Владимир Маурин. В отряде особого назначения

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Очерк

Автор: Владимир Маурин

Просмотров: 2525

2015 год, Выпуск № 2

В городе Тайга живет сестра небезызвестной Валентины Довгер – соратницы легендарного разведчика Николая Кузнецова – Зинаида
Константиновна Басырова. Об этом, кроме местных жителей, мало кто знал.
Как она там оказалась? Это занятно. Нельзя сказать, что семью стали притеснять на родной Ровенщине – это Западная Украина, на пике антироссийских националистических настроений, когда все без преувеличения перевернулось с ног на голову.  Героем объявили Степана Бандеру, а памятник выдающемуся разведчику и ликвидатору многих высокопоставленных фашистов пришлось демонтировать и перевезти на Урал. Молодые, приходящиеся внуками, а тем более русскоязычные, почувствовали себя неуютно: и с работой проблемы, и с жильем. перспективы нет. Поехали искать счастья в Сибирь. В Тайге, где надо было делать пересадку на Томск, у них украли и документы, и деньги. Нужно было делать запрос по прежнему месту жительства – на Украину. Пока, как говорится, суд да дело, устроились на работу. Он – инженер-программист – в школу. Она – компьютерщицей в редакцию городской газеты. Поверили, взяли и со справками. Люди у нас отзывчивые, доброжелательные. Вот и остались. Осели, наверное, уже навсегда.. бабушка приехала к ним водиться с ребенком, чтобы хоть как-то помочь в таких сложных обстоятельствах. Первые полгода жили в учительской. И она с ними. Потом дали комнату в студенческом общежитии. Сейчас – ведомственная квартира, хотя тоже в общежитии, но не студенческом.
Так новая родина приютила семью Довгеров – Калугиных.

