Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Олег Яценко. Путь сельского хирурга

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
От редакции журнала «Огни Кузбасса»
 
Журнал «Огни Кузбасса» представляет вниманию читателя сокращенный вариант готовящейся к изданию книги Олега Яценка «Путь сельского хирурга». Материалы, на основании которых написана книга, взяты из дневниковых записей районного хирурга  Константина Родионовича Яценко, рассказов очевидцев, живших в тяжелое послевоенное время, и воспоминаний сына сельского хирурга врача Олега Яценко. Это произведение является продолжением опубликованных в нашем журнале «Записок капитана медицинской службы» №2, 2014 г., и «Освобождение Донбасса» №3, 2015 г. Будущая книга насыщена именами великих и простых людей, жителей села Кузедеево.  Они выстояли и сумели победить в тяжелом труде по восстановлению нашей Родины. Вечная Слава!
Судьба каждой семьи и потомков коренных фамилий интересует автора. Думаем, это вызовет не меньший интерес у читателя, так как многие представители поколений кузедеевцев отличились в истории России по всей Евразии, невольно записав свои имена в книгу человеческой памяти.
 
ПУТЬ СЕЛЬСКОГО ХИРУРГА
 
 «Уважение к минувшему – вот черта, отличающая цивилизованность от дикости».
А. С. Пушкин
 
Предисловие автора
 
Многие интересные события тех лет отчетливо остались в памяти как особо значимые для меня и окружающих людей: родственников, друзей нашей семьи и всех, кто находился в постоянных заботах и труде. Восстанавливать реалии былого помогли пожелтевшие письма, вырезки из газет, беседы и, конечно, бесценные записи в дневниках моего отца, хирурга села Кузедеево. Мама работала терапевтом.
Мое детство и подростковый период прошли на территории районной больницы села Кузедеево, в окружении старых белых халатов и штопаных и перештопанных больничных пижам. Изношенные десятилетиями вещи продолжали служить людям. Вот это движение пижам и халатов среди деревянных построек больницы я очень хорошо помню. Мой любопытный детский взгляд фиксировал многое в своеобразном мире сельской больницы. Я был свой среди халатов и пижам, и меня никто от себя не отталкивал за излишнюю любознательность, а наоборот, все люди, несмотря на крайнюю занятость, относились ко мне приветливо.
Я был невольным свидетелем постоянных разговоров родителей, которые дома ежедневно обсуждали состояние больных, перспективы медицинской помощи в больнице и районе. В сельской местности, как и по всей стране, катастрофически не хватало медицинских работников. Отец проводил дни и ночи в хирургии. Он так же, как и все медицинские работники больницы, пропитался карболкой, лизолом, мазью Вишневского и другими лечебными и дезинфицирующими препаратами настолько сильно, что в нашем доме не было вещи, которая бы не пахла больницей.
Больничная территория казалась мне огромным миром, по которому я путешествовал, постоянно делая открытия. Большие и маленькие больничные строения были отделены  друг от друга огромными зелеными полянами травы. Выйдя из дома и сделав несколько шагов на пригорок, можно было быстро нарвать полную металлическую кружку лесной клубники и земляники.
