Дух поэзии - природа. О творчестве поэта В. Иванова

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Критика, литературоведение

Автор: Есенин Владимир Иванович

Просмотров: 6347

2007 год, Выпуск № 3

Из восьми книг поэта Владимира Иванова, увидевших свет, последняя называется «Все любимо с детских лет». Потребовалась целая творческая жизнь, чтобы, будучи уже умудренным жизненным опытом и многотрудной поэтической работой, поэт заявил о самом главном, о том, что он счел са-мым большим своим достижением и достоянием.

Состояние влюбленности вело его по жизни, давало и дает тот творческий импульс, который опреде-ляет и миросозерцание поэта, и содержание его поэзии. А это уже очень и очень немало. Ведь все, чем движет любовь, по определению не может быть бескрылым, служить целям, далеким от высокого призвания поэзии как та-ковой. Все стихи в книге – это, по сути, сердечное объяснение в любви к природе, родному краю.

Какими бы не были времена, хорошими или плохими, в жизни для по-эта всегда есть вернаянадежная нравственная опора, постоянная и непод-властная времени величина – природа. Она то и является тем, что одухотво-ряет творчество В. Иванова. (Такой подход был продекларирован поэтом в другой подготовленной печати, но пока не изданной, книге «Хлебозоры», однако исчерпывающе он реализован именно в книге «Все любимо с дет-ских лет).

Поэзия – душа искусства.
Душа поэзии – природа.
Лишь к ней неугасимо чувство,
Пронзительнее год от года.

Если чувство влюбленности, как таковое вообще, может зарождаться, развиваться и умирать, то любовь, пробужденная природой, нетленна со временем она только усиливается, делается глубже, осознаннее, ярче. Хотя природа, как и человек, не лишена недостатков, но она тоже стремится к со-вершенству и по воле Творца она может сделать это только через человека. «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, - потому, что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего (ее), - в надежде». Вот эту то великую надежду природы и воплощает всем своим творчеством в поэтическом слове В. Иванов. Он принял ее в свое сердце окончательно и бесповоротно как самое беззащитное и бессловесное Ттво-рение.

Насколько сама природа не терпит и не любит однообразия, настолько и поэзия В. Иванова простирает свои горизонты, вбирая палитру многоцве-тья, разнообразие интонации, звука и смысла окружающего мира. Но мать-природа не просто сопричастна ко всему происходящему с человеком, она принимает непосредственное и деятельное участие в жизни всего сущего – это главная философская ось, вокруг которой вращается вся стихотворная плоть В. Иванова, как поэта.

Листва наперечет
Нацелена на Млечность.
Я слышу, как течет
В прожилках человечность.

И гулкий небосвод
В эпоху ветровую
То жизнь мою качнет,
То былку полевую.

Человек, предназначенный быть венцом и представителем природы, все же находится на равных с ней: «то жизнь мою качнет, то былку полевую». Природа как духовная составляющая бытия всего сущего, как раз и требует осмысления, которому поэт должен посвятить (и посвятил) всю свою твор-ческую жизнь, быть выразителем в слове ее бесконечно разнообразного и прекрасного лика, гармонии, созданной самим Творцом. Самым великим вторым открытием, после открытия Бога, конечно же, явился сам человек, познавший себя через восприятие природы, возвысивший ее в слове и тем самым возвысившийся сам. Духовный рост личности, ее гармоничное раз-витие невозможны без любви к природе, без стремления познать ее и себя в ней.

Завтра в степь… И будет теплым вечер.
Распрямлю в блаженном вздохе плечи
И на шелкотравную межу
Осторожно сердце положу.

И пойму, что я еще не стебель -
Только в землю павшее зерно,
И к созвездьям в этом вечном небе
Мне еще пробиться суждено.

