Владимир Иванов. Три рассказа

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Иванов Владимир Васильевич

Просмотров: 5490

2010 год, Выпуск № 6

Группа крови

День выдался солнечный. Сегодня отгул, а завтра выходной, но долго в постели не понежиться. Надо сына оформлять в детский сад, сдавать в поликлинике анализы. Костя Зубрин стал семьянином, и появились неведомые ранее семейные заботы. А, кажется, еще вчера бурлила холостяцкая жизнь! Жил весело, ни о чем особо не задумываясь. Потом встретилась Настя. Все чаще стало тянуть к ней в общежитие. Тихая, приветливая, она по-серьезному заинтересовала Костю. Перед уходом в армию сомнения не было: женится на ней. Так оно и вышло. Через год службы Настя даже приезжала к Косте. И в результате Зубрина уволили в запас первым. Его второй месяц ждала Настя с сыном. Сначала жили у матери, потом взяли ссуду на однокомнатную квартиру, а теперь и с детсадом решилось.

В детской поликлинике, когда сдавали анализы, Зубрин поинтересовался группой крови сына.

- Ого, как по ранжиру! – сказал Костя, рассматривая полученные в регистратуре анализы. – У жены первая, у меня вторая, а у сына третья!

- Так не бывает. У ребенка группа одного из родителей, - непрошено встряла рядом женщина.

-Правда?

- А то! – изогнула она губы в загадочной улыбке с видом всезнайки.

Когда поужинали, Настя принялась вязать кофту, а Костя взялся за журнал.

- Насть, у тебя точно первая группа крови? - спросил.

- Да, - вскинула голову жена. - А что?

- У тебя первая, у меня вторая, у Славки третья. А говорят, такого не может быть.

В ответ – молчание. Костя всё глядел на нее и холодел.

-Так что же! Не врет медицина?

Этот ровный утробный голос - чужой.

- Костя!..

… Томас Джефферсон, автор проекта Декларации независимости, третий президент США, в 1805 году, через год после избрания на второй срок, предстал перед законодателями по весьма необычному поводу.

- Вы признаете, что имели внебрачную связь?

- Нет, не признаю. К тому же мои труды на благо Америки - это одно, а моя частная жизнь - другое, и путать одно с другим не следует…

Для нас та история покрыта патиной времени, но и для тогдашних законодателей США она тоже уже была давней…

В 1785 году Джефферсон был назначен американским посланником во Франции. Вместе с семьей в Париж поехала четырнадцатилетняя Салли - служанка младшей дочери посланника. Потом наступил 1789 год - год Великой Французской революции, и Джефферсонам пришлось вернуться на родину. А в 1790 году, уже в Америке, у Салли родился мальчик, которого назвали Томасом…

Начальная волна скандала накатилась на Америку ещё в 1802 году – через год после избрания Джефферсона президентом на первый срок. Трудно сказать, кто предал огласке семейное дело. Но предал, конечно, тот, кому надо. Новость обсуждали и в прессе, и в высшем свете, и в политических кругах. Президент страны, автор проекта Декларации независимости и «Статута о религиозной свободе», - отец ребенка рабыни! Правда, Джефферсон к тому времени был вдов, но это положения не спасало: два века назад любая внебрачная связь считалась грехом. Впрочем, самым ужасным во всей этой истории была, конечно, расовая принадлежность девушки. Президент по мате-ринской линии происходил из семьи богатых землевладельцев - тех самых виргинских плантаторов, что хорошо знакомы любителям американских сериалов и женских романов. Черномазая, мулатка - это же позор! Перемывателям косточек пищи добавляла и такая деталь: Джефферсон был хорошо известен также как борец против рабства. Еще не будучи президентом, сумел убедить Конгресс, что во вновь присоединяемых штатах рабства быть не должно. Но заодно публично выражал беспокойство, что освобождение рабов может привести к смешению белой и черной расы. Злорадствовали: стало быть, знал, о чем говорил!

Скандал поугас. Но разгорелся, когда Джефферсон вновь победил на выборах 1804 года, о чем сказано выше…

Первый «сексуальный» импичмент кончился ничем, хотя тогдашнему президенту было погорячей, чем Клинтону за связь с Моники Левински …

Выйдя из квартиры, Костя остановился в совершенной растерянности. Куда пойти? Где переночевать? К матери? Но от неё расспросов не оберешься. И разве ей всего скажешь. Ну а что сказать-то! Пойти к сестре, к брату? Но опять начнутся расспросы… Впервые почувствовал Константин, что в семейной жизни есть такое, что никому не доверишь, не выложишь – даже родной матери, что в семье главные вопросы никто не решит за тебя, в особые моменты не обопрёшься ни о какое плечо – всё решать самому. И вспомнил Костя про своего напарника Витьку из общежития. У него несколько раз собирались после получки.

Постучав в комнату, Костя напустил на себя веселье и, «между нами мальчиками», объяснил причину своего позднего визита: ушёл от жены в воспитательных целях, пусть попсихует и как следует подумает над своим поведением. Переночевать пустишь? Витя проявил мужскую солидарность и радушно предложил ночлег. Когда улеглись, хозяин скоро затих и тихонько стал посапывать, а Косте не до сна.