ДОВГЕРЫ – СЕМЬЯ ПАРТИЗАНСКАЯ
 – Когда началась война, – рассказывает Зинаида Константиновна, – мы жили в небольшом рабочем поселке Выры Клесовского района Ровенской области. Валя – она постарше меня – успела закончить гимназию в Сарнах, хорошо говорила по-немецки. Мама домохозяйничала. Отец лесничил. Он был уже в годах. Одевался старомодно. Всегда ходил при галстуке, который завязывал тонким узлом. Носил овальные очки в железной оправе. Гладко брил голову. По национальности он белорус. Принадлежал к той части местной интеллигенции, которая хорошо знала Россию еще по дореволюционным временам. Все годы, когда Западная Украина входила в состав панской Польши, эти люди с волнением следили за происходящими в России событиями – строительством нового общества, социалистического государства – и были очень рады, когда в 1939 году и на Волынь пришла советская власть. Отец работал в Клесовском лесничестве с окончания лесного института в Петербурге. Война нарушила мирную жизнь. Надо было найти свое место в борьбе с оккупантами. В 1942 году как-то ночью к нам пришли партизаны, появившиеся в наших лесах. А потом стали наведываться часто. Отец охотно согласился выполнять их задания, хотя понимал, что за связь с партизанами немцы и националисты жестоко расправляются. Убивали даже жен, если мужья на фронте против них воевали. Руки, ноги, головы отрубали. Ужас, что творилось!
Да, Константину Ефимовичу больно было смотреть на ту страшную жизнь, которую захватчики назвали «новым порядком». Они отбирали у крестьян скот, птицу, зерно. Тех, кто сопротивлялся, безжалостно расстреливали, вешали, сжигали живьем, умерщвляли в лагерях
и тюрьмах. Сулили золотые горы тем, кто поедет в Германию на работы, а на самом деле там морили голодом, заставляли трудиться чуть ли не круглые сутки. Чем не каторга?
Не лучше себя вели и их приспешники националисты – предатели своего народа, злейшие враги советской власти. Многие из этих бандитов были заброшены на украинскую территорию еще до войны из нашедших пристанище в фашистской Германии петлюровцев, недобитых белогвардейцев, беглых кулаков, прошедших специальную подготовку по шпионской, диверсионной, повстанческой «работе». С началом войны эти сколоченные банды сеяли панику, устраивали диверсии, нападали на сельсоветы, правления колхозов, со страшной, поистине нечеловеческой жестокостью убивали советских активистов, вырезали целые семьи, не жалея никого. Они всячески старались выслужиться, чтобы получить за измену Родине тепленькое местечко, когда немцы «во главе с ясновельможным Адольфом Гитлером помогут построить самостоятельную украинскую державу».
В одной из немецких газет Герман Геринг писал:
«Мы заняли наиболее плодородные земли Украины. Когда продовольствие потечет оттуда в нашу страну нескончаемым потоком, германское население окончательно поймет, насколько велика победа Германии. Там, на Украине, все имеется – яйца, масло, сало, пшеница – и в количестве, которое трудно себе представить. Мы должны понять, что все это теперь наше, немецкое».
Город Ровно, за полторы тысячи километров от фронта, при немцах стал «столицей» Украины, гнездом оккупационного чиновничества. Поэтому под Ровно и сбросили на парашютах отряд полковника госбезопасности Дмитрия Медведева с основным заданием ведения разведки для эффективной помощи Красной Армии. Здесь легче было узнать о перегруппировках вражеских войск на фронте, о строительстве новых оборонительных укреплений, о мероприятиях хозяйственного характера. И даже о том, что творится в самой Германии. Важное стратегическое значение занимала и находящаяся в каких-нибудь двадцати километрах узловая железнодорожная станция Здолбунов. Через нее проходили все поезда с Восточного фронта в Польшу, Чехословакию, Германию и оттуда обратно.
– Папу в отряде стали называть «дядей Костей», – вспоминает Зинаида Константиновна. – С ним начальник разведки Виктор Кочетков обычно связывался через старшую дочь Валю. Она в свои семнадцать лет была похожа на подростка – тоненькая, хрупкая, с большими, как у папы, карими внимательными глазами. Работала счетоводом на мельнице. Роль связной пришлась ей по душе. А скоро стала настоящей разведчицей: бывала в окрестных селах, ездила в Сарны, где у нее были школьные подруги. Узнавала все, что ей поручалось узнать, и гордая, сияющая рассказывала Кочеткову. Папа сначала неодобрительно отнесся к тому, что Валя работает на отряд самостоятельно: молода, мол, еще, а потом смирился.
В начале ноября 1942 года Константин Ефимович сообщил в отряд, что неплохо бы к празднику взорвать ремонтно-механическую мастерскую, где восстанавливались тракторы, тягачи, танкетки и локомобили. А при ней электростанция и паровозное депо. Командование согласилось с его предложением лишить гитлеровцев важной базы. На операцию отрядили двадцать пять партизан во главе с Кочетковым. К полуночи, преодолев расстояние в шестьдесят километров, бойцы постучались в крайний домик, где жили Довгеры. Заранее предупрежденный хозяин был наготове и тут же впустил утомленных дальним переходом партизан во двор, угостил табачком собственного приготовления. Пока курили, детально рассказал, как расположены объекты диверсии, как лучше к ним подобраться. Несколько партизан из местных жителей все же отправились разузнать, что и как. Зина еще не спала и слышала, как мама, Евдокия Андреевна, узнав, что будут взрывать, беспокоилась, не развалится ли их домишко, не вылетят ли стекла из окон. Ее успокоили: все будет нормально.
По совету Константина Ефимовича партизаны для верности прихватили с собой начальника депо. Гитлеровский прихвостень, струсив, покорно последовал за ними и приказал сторожам открыть ворота. Сначала отобрали, погрузили на подводу и отправили в лагерь нужные тамошнему оружейнику инструменты. Огляделись. Четыре паровоза, цистерны, платформы с моторами, пломбированные вагоны неизвестно с чем… Мин на все не хватит. Решили вагоны прицепить к паровозу, вывезти на мост и там рвануть. В самом депо заминировали поворотный круг и оставшиеся локомотивы. Все: станки, машины, уголь, окна, двери, разные ящики – обильно полили мазутом и керосином. В условленное время, когда состав должен был достичь моста, запалили бикфордов шнур. Последовали взрывы, вспыхнул пожар. В стороне моста тоже содрогнулся воздух, над рекой поднялся столб пламени и черного дыма. Почему с запозданием? Потом узнали причину. Перед мостом, на подъеме, состав неожиданно замедлил ход. Этого не предполагали спрыгнувшие с него под откос партизаны Николай Гнидюк и Вася Голубь. «Дотянет ли?» – с тревогой думали они, услышав взрывы на станции и увидев зарево над паровозным депо. Наконец поезд медленно втянулся в жерло мостовой фермы, и тут она качнулась, надломилась, вагоны швырнуло набок, бросило вниз…
Когда партизаны покидали место события, в ближнем переулке неожиданно заметили девушку. Это была Валя Довгер. «А ты тут зачем?» Вы, говорит, забыли оставить наблюдателя: а вдруг немцы? Вот и стою, чтобы предупредить в случае чего. На морозе она была без рукавичек и в туфлях. Спешила очень. Осталось только крепко пожать холодную руку смелой девушки.
Потом стало известно, что в Выры к некой Ксении, гнавшей самогон, зачастил на ручной дрезине начальники жандармерии в Клесове Мильде. Однажды его подстерег партизан Поликарп Вознюк. Кинул шпалу на путь – тот и остановился. Оглушил прикладом и утащил в лес. Допросили. Страшно перепуганный немец выдал, что готовится уничтожение населения в гетто Сарн и Ракитно. Командир отряда решил помешать расправе. Надо отбить у карателей охоту зверствовать. Опять в уютном домике Довгеров разрабатывается план операции. Константин Ефимович, попыхивая самокруткой, высказывает свое мнение: 
-Надо взорвать мост и устроить засаду. На кривом участке пути легче справиться с немцами, проще укрыться от пуль.
 С ним согласились. На рассвете выделенные для операции восемнадцать бойцов залегли в засаде. Силы, конечно, будут явно неравные, да и позади почти открытая поляна с редкими кустиками, но внезапность на их стороне. Пока ждали, в который раз слушали рассказ Поликарпа Вознюка о постигшей его с Виктором Боярчуком и парашютистом Молотовым, говорившем по-немецки, неудаче. Задание у них было чрезвычайной важности, а вернулись в лагерь ни с чем. По Кастопольскому шоссе из Ровно, по агентурным данным, вроде бы должен проезжать рейхскомиссар Украины, гаулейтер Эрих Кох, и нужно было его уничтожить. Сутки просидели – нет машин. Вторые сутки – опять напрасно. Отложил, знать, поездку видный фашист со своей свитой. Проклиная его, разочарованные партизаны возвращались в лагерь, когда неподалеку от села Ленчин на открытом месте встретили десятка три шуцполицаев во главе с заместителем коменданта кастопольской полиции Скибой. Принимать бой безрассудно. Но бойцы не растерялись. Вроде бы как свои, обменялись приветствиями. Вознюк предложил Скибе отойти в сторонку и доложил:
– Из Сарн, пан комендант, до своих людей ходили, а теперь до батьки.
– А батько где?
– Батько Бульба на хуторе Маренин, – прошептал на ухо Поликарп. – По его заданию ходили.
Ему было известно, что главарь националистов Боровец находится именно там.
Скиба хмыкнул:
– Идить соби.
Теперь можно безопасно следовать в лагерь. Но находчивый партизан осмелился на большее:
– Пан комендант, а если мы напоремся на партизан? У нас одни пистоли. Дали бы винтовок!
Скиба распорядился отдать пять винтовок с патронами.
– Дякую, шановний пан комендант! Благодарствую!
Так вот и разошлись.
 Наконец над дальним ракитником показался дымок. Это был условный сигнал наблюдателей: приготовиться! А вот и пронзительный гудок паровоза. Показался состав. В раскрытых дверях вагонов, свесив ноги, сидели солдаты. Одни пиликали на губных гармошках, другие гнусаво напевали. Вдруг земля дрогнула. Паровоз, словно споткнувшись, дернулся и повалился под откос, увлекая за собой все остальное. Вторая мина взорвалась под самим составом. Гитлеровцы из хвостовых вагонов кинулись прочь, крича от страха и боли, а, когда опомнились, открыли стрельбу. Партизаны, ненадежно укрытые в прибитой первым инеем высокой траве, вели прицельный огонь из винтовок и автоматов. После скоротечного боя без потерь отошли в лес. А немецкие каратели так и не добрались до сборных пунктов своих намеченных жертв.
Немцы, видимо, пронюхали от своих приспешников, кто сообщил партизанам о карателях. Подозрение пало на Ефима Иосифовича Головача. Безногого инвалида зарубили на глазах всей семьи. Связной погиб смертью героя.
– Дядя Костя, вы ведь рискуете не меньше, – обеспокоенно сказал Кочетков при очередной встрече с Довгером. – Перебирайтесь в отряд.
– Я здесь нужнее, Виктор Васильевич.
– И все же мы переехали в Клесово. 
Отец, немолодой, обремененный семьей человек, продолжал с честью нести ношу разведчика-подпольщика: слушать, смотреть, запоминать, передавать добытые сведения по назначению. И подавлять в себе желание физически расправляться с врагами. Терпение, выдержка не менее важны, чем отвага. Он связывал партизан с группой инженера Ковельской железной дороги Фидарова, ездил по заданиям в Ковель, Луцк, Львов и даже Варшаву. Отовсюду привозил ценные разведданные. Особенно успешным было его посещение Варшавы. Установил, что там на содержании эмигрантского правительства в Лондоне существуют две псевдоподпольные офицерские школы, где преподавателями являются немцы. Нетрудно понять, что за кадры готовили эти «учебные заведения».
Подстать Довгеру был мельник Максим Федорович Петровский. При оккупантах он продолжал себя вести как настоящий хозяин своей земли.
Это случилось 3 марта 1943 года. Довгер с Петровским и поляком Петчаком поехали выполнять очередное задание. Возле хутора Бордухи их остановила группа вооруженных людей с трезубцами на шапках. Обыскали. Забрали документы и деньги. Повели в свой штаб – одинокий домик на окраине. Там колючей проволокой связали им руки за спиной. Разули. Стали допрашивать: куда и зачем идут. Петчак повалился без сознания. Исколотый, изрезанный, избитый. Довгера подвергли таким же нечеловеческим пыткам. Он тоже не сказал ни слова. Следом взялись за Петровского…
Довгер шепотом, чтобы не услышали часовые, сказал своим товарищам:
– Если кто из нас останется в живых, зайдите к моим, передайте, чтобы дочка шла в отряд. Командиру расскажите все, от начала до конца..
Перед рассветом их повели к реке. К месту, где во льду чернела прорубь.
Довгера раздели донага. 
– Вам отомстят, – прохрипел он, отчаянно сопротивляясь и не прося пощады. Его живого затолкали под лед.
– Лучше умереть от пули! – закричал Петровский, ударив в пах одного и отшвырнув плечом другого.
Он побежал, увлекая за собой Петчака. Конвоиры растерялись. Поднялась беспорядочная стрельба. Петчак упал. Максим Федорович продолжал бежать, делая зигзаги. На расстоянии и в полутьме он стал сливаться со снегом. «Хочешь бежать долго – вдох под четвертый шаг!» – вспомнились наставления техникумовского физрука. А вот и лес – густой, пахучий, до слез родной, шумящий на холодном ветру. Преследователи отстали. Петровский в изнеможении повалился на снег. Кое-как удалось избавиться от колючей проволоки. Руки нестерпимо болели. Но что с ногами? До ступней, израненных затвердевшим снегом, невозможно дотронуться. Сорвав с себя рубаху, обмотал их и, точно по раскаленному железу, насколько хватало сил, побрел дальше. Его, обмороженного, подобрали партизанские разведчики. Он и рассказал о подробностях надругательства над ними, о том, что в проруби Случи националисты утопили Константина Ефимовича. Его тело извлекли из-подо льда и похоронили с партизанскими почестями.
– Мы приезжали на похороны, – продолжает рассказ Зинаида Константиновна. – Дядю, маминого брата, тоже убили, когда он приезжал за картошкой и не успел спрятаться. А нас почему-то не тронули. Но нам было страшно оставаться и на новом месте. Командование отряда предложило переехать в Ровно, чтобы и семье помочь, потерявшей кормильца, и чтобы мы не чувствовали себя изгоями в бандитском окружении, да и «крыша» партизанам там была нужна. Валя горела желанием заменить отца и отомстить за него. 