Послевоенное время встряхнуло и напомнило о добрых вековых традициях старинного сибирского села. После нескольких десятков лет: первая империалистическая война, перевороты власти, гражданская война, смута, раскулачивание, репрессии и неожиданное нападение на нашу страну фашистской Германии, а по сути, почти всех европейских стран, позволивших гитлеровским войскам дойти до сердца нашей Родины Москвы, обнадежило врагов России, что великая держава рухнет. Они забыли или не знали нашу историю: в тяжелые времена все народы Великой страны России сплачиваются неведомой для всего мира силой, и она начинает бить врага так, что гонит его до самого логова, показывая в очередной, что с мечом к нам ходить нельзя.
В послевоенной разрухе и голоде враги усмотрели вымирание победившего фашизм народа. Но и такое в России невозможно. Тем более, в стране, где большинство населения жило в сельской местности. В сёлах, где все знали друг друга и понимали, что нужно напряженно работать с раннего утра до позднего вечера, чтобы накормить голодную страну. Да! Это было особое время.
Я застал участников русско-японской, Первой мировой, гражданской, финской и Великой Отечественной войн. Разговаривал с партизанами, которые ходили по селу в папахах с красной лентой, но хорошо знал и сохранившихся рядовых из белой армии Колчака. Вражда между ними давно ушла в прошлое, как будто её и не было в истории. Заботы дня насущного требовали дружной работы от всех. Тем более, тех, кто испытал много трудностей в жизни. Русский человек очень добрый и отзывчивый, но и мудрый. Без этих исконно русских качеств невозможно справиться с общими заботами и трудностями сельской жизни. В селе люди почитают друг друга, и с уважением относятся к старшим и младшим.
Среди людей в белых халатах я никогда не слышал обращения «ты», а только «Вы». По моему мнению, базисная основа поддерживаемого ими и принятого эстафетой от предшествующих врачей России величайшего гуманизма, которую я наблюдал и старался вникнуть в её смысл, должна переходить от поколения в поколение. Медицинская культура, передающаяся от предшественников, принималась врачами как святыня, которую не вправе никто искажать, тем более, порочить. Врачебное сообщество несет людям культуру, веру в себя и государство. Нарушение во всех направлениях традиционных канонов врачебного искусства в среде людей посвятивших себя медицине, порождает самое страшное – равнодушие.
Иногда отец спрашивал меня: «А что ты сегодня сделал полезного для России?» С детства я втянулся в сельский труд, в общение, с одной стороны, с простыми людьми, а с другой, с интеллигенцией, представляющей врачебную элиту. Все они были одинаково интересны мне. При этом нужно отметить, что я рос без особого надзора и без программ по воспитанию достойного члена общества. Моим незабываемым душевным другом в детстве была моя бабушка, мама моего отца Анастасия Матвеевна Перевалова, а по мужу, моему деду, Яценко.
       Мой отец был направлен на фронт зауряд-врачом. Не успели сдать выпускные экзамены курсанты военного факультета Харьковского медицинского института – началась война. Те из них, кому выпало жить, после Великой Победы доучивались и получали дипломы в сохранившихся после войны институтах. Капитан медицинской службы К. Р. Яценко выбрал город Одессу.
 