Как же так получилось?.. До армии Костя с матерью жили в своем частном доме на окраине. Когда дружил с Настей, не раз приходил с ней домой. Настя с матерью сошлись характерами. Провожая в армию, мать сама предложила Насте остаться с ней и вместе дожидаться Костю. Настя радостно согласилась. Условились сыграть свадьбу после службы. В армии часто получал письма то от невесты, то от матери, а то и вместе напишут – поздравят на праздники. Мать в своих письмах в невестке души не чаяла, радовалась её покладистому характеру, трудолюбию, тому, что в думах постоянно живёт одним Костей и зрело рассуждает о будущей жизни. Когда поженились, Костя вроде бы шутя говорил, что матери и самой ещё не поздно заняться личной жизнью. Но мать отмахивалась и спасалась от одиночества в их с Настей семейных заботах. Теперь мать воспримет всё это как личную трагедию. А Настя и вправду была хорошая жена. В семейном бюджете всё наперед рассчитано и продумано. Дома чистота и порядок. Особенно приятели удивлялись кухонной чистоте, видимо, за неимением таковой у себя дома. Настя как-то незаметно приучила Костю помогать на кухне, что для некоторых приятелей было тоже в диковинку. Порой слышал упрёки, что, занимаясь бабскими кухонными делами, он вроде бы роняет себя как мужчина. Поначалу просьбы-предложения жены Костя воспринимал точно так же. Когда жил с матерью, всё выполняла она. Но Настя, прижимаясь к плечу, ворковала, что всё это мелочи, конечно, но жизнь-то состоит из мелочей и любая мелочь, любая помощь облегчает ей жизнь, а что может быть дороже помощи любимого мужа! Костя отмякал, не перечил и такая помощь уже вошла в привычку, в некий семейный ритуал. Всё правильно, рассудил Костя, жена готовит, я потом мою посуду – разделение труда. Радовала жена пониманием его душевного склада и внутреннего миропорядка, не ворчала, как некоторые другие жёны, когда заявлялся домой с друзьями-приятелями. Правда, случалось это не часто. Не устраивала сцен, если вечером после работы задерживался. По его мнению, Настя больше, чем следовало, уделяла времени подругам, на них порой уходили оба выходных, но он это терпел, поскольку понимал: от однообразных семейных забот ей тоже нужна отключка. Выходило: давали друг другу свободу по мелочам, но в главном, в сохранении семейного лада, оберегали друг друга, не преступали черту. Но что же случилось? Почему в глазах Насти он прочел такое? Почему она пришла в смятение, когда сообщил о нестыковках групп крови? С какой мольбой, с какой растерянностью, ужасом и страданием на него смотрела! Предстали ее глаза– подступила жалость. Но он сознательно подавил это чувство. Тут что-то не так! Может, он, зашоренный бытом, ослепленный любовью, чего-то недопонимает? Может, коварство женщин – врожденное, в их природе? Ведь недаром о женском коварстве пишется не один век. Вспомнились рассказы-байки приятелей. Может, все женщины такие? Костя представил, как жить дальше с подобной точкой зрения. Тогда не бывать уже святому, сокровенному месту в сердце, остается лишь подыскивать примеры своей правоты, цинично их комментировать, менять женщин, как перчатки, и вообще относиться к женщинам как к постельной принадлежности. Ну а смысл? Весь измаявшись, Костя впал в сон лишь под самое утро… Казалось, только сомкнул глаза, а уж напарник трясёт за плечо, будит на работу.

Костя ушел, а малыш улыбался во сне и чмокал губами. Ему надо было расти. Настя долго сидела, обхватив голову руками, приходила в себя. Уж она-то знала про свою кровь - первая. Когда ее подруга Катя Исаева попала под машину, на заводе объявили: срочно нужна кровь первой группы. В больнице ведь Настину кровь еще раз перепроверили. Она была верна Косте и считала дни, когда любимый отслужит. Костя писал, что в армейскую часть приезжают и родственники, и невесты на свидание. Договорились, что она возьмет отпуск и тоже его навестит.

