Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Тёмное эхо (роман)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

- А можно устроить на Новый год факельное шествие!

Перед глазами заколыхалось огненное марево, и Мишка едва не зажмурился. Его воображение создавало другую реальность мгновенно, на время вытесняя знакомый мир, и обставляя в сочности красок. Мальчик даже не догадывался, что другие люди не умеют видеть так. Сотни нетерпеливо подрагивающих, рвущихся куда-то огоньков вытянулись неровной цепью, высвечивая в домах, знакомых уже двенадцатый год, новые черты.

Увиделось, как криво ухмыляются окна, за которыми прячется что-то страшное… Как металлические морды подъездов холодно скалятся, заманивая в темноту, что была их сущностью… А растопыренные мерзлые ветки тянутся прямо к глазам, не боясь опалить себя…

- Нет, вообще-то лучше без факелов, - пробормотал он, не решившись поднять глаза на Стаса. Тот, может, и не разглядел этой жуткой ночи, зато он всегда замечал, когда с Мишкой что-то не так…

- Конечно, не надо, - снисходительно заметил брат. – А то папа тебе голову оторвет, если ты пожар устроишь!

- Папа не оторвет!

Стас нехотя согласился:

- Ну, не оторвет. Он этого и не умеет… Таким добрым, как он, всегда не везет. Запомни!

Мишка оглянулся, хотя отца не было дома, и спросил шепотом:

- Она не звонила?

- Я с ней и разговаривать не стал бы, - отрезал Стас. Глаза у него стали похожи на стеклянные шарики. – Ушла и ушла. И нечего к нам лезть.

- Она не ушла, а уехала, - зачем-то сказал Мишка, хотя и сам понимал, что это ничего не меняет.

Старший брат посмотрел с той насмешливой снисходительностью, от которой внутри у Мишки все вскипало, как в серебристом высоком чайнике, что появился у них после маминого отъезда. Отец пытался, как сорок, отвлечь их блестящей штуковиной…

- Без разницы, - лицо у Стаса сделалось скучным и длинным, как случалось всякий раз, когда разговор касался их матери. Правда, не в первый момент, когда он ощетинивался со всей непреклонностью шестнадцати лет, а спустя минуту, позволявшую не доказывать больше, как же он презирает эту… Ее…

«Они в жизни ее не простят», - Мишка попытался сглотнуть эту мысль, но она так и застряла в горле. Он испугался, что сейчас брат спросит о чем-нибудь, а он даже не сможет ответить.

Но Стас лишь небрежно бросил:

- Ну, ладно…

И быстро ушел в свою комнату. Мишка побродил по своей, отыскивая, чем бы заняться, и взял недочитанного Крапивина, чтобы спокойно подумать, никого не беспокоя тем состоянием оцепенения, в какое хотелось погрузиться. Он не часто позволял себе думать о маме, потому что мысли эти были острыми, от них все болело в груди…

…В тот вечер родители заперлись на кухне, а Мишка подслушивал из своей комнаты через розетку, приставив к стене банку. Обычно он не делал этого, но у мамы были такие глаза, что он сжался от страха перед тем, что неожиданно поселилось в ней. Видимо, оно ей самой казалось настолько ужасным, что им с братом даже нельзя было знать об этом.

Но сначала разговор между родителями, голоса которых шелестели, как бумага, показался ему самым обычным - о новой работе, которую маме предлагали. Что в этом было страшного? Но следом Мишка понял, что речь идет о другом городе, и не понял: испугался этого или нет.

«Зато директором всего телевидения – это ж здорово!» – он все силился понять, отчего же в голосах обоих родителей уже звучит такая мука?

А потом было произнесено имя какого-то Матвея, который займется маминым будущим, и Мишке сразу все стало ясно. Ладони сделались влажными, и банка опасно заскользила, норовя грохнуться на пол. Он еще с опаской подумал: «А током не шарахнет?» И понял, что нарочно отвлекает себя этой глупостью от того непоправимого, что родители выпустили наружу. Только через много дней Мишка задумался над тем, как же они оба жили, когда это было у них внутри?

«С какой стати мальчишки должны ехать с тобой? Их дом, их почва здесь, незачем вырывать их с корнем!» – голос у отца стал скрипучим, как у старика, и Мишке захотелось крикнуть, что не таким он должен быть, когда уговариваешь! Неужели папа не помнит, он же сам учил этому. И вдруг понял: уговаривать никого не приходится, раз мама не протестует. Это у них просто такая игра в слова. Отец вынужден был сказать это потому, что маме было не выговорить.

Мишка поставил банку на пол и забрался в постель. Потом залез под одеяло с головой, и часто задышал, но все равно не смог согреться. Наверное, потому что в сентябре квартиры еще не отапливали. Но вот с тех пор прошло уже больше двух месяцев, а он все еще не отогрелся…

В книге Крапивина оказались перекошенные строчки. С этим Мишка уже сталкивался: буквы вдруг становились жидкими, как медузы, и начинали ползать по странице, налезая друг на друга. Удерживаясь, чтобы не шмыгнуть, ведь брат тут же услышал бы, Мишка быстро вытер глаза, и мысленно отругал себя басом: «Здоровый пацан! А разнюнился, как маленький». Почему-то, когда пытаются укорить, всегда с кем-то сравнивают…

Ему вспомнилось, как папа сказал по телефону: «Ради Бога, не изображай Анну Каренину!», и почему-то Мишка понял, что звонит мама. Хотя кто такая Анна Каренина он знал только понаслышке, ведь этот роман был о любви, а ему такие книжки казались скучными. Мама, правда, говорила, что там есть глава о скачках, но не будешь же читать целую книгу ради одной главы! Зато он слышал, чем закончилась та история, даже анекдоты такие были, и сразу испугался за маму.