Прощание с Одессой
Демобилизованный капитан медицинской службы Яценко К. Р. 5 марта 1947 года, после успешной сдачи государственных экзаменов в Одесском государственном медицинском институте, получил направление на работу - «В распоряжение отдела здравоохранения Кемеровской области, по личному настоянию». Долгожданный диплом, где написано «лечебное дело» и стоят подписи председателя государственной комиссии профессора Гнилорыбова, академиков и профессоров, получен. Эти строки написаны в дневнике моего отца капитана медицинской службы Яценко Константина Родионовича.
Далее  записи из дневника подполковника медицинской службы в запасе К. Р. Яценко, заслуженного врача РСФСР, почетного гражданина села Кузедеево. Рассказы отца сыну. Свидетельства и воспоминания очевидцев того счастливого, но тяжелого для народа России послевоенного времени.
 
За время учебы в Одессе жил у родителей погибшего любимца полка комбата Петра Цыпкина. Доучиваться в Харьков не поехал. Настояли родители Петра, чтобы я жил у них. Приняли меня в дом как родного сына. У Якова Кирилловича и Марфы Ивановны, отца и матери Петра, небольшая, но весьма содержательная библиотека классиков дореволюционных изданий. Полные собрания сочинений А. К. Толстого, К. М. Станюковича, Г. Успенского, Г. Гауптмана, Л. Андреева, В. Вересаева, Ф. И. Тютчева, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Жана Мольера. Отдельные тома, выпущенные в советское время:  Пушкин А. С., Лермонтов М. Ю., и сборник рассказов А. П. Чехова. Собрания сочинений изданы до революции для подписчиков знаменитого журнала «НИВА».
Появлялось хоть немного свободного времени, которое сразу же насыщалось чтением. Соскучился по литературе за долгие годы боёв с незваными пришельцами. После войны усилилась жажда прочитать, осмыслить и непременно дать анализ прочитанному произведению.
Взял с полки том коллеги – врача-писателя В. В. Вересаева. Заметил с первой же страницы книги, что изменилось мое отношение к пониманию содержания, смысла каждой строки. Делаю вывод с помощью писателя коллеги, что война сформировала у некоторых людей грубость и отсутствие любви к ближнему. Некоторые люди перестали понимать прекрасное, дарованное им от рождения природой. Но у большинства людей произошло обострение желания восприятия мира и поиска в нем мельчайших тонкостей, приносящих радость, ранее не замечаемой красоты окружающего, где человек не хозяин, а находится в гармонии с Природой, которая и дарит право воспринять человеческие отношения с чувством собственного благородства. После победы над фашизмом русский человек, прошедший войну, стал чувствовать себя героем своего существования на земле и сплоченной высокой преданности своей Родине.
У меня сформировалось мнение, слушая разговоры многих военных, что они не затрагивают тему, связанную с войной, мало говорят о бытовых проблемах, а больше внимания уделяют высоким,  упущенным за годы войны идеалам духовности.
Война неотступно следует за мной. Постоянно теребит память. Мучает бессонница. Отвлекает чтение. По-моему, великая русская литература не может делиться на рождающую интерес к чтению у читателя и скучную? Последней не существует.
При распределении профессор Живетов уговаривал меня остаться  на кафедре хирургической стоматологии. Возмущался моим выбором академик Ясеновский: «Не понимаю? Простите! Но я не понимаю? Что, Сибирь лучше Одессы? У Вас, батенька, контузий не было?» Отвечаю на академическое хамство: «Были, как и у всех, кто в окопах на передовой воевал». Отчаянно бросаюсь в объяснения: «В Сибири мои корни. Я обязан вернуться и спасать жизни тех, кто потерял на войне родственников, охранять здоровье новых поколений, чьи отцы и братья отдали жизнь за Родину. Лечить земляков, кто после войны остался живым. Спасать родовые фамилии, чьи предки осваивали Сибирь. Село Кузедеево, где я родился и вырос – старинное казацкое поселение. Одесса – несравненный город, а горожан, его населяющих, даже подобных во всем мире нет. Буду скучать, но меня в родном краю ждет мама, родственники и простые люди, которых не видел десять лет. И в наших краях каждый шаг – история, а не только в Одессе».
«Я Вас понимаю», - язвительно произнес профессор Ясеновский, повернул голову к Гнилорыбову, что-то прошептал ему на ухо. После чего попытался исправить сказанное им, не меняя тональность: «Мы Вас понимаем! Что сделаешь, если сибиряку Одесса не по душе. Езжайте к вашим медведям. Вы, сибиряки, народ упорный, и на фронте, и в тылу! Не ошибусь, и коллеги меня поддержат, что из 46 выпусков Одесского медицинского института Вы первый, кто добровольно едет в Сибирь, когда перед Вами открыто много дорог». Спокойно отвечаю: «Я же не русский богатырь из сказки, у которого всего три дороги, и все с предупреждением о грозящей опасности. Вы сказали, что у меня дорог много. Вот, чтобы не заблудиться среди них, я и поеду по одной, что ведет в родное село Кузедеево».