Приехала с мытарствами за тридевять земель на какой-то захудалый полустанок Забайкалья. Три дня Костя жил свободной жизнью: командир дал краткосрочный отпуск. Но начались учения и проводить ее не успел. Собралась, расплатилась с хозяйкой за квартиру и побежала на станцию. А поезд уже ушел. Неужели тогда?! Сказали: с другой станции в полночь отправится до Читы местный поезд. Вот и села на первую попутку! Как шофер грозился убить, когда сопротивлялась! Силы были неравны. Но в момент, когда, как ей казалось, насильник почти овладел ею, ее тело судорожно сжалось-спружинилось, она, возненавидев-озверев, пустила в ход зубы-когти. Душегуб вскрикнул-заорал, она была испинана и брошена за сопкой, куда паршивец до того внезапно свернул свою машину. Прихрамывая, вышла на дорогу. Не было ни страха, ни боли, ни времени, ни чувства реальности. всё в ней окаменело и отупело. Она не боялась сбиться с пути, опоздать на поезд, встретить ночь в дороге – ей было всё равно. Она шла и шла. Фары в сумерках обозначили ее длинную тень, машина поравнялась и остановилась. На расспросы военных ответила, кто она, откуда, куда направляется. Подвезли ее до самой Читы на вокзал за полночь. Подходящий ей поезд западного направления прибыл в пятом часу утра. В плацкартном вагоне мало общалась с попутчиками, ушла в себя, сидела без женских всхлипываний, одеревеневшая. Про случай на дороге она не обмолвилась потом никому, что помогло легче забыть весь этот кошмар. Из памяти вон – будто и не было. Но так ведь и не было! Она же того ненавистного не допустила, не приняла. Когда почувствовала, что беременна, знала – это их с Костей ребенок. Но почему она замешкалась с ответом Косте, будто была в чем виновата? Поэтому Костя и ушел. Но она же не виновата! После первых минут смятения Настя вначале одеревенела, как тогда на дороге, потом постепенно отпустило. Почувствовала: что-то ей мешает быть до конца правой. Будто и в самом деле она виновата. И поняла она, что и впрямь виновата. Виновата, что утаила, виновата, что не сообщила Косте. Но ведь для его же блага! Чтоб не тревожился, спокойно дослужил, дров не наломал. Нет, умолчала, потому что более всего боялась потерять Костю: а вдруг он её бросит! И что теперь? Всё равно ушёл! Надо ему всё рассказать, объяснить. Они не должны расстаться! Он поймёт...

Зубрин не видел выхода и всё надеялся: а вдруг это ошибка! Скорее всего ошибка. А если правда!? Пусть! Неизвестность хуже. Костя в библиотеке стал искать-ворошить литературу. Прочел про идентификацию останков Романовых. Молекулярный биолог Павел Иванов вместе с англичанином Питером Гиллом установили: в безымянном захоронении близ Екатеринбурга лежали именно родители с дочерьми. И что они - родственники ныне здравствующих членов царской фамилии. С дочерьми – понятно. А как там по мужской линии – дополнительно прояснила история президента Джефферсона, хотя сама по себе та история оказалась весьма запутанной. Кто – чей? В наше время появилась возможность установить истину молекулярно-генетическими методами. То, что предполагаемые отцы и дети не дожили до экспертизы, само по себе не было препятствием. Американцы пригласили для исследования всех потомков по мужской линии. Каждый человек половину своих хромосом (по одной из каждой пары) получает от матери, а другую половину от отца. Это еще помнилось по школе. Y-хромосому, определяющую мужской пол, мальчик может получить только от отца. Поэтому она передается из поколения в поколение в неизменном виде. То есть у современных потомков Джефферсона по мужской линии хромосома практически та же, что у него самого. Однако законных сыновей, оставивших потомков, у Джефферсона не было. Пришлось обратиться к потомкам родного дяди президента, брата его отца: ясно, что у дяди и отца Y-хромосомы одинаковые, от дедушки, и такая же была у самого президента.

А у Салли родилось пятеро детей. Задокументированные в свое время свидетельства детей Салли давали основание их потомкам считать, что ведут они свой род от Томаса Джефферсона. К расследованию были привлечены также потомки сыновей Салли - Томаса и Эстона… И семейной легенде потомков сына Салли Томаса, из-за которого и разгорелись страсти с импичментом третьего президента США, был нанесен жестокий удар! Y-хромосома прапрапраправнуков Томаса, сына Салли, ничем не напоминала Джефферсонову. Что уж там за приключение пережила в Париже юная Салли, науке неизвестно, но отец американской демократии, видимо, не лгал под присягой. Хотя стопроцентного алиби и у него все-таки нет: ведь джефферсоновская Y-хромосома могла потеряться - допустим, кого-то из последующих мужчин в этой династии обманула жена.

Зато Y-хромосома потомков Эстона оказалась совершенно такой же, как у Джефферсонов! Младший сын Салли, родившийся после процесса импичмента, у рабыни действительно был от хозяина… Вот куда добралась наука! Докапывается до истины через века!

Знакомясь дальше с литературой, Костя понял: та тетка в поликлинике, заронившая сомнение в его душу, была не права. Разные группы крови здесь ни при чём. Да и традиционное исследование групп крови не дает од-нозначного ответа. Однозначным здесь может быть только исключение отцовства. Если в крови ребенка найден белок, которого нет ни у матери, ни у предполагаемого отца, значит, отца точно надо поискать в другом месте; но если нашлись одинаковые белки, это еще не значит, что отцовство установлено. Тогда либо исследуют специальные белки, определяющие иммунологическую индивидуальность, те самые, что мешают пересадке органов от человека к человеку, либо обращаются к ДНК-экспертизе. А она доступна и в областном центре, так что всё и выяснится…

Выйдя из библиотеки, Зубрин пошагал в сторону автобусной остановки.