ВАЛЯ 
Когда командование поближе с ней познакомилось, стало ясно: это полностью сложившийся убежденный антифашист, человек смелый, волевой. На нее появились свои виды. Ее решили передать в помощницы Кузнецову. Да, именно в помощницы, потому что ему для успешной работы в городе нужны были крепкие связи с верными местными людьми. Не беда, что у нее нет опыта подпольной работы. Важен боевой дух и, конечно, нужна конспиративная квартира. Ведь чем меньше людей будет знать его в Ровно, тем лучше.
– При первой встрече, которая произошла задолго до этого, они не очень понравились друг другу. У Вали было свое представление о разведчике, который способен действовать в логове врага. А он какой-то слишком обыкновенный. Хотя по натуре сдержанный. Никогда не нервничал, не повышал голос, не давал воли своему негодованию в отношении немцев. В совершенстве знал немецкий язык, а также польский, украинский. Николай Иванович, в свою очередь, тоже не видел в Вале нужных качеств. Она не могла скрывать свою ненависть к фашистам, а это не способствовало успеху на опасном поприще разведчицы. Но были и достоинства: много подруг в Ровно, и можно обзавестись нужными знакомствами… Это и заставило Кузнецова дать согласие на посылку Вали в Ровно. Она сумела быстро подыскать для нашей семьи квартиру на улице Ясной, 55. Дом, правда, на два хозяина, но во второй половине человек свой, надежный. Три комнаты. Кухня, веранда. Вход отдельный. Есть садик. Место тихое, на окраине. Хорошее убежище Кузнецову, а если понадобится, то и другим разведчикам. Оформила прописку, что было весьма нелегко: через одну из «подружек» познакомилась с сотрудником гестапо, который не только поверил рассказу Вали, будто бы ее отец убит партизанами за связь с немцами, но и помог документально подтвердить эту легенду. Он же порекомендовал ее на работу продавщицей в магазин.
Все сложилось хорошо. Отряд получил надежного и полезного работника, Кузнецов, выдававший себя за Пауля Зиберта, стал считаться Валиным женихом, обзавелся нужными знакомствами и изо дня в день снабжал отряд сообщениями одно интереснее другого, огромного военного и политического значения. Для всех подпольщиков и партизан он был известен под фамилией Грачев – высокий, светловолосый, красивый...
– К нам приходило много людей, – вспоминает Зинаида Константиновна. – Мы с младшей сестрой Лилей, а уж мама тем более, прекрасно знали, чем они занимаются, какой опасности все подвергаемся. Все достоверно описано в книгах Дмитрия Медведева, Виктора Кочеткова, Николая Струтинского. Так и было.
Между тем, в кратком предисловии к своей книге «Это было под Ровно» Дмитрий Медведев приводит такие слова Кузнецова: «Если после войны мы будем рассказывать о том, как и что мы делали, этому вряд ли кто поверит. Да я бы и сам, наверное, не поверил, если бы не был участником этих событий…»
Действительно, сейчас, когда мы можем сравнивать подвиги того или иного разведчика в тылу врага, их вклад в Победу, Николай Иванович Кузнецов предстает перед нами поистине легендарной выдающейся личностью, не умаляя заслуги и всей его группы, всего партизанского отряда особого назначения. 




ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ

По отзывам его соратников, Николай Иванович кузнецов принадлежал к числу тех людей, которые скупы на рассказы о себе и о которых больше говорят их поступки, нежели слова. Однако, такая, на первый взгляд, замкнутость свидетельствует не о скрытности характера, а, скорее, о естественной скромности человека, не находившего в своей жизни ничего такого, что могло бы поразить или чем-то удивить других. Свою биографию считал самой заурядной и нередко завидовал тем, чья жизнь складывалась бурно, была насыщена событиями, казалась интереснее, чем его. 
 В последнее время заметен возросший интерес к личности Кузнецова, о чем можно судить по нескольким посвященным ему передачам по центральному телевидению, газетным статьям к 9О-летию со дня его рождения, которые мне довелось не так давно просмотреть или прочитать. Оно и понятно: многие документы ОГПУ-НКВД уже рассекречены. Если раньше мы знали о нем лишь по книгам Дмитрия Медведева «Это было под Ровно» и «Сильные духом», Виктора Кочеткова «Неустрашимые» (а это, понятно, официальные версии), то теперь стали известны ранее нигде не упоминавшиеся страницы биографии из предвоенного периода. То, что он был нештатным сотрудником, так сказать, «подснежником», спецагентом и агентом-маршрутником, а в период сталинских чисток арестовывался и несколько месяцев провел во внутренней тюрьме Свердловского управления НКВД, но, к счастью, в деле его разобрались и выпустили на свободу, вновь привлекли к выполнению заданий Центрального аппарата контрразведки. В послужном списке с агентурными псевдонимами Кулик, Ученый, Колонист столько заслуг, что вместе с последующими они позволили по праву назвать его «гением разведки».
 Родился в большом, дворов тогда на триста, селе с неоригинальным хоть на Урале, хоть в Сибири названием Зырянка (ныне Свердловская область) в семье старообрядца и при крещении получил имя Никанор. После техникума работал по специальности землеустроителя. Потом сменил еще несколько мест работы, в том числе в конструкторском бюро Уралмаша. Постоянное общение с многочисленными немецкими колонистами помогло свободно овладеть их родным языком. Такая разговорная практика – очень большое дело. Особенно, если осваиваешь не только классический, но и различные диалекты немецкого языка. Захотелось блеснуть, и диплом инженера защитил на немецком языке! 
 В 1938 году перспективного специалиста, а на самом деле негласного сотрудника НКВД, переводят в Москву. Вращался в кругу дипломатов, иностранных специалистов, артистов и прочей интеллигенции…
 В первые дни войны написал заявление с просьбой отправить в тыл врага для разведывательной работы. Почему-то ему отказали. Видимо, приберегали для чего-то очень важного, может быть, для заброски в саму Германию. Писал вновь: «Я, как всякий советский человек, в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих, горю желанием принести пользу моей Родине. Бесконечное ожидание (почти год) при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине, страшно угнетает меня. Как русский человек я имею право требовать предоставить мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага. Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной… Я вполне отдаю отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду в тыл врага, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание даст мне силы выполнить мой долг перед Родиной до конца».
 Наконец летом 1942 года его зачисляют в отряд особого назначения 4-го управления НКВД, которым командовал Д.Н. Медведев (Тимофей). Последняя подготовка: изучение оружия и военной техники, тренировки в стрельбе и подрывном деле, беседы с пленными немецкими офицерами и генералами…
 Перед отправкой на выполнение боевого задания Кузнецов оставил письмо брату Виктору:
 «… Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорогого – своей жизни. Жертвы неизбежны. И я хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов на то, чтобы я вернулся живым… Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое, правое дело, за настоящее и будущее нашей Родины. Мы уничтожим фашизм, мы спасем Отечество. Нас вечно будет помнить Россия, счастливые дети будут петь о нас песни, и матери с благодарностью и благоговением будут рассказывать детям о том, как в 1942 году мы отдали жизнь за счастье нашей горячо любимой Отчизны. Нас будут чтить и освобожденные народы Европы…»