Профессор Гнилорыбов протягивает мне руку на прощание. Рукопожатие ученика известного всему миру хирурга Н. А. Богораза запомнится на всю жизнь. Оживший академик Ясеновский начинает бубнить, ссылается на изречение Михаила Ломоносова: «Да! Российское могущество прирастать будет Сибирью». Его поддерживает Гнилорыбов: «Да! Но Вы, коллега, забыли слова великого историка Василия Осиповича Ключевского. Позвольте, но я дополню - «В России центр на периферии».
В Одессе мы очень сдружились: я, Сашка Ситниченко с Вагнером и Великановым. Образовалась группа из четырех капитанов медицинской службы. Заводила среди нас Женя Вагнер. Не может жить без одесских анекдотов. Я не могу и малую часть запомнить, а у него их в памяти тысячи. Вагнер часто возмущается и говорит: «Киев называют матерью городов русских, но он стал почему-то столицей Украины. Окраина России претендует на центр вселенной? Получается, что Владимирский собор живописно в русском стиле хохлы Васнецов и Нестеров расписали, а малевать на помощь кузнеца Вакулу пригласили? В Киеве каждый камень – русская история. На стенах храма неповторимые пейзажи с царевичами Борисом и Глебом из русских былин. Киев – это и есть величие русского могущества, подтвержденного историей. Земля, подарившая России и всему миру великих и неповторимых людей русских людей». И продолжает неистово иронизировать: «У хохлов, как их называл русский писатель Николай Васильевич Гоголь, по-моему, две страсти. Первая – выбиться хотя бы в сержанты на военной службе, а если преподавать, то только марксизм-ленинизм, и пробиваться в члены парткома. Нет и не было украинских ученых, как и такой национальности. У них на все, где мозгами шевелить надо, ответ один: «нэ трэба». Лишь бы утроба сытно набита была, так это «трэба». Республика Украина – надуманное большевиками образование после революции 17-го года. Вот с нашим городом Одессой все ясно и понятно. Это просто город-мама! У нашей мамы Одессы много детей, но папы разные. Но опять же, а при чем здесь украинцы? Одесса всегда будет городом, которому, как поет уважаемый Лёнечка Утесов: «Не страшны ни горе, ни беда…» Здесь пели Вера Холодная и Александр Вертинский. Их с восторгом слушала не только вся Одесса, а Миша Япончик готов был носить Верочку на руках, и Гриша Котовский при каждой встрече целовал ей ручки. А какие это были уважаемые люди? И нечего нас пытаться дурить, навязывая самостийность. Вы знаете! На крыше дома встречаются два кота – Киевский и Одесский. «Ну шо, помяукаем?» – предлагает Киевский. «Таки мяу», - отвечает Одесский». Заметно, что Саша Ситниченко обижается. Он из Полтавы. Женя Вагнер старается сгладить обстановку: «А вы знаете, как Шолом-Алейхем приехал в Турцию? «Селям алейкум, Шолом Алейхем», - восторженно кричат турки. «Бьем челом», - отвечает Шолом». Все долго хохочем, представляя сцену встречи турок и еврейского писателя, бьющего челом по русской традиции.
Спустились по потемкинской лестнице посмотреть на порт и взглянуть в сторону далеких лиманов, покрытых морской дымкой. Надеюсь, что впечатления от Одессы надолго останутся со мной как о красивейшем приморском городе России, достойном восхищения его историей, архитектурой, а для нас недавним подвигом матросов, защищавшим Одессу-маму и освободившим ее от непрошеных гостей: румын, венгров и немцев. Воевал я с немцами за Ростов, город который называют – «папа». Одесса, как и Севастополь это символ беспримерной героической отваги русских моряков. Как бесстрашно воюют наши матросы, я видел при освобождении Крыма. Могу представить, как они дрались за Одессу.
Попрощавшись с ребятами, пошел на рынок «Привоз» - уважаемое одесситами место – купить для дочери нашего комбата Людмилы Ципкиной подарок. Осталась без матери и отца. Девочка растет под опекой дедушки и бабушки. Нашел шоколад и маленькую куколку дореволюционного изготовления. Людмилка будет рада. На одесском «Привозе», несмотря на тяжелые события войны, найти можно все, что душа пожелает.
Ухожу в ночь на Харьковский поезд. Темень южная. Город почистили от уголовников, но за голенищем сапога у меня ампутационный нож, лезвие которого острее бритвы. На всякий неожиданный случай, а в Одессе неожиданности – обычное явление. Десять лет, как мне кажется, пролетели мигом, но давно я не видел родных кузедеевских мест. Невольно повторяю и повторяю, идя в темноте и напевая всего четыре строки:
Дорогой длинною,
Да ночкой лунною,
Да с песней той,
Что вдаль летит, звеня!..
 
