Тёмное эхо (роман)

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Лавряшина Юлия Александровна

Просмотров: 5746

2010 год, Выпуск № 5

Глава 5

Стас услышал, как кто-то из одноклассников восхищенно протянул:

- Вау! Неслабая тачка!

Яростно пробившись к окну, он увидел именно то, что уже представил: его мать в незнакомой шубе и с непокрытой головой выбралась из джипа, и пристально оглядела школьные окна, хотя был день, и она не могла увидеть лиц тех, кто находился внутри. И все равно Стас отшатнулся и попятился.

Никто из ребят не узнал ее, ведь ей и раньше некогда было ходить в школу, а местное телевидение его друзья не смотрели. С учителями же она просто созванивалась, хотя знала, что некоторые злились. Но в школе установилось негласное правило, что полезно иметь своего человека на телевидении, поэтому братьев Кольцовых особенно не трогали.

Стас никому не говорил, что случилось в их семье, ощущая противный стыд за женщину, которую еще полгода назад считал лучшей в мире. Теперь он предугадывал, что передернется от омерзения, если мать хотя бы вскользь коснется его. Он никогда не был таким «лизунчиком», как Мишка, но раньше ему не было противно, если мать обнимала его.

Он выскочил из кабинета, и бросился к актовому залу, где веселились средние классы. Но, еще не добежав до двери, схватил знакомого мальчишку:

- Мишка там?

- Они в классе, - пацан независимо дернул плечом, освобождаясь. – На третьем.

«Я успею?» – расталкивая всех подряд, Стас помчался к лестнице, и взлетел на два пролета. Ему чудилось, что сзади уже нагоняет острый стук каблуков. Хотелось выгнуться, чтобы этот звук не вонзился в него… А еще больше хотелось крикнуть всем тем, кто ходил у него в приятелях: «Задержите ее! Подставьте подножку, встаньте «стенкой», что угодно!» Но добровольный обет молчания обручем стискивал его горло.

Рванув на себя белую дверь, Стас тут же увидел брата: Мишка забрался на парту, и пытался снять красный шарик, привязанный к лампе. В конце кабинета смазанным мазком мелькнуло девчоночье лицо, и в другое время Стас ничего не сказал бы при ней, но сейчас было некогда.

- Мишка! – выдохнул он и, привалившись к стене, судорожно вобрал воздух, чтобы договорить. – Она приехала. Она уже здесь, в школе.

Карие, как у отца, глаза просияли радостью, которой Стас не ожидал. Нет, все же подозревал ее в брате, но слишком был уверен в ее недопустимости... Мишка энергично взмахнул кулаком:

- Да! Я знал, что она приедет!

Восторг взметнул его тело, заставил оторваться от стола, полететь вверх и вперед, чтобы приземлиться у самой двери – ближе к ней! Стас не сразу и понял, что произошло. Отчего Мишка рухнул на пол и застыл, будто его сковало льдом. И воздух для него тоже будто смерзся, потому и не удавалось вдохнуть его, как следует.

«Выступ на потолке. Он ударился головой», - Стаса придавило так, будто этот потолок опустился на него. Рука сама провела над макушкой…

- Больно, - выдавил Мишка глухим, пунктирным голосом. – Дышать…

То, как он очутился возле брата, каким-то образом ускользнуло, и Стас поймал себя на том, что пытается поднять его, но руки, как анархисты, опять действуют, не признавая власти мозга. Когда они отдернулись, он подумал: «А вдруг…» И сердце заныло так, будто уже знало что-то, недоступное пока никому…

- Лежи, слышишь? – Стасу хотелось бы говорить спокойно и уверенно, а в горле мешался горячий комок. – Не шевелись. Я сейчас… Я «Скорую»… Да у тебя кровь на голове! Ты следи, чтоб никто к нему не приближался! – крикнул он девочке, уже ненавидя ее за этот шарик, наверняка ей понадобившийся. Правда, и в эту секунду Стас помнил, что главная вина лежит не на ней…

Он толкнул дверь всем телом и едва не воткнулся в мать. Ее лицо вспыхнуло горячей радостью, напомнившей Мишкину, и Стас едва удержался, чтобы не загасить ее ладонью.

- Чего притащилась? – прошипел он, наступая на нее и вытесняя в коридор. – Из-за тебя все… Может, у него сотрясение… Или перелом…

Испуганная растерянность в синих глазах сменилась тревогой. Молча отодвинув старшего сына, Маша подбежала к младшему и, не жалея шубы, опустилась на колени.

- Маленький мой, что с тобой? Ты ударился?

- Упал, - Мишке по-прежнему выталкивал слова по одному. – Больно. Встать… не могу.