В ТЫЛУ ВРАГА, ПОД РОВНО
 В августе 1942 года Кузнецов с небольшой группой парашютистов заброшен в глубокий тыл противника под город Ровно, где уже обосновался отряд особого назначения полковника Медведева. В связи с особой важностью поставленных перед ним заданий Кузнецов был глубоко законспирирован даже в самом отряде, в котором его знали как Николай Васильевич Грачев. 
 Ровно – тихий, утопающий в зелени и как бы погруженный в дремоту типичный западно-украинский город. Небольшие дома с палисадниками, малолюдные чистенькие и тенистые улицы. Все здесь, кажется, создано для мирной, безмятежной жизни. Однако за полтора года советской власти наступило пробуждение, городок начал разрастаться, менять свое лицо, из заштатного превращаться в оживленный областной центр, сохраняя очарование старины. Оказав «честь» быть украинской столицей, немецкие оккупанты одновременно взбудоражили и умертвили Ровно.
 Отряд Медведева к тому времени быстро пополнился за счет той части местного населения, которая с оружием в руках выступила против «нового порядка». Агитация Бульбы, Бандеры и других главарей националистов не имела особого успеха и даже оказывала прямо противоположное действие. Находились бойцы, которые шумно выражали свое одобрение началу борьбы с гитлеровцами: наконец-то, мол, начнем бить швабов. Трудно поверить в искренность такого проявления чувств патриотизма. Из одурманенных националистической пропагандой возникали банды, в которых большинство составляли злейшие враги советского строя, уголовный элемент. Все готовы на любые преступления – убивать, грабить, насиловать. Особенно в населенных пунктах вдали от шоссейных и железных дорог, куда сами немцы редко показывались. «Атаманы» соперничали, враждовали между собой. «Бульба» ненавидел Мельника, тот – Бандеру, но оба были давними платными агентами тайной полиции, а учитель Бандеры Коновалец когда-то дружил с самим Гитлером. И вот в этих местах возник настоящий партизанский край, где были села, которые немцы и националисты просто боялись даже навещать. А в городах образовалось сильное подполье. Отдельные группы для лучшей конспирации действовали обособленно друг от друга. Однако с их руководителями нужно было установить контакт, чтобы координировать действия.
 Кузнецов изо дня в день готовился к выполнению своей миссии: изучал обстановку, беседуя с возвращавшимися из разведки партизанами и местными жителями, задержанными на постах, или взятыми в плен гитлеровцами, все больше входил в образ из своей «легенды» – отпрыска богатой прусской юнкерской семьи, состоятельного, привилегированного, веселого, общительного, с широкой натурой офицера. Он изучил все, что мог достать, о природе, населении, экономике Восточной Пруссии и уже представлял себе эту землю с центром в Кенигсберге настолько зримо, словно родился и жил там. Сдал «экзамен» на отлично, когда взятые в плен начальник отдела рейхскомиссариата майор граф Гаан и имперский советник связи Райс из Берлина посчитали его оказавшимся в стане врагов офицером немецкой армии.
 Первое рискованное появление Кузнецова в Ровно в форме немецкого офицера с двумя железными крестами и документами на имя обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта не вызвало никаких подозрений. Разве что промашка вышла с формой явно не по сезону: все уже ходили в шинелях и плащах. Для следующей вылазки пришлось добывать новое обмундирование.

