Западносибирские сны

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: 45 лет Союзу писателей Кузбасса

Автор: Немченко Гарий Леонтьевич

Просмотров: 6366

2007 год, Выпуск № 4

Диктующие без конца: как нам жить.

Кто это наше русское сопротивление чужой воле объяснит?

С его парадоксом: увижу, что родина, и в самом деле, в опасности - шагну первым. Но для чего вы меня почти постоянно испытываете?

И не случилось ли, в конце концов, то, что должно было случиться: уж если профессионалы, которым всё должно быть известно, не встали в миг опасности первыми и сдали нас почти тут же, чего с нас-то взять?

Кому к тому времени так надоела постоянная лапша на ушах.

Но кто нам, русакам, нас же когда-нибудь объяснит?

Или - поздно, поздно?.. Уже в пустой след.

Однажды мы вошли в просторный магазин спортивных товаров, связанных, как понимаю, с океаном, с морскими прогулками, с ловлей рыбы... Чего тут только, и действительно, не было!

Стояли на деревянных катках белые яхты, шлюпки и моторные лодки, рядами прислонились к стенам разноцветные доски для серфинга, и в проемах между очень высокими окнами слоями, как в магазине тканей у нас, висели косые яркие паруса... Ходили по этому громадному эллингу, рассматривая то богатую, то спартанскую экипировку, акваланги и спиннинги. Склонялись над длиннющими стойками, где под стеклом в обилии лежали большие и маленькие катушки, блёсны самого разного размера и вида, всякой толщины леска, рыболовные крючки, крючищи, крючёчечки, ножички, ножи и ножищи, фонарики-фонари-фонарищи... недаром же в разных концах магазина то и дело слышался восхищенный мат, который тоже можно разделить по степени сложности...

Как ещё в последнее время иначе может русский человек выразить душевный восторг? Нет, никак! Иначе - просто отвык.

Хорошо, правда, то, что в самых разных частях света, в самых дальних уголках на краю земли русская, по-ученому скажем, элоквенция служит как бы позывными, на которые по всему миру откликаются путешествующие либо давно заблудшие в слишком долгих путешествиях славянские души... Неужели других позывных у нас так-таки нет и уже никогда не будет?

- Земляки? - с дружелюбной и чуть грустной улыбкой подошел к нам высокий и вальяжный блондин с крупными, но удивительно мягкими чертами лица - этакий давно отказавшийся от ратных дел и предпочёвший им исключительно мирные забавы богатырь. - А я слышу в своем магазине родную речь... Добрый день, земляки, добрый день!.. Кто вы, если это не тайна? Откуда?

Первым делом ему возразили: мол, какая тут может быть тайна?.. Причем тут?

Усмешка исчезла, на красивом его и добром лице осталась печаль:

- Да что вы! Как в наших русских делах - да без тайны? Особенно в последние времена, особенно - в последние...

Стали объяснять, что все мы из разных мест, группа - с бору по сосенке, и кто-то тут же спросил: сам-то откуда родом?

- О, моя родина- Харбин, когда-то это был русский город, земляки!.. Звать Владимир...

- А отчество?

- Будем без отчества, земляки. Хотелось, чтобы вы, правда, поняли: Владимир - это не в честь Ульянова, как у вас потом повелось. В честь князя Владимира Красное Солнышко, крестившего нашу святую Русь...

- А здесь давно?

- Не так давно, земляки, не так... Когда китайцы предложили нам убираться, и наш Харбин стал пустеть... а какие там люди были, земляки, если б вы знали - какие люди!.. Всю семью отец, царство ему небесное, вывез сперва в Гонконг, потом был Таиланд, поскитались по островам и в конце концов здесь осели: в Австралии довольно много своих, русских из старой эмиграции - офицеры, гвардейцы, казаки. Потом, правда, их сильно разбавили «комы»... перебежчики, что служили у немцев... бывшие пленные. И хоть с ними - уже не тот разговор... даже речь не та...

- Нельзя - по душам?

- Душа в языке, - сказал он мягко и вместе с тем с такой твердой верой. - Недавно прилетал сюда ваш знаменитый поэт - Евтушенко...

- О, Женя уже и тут успел!..

- Это вы верно: наш пострел поспел везде... в а ш. Я потом так и понял. А сперва я решил пойти на его концерт, чтобы услышать родную речь, так вышло - давно тогда не общался с русскими. Билеты стоили очень дорого. Пятьдесят долларов, самые дешевые тридцать. Но я решил заплатить... и что же?.. Какая это русская поэзия, если он хорошо не умеет - по-русски?

Когда он провел нас по своему обширному магазину, все уже звали его Володей, все были на ты, и все, пошучивая, говорили одно и то же: живем, мол, в городах на малых реках - ну, куда нам яхты твои, Володя?.. И хотелось бы тебя выручить, но...

Я купил у него электрический фонарь на четыре батарейки, который от плёса до плёса пробивал потом туманец на Средней Терси. Ещё один из наших купил для своей моторки баранку цвета слоновой кости.