- Вызови «Скорую»! – крикнула она через плечо.

Стас огрызнулся:

- Сам знаю.

Но не тронулся с места, не решаясь оставить их вдвоем, хотя и знал, что она не причинит Мишке зла. Не причинит? А что же тогда она уже сделала с ними?

Коротко рыкнув, он все же сорвался с места, и, расталкивая всех подряд, домчался до учительской, где, не объясняясь с завучем, сорвал трубку. Стас пытался говорить тихо, но ему казалось, что разговор слышит вся школа.

- ЧП! – лицо у завуча пошло пятнами. – Где их классный руководитель?

«Да пошла ты!» – про себя буркнул Стас и бегом пустился назад. Мысль об отце, которому тоже следовало позвонить, настигла его на лестнице. К тому времени у него почти не осталось сил удерживаться на границе двух реальностей, в одной из которых происходили невозможные, страшные вещи, и он даже не удивился тому, что отец, о котором только что подумалось, тотчас возник перед ним, как сказочный, добрый молодец. Запыхавшийся добрый молодец, с не по сказочному несчастными глазами.

- Как ты узнал? – вырвалось у Стаса. Он как-то упустил, что собирался скрывать ото всех все, связанное с их семьей, и выкрикнул эти слова.

- Да я сам ее сюда и направил, - отец отвел взгляд. – А потом покаялся…

- Ее? Да я не про нее. Тут… - он запнулся, внезапно сообразив, что отец, конечно же, ничего не знает, откуда? И сейчас ему, Стасу, придется сказать… Как?

У Аркадия вытянулось лицо:

- Что? Мишка?

- Он упал, - заученно повторил Стас. – Ему дышать больно. Может, просто от удара? Я на всякий случай вызвал «Скорую».

- Где он?

Стас почувствовал, как внутри отцовского тела все уже рванулось вперед, и сжалось болью оттого, что направление было еще не ясно. Схватив его за руку, чего не делал уже лет пять, Стас побежал наверх, ненавидя эти лестницы, которые приходилось преодолевать десятый раз за день.

Когда они ворвались в класс, Аркадий почти отшвырнул бывшую жену, и Стас задохнулся от злорадного удовольствия: «Так ей и надо!»

- Папа, - только и сказал Мишка.

- Тихо, заяц, лежи, пожалуйста, - голос Аркадия прозвучал именно так, как хотелось говорить Стасу, чтобы брат не запаниковал. Мальчику не было слышно, как шумит у отца в ушах.

Между лопатками покалывало, но Стас боролся с собой и не оборачивался, иначе он не удержался бы и наговорил матери гадостей, которых больше, чем достаточно накопилось за эти месяцы, и которые так и рвались наружу. А это расстроило бы Мишку…

«Все из-за нее, - ненависть мешала ему дышать полной грудью, как брату – боль. – Мишка такой спокойный, он в жизни так не прыгнул бы, если б не она…»

За этими словами маячил темным упрек самому себе: «Не надо было сообщать ему, пока он стоял на парте…» Но Стас гнал эту мысль. Она была уж слишком невыносима…

- У вас есть школьный врач? – отрывисто спросил Аркадий, осматривая Мишкину голову. – Надо смазать рану зеленкой.

- У нас в машине аптечка, - откликнулась Маша.

Никто не ответил ей, и не отошел, чтобы пропустить к выходу, и она стала пробираться между партами, неудобно скрючившись, согнув колени. Длинная шуба волочилась по грязному полу. Скосив глаза, Стас наблюдал за ней, неслышно усмехаясь. Ему было стыдно не за эту усмешку, а за ту непрошеную жалость, что толкалась в сердце. Разве предателей жалеют?

- Надо встретить «Скорую» - заметил Аркадий недовольным тоном, понимая, что отправляет сына следом за Машей.

- Ладно, - тускло отозвался Стас и, подавшись к отцу, тихо добавил: - Она все равно сейчас вернется сюда. Мишка, ты терпи, они уже едут.

Тот подал голос:

- А я уже дышу. Можно, я встану? У меня ничего не болит! Ну, правда!

- Давай все же дождемся врачей, - мягко предложил отец. – Они разберутся, можно тебе вставать или нет. Если даже недолго было больно дышать, это, знаешь, не очень-то хорошо. Тебя не тошнит?

В кабинет то и дело заскакивали то мальчишки, то учителя, в нелепых позах застывали на пороге, Аркадий же гнал всех с несвойственной ему напористостью. У него мелькнула мысль, что, может, потом ему станет неловко, по крайней мере, перед взрослыми, но сейчас было не время для церемоний. Когда вбежала Маша с автомобильной аптечкой в руках, а следом появился Матвей, он едва не крикнул им тоже: «Уйдите отсюда! Закройте дверь».

