Романс жестоко за себя мстит (интервью с певцом Олегом Погудиным)

Рейтинг:   / 1

Подробности

Категория: Искусство

Автор: ---

Просмотров: 2710

2007 год, Выпуск № 2

Романс жестоко за себя мстит (интервью с певцом Олегом Погудиным)

В студии Губернского радиоканала « Кузбасс-ФМ » музыканты, артисты, исполнители - гости частые. Иной раз это единственные, эксклюзивные интервью в живом эфире, которые они дают в Кузбассе. Только на третий день пребывания на кемеровской земле согласился на общение с журналистами радио Александром Винокуровым и Мариной Александровой заслуженный артист РФ Олег Погудин, хорошо известный ныне как исполнитель лирической песни.

М. А.: Олег, тур по Сибири ведь достаточно большой: сегодня вы уезжаете в Новосибирск, затем - в Омск. И уже прошли другие концерты. Вы довольны вчерашним?

О. П.: Да, прошел один концерт, до Кемерова мы были в Красноярске. Для меня тур достаточно большой, хотя по рамкам громадных гастролей, особенно какие были в старинные времена, это не так много. Но, в общем, знаете... Я вчерашнего концерта немного опасался. Опасался, потому что про Кемерово ничего толком не знал - кроме самых обычных вещей, которые известны каждому человеку, любому россиянину. Хотя и слышал, что город культурный, что люди здесь достаточно широко развиты - и в смысле вкуса, и в смысле знаний. Но прием вчерашний был очень счастливый. Знаете, было то самое потрясающе дорогое для артиста сочетание понимания и одинаковой радости. То есть то, что близко тебе, что дорого тебе, что дает тебе радость, - тоже находит отклик в сердцах слушателей. Это здорово! Я очень рад, что это случилось и вчера.

М. А.: У нас не так давно была с романсами и духовной музыкой Евгения Смольянинова, до этого - и уже не один раз - была Валентина Пономарева. А вообще из современных исполнителей, близких по духу, репертуару, манере исполнения, кто вам ближе всего?

О. П.: Вот вы как раз и назвали замечательных артистов. Но мне придется разделить ваш вопрос на несколько. По манере исполнения - трудно сказать. Наверное, не найду схожего исполнителя - по крайней мере известного. Много в Отечестве певцов: замечательных, прекрасных. И что дальше появляться они будут, я абсолютно уверен. Может быть, в силу того, что настоящая песня, которая не требует дополнительных спецэффектов, которая основывается только на мелодии и тексте, эта песня немножко в тени. И поэтому очень хорошие, очень серьезные исполнители, может быть, не очень хорошо известны. Что же касается отношения к песне, сути творчества, я очень нежно люблю творчество Жени Смольяниновой, с громадным уважением отношусь к тому, что делала и делает Валентина Пономарева, мне очень близко и дорого творчество Елены Камбуровой. Но наверняка очень много исполнителей, которых мы не знаем. И я говорю это с сожалением.

А. В.: Я осмелюсь предположить, что мы даже и не узнаем их. Если даже начать как-то популяризировать романс.

О. П.: Только давайте говорить исключительно о романсе. Потому что романс как жанр достаточно специфический и узкий. Можно говорить о лирической песне. И если мы будем называть великих исполнителей из прошлого - исполнительницей чего можно назвать Анну Герман? Это гениальная певица, фантастический голос. Романсов она пела два-три, может, четыре. И ее исполнение романса « Гори, гори, моя звезда » - одно из самых значительных событий в истории этого романса и вообще романсового жанра. А в основном ее песня - советская, кондовая, заурядная, но тем не менее певица каким-то волшебством своего таланта делала из этих песен шедевры. И повторить невозможно. Поэтому в лирической песне - той, что можно наблюдать по телевизору, слушать по радио - очень много одаренных ребят и девчонок молодых. Но тот материал, который они исполняют, не позволяет в принципе проявиться природе певца. Я не говорю слово « талант » . Неважно, какой там текст - и чаще это не текст, а набор бестолковых слов, и об уровне качества говорить просто не приходится. Мелодия тоже состоит из нескольких нот. В основном суть музыкального произведения заменяет ритм, да и то очень дешевый, очень неинтересный.

А. В.: Ну сейчас, наверное, просто некогда вдумчиво слушать музыку, поэтому, мне кажется, на эстраде такая ситуация и складывается.

О. П.: Некогда? (смеется).