ОХОТА НА КОХА

 У Кузнецова главной целью была охота на Коха, его ликвидация. Но как подобраться к нему? Дом, где он жил, усиленно охраняется. Кортеж проносится по предварительно обследованным улицам с максимальной скоростью. Да и напуганный размахом партизанского движения гауляйтер все больше находится в Кенигсберге и Берлине или в ставке Гитлера под Винницей. Оттуда и управляет своими восточными землями, шлет директивы о необходимости усиления уничтожения славян, и они выполняются. 
 Когда же настигнет «коричневого царя» кара народная? В штабе отряда один план сменяет другой. От них при здравом рассмотрении приходится отказываться из-за полной нереальности осуществления.
 Весной 1943 года Кузнецов сообщает в отряд: на 2О апреля, день 5О-летия Гитлера, назначен парад, с праздничной речью должен выступить Кох, в городе идет усиленная подготовка. Надо использовать этот шанс. Следует тщательная проработка плана возмездия.
 Наступает долгожданный день. Возле сооруженной трибуны военные, гражданские «фольксдойчи», полицейские, местная буржуазия. Чуть поодаль войска. Всюду агенты гестапо. Кузнецову становится не по себе, когда от одного знакомого немецкого чиновника узнает: Кох не прилетел из Берлина. Вместо него с праздничной речью выступит заместитель по политическим вопросам, правительственный президент генерал Даргель. Пришлось давать условный сигнал группе поддержки об отмене акции. А сам с Валей в числе приглашенных стоял и запоминал лица ораторов при орденах и регалиях. Даргель…
 – Я повторяю слова нашего гауляйтера,– выкрикивал Даргель, – славянин будет рассматривать мягкое отношение к себе как признак нашей слабости. А мы ее не допустим! Никогда! У нас своя великая цель, во имя которой мы пришли сюда. Мы выполним ее! К этому нас призвал фюрер. Мы пойдем своей дорогой, на которой не будет места жалости и снисхождению. Мы сильны как никогда, и всякое проявление жалости – для нас позор! Мы должны быть беспощадными! Нам трудно, но с нами фюрер, мы победим! Хайль Гитлер!
 В ответ многократное «хайль!» С подобными же истерическими призывами выступает командующий особыми войсками на Украине генерал-лейтенант авиации Кицингер, обещающий в ближайшее время разгромить партизан.
 Вскоре случилось событие, едва не заставившее командование отряда отозвать Валю Довгер. Она получила повестку на мобилизацию в Германию и сокрушалась: столько трудов и хлопот стоило прописаться и устроиться в Ровно, а теперь придется оставить город. Удручен и Кузнецов. На другой день он ободряет Валю: разработан план, требуется получить разрешение остаться от самого Коха… Кузнецов продиктовал, а Валя четким почерком написала прошение. Появилась возможность побывать на приеме у гауляйтера и совершить, может быть, главное дело в своей жизни.
 У общительного Кузнецова уже множество знакомых среди немецких чиновников, которые знают, что обер-лейтенант Зиберт после ранения выполняет задание по снабжению специальной воинской части, находящейся на восточном фронте, поэтому и появляется периодически. С одними он поддерживает ни к чему не обязывающие отношения, других с дальним прицелом возводит в ранг «друзей». К последним относится и штурмбанфюрер СС фон Ортель, как-то в порыве пьяной откровенности признавшийся, что до войны со шпионскими целями побывал в Москве. Значит, он разведчик?
 В результате сложной многоходовой комбинации прошение об аудиенции у Коха передано по назначению. Уже известны час и день аудиенции – 31 мая. Командование отряда одобряет план Кузнецова: положить взведенный пистолет в карман брюк и в удобный момент сделать вид, что хочет достать носовой платок… Для прикрытия его отхода в город направляются две группы переодетых партизан, хотя едва ли из тщательно охраняемой резиденции удалось бы выбраться.
Кузнецов рассчитывал, что зайдет вместе с Валей, тогда было бы проще усыпить бдительность и вынуть из кармана пистолет. Но их приглашают по отдельности. Валю – первой. После приема, на котором она вполне вразумительно объяснила причины, по которым не может сейчас отправиться в фатерлянд (мать серьезно больна, сестры несовершеннолетние и еще такое непредвиденное обстоятельство, как предстоящее замужество), у нее не было ни малейшей возможности предупредить Николая о том, что операция обречена на неудачу. Да он и сам это сразу понял, когда вошел в большой кабинет. Вот как описал произошедшее: «У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал вальтер со спецпатронами, в кобуре – еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха, и перед ним двое, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом – черная собака. Беседа продолжалась около тридцати-сорока минут. Все время охранники как зачарованные смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние было метров пять. Между мной и Кохом сидели двое, и за моим креслом еще один. Никакой поэтому возможности не было опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было».
Когда выяснилось, что Зиберт земляк гауляйтера и тот даже знал его отца – охотился в тех местах, Кох написал на заявлении Довгер резолюцию.

ЛИКВИДАТОР
 Провал покушения на Коха не поколебал решимости Кузнецова на совершение актов возмездия по отношению к высшим чинам администрации на территории Украины. Слежка за Даргелем дала понятие о его привычках и распорядке дня. На обед он постоянно ходил пешком, поскольку жил рядом с рейхскомиссариатом, в сопровождении адъютанта с ярко-красной кожаной папкой в руках, но на улице выставлялась охрана. На операцию Кузнецов поехал на «опеле» с Николаем Струтинским и Иваном Калининым. Машину остановили в переулке и стали ждать половины второго, когда Даргель обычно выходил на обед. Показался военный чиновник в сопровождении майора с ярко-красным портфелем. Подъехали к ним. Выскочив из машины, Кузнецов четыре раза выстрелил в предполагаемого Даргеля и его адъютанта. Те упали. Группа скрылась с места происшествия, немедленно вернулась в отряд. Через несколько дней выяснилось, что они ликвидировали не Даргеля, и министерского советника доктора Ганса Геля и кассового референта Винтера. В общем-то тоже довольно крупные и значимые фигуры, так что особенно расстраиваться не из-за чего. Тем более, что на месте убийства оставили улики, говорящие о причастности к теракту бандеровцев, скомпрометировав их в глазах немцев как начавших активно действовать против них в связи с явным проигрышем Германией войны. Это повлекло арест и расстрел около тридцати видных националистов.
 – Это что же получается? – распекал Ильгена Кох, раздраженный поражением под Сталинградом. – Лесные разбойники повсюду уничтожают наших людей. Дошло до того, что среди белого дня стреляют нам в спину. Где? В центре города! На глазах у всех! Самое возмутительное – бандиты уходят безнаказанно. Позор! И еще раз позор! При таких порядках ничего доброго не дождешься!.. Я приказываю: окружите бандитские гнезда, жгите деревни, побольше убивайте, но избавьте нас от большевистской заразы! На днях прибудет экспедиция, возглавляемая специалистом по борьбе с партизанами генералом Пиппером. Согласуйте с ним план действий.
 Планы карательной экспедиции стали известны партизанам и они успели принять контрмеры. Фашистам не удалось разгромить отряд Медведева. Наоборот, они сами были наголову разбиты. Погиб и мастер смерти Пиппер. Ильген жаждал реванша. Но против его самого состоялась блестящая по своей дерзости операция – похищение средь бела дня из особняка, в котором он жил. Неослабное наблюдение за ним вела и Валя Довгер. Генерала связали, а вместе с ним и оказавшегося случайным свидетелем похищения личного шофера Коха капитана Пауля Гранау, вывезли из города на хутор, служащий партизанским «маяком», допросили и расстреляли в виду невозможности доставки в отряд.
 В городе случился страшный переполох с повальными обысками. На улицах – усиленные патрули. Придирчивая проверка документов даже у немецких офицеров. Никаких следов обнаружить не удалось. Осталось только жестоко расправиться с населением и для устрашения устроить публичные казни. 
 Эпизод похищения Ильгена положен в основу фильма «Подвиг разведчика», прототипом героя которого и является Николай Кузнецов.
 На его счету и заместитель Коха по общим вопросам Кнут – руководитель конторы «Пакетаукцион», специализировавшейся на грабеже населения, а также похищение майора Геттеля, проявлявшего подозрительный интерес к личности обер-лейтенанта Зиберта и ставшего очень опасным. Видимо, он был контрразведчиком.
 В своей резиденции был застрелен главный судья – оберфюрер СС Альфред Функ. 
 Кузнецов и другие разведчики отряда особого назначения кропотливо собирали сведения, которые могли представить интерес. Дежурили на стратегических шоссе, железнодорожных станциях, искали аэродромы, добывали карты и документы из немецких учреждений… Это был их настоящий патриотический подвиг. Москва благодарила и радировала: «Продолжайте интенсивную разведку».
 Начальник экспедиции рейхскомиссариата доктор Круг, чьей сотрудницей была Валя Довгер, часто отлучался в рабочее время. Он ценил ее, доверял, нередко даже забывал на столе связку ключей от сейфа, чем и пользовалась юная разведчица. Однажды в распечатанном конверте прочитала, что ожидается приезд в Ровно одного из ближайших сподвижников Гитлера, теоретика национал-социализма, имперского министра «восточных земель» Альфреда Розенберга. Валя тут же поставила в известность Кузнецова, тот – командование отряда. Санкция на убийство Розенберга получена, но выполнить операцию оказалось невозможно из-за усиленных мер безопасности.
От своего приятеля болтливого фон Ортеля Кузнецов узнал, что тот отбывает «на самый решающий участок фронта», а именно в Тегеран, где соберется «Большая тройка» – Сталин, Рузвельт и Черчилль. Ясно, с какой целью. В случае удачи террористического акта исход войны был бы непредсказуем. Кузнецов настолько полно описал портрет руководителя группы, что найти и обезвредить его не составляло большого труда. Так что он был одним из тех, кто разрушил злодейский план гитлеровцев.