Кто ничего не дал природе, тот ничего от нее и не возьмет. Человек мо-жет возвыситься только вместе с природой. А это уже не просто поэтиче-ский разговор о природе. Речь, о фундаментальном, о жизни духовной, а значит, и о путях к божественному. Природе же нужно одно единственное – любовь, облаченная в особое слово и дело, ведь она так нежна и ранима, что даже сердцем прикасаться к ней надо осторожно. Но и одной даже та-кой любви еще недостаточно, чтобы Дух торжествовал над материей, она пока «только в землю павшее зерно». Природа жаждет своего такого сеяте-ля слова, чтобы произошло Великое таинство зарождения жизни, как начало пробуждения духовного в бездуховном. Она, избравшая человека для сво-его самовыражения в высшей инстанции перед Творцом, как раз и видит в человеке, прежде всего, духовное семя, которое, будучи воспринятым, обя-зательно даст плоды. Ибо сказано: «Замечайте, что слышите: какою мерою меряете, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам слушающим». Любовь так и останется не проросшим семенем, если не заговорит о приро-де своим языком, лучшим из которых и является поэзия. А без нее, в свою очередь, и в самом человеке не прорастут плоды жизнетворящей духовности.

Но поскольку в природе все повторяется и одновременно не бывает да-же двух одинаковых мгновений-состояний, то этот парадокс (природа – из-менчиво-постоянна и однообразно-разнообразна) не может не отражаться и в поэтическом творчестве. Только искренне любящая родной край, сверх чуткая поэтическая душа может уловить все нюансы цвета и оттенков лика природы, переливы ее характера и настроений. В поэзии В. Иванова приро-да всегда прекрасна и благодатна потому, что к ней по определению нельзя относиться двояко – маленько ее любить, а маленько можно и не любить. Либо то, либо другое – это нравственной императив позиции поэта. Однако трудно представить человека, который сказал бы, что не любит, а тем более, ненавидит природу. Казалось бы, она является тем Ообразом Божьим, во-круг которого должно объединиться и сойтись в дружбе все человечество. Увы, на словах, действительно, природа у всех и любима, и прекрасна, а вот в делах, по которым и судимы будем, все обстоит иначе. Можно холить и лелеять лужайку возле своего дома и в тоже время плодить заводы, которые нередко являются больше грязными ранами земли, чем местом созидания и радости. Но вот слово поэта о природе не может, не должно быть фарисей-ским, как это бывает в человеческом сообществе, оно произносится не для сусального воспевания ее красот, а для ее защиты и, одновременно, для са-мозащиты человека как ее высшей части. А природа всегда отвечает живо-творящей божественной силой. Только в ней, в природе, всегда находится благотворный и неиссякаемый источник жизни, и, в конечном счете, торже-ствуют жизнеутверждающие силы.

Опять осеннее ненастье,
Хмуро-затяжные дни
И небеса мрачнее ночи –
Настроению сродни.

Но только первый луч проглянет,
Жадно ловишь связь примет –
Ведь тучам, стелющимся низко,
Не затмить высокий свет.

Поскольку природа проявляет себя человеку в виде конкретных обра-зов, которые при этом все же надо уметь понимать, читать их, пытливый глаз может расшифровать ее язык, а поэт оформить его в своем слове. Язык природы говорит поэту об очень многом и важном, если не обо всем.

Калина краснеет,
Вся в белом снегу.
Сорвать я не смею.
Уйти не могу.

Серебряный ветер,
Слетая с высот,
Ей гибкие ветви
Качает и гнет.

В озябшей сторонке
Одна да одна
Мне плачется тонко
На долю она.