М. А.: Мы на тему новых имен очень много рассуждали в нашем эфире с той же Валентиной Пономаревой. Она искренне считает, что при самом красивом голосе романс исполнить молодому человеку сложно, поскольку нет жизненного опыта, не испытана какая-то страсть, которая должна присутствовать в романсе. Вы ведь участвуете в фестивалях, и в жюри - это есть?

О. П.: В жюри, надо сказать, участвовал всего два раза в жизни - и то уже сейчас, в нынешнем качестве, нынешнем возрасте. И зарекся - участвовать снова - не люблю, не могу, не мое это.

М. А.: И открытий никаких не случилось у вас? Взять духовный песенный фестиваль « Невские купола » хотя бы...

О. П.: Это совсем другое дело - фестиваль духовной песни. У меня очень сложное к этому названию отношение. А если вернуться к разговору об исполнительском искусстве, я вынужден с уважаемой Валентиной Пономаревой поспорить. Дело в том, что главный и самый веский аргумент - это возраст авторов романсов. Один из самых пленительных, дивных романсов « Мы только знакомы » написан гимназистом. Хотя исполнить его может и семидесятилетний человек, и тридцатилетний. А написал его юноша. И какие там переживания, какие страсти у него были, - может быть, посильнее, чем у человека, прожившего всю жизнь. Я впервые пел романс « Гори, гори, моя звезда » ребенком. И понятно, что каких-то событий в жизни, которые бы окрашивали определенным образом этот романс, у меня еще просто быть не могло. Но понимание сути у молодого человека ярче, а у ребенка еще ярче, потому что нет стереотипов. Русский романс тем уникален и тем необходим и русской, и мировой культуре, что он обращается к сути человеческих мыслей, чувств, переживаний, к сути жизни, самому главному. Тому, что мы называем словом « любовь » . Но я употреблю глагол « любить » . Возможность любить присуща человеку. В любом возрасте это проявляется. И если человек этого лишен, то не сможет жить нормально. Это своего рода нравственное уродство, и таких людей, к счастью, очень и очень немного. А людей, которые живут для любви, ради любви и с жаждой любви, подавляющее большинство. И как знаменитое пушкинское « любви все возрасты покорны » , так и романс может покорить сердце любого человека. Но есть два условия. Первое - способность любить и желание любить. Второе - это элементарная образованность или элементарная чистота. Этого романс требует. И не случайно множество современных исполнителей в жанре « эстрады » - язык не поворачивается назвать слово « попса » : я это слово не люблю, оно мне противно по своему звучанию - многие из них пытались перепеть романс, и не получилось. Две эпохи в жанре русской лирической песни: романс и песни Великой Отечественной войны, которые они не смогли поглотить. Все перепели: и песни нэпа, и каторжные песни, и советские, а романсы и песни военные не смогли. Потому что жанр очень жестоко за себя мстит, если к нему подойти с нечистыми мыслями или неумытыми руками, неумытой душой. Каким образом мстит? Становится пошлым, вульгарным выставляет исполнителя в этом свете. Если же человек к жизни пытается подходить искренне, ему романс доступен.

М. А.: У вас, наверное, есть собственный романс?

О. П.: Нет, я не пишу песен. В юности был опыт, но кто не пишет в юности? Серьезных достижений в этом смысле не случилось и не случится. То, что я пою, написано другими людьми, написано давно и гораздо лучше, чем я мог бы это сделать.

А. В.: А иностранные песни поете?

О. П.: Пою, и немало.

А. В.: Краем глаза прочитал, что французская песня...

О. П.: (перебивает). Прочесть краем глаза - это серьезно. Представил себе сейчас, как это вообще... (смеются).

Французская песня - употреблю с неким внутренним счастьем слово « шансон » в его истинном значении - она близка и любима по многим причинам. Во-первых, по сродству и близости к русскому романсу. Это просто объясняется: когда русский романс возникал как жанр, французская музыка была очень популярна в России, и много музыкальных оборотов было заимствовано из нее. И во-вторых, по громадному уважению и восхищению некоторыми исполнителями-французами. Если говорить о прошлом, в 50 -х и 60 -х годах французские исполнители были очень популярны у нас, и даже приезжали в Москву. Это Ив Монтан, Патрисия Каас... И русскому человеку французская песня очень близка и очень понятна. В моем репертуаре их несколько, больше десяти - из репертуара Эдит Пиаф, Шарля Азнавура.

А. В.: А пробовали португальскую петь? Фадо?

О. П.: Нет. Португальскую не пробовал - равно как и испанскую.

А. В.: Но ведь тот стиль тоже в общем-то такой, надрывный.