Мальчику захотелось перезвонить ей тайком, и запретить даже думать об Анне Карениной и сравнивать себя с ней. Но в тот день Мишка не оставался дома один, а на следующий уже побоялся напомнить матери о том, что может случиться настолько страшное. Может, она уже и забыла о разговоре с отцом…

Иногда она успевала позвонить, когда Мишка возвращался из школы раньше Стаса. Но если брат уже оказывался дома, то молча отключал трубку, и мама не перезванивала. А в этом месяце не звонила вообще, хотя целую неделю Мишка просидел дома с простудой, и мог бы разговаривать с ней хоть час, не опасаясь, что кто-то будет этим недоволен.

У мальчишки, о котором писал Крапивин, мама как раз была, а вот отец погиб. Мишка подумал, что это ничуть не лучше. И еще – с горечью – о том, что мир устроен как-то однобоко: всегда чего-то ты оказываешься лишен. Если родители на месте, так болячка какая-нибудь прицепится, или в школе зашпыняют…

Он закрыл книгу, в которой все равно невозможно было что-либо прочесть, и, вывернув шею, посмотрел в окно. Уже начался декабрь, а снега еще было мало, и папа все откладывал обещанный поход на лыжах. Не бороздить же по земле, в самом деле! Правда, сегодня с утра мело, как-то прямо остервенело, и когда Мишка возвращался из школы, ему холодно кололо щеки.

Эти самые щеки просто бесили его! Они до сих пор были пухлыми, как у младенца, и сколько бы Мишка не поднимал гантели и не подтягивался на турнике в коридоре, на них это никак не сказывалось. Мама говорила, что он сразу же показался ей похожим на игрушечного медвежонка из ее детства, поэтому она и назвала его Мишкой.

- А Стасик был похож на таракана, - ехидно добавлял он, если брата не было поблизости.

- Не болтай! – пресекала мама. – Стас у нас просто красавец… А ты – мое теплое солнышко. Самое лучшее солнышко…

«Я не скучаю по ней, - упрямо сказал себе Мишка, наблюдая, как ветер подхватывает с земли едва осевший снег, не дает ему слежаться, как следует. – Чего мне скучать? У меня вон и папа, и Стас… А у нее один этот Матвей. Пусть они купаются себе в своих деньгах! Пускай даже захлебнуться!»

На самом деле он этого не хотел. И если б мама вправду захлебнулась на его глазах, Мишка тащил бы ее, и откачивал, пока сам не рухнул бы. Но она, видно, больше надеялась на этого Матвея… Говорили, будто он так богат, что купил для мамы телевидение, но Мишке не очень-то в это верилось. Неужели может быть столько денег, чтобы купить целое телевидение?

Однажды он сделал неприятное открытие: если взять первые слоги от имени этого Матвея и от ее – Мария, то как раз и получится «МАМА». А с папиным именем, Аркадий, составлялось что-то пугающее, звучащее по-военному. Может, поэтому у них и не сложилось?

- Не болтай! – строго сказал он себе маминым голосом. – Придумал же…

Вытащив из ящика стола заготовки для картонного самолета, Мишка принялся вырезать оставшиеся детали, нашептывая, что вот это будет настоящая военная техника. Надо только покрасить его поярче, а то он какого-то болотного цвета. Может, так и лучше для маскировки, но это ведь некрасиво…

«Если она приедет на Новый год, я подарю самолет ей! – эта мысль успела обжечь радостью прежде, чем он придушил ее. - Очень он ей нужен… Она его и не довезет даже, помнет весь. Лучше Стасу… Или еще лучше себе оставлю. Стас все равно уже не играет…»

- А папа когда придет? – спросил он громко, чтобы брат услышал в своей комнате.

Тот отозвался почему-то недовольным голосом:

- Не знаю. А чего тебе? Есть, что ли, хочешь?

- Да нет. Я так…

- Придет и придет. У него встреча со спонсором. Если их лаборатории дадут денег, он свою новую работу сможет закончить.

В отличие от брата, Мишка не слишком хорошо разбирался в том, чем именно занимается отец. Но машиностроительный завод разработками его лаборатории очень даже интересовался, и время от времени отец получал от них суммы, казавшиеся Мишке гигантскими. Только их почему-то все равно ни на что не хватало… Отец говорил про эти деньги, что они в машинном масле, поэтому просто выскальзывают из рук.

«А у Матвея, видно, не выскальзывают. Интересно, в чем они?» - противно было то, что все время думается об этом человеке, которого Мишка даже не видел. По какому-то неведомому праву тот вошел в их жизнь и распихал всех по разным городам… И Мишка не представлял, как теперь собрать всех воедино, хотя с младенчества поражал всех способностью справляться с любым конструктором. Только это ведь было совсем другое…

Он повторял себе: «У меня есть папа и Стас», но одиночество, которому Мишка не знал имени, заливало его изнутри, будто он был пустотелым шоколадным человечком, который никому не в радость

Ножницы непослушно вихлялись в руке, норовя разрезать важную деталь фюзеляжа поперек. Ее, конечно, можно было склеить потом, но Мишка выходил из себя, когда что-то не получалось не так, и мог бросить всю затею. Слишком многое у него получалось, как надо, и это уже стало естественным. Только не в последнее время.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.