Ну, выяснится… А дальше что?.. Славка чужой, что ли?.. Представил, как он радостно кидается навстречу, когда приходишь с работы. Как обнимает нежными ручонками за шею и трётся о щеку:

-Папка, какой ты колючий!..

-Папка, а машина поскользнулась и упала, да?

Это когда малыш увидел завалившуюся в кювет машину.

-Папка, гляди – дождинки на асфальте жарятся!

В жаркий день вдруг пошел дождь и дождинки вправду подпрыгивали на разгоряченном асфальте, как масло на разогретой сковородке. От воспоминаний стало сладко и горько.

А с Настей как? Всплыло где-то услышанное или вычитанное, что надо связывать судьбу с тем, с кем легко будет расставаться. Может, и впрямь с Настей было бы легче расстаться, если бы не Славка. Представил, как это могло бы случиться без сына – и не смог. Настя никак не отрывалась от сердца, не отдалялась и не отчуждалась. Как всё в жизни не просто! Раньше не замечал за собой такой потребности – погружаться в себя. Вроде как повзрослел. Но ведь взрослый уже, семейный человек, куда ещё взрослеть-то! Чтобы взрослеть, набираться опыта – удары судьбы нужны? И у других так? Константин невольно оглядел людей на остановке.

Его мысли прервал подкативший автобус – в сторону своего дома.

Лошадиная сила

1

Утрами стеклянно звенела ледяная пленка и сухо хрусткал снег, по ме-ре потепления все больше похожий на серую соль крупного помола. В полдень набрякший влагой снег размякал и скупо шебаршил под ногами. Отвьюжила, отбуранила зима. В воздухе запахло свежестью и сыростью, как от реки. Потом потянуло гарью, слегка пахнущей навозом, и наступила окончательная перемена: вместо сухого, отдающего прелью сена подоспело время хрумкать сочную зеленую траву...

Буран встречает утро. Он проспал стоя да и сейчас еще не совсем отошел ото сна. Временами он фыркает и мотает головой. Вчера хозяин забрал Бурана из конюшни к себе домой. И вот он стоит и скучает. Потом ржанием призывает Ласку и прислушивается. В ответ слышны сонное похрюкиванье, коровьи вздохи, шорох соломы…

Игреневая кобылка Ласка, только что объезженная, была допущена в конюшню рабочих лошадей ранней весной. Буран в деннике стоял предпоследним, крайнее стойло пустовало. Туда и определили Ласку. Ее присутствие заставляло вскидываться, возбужденно перебирать ногами. Солнце с каждым днем поднималось все выше, и все чаще в глазах Бурана вспыхивал озорной блеск, все чаще хватал его игрец.

Он всю зиму и по весне возил на ферму сено, солому или, кожилясь, тянул из ямы прелью пахнущий силос, из фермы вытаскивал навоз. А нынешний хозяин, Иван Осипович Селянин, запрягает лишь для разъездов.

Буран покидает навес и подходит к изгороди. И если бы в этот утренний час кто проходил мимо, он невольно залюбовался его литой фигурой на алом фоне утра, его гордо поднятой головой и лебединой шеей.

2

Ну, головой и шеей Буран, прямо скажу, не вышел в князи. Шея как шея, голова как голова. Это у чистокровных да у породистых, - глянул на плечи, шею - видно, что к чему. Да и то не всегда. Не в стати вся лошадь. У иной для публики никакого виду, а ведет всех за собой до самого финиша. Суди птицу по полету!

Поехал я как-то в Кургановку. Я собираю от совхоза молочные продукты у населения. Выезжаю на луг - коровы пасутся, пастух на ло-шади скачет. Бег ладный, легкий, - так и стелется! Подъезжаю, разговорились. А сам нет-нет да бросаю взгляд на серого. Отмечаю сухость сложения. Поджарый-то он поджарый, а грудь - объемная. Не округлая, это больше для внешности лоск, а именно объемная - за счет длинных ребер. Задние ноги в белых носочках. Это, конечно, ничего не значит, но - отмечаю. Ноздри точеные, большие, сухие. Лоб выпуклый, памятливый должен быть. Прошу проехаться – не запален, резвость есть. Но одна резвость погоду не делает. Пускаю вперед - на проверку сил и выносливости. Версты две отмахали и назад. Чувствую, - с запасом, особой усталости нет. Если как следует подготовить - добрая для скачек выйдет лошадь. Надо только убедить директора совхоза препроводить Бурана на центральную усадьбу…

3

Осенью привели меня в незнакомую конюшню. Когда за мной пришел мой новый хозяин, я его сразу признал. На памяти была еще первая встреча, когда летом он пустил меня версты считать. Как он вскочил в седло! Не ожидал такой прыти! Отпрянул в сторону, но не тут-то было. Он взял в оборот: подался вперед, резко дернул поводья книзу. Я вскинуть голову не успел. Пастух ездил завалившись на круп. Будто не седок, а куль на спине! Если потник не подложит, кожу сдирало. А новый седок ловок лёгок и как прилип. Я в него вчувст-вовался, когда проскакали туда-обратно и он беседовал с пастухом. Мы запоминаем запахи и голоса. Пахло от него и конюшней. Это успокаивает. Голос - с хрипотцой, а не сиплый. Пока говорили, он дружески меня похлопывал, что располагало к себе и вызывало доверие.

