7 (19) июля исполнилось 125 лет со дня рождения великого советского поэта Владимира Маяковского. В его творчестве с самого начала “во весь голос” зазвучал лейтмотив русской классической литературы, суть которого два столетия тому назад выразил устами своего героя Радищев: “Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвленна стала”. С этой «уязвлённости» в нашу литературу пришла тема “маленького человека”, которую не обошли своим вниманием ни Пушкин с Гоголем, ни Достоевский с Чеховым, ни Блок с Маяковским.

 К начинающему поэту приходит осознание его пророческой миссии правозащитника обездоленных и отверженных, он решительно и бесповоротно, раз и навсегда становится на сторону тех, по определению Блока, “нищих”, которых “провели” - обманули и ограбили – “сытые”:

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!

Меня одного сквозь горящие здания

проститутки, как святыню, на руках понесут

и покажут богу в своё оправдание.

(Раньше, работая в школе и читая ребятам Маяковского, я заменял некоторые слова, режущие слух: «Эти люди, как святыню, на руках понесут…»)

Это стремление оправдать несчастных перед судом высшей справедливости звучит в унисон с подвигом Чехова, незадолго до этого совершившего поездку в «место невыносимых страданий» и запечатлевшего увиденное в книге «Остров Сахалин». А безымянный “старикашка” в стихотворении «Адище города» вполне мог носить одну из известнейших в русской классике фамилий – Вырина или Башмачкина, Девушкина или Червякова:

А там, под вывеской, где сельди из Керчи – 

сбитый старикашка шарил очки

и заплакал, когда в вечереющем смерче

трамвай с разбега взметнул зрачки.

Та же беззащитность, та же растерянность, та же боль от сознания поруганного человеческого достоинства, что у героев Пушкина и Гоголя, Достоевского и Чехова, со всей определённостью свидетельствовали о стремлении Маяковского встать в ряд с этими “исполинами”, как назвал русских писателей в одноимённом рассказе А.И.Куприн.

Новое время внесло диссонирующий элемент в литературную разработку темы “бедных людей”. Представление о нём может дать своеобразная перекличка двух русских писателей. В конце ХVIII века Карамзин решительно заявил, что и крестьянки, подобные простолюдинке Лизе, любить умеют, то есть в нравственном отношении ничуть не уступают своим господам.  

А в начале ХХ века современник Маяковского Бунин в повести «Деревня» не менее решительно ответил: вот, мол, вам ваша Молодая и вся её “любовь”. Речь, по существу, зашла о том, способен ли веками томившийся в кабале бедняк к нормальной человеческой жизни, способна ли воскреснуть душа человека, выросшего во мраке косного застоя и невежества. Полярность ответов на этот вопрос и составила суть вышеупомянутого литературного диссонанса.

Утвердительный ответ дал автор «Пигмалиона». Английский писатель считал, что материальное благосостояние и сопутствующие ему образование и воспитание способны облагородить человека. На наших глазах происходит метаморфоза с уличной торговкой, превращающейся в милую и деликатную мисс. Этому оптимистическому решению противостоит непреодолимый пессимизм автора «Собачьего сердца». Булгаков недвусмысленно выразил мысль о том, что шариковым самой судьбой определена жизнь собачья. К собаке можно проявить милосердие, её можно приласкать и сытно накормить, собака может даже стать преданным другом человека, и вообще – как она мила, пока знает “место”! Именно в этом контексте литературной проблематики становится понятным глубинный смысл стихов Маяковского:

Я знаю – 

   город

будет, 

я знаю – 

   саду

цвесть,

когда

такие люди

в стране

     в советской

   есть!

“Такие люди” символизируют у Маяковского начало духовного обновления. Такие герои делают его единомышленником Горького, Фадеева и Николая Островского. Забыла своё “место” Ниловна, начинает пробуждаться уважение к своей личности у Морозки, совершенно новыми нравственными критериями начинает оценивать людей Павка Корчагин. “Державный шаг” “таких людей” освятил образом Христа Блок. За “такими людьми”, “скользя и падая”, устремлялся Есенин…

Пытаясь понять и выделить в “таких людях” основное, Маяковский резюмирует это в поэме «Хорошо!» словом “наше”:

В наши вагоны,

   на нашем пути,

Наши

грузим 

  дрова.

Это определение становится у поэта показателем того духовного перелома, который происходил у него на глазах:

Какой-то

     cмущенный

сукин сын,

а над ним

     путиловец – 

   нежней папаши:

“Ты,

        парнишка,

выкладай

     ворованные часы – 

часы

         теперича

  наши!”

Говоря о Маяковском, с грустью констатируешь, что мы сегодня словно уходим от него. Но ещё большую горечь, как и прежде, испытываешь от сознания того факта, который имел место 14 апреля 1930 года: нет, не мы уходим сегодня от поэта, это он ушёл от нас тогда, ушёл к нашим далёким потомкам, ушёл, подобно Радищеву, спасаясь от “рвачей и выжиг”. Ушёл, как ушли восьмидесятилетний старец Лев Толстой и его духовный предтеча, обречённый на вечную молодость Лермонтов. И никакие журналистские расследования не в состоянии поколебать той горькой в своей простоте истины, что “такие люди”, опережая нас в своём духовном развитии, не могут, как Блок, выжить в удушливой атмосфере мелочных интересов и стяжательства. Чтобы вернуться в русло литературного контекста, отсылаю читателя к самому, на мой взгляд, грустному произведению русской классики – рассказу Лескова «Инженеры-бессребренники», с которым перекликаются строки поэтического завещания юбиляра:

Мне

        и рубля

        не накопили строчки,

краснодеревщики

       не слали мебель на дом.

И кроме

  свежевымытой сорочки,

скажу по совести,

        мне ничего не надо.

Мы, конечно же, не обманываемся насчёт этого видимого аскетизма. У “таких людей” просто иная – по Эпикуру – шкала жизненных ценностей. Доводя до логического заключения принцип создания литературного контекста, на основе которого только и возможен “конструктивный”, как мы сегодня выражаемся, разговор о поэте, привожу в подтверждение вышеобозначенного суждения стихотворение Велимира Хлебникова:

Мне мало надо!

Краюшку хлеба

И каплю молока.

Да это небо,

Да эти облака!

 

ВЯЧЕСЛАВ  ЕЛАТОВ,

 

г. Прокопьевск