ПОСЛЕДНИЕ ПОДВИГИ НИКОЛАЯ КУЗНЕЦОВА
 А между тем Красная армия наступала неотвратимой лавиной и отбрасывала немцев на запад. У них поубавилось чванства, чинопочитания, примерной дисциплины. У завоевателей, боящихся возмездия, заботящихся о спасении собственной шкуры, теперь был довольно жалкий вид. В середине декабря 1943 года началась тотальная эвакуация оккупационных чиновников и офицеров, похожая скорее на паническое бегство. Партизаны и подпольщики в свою очередь усиливали разведывательную и диверсионную работу, несмотря на то, что отряд передислоцировался ближе к Львову. По-прежнему важной задачей было добывание сведений о перегруппировках войск противника с одного участка фронта на другой. Активными действиями нужно было сеять панику среди оккупантов, мешать им готовить оборону, не давать увозить награбленное. 
 – Валя оставалась пока в Ровно, – свидетельствует её сестра Зинаида Константиновна,– Николай Иванович дал ей адрес во Львове для явки: улица Мицкевича, 12. Надеялся на новую встречу, на что-то доброе и счастливое, что должно произойти в их судьбах после победы, ведь они по-настоящему любили друг друга и хотели связать свои жизни. Однако Валю вскоре арестовали. Ее пытали: где Пауль Зиберт? Она молчала. Упорство хрупкой девушки доводило истязателей до бешенства. Ее даже ставили к стенке и имитировали расстрел. Пули свистели буквально над головой. Она теряла сознание. Но по-настоящему расстреливать не спешили. Надо было во что бы то ни стало узнать, кто такой Пауль Зиберт – английский или советский шпион? Хотя какая для них разница? Так она оказалась в мюнхенской тюрьме. Однажды, когда заключенных вывели на земляные работы, сумела бежать. Ночами пробиралась на восток, навстречу наступающим советским войскам, пока не встретилась с ними. Последние годы жила в Воронеже. 
А что же Кузнецов? О его дальнейших действиях говорит хотя бы сообщение в немецкой газете на украинском языке, издававшейся во Львове: «9 февраля 1944 года вице-губернатор д-р Отто Бауэр, шеф правительства дистрикта Галиция, пал жертвой большевистского нападения. Вместе с ним умер заместитель шефа дистрикта Галиция ландгерихтстрат д-р Генрих Шнайдер. Они погибли за фюрера и империю».
 Об этом же и о том, что неизвестному патриоту удалось скрыться, 15 февраля 1944 года писалось и в «Правде».
 А вот малоизвестный документ – вынужденное признание гитлеровского командования по Галицийскому округу:
«Начальнику полиции безопасности и СД.Секретно. Государственной важности. 2 апреля 1944 года.
Главное управление имперской безопасности и группенфюреру СС генерал-лейтенанту Мюллеру, лично. Берлин.
Телеграмма-молния.
 При одной из встреч 1 апреля 1944 года украинский делегат группы Бандеры, обсуждавший с нами возможность совместной работы против большевиков, сообщил, что одним подразделением украинских националистов 2 марта 1944 года в лесу близ Белогородки, в районе Вербь (Волынь), задержаны три советских агента. Арестованные имели фальшивые немецкие документы, карты, немецкие, украинские и польские газеты, среди них «Газета львовска» с некрологом о докторе Бауэре и докторе Шнайдере, а также отчет одного из задержанных о его работе.
 Данный агент, по немецким документам его имя Пауль Зиберт, опознан украинскими националистами. Речь идет о советском партизане-разведчике и диверсанте, который долгое время совершал свои акты в Ровно, убив, в частности, доктора Функа и похитив генерала Ильгена, и который все еще разыскивается сыскной полицией.
Во Львове «Зиберт» был намерен расстрелять губернатора доктора Вехтера. Это ему не удалось. Вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и его президент-шеф доктор Шнайдер. Оба этих немецких государственных деятеля были застрелены неподалеку от частных квартир.
В отчете «Зиберта» дано описание актов убийства до малейших подробностей.
Во Львове «Зиберт» расстрелял не только Бауэра и Шнайдера, но и ряд других лиц, в частности, майора полевой жандармерии Кантера и подполковника воздушных сил Петерса.
В это время «Зиберт» имел еще одно столкновение с гестапо. Когда хотели проконтролировать его машину, он застрелил одного высшего гестаповского офицера. При следующем контроле «Зиберт» застрелил еще одного немецкого офицера и его адъютанта.
После этого он оставил машину и бежал в леса, где вел борьбу с отрядами бандеровцев и пробирался в сторону советского фронта…»
Далее сообщается, что советский разведчик и двое его сообщников были обнаружены убитыми на Волыни и найденные при них документы полностью подтверждают проведение ими крупных акций против Германии. В заключение указывается на исключительную важность для имперской службы безопасности и СС «дела Пауля Зиберта».
После войны были установлены обстоятельства и место гибели Кузнецова и его товарищей Яна Каминского и Ивана Белова. По этой версии, в селе Боратин в ночь на 9 марта 1944 года в хате крестьянина Степана Голубовича, куда ворвались бандеровцы, атаман бандитов узнал Зиберта по печатавшимся портретам. Уже была слышна далекая канонада. Разведчики погибли в ожесточенной схватке, а Кузнецов подорвал себя и врагов собственной гранатой.