- Я помогу, - быстро сказал Матвей, сходу расшифровав его взгляд. – Я слегка медик. Учился один…

Аркадий прервал его:

- Мне не интересно. («Ребячество!») Открывайте зеленку, раз уж…

Прижав кусок ваты с изумрудным пятном к ране на голове мальчика, Аркадий прошептал, наклонившись почти вплотную:

- Потерпи, заяц, немножко пощиплет, ты знаешь. Но без этого не обойтись.

- Я думал, ты одна приехала, - вдруг сказал Мишка, глядя в ту сторону, где стояла мать.

У Аркадия так и свело сердце: «Дурачок, он все еще надеялся…»

- Я буду с тобой, если это… серьезно. Если понадобится, - голос у Маши был таким, словно она никак не могла откашляться.

- Это не… - начал было Аркадий, но тут влетел Стас, похожий на задыхающегося гонца, примчавшегося с вестью об отряде неприятеля:

- Приехали! Идут!

- Разойдитесь, - приказал Аркадий, и сам, поднявшись, заставил себя отойти от сына.

Он слушал вопросы тяжеловесной врачихи, руками которой впору было не лечить, а ломать, и старался обходить взглядом Машу, потому что, взглянув раз, понял, как ей больно. Так не сыграешь, хоть она и приучена к камере. Когда прозвучали слова «подозрение на компрессионный перелом», они оба содрогнулись.

- Позвоночника? – почти не слыша себя, спросил Аркадий. – Вы хотите сказать, что у него перелом позвоночника?

- Отвезем его в больничный травмпункт, - прогудела врач, с интересом осматривая их всех. – Вы – отец? Можете поехать с нами. Там сделают рентген, тогда ясно станет. Если подтвердится, там его и оставят.

- А я? – выкрикнул Стас. – Мне можно?

Аркадий вскинул руку, одновременно запрещая это, и отмахиваясь от врача, которая, конечно, ошибалась. Не могло это быть правдой…

- Ты иди домой, - запинаясь, сказал он сыну. – Я позвоню. Вдруг что-то понадобится… Я позвоню.

Маша решительно шагнула вперед, толкнув плечом Матвея. В лице ее просвечивала отчаянная одержимость приговоренной.

- Мы поедем следом. Стас, ты можешь с нами.

Метнув в нее разъяренный взгляд, Стас прошипел:

- Нет уж. Я лучше домой.

Повернувшись к нему, Аркадий шепнул:

- На всякий случай, собери его бельишко. Щетку, пасту… Вдруг его положат? Книжек возьми. Не знаю, что еще. Поесть что-нибудь.

- Ты думаешь… - Стас громко глотнул.

Аркадий только дернул бровями, запрещая расспросы. Врач уже требовала, чтобы они с Матвеем спустились за носилками. Аркадий бросило в жар от унизительности этой ситуации, но других мужчин здесь не было. Стасу было бы тяжело снести Мишку с третьего этажа. Но оставаться с матерью ему было невмоготу, и он увязался с отцом. Уже на лестнице, Аркадий хмуро спросил:

- Как это произошло?

Не стесняясь Матвея, спускавшегося впереди, Стас бросил:

- Из-за нее все. Приперлась… Мишка, с дуру, обрадовался. Ты же понял, он решил, что она насовсем… Ну, и прыгнул с парты, чтобы к ней поскорее. А там выступ на потолке, он не заметил… Ударился головой, и на пол рухнул. Все.

Аркадий подумал, глядя на желтоватую макушку Матвея, который ни разу не обернулся: «Он все слышит. Если он не полная скотина, ему сейчас должно быть хреново… Она могла полюбить полную скотину?»

Ответ он знал, но сейчас это и не утешало, и не злило. Сердило то, что эти люди, по сути уже чужие, непричастные к их жизни, отвлекают на себя его мысли, рассеивают боль, которая должна быть сосредоточена на ребенке. Ведь в ней тоже есть сила, есть энергия, значит, она способна помочь. Хоть чем-то…

Аркадий отлично знал, что такое компрессия, и не слушал того, что врач объясняла Маше. К тому моменту он уже успел представить, как позвонок («Один? Или несколько?») сплющился во время удара головой. Позвоночник резко просел и…

Молча взявшись за носилки с двух сторон, они пошли обратно, Аркадий только крикнул сыну:

- Ступай прямо домой. Я позвоню.