Калина краснеет,
Вся в белом снегу.
Сорвать я не смею,
Уйти не могу…

Через природу человек познает Бога, через красоту творения – Ввели-чие Творца. Но сам поэт вроде бы не претендует на широкие обобщения, просто констатирует (показывает) расклад жизненных сил в природе, их со-стояние. Такая, как бы, отстраненность, отсутствие менторского тона, нази-дательности, надрывных искусственных стенаний по поводу вреда наноси-мого природе, характерно для всего творчества поэта. Человек сам спосо-бен, а потому и должен уметь делать выводы, и, прежде всего в своем серд-це, обязан помнить (вспомнить), откуда он вышел и куда идет, как матери-альная сущность, получившая затем дыхание Бога, способность мыслить и чувствовать. Ведь и природа, когда улыбчиво, а когда и грозно, открывая взгляду человека свой прекрасный облик во всем его многообразии, лишь едва показывает себя. Для нее же самой этот ее облик всего лишь силуэт, предложенный нам для дальнейшей работы над ним: полюбишь и познаешь меня, тогда полюбишь и познаешь себя и, конечно, - полюбишь и познаешь Всевышнего.

Природа в творчестве В. Иванова лишена гордыни, претенциозности, о себе она всегда заявляет скромно и без пафоса, предоставляя человеку сво-боду выбора: жить в гармонии с нею или в хаосе с тленом. Это же опреде-ляет и параметры мироощущения поэта, принципы, создающие эмоцио-нальное поле всей его поэзии, поэтому и стихотворный строй организован по аналогии с самой природой, тем ее уголком, о котором речь. Поэт пред-лагает как бы намек на большую мысль, развить и обобщить которую может каждый по мере, определенной его внутренней культурой. Устройство зем-ной природы – это как бы микромодель Вселенной и везде идет постоянная борьба Духа живого с мертвой материей, идет борьба за жизнь во всех ее проявлениях и разнообразии.

И сосняк внизу припорошило,
И кустарник выдохся в пути,
И всему, что выжить здесь решило,
Ввысь, казалось, незачем идти.
Но взошел зеленохвойный стланик
Смело, как заправский верхолаз,
На крутую гору перед нами –
И откуда сила в нем взялась!
И напрасно ветер злобно бился,
Изгибая ветви в пустоте, -
Куст на тверди прочно укрепился,
Утверждая жизнь на высоте!

Как уже сказали, книга «Все любимо с детских лет» последняя из из-данных В. Ивановым. Она подводит итог большого этапа творческой дея-тельности автора и, как результат исканий и находок, она, кроме всего про-чего, представляет собой и педагогическую ценность. Книга рекомендована для школ Кузбасским региональным институтом повышения квалификации и переподготовки работников образования при изучении литературного краеведения. Особенность этого издания еще и в том, что оно знакомит чи-тателя с творческой лабораторией автора, поскольку книга снабжена фото-графиями уголков родной природы, большинство из которых с любовью сделаны самим автором. И каждый образ родной природы, запечатленный на снимках, переплавлен в стихотворение. Книга учит не смотреть, а ви-деть, наблюдать окружающий нас прекрасный мир, по настоящему пони-мать его и искренне любить. Книга учит также не просто слышать, а слу-шать родную русскую речь, призванную быть инструментом самовыраже-ния Духа, проявлением Его торжества над материей.

Познакомившись с книгой, делаешь вывод, что все в природе прекрас-но. Но надо уметь воспринимать ее, пестовать в своей душе тот святой уго-лок, где эта красота всегда на почетном месте. Даже простой осенний лист клена красующийсяется на мелованной бумаге, удостоен автором и любви, и высокой чести войти в историю поэзии о родном крае, как источник вдох-новения.

Вот лист осенний…
Спозаранку
Подхвачен жизнью вихревой,
Блеснет то золотом с изнанки,
То стороною лицевой…
Он в час приспевшего разрыва
От прежней жизни отлетел.
Куда несут его
Порывы
И где положен им предел?

Если в книге «Все любимо с детских лет» все подчинено теме природы, то книга «Хлебозоры» объединяет стихотворения, посвященные разным те-мам, в том числе, конечно, здесь немало стихов и о природе. Им отдан один из трех разделов книги - «Что нажурчала мне вода, что нашептали мне де-ревья…», стихи о жизни вообще и о любви в частности объединены в раз-делах «А выше – лишь совесть одна» и «Ты всюду, куда простирается свет». Но в целом «Хлебозоры» – это продолжение неустанного поиска внутрен-него согласия, формирования гармонии отношений автора с миром. Именно из «Хлебозоров» проросла идея создания отдельной книги, посвященной исключительно природе. И, естественно, наработанный автором духовный багаж был им определенным образом переосмыслен. Ибо, «когда покажутся плоды, прорастут и плевелы».