Я стал жить в деревне нового хозяина. За долгие зимние ночи я перевидел много снов. Однажды приснилась мать. Я вспомнил свой жеребячий возраст. Вспомнил, как стригунком любил резвиться подле матери, щипать рядом с ней траву. Тогда она и поведала мне про свое потаенное. Родилась мать моя Чалка на конном заводе. И чем взрослее она становилась, тем больше отходила от стандартов классной ло-шади. Тут и руководство завода спохватилось: почему, что да как? Стали выяснять, вспоминать да вычислять. И тут всплыло: перед тем, как понести, моя бабка Домна по недосмотру конюхов пропадала в сельском табуне. Мать моя была забракована и как бросовая лошадь продана на сторону для ломовых работ.

Об этом она рассказывала с болью. Я ее понимаю. Чем она виновата, что лошадиный мир так устроен? Одним холю да волю, призы да круги почета, а другим - грязь, зной, стужа, тяжкий воз - все сполна. Где справедливость?

Очень, наверное, было горько матери расставаться с прежней жизнью. Она, может, своим рассказом хотела во мне заронить особые чувства. Чтоб я помнил, откуда мы есть. Если она это имела в виду, старалась напрасно. Чувство клана у меня совершенно отсутствует. Это, видимо, от отца - колхозного жеребца Боя. Не знаю. Я его не видел никогда. А, может, от бабушки. Ведь она пренебрегла всеми условностями, отвергла многих титулованных претендентов и по зову сердца вылетела на луговой простор. Не знаю. По мне, все эти родословные - звук пустой. Вольные просторы, где вырос, я не променял бы и на десять родословных. Я конь-пролетарий.

С тех пор, как новый хозяин привел меня к себе, он стал часто ставить меня под седло. А в день, когда навес наполнялся банным дымом, поездки длились дольше обычного. Хозяин после говорил ласковые слова, вываживал меня. Я больше получал хрумкой моркови, сырых яиц и овса. Наутро он особо проверял - проел корм или нет. Но аппетит у меня был хороший, да и настроение стало шаловливым. Раньше, если меня обгоняли, я реагировал спокойно. Дело житейское. Бывало, и сам не раз обставлял других, когда хозяин спешил и погонял меня. Но сейчас во мне взыграла ретивость. Когда позади нарастал топот копыт, мои ноги сами вскидывались выше и работали чаще. Хозяин не удерживал меня, и мы легко отрывались.

Однажды мы заночевали в другом селении. Наутро мне дали лишь пригоршню овса, я понял, что придется снова бежать дольше обычного. Но на этот раз хозяин не стал меня выводить на проселочную дорогу, а машистым шагом направил на большой луг за селом, где уже была дюжи-на лошадей и много народа. Это оказался заброшенный аэродром районного поселка. Нас выстроили, взмахнули флажком, и мы рванули. Я хозяина доставил к финишу первым…

4

Районные соревнования мы с Бураном выиграли. Назад я не оглядывался. Сказывали, отрыв - корпусов на десять. Когда праздник поугас, спустился к Томи и долго сидел у реки. Хотелось подольше удержать в себе это солнечное настроение. У нас каждый год после весенних работ устраивается праздник в райцентре - День борозды, и много люда съезжается сюда поглядеть на состязания лучших лошадей района. О скачках потом долго вспоминают. Приезжайте сюда на базар, и вы услышите разговоры на такой манер:

- Супротив Гвидона никто не устоит!

Это про призера из совхоза «Победа».

- Никто? А Бурка ноздрю в ноздрю с Гвидоном шла!

- Ку-у-уды там - «в ноздрю!» Висела на хвосте его, а потом отпала.

За год до победы Гвидона эта кобылка Бурка из колхоза имени Матросова только раз вырвалась к финишу. Отсиживалась, отсиживалась да и обставила всех на последних метрах. Что и говорить, маленькая да резвенькая, но силушки - кот наплакал. Кобыла есть кобыла. Ей фортуна лишь в сухую погоду, а в сырость - жилы вытянет, но приза не возьмет. Так Бурка и осталась с одной случайной победой, хотя со старта вела всех за собой сломя голову. В прошлом году первый приз взял Гвидон. До этого пару раз я приводил первым Громобоя и раз Адмирала. Но не везло нашему совхозу «Гигант». Громобой был резв, но не собран. Стоило больших трудов его подготовить. Адмирал вынослив, резв, но характер имел никудышный, - не поймешь, какую штуку через минуту выкинет. Не смог я к нему приноровиться, он весь так и не раскрылся.