И подумал, что это лишнее: Стас и не мог сейчас заняться чем-то, не имеющим отношения к брату. По лестнице Аркадий пошел впереди, руководя их действиями. Он смотрел на ступени, стертые детскими ногами, и с ужасом гнал мысль о том, что Мишка не пробежит здесь больше… Нет! Этого быть не может.

Голос Матвея догнал его у второго этажа:

- Я чувствую себя убийцей…

«Так и есть, - холодно подумал Аркадий. – И не жди, что тебе отпустят грехи». Его молчание только это и могло значить, но Матвей не угомонился:

- Вы можете во всем рассчитывать на меня. Машина, деньги, грубая мужская сила… Легко!

Последнее словечко впилось, как удар хлыста. Резко остановившись на подъеме, Аркадий обернулся, стараясь не замечать того, как все трясется вокруг рта:

- Слушай, ты! Для меня ты – дерьмо собачье, и больше никто! Убийца. Вор. Все в одном лице. Неужели ты думаешь, что я попрошу у тебя помощи?

«Но он уже мне помогает!» – это заставило его передернуться, и Аркадий едва не заскрипел зубами. Нужно было запрячь Стаса, позвать еще кого-то из школьников, только не допускать к носилкам этого… Боль как бы сняла запрет на грубость, от которой Аркадий удерживался все эти месяцы, и он убедился, что пробил броню этого «легко!». У него мелькнуло сомнение в том, честно ли это с его стороны, ведь в этой ситуации Матвей не мог дать сдачи. Но следом Аркадий сообразил, что тот нанес удар первым. Это он сейчас дает сдачи.

Дернув носилки, он стал быстро подниматься, уверенный, что Матвей замолчал, если не навсегда, то надолго, но тот опять обнаружил себя:

- Вы же сами когда-то влюбились в нее. Уж вам ли не понять…

- Вот это да! – вырвалось у Аркадия. Не останавливаясь, он оглянулся через плечо. – Как это можно сравнивать? Она была свободна и…

- А вы сразу проверили паспорт? Когда я увидел ее, тоже не знал, замужем она или нет.

- И вспыхнула непобедимая страсть! – Аркадий пытался насмешничать, хотя больше всего ему хотелось толкнуть носилки, чтобы этот юный красавец слетел с лестницы и тоже сломал себе что-нибудь.

Несколько вопросительным тоном Матвей процитировал:

- «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!»

- Булгакова теперь декламируют, как «Идет бычок качается…» Затаскали… Мне даже жаль его. Все, пришли. Разговор окончен.

Положив под голову сына полу своей шубы, Маша опять стояла возле него на коленях, и эта поза, молящая о прощении, вызвала у Аркадия очередной приступ ярости. Как она смела просить о чем-то ребенка, столько выстрадавшего из-за нее?! Ему стало не по себе, оттого, что она сжимает Мишкину руку, а тот не протестует.

- Отойди, - сказал Аркадий сквозь зубы. – Не мешай.

Никому не позволив дотронуться, он сам переложил мальчика на носилки. Матвей молча взялся с другой стороны, и они пошли напролом через столпившихся школьников, с одинаково любопытными и деланно сочувственными лицами. Незнакомая Аркадию женщина, должно быть директор, пристроившись с ним рядом, что-то лепетала о том, что мальчик сам виноват, и невозможно уследить за всеми, классная руководительница была в зале с остальными детьми, зачем он отделился? Аркадий подумал: слава Богу, что руки заняты, не то он не справился бы с искушением оттолкнуть ее, как незадолго до этого хотелось поступить с Матвеем.

Свернув на лестницу, где ей уже было не втиснуться, он с усилием поднял руки, чтобы Мишкина голова не оказалась внизу. Нести по-другому Аркадий отказался сразу же. На улице он заторопился: «Не простудился бы!», и крикнул Матвею:

- Быстрей.

В голову лезли мысли, казавшиеся сейчас посторонними: о Мишкиной куртке, которую надо забрать из гардероба, чтобы не потерялась, о номерке, наверное, спрятавшемся в кармане, о пакете со сменной обувью… Аркадий чуть не ежился: «Как я могу сейчас думать об этом?»

- Я поеду с тобой, - он улыбнулся сыну, когда носилки устроили в машине.

- Пап, это не перелом, вот увидишь, у меня же не болит ничего, - умоляюще проговорил Мишка. Ему было страшно подумать, что отец тоже винит его, ведь он, и в самом деле, виноват.

Усевшись рядом, Аркадий взял его теплую, совсем здоровую руку:

- Будем надеяться, что нет. Но даже если… Ты ведь взрослый парень, правда? Ты справишься.

И подумал с тоской: «Какая чушь! Как он может справиться с этим? Маленький…»