Кто с душой согласие имеет,
Не пропадет во времени и мгле.
Душа ведь не стареет, не дряхлеет –
И знаменует вечность на земле.

Душа, окрыленная духовно, в сравнении с рассудком всегда права. Но к этому выводу поэту еще надо было прийти. Что надо сделать, какие уси-лия предпринять, чтобы сохранить себя как индивидуальность, как лич-ность, чему посвятить те духовные задатки, которые вложены в нас еще до явления на свет белый? Вопрос не в том, что надо жить пока живется, а в том, как жить в отпущенное для этого на земле время. Что вырастет на тво-ем собственном духовном поле, и какое твое семя может дать на нем всхо-ды? На пути к совершенству немало терний, тупиков и ошибок, и оно не приходит само собой, необходимы годы упорного и, главное, честного ду-ховного труда, чтобы на определенном этапе жизни сказать себе и людям:

От лукавого до Бога
По земле ведет дорога,
Не с того ли путь и мой
Не такой уж и прямой?

Отсутствие прямого пути к Богу, открытое и признанное автором, это как раз и есть самый большой шаг к Нему, к вере. Ведь это уже искомое и осознанное им различие между миром несовершенным и миром совершен-ным. А значит, есть Идеал, есть своя призывно мерцающая звезда на небе. Есть и то, что спасает и выводит на правильный путь – глубокое, искреннее и ясное чувствование, сплавленное духовным богатством русского языка в монолит талантливого поэтического слова. Особенность мироощущения В. Иванова, как поэта в том, что в своих стихотворениях он стремится соеди-нить (соединяет) не все и вся, а ищет (и находит) точку соединения двух противоположных начал, - макро- и микрокосмов, - творчество его зарож-дается как бы на кресте пересечения линий бесконечно маленького и беско-нечно большого. Поэтому нередко его стихотворения находятся как бы в месте соединения миров, где происходят самые тонкие и еще непознанные эфирные процессы. И они, пронизанные нервами слова, объединяют сами пространства вокруг и внутри самого главного – человека.

Старик на пригорке сидит.
Исполнивши предазначенье
на этой земле, он следит
вечернего неба свеченье…
Он сам не поймет, почему
от дел и забот его тянет
забыться, вечернею ранью
уставясь в грядущую тьму…
Его просветлели черты,
а свет между тем убывает…
Он чует гонца с высоты,
и звон бубенцов нарастает…
Сквозь шум недалекого леса,
сквозь дальние отзвуки гроз
ему все доступнее эхо
вселенского оклика звезд.

В творчестве есть одна закономерность: чем сложнее мироощущение, чем больше у автора знаний, чем богаче его внутренняя культура, тем про-ще и яснее язык, которым написано стихотворение. В сложные слова и тер-мины, как правило, рядятся бессмыслица, литературообразные произведе-ния, служащие любым целям, кроме тех, ради которых литература и созда-ется. Если без настоящей поэзии – душа сирота, то поэзия без души – за-рифмованный набор звуков. Поэт не тот, кто пишет и не тот, кого читают, пусть даже взахлеб, поэт тот, кто словом согревает мир, поднимая его, воз-вращая к улыбающемуся Богу.

Язык В. Иванова пахнет дымами Отечества, у него обостренный слух на интонацию, звук слова, уникальное умение переводить богатство красоч-ной палитры природы в стихотворную плоть. Можно утверждать, что в этой составляющей его поэтического творчества кроется не меньший смысл ска-занного им, чем в прямом значении слов. Но смысл особого рода, доступ-ный тому, кто сам хоть немножечко поэт по своему душевному строю. По-добно тому, как природа проявляет свой прекрасный смысл в пении птахи, так и поэзия В. Иванова оформляет себя дополнительным произведением, по сути своей являющимся – музыкальным. Музыкальность поэтического слова в той или иной степени присуща всем поэтам - с той лишь разницей, которая определяется составом «инструментов» и «исполнителей». В плоти стихотворений В. Иванова звучит оркестр - есть и ритмы, и напевы… Одна-ко музыка поэтического слова не подлежит оформлению в слышимых ухом звуках потому, что само стихотворение в звуке уже завершено и совершен-но в конечной степени.