Прошлым летом люди добрые сообщили про Бурана. Вижу - поработать стоит. Пригнал его, - в порядок приводить начал. Был он запущен. Но при этом, как дознал, - резвость нечаянная, сила с запасом и, главное, дар в ходу выкладываться. Иному бог дал эти качества, а выказать их в деле - никак. Буран отдавался работе охотно. Вот на эту отдатливость при прочих его достоинствах я и делал ставку. Да-а... Опасное это качество - отдатливость. И запалить могут, и навьючить на тебя больше всех, и еще мало ли чего. Ведь и у людей так: кто работает с отдачей, на совесть, на того и стараются больше взвалить... Только диву даешься, как Бурана не завели за ту черту, за которой лошадь-то уже нельзя назвать лошадью. Могут быть и сила, и резвость, и отдатливость, а если лошади подавили характер - это уже живые мощи. Так - видимость одна, а сердцевина высосана, вытоптана, попрана...

Мы, люди, с одной стороны ломаем лошади характер, подавляем волю: только так можно получить послушную тягловую силу. И ходит она у нас под дугой обротанная на всю жизнь. Это то же, что человека отучить мыслитъ и чувствовать самостоятельно, сделать его безропотным, безликим. С другой стороны, нам нужны иные качества лошади - характер, воля к победе... Ме-ня всё это смущает и порой вгоняет в тоску.

У Бурана характер и воля остались, что уже чудо. Он все-таки не чета другим. Это и сейчас видно, тронь повод - чутко отзывается. Добрые люди, может, ценили эту отдатливость и как раз потому его шибко не понужали и сберегли.

Лошадник я старый, толк знаю. Отец был конюхом, я рос при лошадях. И сейчас не выпускаю повода из рук. Журнал по коневодству давно выписываю. Вот западет человеку в мальчишестве мечта о ветроногом сивке-бурке и ждет своего часа. Бывало, придет в руки лошадь и сердце тайно замрет - а вдруг эта! Но найди, попробуй! Мы же не коневодческая отрасль, мы - зерно и молоко. Но вот стал работать с Бураном, дознал его и понял - такого друга у меня еще не было…

Пора взяться за развитие коневодства. Давно пора! А то привыкли горючее жечь, за каждым пустяком гонять машину да трактор. Глянь на любую проселочную дорогу - изъездили вдоль и поперёк! Техника техникой, а конь в любом хозяйстве должен быть. Без него никак. Даже сельского па-цана взять. Если он не общается с лошадью, считай, у мальчишки ущербное детство…

Нам объявили: от каждого района победитель поедет на региональные соревнования. Чего раньше не было, того не было. Решили, значит, поднять вес сельской лошадки, интерес к нему подогреть. Что ж, нужное дело! И с этой стороны следует уважить. Лошадь в одной работе, без бегов, - все равно, что будни без праздников. И пусть всегда собирается народ на это зрелище, где человеку и лошади - праздник, где отмеченный тавром удачи может возрадоваться острым мгновениям жизни, а невезучий - высветлить замутненный осадок на дне души, на время вернуть детский восторг свой!..

Через месяц был региональный праздник коневодства. Первый день приезда прошел в приготовлениях. Во второй день, на открытии, вначале показали представление. Картинно прошли конники гражданской, были не забыты кавалерия Великой Отечественной и труженица-лошадь тыла. Конезавод, где все это проходило, устроил выводку своих питомцев. Громко по динамику объявлялись завоеванные призы, родословные лошадей. В общем, открылся праздник ярко и подготовленно.

На следующий день начались бега. Первыми вышли двухлетки, потом стартовали трехлетки. Тут представителей села не было. С четырехлеток и старше конезаводские уже бежали с сельскими. В финале должны были стартовать три призера прошедших бегов. Остались - серый в яблоках конезаводский Динамит, саврасая кобыла Пулька из колхоза имени Коминтерна и мой Буран. Неожиданно к нам приставили еще и четвертого - заводского вороного жеребца. Объявили, что он показал одинаковое время с Пулькой. Ладно, приняли мы старт, понеслись. Вперед вырвались Пулька и этот вороной. Буран шел третьим. Потом кобыла стала понемногу сдавать. Вот она и позади.

- Давай, давай, - повторяю я вороному, который все еще впереди. - При такой резвости тебя ненадолго хватит!

Но сам держу его на контроле: все-таки в голове скачки - темная лошадка. Чтоб не упустить вороного, у Бурана приходится просить еще резвости. Впереди - немалая дистанция, и таким манером складывать скачки не хотелось бы. Вот осталось меньше полкруга. Буран постепенно нагоняет вороного. Что такое! Тот резко отстает и уступает. В это время налетает Динамит. «Налетает», - это, конечно, чересчур. Но мне так показалось. Мое внимание было приковано к вороному: не упустить бы! Вороной, выходя на внешнюю сторону круга, заступает дорогу Бурану. И в это время сзади топот и храп. Оглядываюсь, - на полкорпуса приблизился Динамит. Пока Буран выматывался с вороным, Динамит отсиживался сзади. И вот при выходе из игры вороной выкидывает такую штуку. Но Буран в этой скачке превзошел себя. Это просто так говорится - превзошел себя. Может, он только приблизился к себе! В броске перед финишем вы-ложился здорово! Тут уже ни на что не обращаешь внимания, пересек черту - тогда опомнился. Вываживаю Бурана, а сам успокоиться не могу, да и он дышит - аж кожа меж ребер гармошкой.