ВКЛАД В ПОБЕДУ

Останки Кузнецова были торжественно перезахоронены на Холме Славы Львова. Там был установлен памятник легендарному разведчику, Герою Советского Союза.
 В книге «Сильные духом» Медведев подытоживает борьбу своего отряда в тылу врага: «Мы передали командованию много ценных сведений о работе железных дорог, о переездах вражеских штабов, о переброске их войск и техники, о мероприятиях оккупационных властей, о положении на временно оккупированной территории. В боях и стычках мы уничтожили до двенадцати тысяч гитлеровских солдат, офицеров и бандитов-предателей Родины. По сравнению с этой цифрой наши потери были незначительны: у нас за все время было убито сто десять и ранено двести тридцать человек. Мы поднимали советских людей на активное сопротивление, взрывали эшелоны, мосты, громили немецкие хозяйства, предприятия, склады, разбивали и портили автотранспорт врага, убивали фашистских главарей…»
 И еще хочется привести письмо-завещание Кузнецова комиссару отряда майору Стехову: «Завтра исполняется 11 месяцев моего пребывания в тылу немецких войск.
25 августа 1942 года в 24 час. О5 мин. я спустился на парашюте, чтобы беспощадно мстить за кровь и слезы наших матерей и братьев, которые стонут под ярмом немецких оккупантов.
11 месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром немецкого офицера. Я готовился к смертельному для фашистов удару, пробирался в самое логово сатрапа – немецкого тирана на Украине Эриха Коха.
Задание очень важное, и, чтобы его выполнить, нужно пожертвовать своей жизнью, ибо уйти из центра города после удара по врагу на параде – совершенно невозможно. Я люблю жизнь. Я еще очень молод. Но потому, что Отчизна, которую я люблю, как свою родную мать, требует от меня пожертвовать жизнью во имя освобождения ее от немецких оккупантов, я сделаю это. Пусть знает весь мир, на что способен русский патриот и большевик. Пусть запомнят фашистские главари, что покорить наш народ невозможно так же, как погасить солнце.
Немецкие кретины Гитлер, Кох и компания думали уничтожить наш великий советский народ. По своему скудоумию они думали, что в море крови можно утопить русский и другие братские народы СССР.
Они забыли или не знали истории, эти дикари ХХ века. Они поймут это 29 июля 1943 года по свисту и взрыву противотанковой гранаты, когда их поганая немецкая кровь брызнет на асфальт… Пусть я умру, но в памяти моего народа я буду бессмертен.
«Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»
 Это мое любимое произведение Горького, пусть чаще читает его наша молодежь, из него я черпал силы для подвига.
 Ваш Кузнецов.
 Прочитать только после моей гибели.
24/УП.1943 г. Кузнецов».
Вместе с ним могла погибнуть и Валя Довгер. После войны она награждена орденом Ленина, сестры Зина и Лиля – орденами Отечественной войны. 
 Зинаида Константиновна мне призналась, что, на удивление, никогда и нигде не выступала: по своему характеру, мол, такая, хотя и журналист и проработала много лет в отделе писем. Другие написали воспоминания, она – нет. После войны ездила в Москву к Медведеву. Во время войны его не знала. В основном связь была с начальником разведки Кочетковым. В душе осталась, кем и была – беспартийным коммунистом. Ее сердце болит от того, что все так перевернулось: бандеровцы стали героями, а памятник Кузнецову вынуждены были забрать к себе земляки-уральцы, что, может быть, заброшенным оказался памятник отцу в Вырах, хотя и дочь, и сын живут в Ровно. Как-то, вспоминает, собрались на День Победы идти на кладбище. Бандеровцы в одной колонне, они – в другой. Те торопятся, чтобы впереди быть, наши – тоже. Все-таки наследники националистов отстали, выкрикивая: «Москали, геть в Москву!» Наверное, такое отношение – временное явление. Ведь не ради же этого погибли Кузнецов и миллионы защитников Родины, борцов с фашизмом?!