Все было так зримо вначале:
любовь, расставанье, беда…
Куда же пропали детали,
какая умчала вода?
А думалось: все по минутам,
секундам протекшим и дням
я помню. Увы, позабыто! –
Себе не поверю и сам.

Увы, земное время скоротечно и память наша, оказывается, тоже брен-на, как и тело. Но для поэта все земное дорого, даже боль беды, разрыв с любимым человеком. Так уж обустроил Всевышний наши сердца, чтобы прошлое всегда казалось лучше, чем оно было на самом деле. Память серд-ца не копит болей, зла, всего того, что делает мир в глазах человека беспро-светно мрачным и враждебным. Она словно старается удержать нас в детст-ве, когда мир весь был просветленным, когда доброта и ласка были в жизни такими же естественными и, казалось вечными, как и небо над нами. Но па-мять же, тем самым, учит и ценить скоротечное земное время, чтобы мы в урочный час расстались с главной иллюзией детства, что, жить в этом теле и на этой земле, будем вечно, и что есть только добро, которое будет окру-жать нас везде и всегда. В мире немало зла, и самое страшное из зол – это ранящее душу черное слово. За ним, за черным словом, всегда стоит за-висть, от которой до мести – один шаг, но зависть в тоже время - это и при-знание собственной немощи, бессилия перед добром. Поэт выносит свой вердикт злу словом, которое кажется одновременно и легче воздуха, и тя-желее свинца потому, что это его слово наподобие лучика света в ночи: чем сильнее мрак, тем ярче свет.

Черным словом вдруг застило солнце,
темным взглядом лучи обожгло,
что текли в золотое оконце,
где все стороны света свело.

Деревянно домой воротился,
И забылся в наркозной тиши.
Только внутренний гул разносился,
Во все стороны мрака души.

Но добро с большой буквы есть! И душа это знает. Имя этому добру – Бог. Чтобы победить зло, нужна жертвенная любовь. Нравственная позиция поэта, как раз, в том и заключается, что зло уничтожается уже тем, что оно в закоулках тьмы освещено высоким поэтическим словом. Как огонь нельзя затушить огнем, так и зло нельзя победить злом. Не сеять раздор, не клей-мить - задача поэзии и поэта, а - нести людям высший нравственный смысл на собственном примере, когда не пересекается тонкая грань, отделяющая переход света во тьму. Отсюда понятно, почему поэт вроде лишь ограничи-вается констатацией зла, на самом деле такой принцип – лучшая прививка от него, поскольку именно человеку в борьбе с ним отведена самая важная роль – выработать свой собственный духовный иммунитет.

Для творческого развития поэзии В. Иванова, ее эмоциональной и смы-словой динамики характерно постоянное качественное перерождение - от всеохватывающего всепоглощающего любопытства в познании действи-тельности к углубленному ее осмыслению и выражению в слове. При этом поэт, изучая мир вширь, открывает его тайны через собственное «Я». Не-редко оказывается, что видимое и непосредственно воспринятое глазом со-всем не истинное, далеко не то, к чему стремится душа. Правда вдруг от-крывается, совсем рядом, в самом себе, в том, что вызрело плодами пережи-того и прочувствованного, что рождено состраданием и любовью. Поэт чув-ствует: есть Божий мир, где изначально царят гармония, законы красоты, совершенный миропорядок. Но для него это только одна нравственная опо-ра, вторая - должна быть на земле. Ибо, все-таки, жизнь бренная нам тоже дана не для увеселительной прогулки и не для простого любования приро-дой. Она, будучи, единством материи и Духа, должна и на земле служить именно Духу, поскольку, «Дух бодр, плоть же немощна». А это значит, что выбор здесь такой: либо преумножать силу духовную, либо - немощь, в ее плоти.ской ипостаси. Искания поэта во многом в том и заключаются, чтобы духовное равновесие надежно покоилось на двух опорах, земной и Вселен-ской.