По радио объявляют: Буран и Динамит показали одинаковое время. Тут за оградой среди болельщиков поднялся шум. Ясное дело, - самодеятельность, делали ставки меж собой.

- Мошенники! - кричат. - Свинью подложили!

Кажется, в одном месте вспыхнула драка. Замелькали милиционеры...

Да-а-а!.. Подкузьмили Бурана. Если б не это, - быть нам на финише единственными! Но и то утеха - выдали нам, призерам, по пять тысяч рублей, дипломы и объявили: победители едут через двадцать дней на зональные соревнования…

Раным-рано вывел я из денника Бурана - и был таков!

Ты прости, мой ветроногий! Не поехать нам никуда. Не получится. Эдак мы от дома отобьемся, гастролерами заделаемся. Тут каждый день год кормит. Макушка лета, сенокос скоро. Да и сам посуди, - наша ли эта жизнь? Вишь, как с нами обошлись! У них тут свои законы, свой мир, своя жизнь. Хотя что и говорить! Это особый мир. Мир азарта и страстей, мир порывов и мгновений. Когда человек оседлал лошадь, он резко сократил расстояние и удлинил время. Минуты - куда там! На секунды пошел счет, даже на доли секунд!

Это – с точки зрения бегов. А у нас с тобой иная точка зрения. Мы с тобой - другой судьбы, работяги. Как ни крути, перво-наперво мы - «лошадиная сила». Та самая, что на моторах значится, навоз вывозит, корма подвозит, сено косит. Этим и живем! И жизнь наша важнее того ми-ра, где мы с тобой, мой друг, побывали…

5

Вот и довелось мне прикоснуться к тому миру, где росла и жила моя мать. На конезаводе я освоился быстро. Казалось, именно в этом деннике я и был всю жизнь. Но стоило забыться, перед глазами вставала гладкая лента Томи, зеленый луг со стадом коров, знакомые просторы. А утром, как выведут на проминку, я снова входил в этот новый, но ставший близким мир. Казалось, всегда я только и делал, что проминался с другими лошадьми, слышал азартные крики и выкладывался в день скачек.

Потом всё забылось. Не совсем, а отошло куда-то. Вернулись мы домой - и всё, чем я жил в эти быстро промелькнувшие дни, будто и не со мной было. А теперь с хозяином мы ездим на покос и по деревням - закупать молоко и масло. На привычном пути хозяин молчит о своем, а я о своем. Иногда он запевает песню, и я радуюсь. Настроение у него доброе, он вспомнил о чем-то хорошем...

Эмоция

…Я родилась из подспудных глубин. Внезапной колючей злостью. И родила меня женщина. Хотя мы рождаемся и от мужчин. Нет разницы…

Муж Риты Ивановны пришел поздно. Выпивши. Она скандала устраивать не стала. Себе дороже. Сорвется - бесконтрольное поведение на винных парах непредсказуемо. Но каких сил это стоит!

Семья. Накормить, обстирать, обуть, одеть. Муж на одной работе долго не задерживается. Поиск новой работы, испытательный срок с меньшим заработком, ожидание долгожданной его получки после продолжительного перерыва… А в последнее время и у самой на работе оклады поурезали, премиальных и вовсе не стало. У начальства одна отговорка – финансовый кризис. Бреши в семейном бюджете всё шире и шире. Но самое тяжкое – муж сорвался с резьбы, пожалуй, даже и окончательно сломался. Стал безвольным, нет прежнего упорства к цели, всё чаще прикладывается к бутылке. Это гнетёт больше всего. Хочешь заснут поскорее, но как заснёшь под храп с алкогольными парами. Мысли лезут и лезут, одна мрачнее другой. Наконец забудешься, заснёшь, но среди ночи проснёшься внезапно и лежишь с открытыми в темноте глазами, вперившись в невидимый потолок. Чувствуешь – душа усыхает, нервы усыхают, жизнь скукоживается. До того безысходно и одиноко! И копишь всё это в себе и копишь. Порой такая злость берёт, такое накатит! Вот и сегодня.

…В эту ночь я и родилась. Мы, эмоции, созреваем исподволь в том, в ком возникли. Но созревшим полноценным эмоциям пребывать в одном существе подобно смерти. При каждом удобном случае мы переселяемся в другого. Это закон нашего существования. У нас, как всюду, негласное соперничество противоположных эмоций: любовь – ненависть, счастье – горе, злость – доброта и т.д. Мы как два полюса магнита, нас просто нет друг без друга. Это как чем богаче олигархи, тем беднее бедняки и наоборот. Чем больше горя, тем меньше счастья, чем больше злости, тем меньше доброты и наоборот.

Наутро Рита Ивановна проснулась усталая, разбитая, с тёмными впадинами под глазами, бледнее обычного, с тяжелой головой – будто похмелье мужа переняла. Сготовила через силу завтрак – колбаса, яичница, чай - разбудила сына в школу, мужа на работу.