Когда прощались, стали утешать его: мол, ты тут держись!

- Держусь! - печально сказал он. - Но очень плохо без друга...

Кто-то решил пошутить:

- Выходит, слово «дефицит» и вам тут понятно?

- О! - сказал он благожелательно и печально. - Наверное, многие из вас по разным причинам ещё не догадываются, какой это, в самом деле, дефицит в нашем мире: верный товарищ.

С ним уже попрощались, уже толпились у выхода, когда он вдруг громко сказал:

- Имелся у меня. Имелся!

Приостановились: никто не понял, о чем он.

- Имелся верный товарищ, - сказал Владимир порывисто, чего от него, казалось, нельзя было ожидать - так был до этого безмятежно спокоен, несмотря ни на что, только и того - чуть насмешлив.

- Здесь, в Австралии?..

- На островах, - начал он. - Там американские базы, а он перелетел к ним: это во время корейской войны, когда русские ребята сбивали их, как хотели!

- Ты так говоришь...

- Он так говорил, царство ему небесное. Он был ас. Герой Советского Союза. Подполковник. Но его замучил полиморсос...

- Что-что, Володя?

- Такая болезнь? - спросила чувствующая свою ответственность перед группой Энга.

- Не знаете? - удивился он. - Это странно. Наверное, среди вас нет военных?.. Я тоже сперва спросил его: что это такое - этот чудовищный полиморсос ? И Петя стал мне рассказывать о старом комиссаре, от которого он это услышал... этим полиморсосом тот и доконал его.

- И что этот самый полиморсос?

- В сокращении: политико-моральное состояние. Так было у большевиков раньше модно. Потом мода ушла, осталась только привычка у самых старых... самых заядлых, так?.. И он все приставал к Петру: как твой полиморсос?.. Замечаю, мол, что-то не так. А Петр выпивал, правда. Особенно после боя. А тот все приставал: как, как?.. Гляжу, не читаешь книги основоположников марксизма... Да не пошел бы ты с ними куда подальше? - спросил у него однажды Петя. Тот возмутился, они заспорили, и друг мой сказал: или ты перестанешь говорить глупости или я перелечу к американцам... подумали, шутит. А он взял и улетел. И оставил письмо: прошу не винить - пусть будет виноват замполит со своим дерьмовым полиморсосом... Американцы сперва присматривались к нему, потом стали давать полеты. Старался сбивать корейцев, но потом пришлось сбить русского...

- Своего?!

- Он был ас, - мягко сказал Володя. - Был профессионал. А это ведь как болезнь: кто кого...

- И много он сбил?

- Я думаю, много он не успел. К нему придрался капеллан, и он тоже послал его. И начал пить сильнее, чем там, его отстранили от полетов, и он совсем затосковал и сказал мне: Володя, я улечу. Я перед родиной виноват. И умереть я хочу на родине, а не в этом раю... Недели две он не пил, готовился, потом перед самым вылетом сбил с ног пилота-американца и прыгнул в машину... За ним поднялась тройка истребителей. Двух он сбил, но третий поджег его. Парашюта у него не было... Когда американцы пришли ко мне, и мы крепко пили... как Петр, а, может, ещё сильней... пилоты сказали: у него кончилась пулеметная лента и снаряды в пушке. Иначе бы сбил их всех.

Теперь, через много лет, думаю: как оно, для пилота, звучит - царство небесное.

Он ведь, и в самом деле, в небе царствовал.

Петр - твердый как камень.

Да только - в ином небе...

А о том, которое имел в виду хозяин спортивного магазина Володя, был у нас потом разговор с университетским патером Джекобом.

Шла последняя по нашей программе встреча с преподавателями, когда Валера Васильев, стоявший напротив благообразного, средних лет человека в темной сутане с белым воротничком, позвал меня глазами и жестами: мол, выручай!

Я подошел, мы чокнулись с его собеседником, все трое выпили, и Валера сказал:

- Патер Джекоб спросил, есть ли среди нас верующие, и я указал ему на тебя. Подтверди либо опровергни, - и наставил на меня палец, спросил уже как бы в расчете на мой ответ патеру: - Ты - верующий?

Поскольку пребывал в прекрасном расположении духа, уже и до этого порядочно подогретом, то чуть не закричал:

- Более того, более!.. В нашем городе я руководитель местного отделения ордена домниканцев... Домниканцы , отец Джекоб, - вы понимаете?

- Ты чего несешь? - спросил Валера сквозь зубы.

- Почему это я «несу»?.. Думаю, в своем Серове ты тоже к нему принадлежишь, к этому ордену домниканцев... От слова «домна».

Как Валера обрадовался, как тут же взялся не то что на ломаном - на ломаннейшем английском объяснять пастору, что да, есть в России, и действительно, такой славный религиозный орден, к которому он со своим сибирским другом имеет честь принадлежать...

- Оу? - изумлялся пастор, словно хоть что-то да понимал. - Оу?!

Взял бутылку «Длинного Джона», всем троим налил пополней и жестами показал: предлагает - за нас с Валерой! За наш орден!..