За часы просветления в мире
утаить ли мне тайну одну:
я глазами насытился ширью
и душою тянусь в глубину…

В глубине, где живого основа,
мне из вечности видишься ты, -
скоротечного лика земного
сохраняя родные черты.

В книге «Хлебозоры» немало прекрасных стихотворений о любви к женщине. Однако суть любви к человеку иная, чем к природе. Если любовь к природе, как таковой, лишена страданий, приобретена без усилий и дана изначально, как щедрый дар, то любовь к женщине – нелегкий духовный труд. Труд, наполненный и счастьем, и страданием, а основным, но уже тра-гическим переживанием в такой любви является ее ограниченность во вре-мени – смерть. Нет на земле ничего хуже, несправедливее, страшнее, чем расставание навсегда с любимым человеком. Нет ничего такого, что могло бы так глобально заставить заболеть душу, обречь ее на смертные муки, чем вынужденный исход из нее чувства любви. Ведь душа отдается любви не частями, а вся разом и безраздельно, и ей необходимо постоянно ощущать свою любовь и рядом и в себе. И что тогда без любви от нее остается? Обесцвеченная тень бренного тела, в котором могут «кипеть» только жи-вотные «страсти»? Сердце может спасти только другая любовь, но при этом одна другую чисто механически заменить не может. Поэтому нельзя любить в мире все одинаково и в равной степени, для всего должно быть свое точ-ное слово и своя звуко-музыкальная оркестровка.

Не побыть, а остаться хотелось
и вдвоем осчастливить жилье.
Только чувство ушло в запредельность,
разметав на прощанье былье.
Отлетело постылою ночкой…
И, нацелясь в бездонный зенит,
болевой безысходною точкой
возле сердца звенит и звенит.
Знаю, будет все длиться и длиться
этот звон – до скончания дней…
Ах, ты жизнь – безрассудная птица
в перехлесте зеленых ветвей!
Надо мной голубеет истома,
чистый луч вечереет в пыли…
Повторяться бы снова и снова
на просторах извечной земли.
Не побыть бы – остаться хотелось
мне в зеленых ее теремах!..
Только – жалко! - веселое тело
обратится со временем в прах.
Ну а чувство, уйдя в запредельность,
Возвратится нежнее луча.
И кого ненароком заденет –
Угадает по вздрогу плеча.

Чувство любви у поэта нежнее и невесомее солнечного луча и оно, од-нажды возникнув, одновременно остается и в вечности, и возвращается к людям. Оно, появляется не вдруг, - а как закономерное явление жизни в ма-териальном. Любовь «всюду, куда простирается свет». А свет там, где Бог. По эмоциональной тонкости и насыщенности выражения, любовная лирика В. Иванова находится где-то среди вершин классической русской литерату-ры.

Название первой книги В. Иванова, с которой познакомился российский читатель, точно отражает его творческую духовную биографию – Земной парус. Поэзия для автора и есть тот самый парус, который наполняют ветры страстей, а сложный, не всегда прямой путь через штормы и штили, лежит все же в одном направлении – к познанию красоты и грмонии. Ибо души наши жаждут умиротворения совершенством, парус-то, конечно, истлеет, ну, а душа, как и совесть, - голос Божий, превыше всего - она остается в вечности и на земле, и во Вселенной. Душа всегда возвращается к тем исто-кам, откуда ушла в свой многотрудный путь по бесконечной спирали со-вершенствования, возвращается - для земной жизни. Вот только какие кры-лья будут нести ее, как высок будет ее полет, зависит от человека