В автобусе как всегда толкотня, теснота, едешь стоя плечом к плечу. Голова всё ещё чугунная, веки слипаются, чуть забудешься – снова толчок или так прижмут – дышать трудно. Но терпишь. А в голове не дающие покоя мысли. Как дотянуть до зарплаты? За учебу сына в лицей отдай. Квартплата, телефон, кредит за мебель… Да и дадут ли ещё зарплату вовремя? Придётся на питании урезать, в желудке не видно. О других покупках и думать не смей. Пока придётся походить в демисезонной куртке старой. Как бы муж снова не вылетел с работы. Ну что за мужики пошли, все тяжести взвалили на баб! В старину говорили не «замужем», а «за мужем». Как за стеной. А стены-то и не чувствуешь. Нет опоры домашнего очага, а так – сбоку припёку. И такая злость накатывает! Ой! Наступили на ногу! А вроде прилично одет! Хам какой, даже не извинится!.. И тут всё накипевшее неуправляемо вырвалось наружу.

Иван Ильич был сегодня с утра в добром расположении. Недавно повысили в должности, стал начальником отдела. А это немала прибавка к заработку. И моральное удовлетворение – оценили таки его профессиональные и организаторские достоинства. А главное – повышение статуса, знак того, что жизнь идёт по правильному руслу, вперёд и выше, она состоялась. У него приличная иномарка «Тойта», но сейчас машина на техобслуживании, так что приходится тащиться в переполненном автобусе, переминаясь с ноги на ногу… Размышления пресёк окрик слева. Иван Ильич повернул голову: женщина глядела на него колючими глазами и облаяла неадекватно поступку. Он и так уже ощутил, что при очередном перемещении тяжести тела наступил каблуком на чью-то ногу, поспешно отдёрнул свою и сменил центр тяжести. Она всё ещё не успокоится, кричит: надо на такси ездить, раз не умею себя вести в общественном транспорте. Пришлось возразить: раз мешают в общественном транспорте, - не мне, а ей надо нанимать такси. В ответ услышал очередное хамство. Что у нас за люди! Просто злость берёт! Доводчик на подъездной двери то и дело ломают, а в обслуживающую фирму никто не удосужится сообщить, чтобы починили – всё надо самому. На лестничных площадках шприцы, недавно побелённый подъезд уже изрисован. А на работе! Надо было идти к шефу, отчитаться о ценах на ризографы в разных фирмах – так заранее подготовленную папку сослуживцы сменили в кабинете на другую. Вскрыл папку в кабинете шефа и обомлел. Извинился, объяснил, что не ту папку прихватил. Вернулся в отдел – а нужная папка лежит на том же месте! Дебильные шутки! Ну ничего! Теперь сам начальник. Хорошо смеется тот, кто смеётся начальником.

В рабочем кабинете Иван Ильич застал техничку Нину Семёновну. Она торопливо заканчивала уборку. Что это она утром убирает? Обычно приходила к концу рабочего дня. Перед началом дня надо сосредоточиться, собраться с мыслями, а тут она суетится. Нина Семёновна, белокурая женщина второй молодости, при виде Ивана Ильича ещё больше заторопилась и нечаянно из пластмассового кувшина, поливая цветы на подставке, плеснула на пиджак хозяина кабинета, который тот уже успел набросить на спинку кресла. Брызги достались также затылку и рубашке Ивана Ильича. Он мгновенно обернулся – и Нина Семёновна услышала такое, чего никак не ожидала. Она тотчас вспыхнула, но промолчала. Вода чистая, свежая, следов не оставит, в чрезмерно тёплом кабинете быстро высохнет. Оплошка стоит ли того, что она услыхала? Конечно, надо было убрать с вечера. Изредка, лишь изредка Нина Семёновна оставляла работу на утро. Заболела внучка, вчера пришлось из садика забрать её пораньше, вести в поликлинику. Да потом бегала по аптекам, закупала выписанные лекарства, лечила внучку. Помощи ниоткуда. А судьба шлёт и шлёт испытания. Год как умер муж. Два года как дочка развелась со своим пьянчужкой, зарплата у ней небольшая, договорилась на полторы смены, остается после работы, вот и легли на Нину Семёновну заботы о внучке. А у самой здоровье не ахти. Пенсия маленькая. Устроилась сюда техничкой. Опору Нина Семёновна находила в вере. После смерти мужа стала чаще ходить в церковь. Не зря Господь пытает нас, насылает испытания. Ежедневные уколы жизни – часть испытаний. Люди не ведают, что творят. Их неблагостными словами и поступками искушают злые силы. Вот и Иван Ильич - орудие искушения. Жалко его, молод ещё, но нервный.

…Когда Нина Семёновна бесконтрольно вспыхнула, этого мгновения хватило, чтобы переместиться в неё. Очень удачно всё начинается! Вчера только родилась и вселилась уже в третьего человека! Чем больше перемещений, тем я сильнее.

…Какая ошибка! Вот уже неделю я взаперти. Ужасно! С каждым днём силы тают.

…Теперь если она и озлится на кого, нет уже сил переместиться. Да она и не озлится. Нет выхода!

…Умираю.