Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


«Нас с тобой засыпали снега» (окончание)

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Помню, как стал «бросаться на стену», когда пять лет отработал в «Советском писателе»: всё, не могу больше – выдохся!.. Ведь прав, ещё как прав был Фадеев, написавший в своём предсмертном письме, что всю жизнь полагал - охраняет светлый дворец, а оказалось – вонючий нужник.

Люди добрые подсказали выход, и я сперва побывал в гостях у приятеля, который состоял тогда слушателем Академии общественных наук при ЦК КПСС, а потом пошел к Алику: выручай!

- Ты представляешь: отдельная комната, больше, чем у нас на Ленгорах тогда, в комнате – громадный письменный стол, и на нём – портативная машинка. И три года впереди. А?! Тут не хотел бы – роман напишешь, а если я уже по работе не то что соскучился – истосковался… а, старик?.. Алик, а?! Поумнею навряд ли, но хоть – роман, роман!

Мне тогда так хотелось ну, прямо немедленно написать его и так и назвать: «Совпис.» К этому времени я уже слишком хорошо понимал, что моя «редакция русской советской прозы» - всего лишь вывеска. А в самом деле – никакая она не русская, никакая не советская, да к тому же часто – вовсе не проза вообще…

И так я жалостно, наверное, всё это говорил, что он снял трубку, набрал, как понимаю, тёзку Беляева, первого зама отдела идеологии в ЦК.

- Хочу порекомендовать тебе одного серьёзного человека. В академию. Писатель. Запиши-ка…

Назвал фамилию, имя-отчество и вдруг рассмеялся – да так заразительно!

- Нет, - сказал. – Уверяю тебя - нет. Какое там – карьерист? Побольше бы нам таких «карьеристов»: знаю со студенческих лет. Тут совеем другие дела. Но это серьёзно. Договорились? Уже решил, говоришь? Пусть характеристику несёт? Вот и ладненько.

И по тому, как он всё это говорил, было ясно, что «главный идеолог Москвы», «у Гришина» - должность не менее серьёзная, чем у них там, на Старой площади.

- Дуй за характеристикой. И чем скорей получишь, тем лучше…

Простофиля я, простофиля!

По строгому настоянию директора издательства за характеристикой пошел к Маркову, потому что по штатному расписанию я – «кадр Союза писателей СССР», и Георгий Мокеевич, старый сибирский хитрован, вышел из-за стола и обнял меня:

- Верное решение, очень верное. Поздравляю!.. Конечно же, дадим: в лучшем виде. И что вы там будете преподавать?

Пришлось удивиться:

- Я?.. Я – не преподавать. Я – слушателем!

- Не смешите меня, - разулыбался Марков. – Что вы там можете для вас нового услышать? Сказать своё веское слово – это другое дело. С вашим опытом. С вашими знаниями. С вашим именем. А слушатель… Да вас просто никто не поймёт. И нас – тоже.

Мы долго жали друг дружке руку и расстались с Георгием Мокеевичем ну, такими задушевными друзьями!

Опомнившись, позвонил Роганову:

- Обштопали меня, как мальчишку, - сказал ему. – Наши литературные чиновники.

- Выходит, что ты им почему-то очень нужен? Гордись!

- Слабое утешение, Алик.

- А мне и видок твой тогда – не очень, и настроение – совсем нет… знаешь что? Слышал о такой – о «Соловьёвке»? Клиника неврозов: хоть поспишь да в себя придёшь. Давай-ка я тебя на месячишко от них ото всех прикрою!

Кто бы его самого потом «от них ото всех» прикрыл?

Когда Гришина сменил Ельцин.

Так вышло, что за несколько лет перед этим Рогановы получили участок под Домодедово: решили строить «собственную» дачу. Сдаётся, сам же Алика и подзуживал, когда однажды встречали новый год на государственной даче на Рублевке: мол, дом со всеми удобствами – это прекрасно, да, но земля, братцы, по которой можно походить босичком и в которую можно росток воткнуть или бросить семечко!

Поддерживал меня ещё один такой же липовый крестьянин, Юра Изюмов, один из самых верных товарищей Алика… вообще один из самых верных и надежных людей, которых я знал и знаю в Москве и о котором не стыдно сказать: тоже с нашего фака, только – чуть старше.

Вроде не к месту, если мы тут – о штатных богоборцах, но так она, жизнь, устроена, что это приложимо и к ним: «стяжи дух мирен, и тысячи возле тебя спасутся». Так вот, дух порядочности собрал около Рогановых немало людей самых достойных и в высшей степени благородных: как жаль, что это основополагающее слово постепенно уходит из нашего обихода – все дальше, дальше…

Денег на строительство у них практически не было, не накопили, и я одалживал им то из своих гонораров, то обращался к вечному своему кредитору, профессору Льву Скворцову – известному составителю словарей русского языка и «банному» своему бригадиру.

Но чуть ли не первым делом «борец с привилегиями» дачу у Рогановых велел отобрать.

Дело вообще-то удивительное. Жизнь как будто нарочно столкнула двух этих совершенно разных людей: всегда собранного Алика, умницу и трезвенника, с этим расхристанным чудовищем…

Но понимаешь это только теперь, только – уже издалека.

А тогда Лариса частенько забегала к Люсе попить чайку и поплакаться о своих делах. Поверив в горбачевские байки, я настоял, чтобы она уволилась из Министерства черной металлургии – дорогу, дорогу молодым! - и без твердого её, хоть небольшого, заработка мы оказались на мели.

Люся в ответ рассказывала, как обласканный прессой велеречивый Ельцин безжалостно и беспардонно дотаптывает Алика.

- Люся говорит, придирается ко всякой мелочи, но это бы ладно. Ничего не понимает по большому счету, как она говорит, а требует беспрекословного подчинения. Не терпит, чтобы ему возражали, а Алик ему: врать не научен!

Иногда я сомневался: мол, не может такого быть!

- По-моему, ты знаешь Люсю лучше меня, - чуть ли не обижалась жена. – Зачем бы она стала – напраслину?

Что верно, то верно – Крылову знал хорошо, всегда оставалась «величиной постоянной», и как мне радостно было слышать и от неё самой, и от других, как уже недавно на юбилее экономического факультета МГУ, где пели осанну «воспитанникам» Абалкина - Явлинскому, Попову, Шмелёву, она вышла к трибуне и, не стесняясь в выражениях, раздала «всем сёстрам по серьгам»: лениво хлопавший в ладоши до этого зал, и в самом деле, взорвался аплодисментами.

А тогда их провожали в Париж, куда Роганова назначили нашим представителем в Юнеско, и шуток было достаточно: мол, всем бы такую ссылку!

Но «ссылали» уже за вторым инфарктом, который тоже был «родом» из Москвы: разве можно избавиться от размышлений – будут преследовать всю оставшуюся жизнь. Потом, когда они уже вернулись, пошли инсульт за инсультом. Его беспорочное прошлое безжалостно расстреливало Алика посреди всеобщего бардака: выходит, что бывает и так.

Разве мы не говорили о ком-то из родных или близких: хоть то, мол, хорошо, что до этих времен он не дожил.

Алик дожил. Но пережить не смог.

Мы часто говорим о себе, а думаем ещё чаще: мол, русский офицер!

Он им был.

Размышляю об Алике, и невольно приходит в голову драматическая строка из Шекспира: «Пусть Гамлета к помосту отнесут как воина четыре капитана.»

В Алабино, в «дворцовой» Таманской дивизии, где мы студентами проходили «воинскую практику», помню его в солдатском. Но это неважно.

Важно, что он, и действительно, был воином. Настоящим.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.