О. П.: Ну я бы не сказал « надрывный » . Вот Камбурова прекрасно охарактеризовала фадо: единственное в Европе песенное творчество, не поддавшееся буржуазному духу. Единственная не буржуазная песня. Это, кстати, очень интересное определение, поскольку в мире, который мы называем « цивилизованным » , торжество буржуазного вкуса, - а в переводе на русский язык, мещанство. И то, что вы назвали « надрывным » , я бы назвал словом « открытый » , « искренний » . А мещанское мировоззрение как раз не терпит открытости. Все должно быть очень мягенько, очень тёпленько, комфортненько. И не дай Бог какие-нибудь острые углы, нетрадиционные повороты мысли или чувства. Знаете, есть еще одна очень серьезная вещь. Если исполняешь иностранное произведение, нужно, чтобы оно было чем-то серьезным наполнено. Лучше португальца не спеть португальскую песню, лучше француза не исполнить французскую. Да, собственно, как никогда француз и португалец не исполнит русскую песню лучше, чем это сделает русский человек. В моих концертах это краска. Краска, которая позволяет коснуться чего-то, что недоступно, когда исполняешь только отечественные песни. Какой-то образ, другое качество сознания, другой тембр, другое очарование. Это необходимая вещь, но ни в коем случае не самодостаточная. Я не исполняю программу исключительно французской или исключительно итальянской песни.

М. А.: Если вернуться на нашу землю, что касается монографических программ: памяти Петра Лещенко, Окуджавы, Вертинского. Продолжаете эту работу?

О. П.: Знаете, здесь тот же самый принцип. Я не делал программы, посвященной Вертинскому, Лещенко или Окуджаве из-за Вертинского, Лещенко или Окуджавы. Я делал их потому, что эти песни меня пленили, потому что мне жадно захотелось эти песни спеть. Ну, кроме программной песни Вертинского - это было задание в театральном институте, когда я еще учился. И мне пришлось какое-то время привыкать, причем сам Вертинский мне мешал. Когда я услышал его записи, я был очень молодым человеком. Во-первых, это вызвало отторжение резкое. И только из-за того, что педагоги требовали, чтобы я этим занимался, я этим занимался. И когда я нашел ноты и стал привыкать к песням, я вдруг стал ими очарован. Я редко слушаю записи Вертинского, но если вдруг слушаю, понимаю, насколько всё-таки разные песни - одни и те ж. Не только я исполняю песни Вертинского, многие это сейчас делают. Очень немногие делают это хорошо - только те, кто не старается быть похожим на Вертинского, кто ищет в них что-то свое. Не обязательно новое, но свое. Что же касается Петра Лещенко, с ним тяжело по другой причине. Петр Константинович - гениальный мелодист, но он просто не очень хорошо говорил по-русски, и поэтому тексты ужасающие. И программа эта жила не очень долго. Я часто исполняю песни Петра Лещенко, но в сборных программах. Целиком исполнять программу, посвященную ему, непросто. Я очень ценю слово и мысль. С этим у Петра Константиновича очень тяжело и даже плохо, но это эпоха. Эпоха танцевальной музыки. А вот мелодии блистательны и даже гениальны, поэтому отказаться от него не могу. Если говорить об Окуджаве, здесь опять своя история. Это музыка и песни моего детства: с песнями Окуджавы я знаком с самого раннего возраста. И запел я их как-то очень естественно. Когда он был жив, я даже и не думал, что буду исполнять его песни в концертах. Когда его не стало, первая программа была просто посвящена его памяти. Но случилось так, что зрительский отклик был совершенно фантастический. Да и для меня самого открылась еще одна радостная Вселенная, в которой можно жить, творить. По крайней мере, два раза в год, а то и чаще, у меня программа, целиком состоящая из песен Булата Шалвовича. Причем уже две полные разные программы живут на сцене. Это тот язык, как в романсе. Язык очень родной. Я как будто сам разговариваю этими словами, и они не написаны другим человеком.

М. А.: Ваша работа на телевидении, на радио какой личный опыт дала? Желание есть продолжать? Наверное, стезя все равно другая, скорее просветительская, нежели исполнительская.

