чтоб не видеть, как асфальт размажет его маслом по слишком большому куску.

– Тащи давай! Чего встал? ­ хриплый голос ворвался в уши, заглушая барабанную дробь.

«Ангелы, – подумал Серега. – Как незаметно приходит смерть!»

– Ты, чо-оо? – с растяжкой просипел второй. ­ В дверь не влезет. Давай в окно! «Не-е. Черти это, – решил Серый. – Кто ж тебе поверит, что не сам ты вниз сиганул?»

– Мать! ­ прохрипел первый. – От окна отойди! Ушибем, не то!

– Ах, батюшки! – всплеснул руками старушечий голос. – Тут-то кто поймает? Давайте, милки, один сюда.

– Бабка! Мы чо, Гераклы? ­ просипел второй. – Зови кого!

Штурман открыл глаза. Навстречу стремительно приближалось нечто, только не асфальт. Ветер ревел в сумасшедшем азарте. В алой тоге, как римский патриций, и в цветастых семейниках, гордо рассекая воздух заячьими ушами, приближался Серый к своей судьбе.

– Аа-аа! – заорал Серега.

– Бля-а! ­ отозвались мужики, задрав головы.

И Серега по пояс увяз в диване, словно богатырь какой вражеский после поединка с Ильей Муромцем.

«Чип ­ и ­ Дейлы» из МЧС, ухмыльнувшись, выпилили его из бабкиной мебели. «Скорая» приехала быстро. Ангелы в бирюзовых одеждах связали вместе обе Серегины сломанных ноги.

– Кто поедет с мужчиной? ­ привычно нахмурившись, спросила врач. ­ Чей он?

– Мой, мой это, – растолкав суровых грузчиков, ворвалась запыхавшаяся Василиса. – Сереженька!

– Что ж это вы, женщина, за мужем плохо смотрите? – укоризненно покачала головой врач.

Светлый образ раскрасневшейся Василисы был последним, что запечатлелось в ускользающем сознании Серого…

Он смотрел в белый потолок «скорой помощи». Солнечный зайчик над головой радостно запрыгал. Привычно блеклый мир выцветал до невозможной тесноты мчащейся машины. Нет людей. Нет времени. Даже неба нет!.. Есть только голубые глаза Василисы, да Его отражение в них!..