О. П.: Очень другая. « Просветительская » - слово, которое можно отнести к исполнительской работе, если исполнитель об этом задумывается. И парадоксальная вещь - я немного отклоняюсь от ответа на вопрос, но это важно. Романс, эстрадная лирическая песня, был жанром развлекательным. Мало того, при рождении и при становлении был жанром не почитаемым, не высоким. А в наше время романс - едва ли не академический жанр, которым можно не только утешать, но даже воспитывать. Конечно, если артист будет заниматься исключительно воспитанием, он может превратиться в зануду, который будет никому не интересен. Но если рассматривать как раз в том контексте, который вы назвали, в просветительском, то вряд ли сейчас может быть что-то удобнее и лучше, чем романс, поскольку в силу обстоятельств он стал академическим, но доступен любому: не требует специального образования, колоссальной эрудиции. Поэтому, будучи исполнителем, можно заниматься и просвещением. Что же касается средств массовой информации, то, простите, не в обиду будет сказано, они занимаются развращением. Уж во всяком случае, профанацией - это точно совершенно. И не только потому, что есть вещи совершенно недостойные, когда ради денег или еще чего людям дается заведомо недостоверная информация или их настраивают, врут им. Но и по другой причине. Когда в суете малообразованными, самовлюбленными людьми трактуются очень серьезные темы, они профанируются. Нельзя о высоком, о серьезном, о главном, о глубоком говорить впопыхах, тем более если человек сам не соответствует теме, которую он выбрал. Не примите это в обидном контексте, но это реалии нашей жизни. И кстати, те люди, которые, несмотря на нынешнюю суету, все-таки воспринимают свою работу как служение, вызывают у меня колоссальное уважение, потому что им сейчас очень трудно. И, возвращаясь к вашему вопросу, да, действительно очень разные профессии - исполнительство и работа в средствах массовой информации. Я не журналист, я не телеведущий...

М. А.: Зато вот она возможность, рупор, через который можно свои идеи, мысли доносить.

О. П.: Это для меня прежде всего сцена. Я художник, и я, слава Богу, не косноязычен, у меня есть свои позиции, убеждения. И я о них могу говорить вот так просто, как мы сейчас с вами разговариваем. Но художественный язык для меня ближе. И там я реализуюсь больше. Вовсе не обязательно говорить: « Вот это правда, и живите по правде » - можно об этом спеть, можно это сыграть. И многие люди почувствуют быстрее необходимость правды в своей жизни, чем ты будешь доказывать это с помощью тех же самых СМИ. С другой стороны, работа очень интересная. Если говорить о передаче на канале « Культура » , о « Романтике романса » , это художественная программа, не новостная, не информационная, а обращенная к образам, к сложившимся судьбам исполнителей, авторов, отдельных произведений даже. Ведь некоторые романсы вошли в нашу историю, как свои миры. Если мы будем говорить о романсе « Гори, гори, моя звезда » , столько исторических имен с ним связано, что можно посвятить этому отдельную монографию, а то и диссертацию. Тем не менее должен сказать, что я давно связан с телевидением, а еще раньше - с радиопрограммами. Я сотрудник радио с давних пор, моя профессиональная деятельность началась, когда я стал солистом Детского хора ленинградского радио и телевидения. Почему говорю « профессиональная » , потому что уровень был очень серьезный, и атмосфера, и гонорары. Но все же это не моя прямая работа. И отнимает очень много сил и времени, которых мне жалко.

А. В.: Но ведь некоторые идут специально на радио. Как, например, Соловьев Владимир. Он сказал: « Я пошел работать на радио, потому что слышал, что все делают плохо, и хотел сделать лучше » . И с Георгием Гараняном мы когда здесь разговаривали, он сказал, что все равно время от времени делает джазовые программы на « Маяке- 24 » , потому что это единственный способ донести что-либо до массового слушателя. Ведь на концерты приходит ограниченное количество людей, а радио слушают все-таки больше.

О. П.: Я не совсем уловил вопрос... (смеется).

М. А.: А это скорее не вопрос, а предложение от Александра: не надо забрасывать это дело...

О. П.: Я очень боюсь еще одной черты времени. Она называется словом « дилетантизм » . И хотя слово по нынешним меркам очень красивое, суть этого явления страшная. Все-таки хорошо, когда каждый на своем месте. Есть люди, в которых великолепно сочетается возможность сценического действия и ведения информационных программ. Я сейчас не случайно произнес « информационных » , ведь вы сказали « донести до массового слушателя » , а значит, проинформировать большое количество людей. Когда на концерт приходит полторы тысячи человек, то, что я делаю для них, несопоставимо по ценности с тем, что я сделаю даже для миллиона - но в редакции телеэкрана или радиопрограммы. Другое дело прямой эфир: здесь я почти как на сцене, нет редакции никакой, никто не причесывает, не упрощает. Было время, когда я очень нервно реагировал на свои интервью в газетах: это не имеет ничего общего с моей манерой разговаривать, а иногда и с тем, что я говорю. Пытался разобраться, ругался. Мне говорили, что для читателя необходимо так, в таком виде, нужно причесать, сделать академичным... Прямой эфир все же значительно ценнее, здесь я - это я сам. И тем не менее я еще раз вернусь. Я в этом очень уверен: каждый должен заниматься своим делом. И если музыканту - а тем более певцу - кажется, что он более реализуется в радио- или телепрограммах, то нужно серьезно задуматься, а чем ты вообще занимаешься? Может быть, переходишь дорогу тому, кто предназначен для этого? А вообще артисту свойственно желать большего, свойственны такие имперские мысли - захватить всё, что можно. Иногда это хорошо, но не надо это оправдывать тем, что везде все занято, что везде враги, и какие-то рубежи нельзя сдавать, или, наоборот, нужно вторгнуться куда-то. Вот как мы говорили, в начале интервью об исполнителях - кто-то не попадает на эстраду еще и потому, что некоторые занимают собой все пространство. К этому тоже нужно осторожно относиться. Есть люди подготовленные, которые готовы посвятить всю жизнь телевидению - и мне хотелось бы видеть таких людей ведущими, и уже к ним предъявлять претензии по поводу вкуса и материала, с которым они работают.

М. А.: Мне кажется, что ваши слова об исполнителях, которые занимают все пространство, больше относятся к эстраде. А к тем людям, кто выбирает для себя духовный репертуар, романсы, это менее относится. Потому что человек не приходит в этот жанр просто так, в отличие от эстрады, где можно занять место и без голоса, просто заплатив за это деньги. А вот с лирической песней это сложнее.

О. П.: Конечно, сложнее. Потому что лирическая песня требует не только умения петь, умения думать, но и душевных затрат. Что же касается « духовной песни » , я очень не люблю это словосочетание, которое пытаются сделать термином. На самом деле, песня может быть духовной или не духовной, вернее, иметь духовную составляющую, или направленность духовную, или не иметь ее. А бывает, что исполнитель либо обладает духовной направленностью, либо от нее отказывается. Романс можно исполнить и так, что он станет страшным, а можно так, что это будет молитва. Можно песню с текстом сугубо религиозного содержания исполнить так, что люди отвратятся. А можно в совершенно незамысловатой эстрадной песенке найти содержание, которое подтолкнет человека к размышлению о самом главном. Опять же, вспоминая Анну Герман, в песнях совсем несерьезного качества она достигала потрясающих духовных именно высот. Если же говорить о песнях религиозного содержания, это очень опасная стезя. Ведь есть храм, есть молитвенное пространство, в том числе и в искусстве. Есть искусство молитвы. И настолько просто профанировать его, что здесь возникает страшная опасность.

М. А.: Здесь еще одна сторона медали: без Бога в душе нельзя подступаться к этому.

О. П.: Людей без Бога в душе почти не существует, по счастью. Они есть, но очень немного. А вот говорить о Боге нужно с благоговением - это очень строгий закон. Благоговение под собой подразумевает и очень критическое к себе отношение: а имеешь ли ты право говорить о Боге? А вправе ли ты обозначать свое образное видение Бога? У каждого духовная жизнь своя. Есть какие-то определенные законы, они изложены давным-давно. И те, кто им следует, очень правильно поступают. Но высказывать свое художественное видение, мнение о Священном, о Духовном - это, право слово, очень и очень опасная вещь, нужно делать это осторожно. Есть люди гениальные, одаренные, которых Господь поставил на это служение. Вот там другой разговор.

М. А.: То же самое, что не каждый может писать иконы - не каждому дано, не всем разрешено.

О. П.: Абсолютно правильно. Хотя в моих путешествиях, например, в Скандинавии, я с удивлением встретился с таким явлением, как двух- и трехдневные курсы « Как писать икону » . Было популярно, модно. Даются трафареты и рассказывается, какими красками нужно их заполнять. Опять же, в этом может быть своя радость, потому что шведы не знакомы с православной культурой, а так хоть с чем-то познакомятся. Но для соотечественников такие предприятия, на мой взгляд, были бы кощунством. А вообще, грань здесь очень тонкая, нужно быть очень осторожным.

А. В.: Я предлагаю закончить: время уже поджимает. Ну а темы религии вообще не нужно касаться, мне кажется.

О. П.: Нет, темы духовной жизни необходимо касаться, иначе мы попадем в религию политкорректности: об этом мы не говорим, об этом тоже не говорим и об этом не говорим... Но это не значит, что этого не существует. В результате потом начинается либо тупость, либо трагедии, потому что люди элементарно безграмотны в каких-то областях.

А. В.: Спасибо большое.

22 . 09 . 2006 г.