Из Европы в Азию
 
В родные места добираюсь от Одессы третью неделю. Заминки на посадку в Харькове, а особенно в Новосибирске. Покинул село Кузедеево в июне 1937 года, чтобы не возвращаться до тех пор, пока не почувствую, что могу оперировать и спасать больных при сложных патологиях, требующих высокого искусства хирурга. Была еще одна немаловажная причина. Шли неожиданные и многочисленные аресты по линии ОГПУ. Переименовали карательную организацию в НКВД и раскрутили маховик на полный ход. Активно арестовывали людей, подозревая в наиболее трудолюбивых, тем более имевших образование, «врагов народа», обвиняя их в заговорах против власти.
Невольно, но мои мысли были навязчиво связаны с боязнью, что я сын офицера, мобилизованного в армию Колчака. Отца помню очень смутно. Он погиб в бою за Пермь в 1919 году. Ко времени его трагической гибели мне не исполнилось и четырех лет. Мама боялась за меня и настоятельно требовала, чтобы в анкетах я писал в графе, кто отец – «неизвестно». Мама говорила: «Меня не спасет имя дяди Ивана Перевалова, члена первого Кузедеевского Совдепа, казненного белыми. Мой муж, твой отец, был организатором Кузедеевской волости, а потом офицером белой армии. Они его нам не простят, хотя он не против народа, а за Россию воевал и убит был в бою красными». На моих глазах арестовали главного врача больницы Корюкина Н. Д., вместе с сыном. Под его руководством было отстроено типовое здание больницы в 1936 году. Он же возглавлял хирургическую службу района. Его жена, после ареста мужа и сына, сошла с ума и была отправлена в Новосибирскую психиатрическую больницу. Из села забирали людей днём и ночью. Были арестованы: Берлявский - директор педагогического училища, Гладков Иван Васильевич - первый секретарь райкома, Ребров – председатель райисполкома, Атургашев Иван – священник вместе с тремя сыновьями Николаем, Александром и Серафимом и многие другие порядочные безвинные люди. Забрали районного прокурора Никиту Хведчика, по чьей инициативе благоустраивалось Кузедеево. Прокурора Хведчика, который до своего ареста подписывал списки подлежащих аресту и сам принимал в них активное участие, застрелили при конвоировании. Крестьянина Пантелеева Егора по доносу Шахова Андрея забрали, и он бесследно исчез.
И подобных им много, и не только русских, но и шорских родов. Сегодня, находясь в дороге, думаю, что должен же кто-то сохраниться из рода Тенековых.  Воробьева В. А. и Савинцева Петра Гавриловича, что были женаты на женщинах с девичьими фамилиями Тенековы, при мне арестовали. Дальнейшую судьбу их не знаю. Они были уважаемыми в селе людьми.
Возвращаюсь в родные места на поезде, а дорога домой ведет меня к размышлениям о прошлом. В Кузедеево, на удивление всей округи, сохранилась церковь Святого Великомученика и целителя Пантелеймона.  Когда я уезжал, в ней проводились службы, на которые брели из дальних деревень сгорбленные старушки, опирающиеся на клюку. Они находили в себе силы преодолеть вёрсты, молитвой успокоить душу, поставить свечи в память о безвинно убиенных и пропавших без вести родственниках, а, накладывая крестное знамение, просить у Бога мира для России.
Страшное время пережили люди. Многие коренные кузедеевские фамилии оборвались. Их предки поколениями трудились, осваивая холодную и недоступную Сибирь. Будущий участник белого движения бескорыстно помогал завтрашнему борцу за новую сладкую жизнь – красному, и наоборот. И после всего этого кошмара, когда объявили, что «мы их шапками закидаем», народ какой-то внутренней неведомой силой объединился и выбил врага с земли своей, а потом еще и прошагал русский солдат по Европе, дал, как всегда было в его истории, свободу другим народам. Сегодня, после неисчислимых потерь гражданской войны, репрессий и потерь в войне с фашизмом, люди восстанавливают свою страну.
Первый ужас кузедеевцы испытали не от белых и красных, а от страшного нашествия на Кузедеево анархистов-роговцев с Алтая. Эти безграмотные крестьяне, которых ввели в психоз в своих интересах анархически настроенные вожаки, якобы присоединившиеся к красным в борьбе за народное счастье, грабили и безжалостно убивали людей на кровавом пути своего следования до Кузнецка. Отрубали головы священникам, родственникам купцов, сочувствовавшим белому движению, и по доносам. Доносчики всегда есть. Они служат вожакам любой масти: белой, красной или зелёной. Получают от своей грязной работы удовольствие. Многих потомков безвинно погибших мучеников знал лично. Прорвались по крови людской роговцы в Кузнецк и на центральной площади устроили публичную казнь арестованных ими безвинных людей со всего уезда, собранных и согнанных в город со всех волостей. Нужно установить имена и фамилии погибших от рук палачей кузедеевцев, людей из соседних сел и деревень, как раскулаченных, так и репрессированных. Роговцы казнили открыто при людском сборе, отрубая уши, у женщин груди, а затем обезглавливали обреченных. Сотрудники ОГПУ, а с 1934 года НКВД старался работать тихо, стреляли людей в тюрьмах и лагерях, и лишили людей жизни намного больше, чем алтайская роговская чума. У тех и других руки залиты кровью народа. Несомненно, больше всего кузедеевцев погибли во время ВОВ. Их братьев, отцов раскулачивали, репрессировали, а они, несмотря на трагедии, произошедшие с их родными, доблестно воевали и геройски погибали за Россию. Но должны быть восстановлены имена тех, у кого совесть чиста. Они работали для России. Несли добро людям, и гибель их не оправдана ничем.    
Вокруг Кузедеево до начала 30-х годов скрывались в тайге на труднодоступных заимках банды, называвшие себя в смутное время красными «партизанами», а на самом деле они грабили и убивали, неожиданно появляясь в разных местах. С приходом регулярной красной армии сибирские разбойники, несмотря на организованные облавы с целью их ликвидации, ускользали, хорошо зная местность.  Белогвардейских банд в регионе не было. Белые офицеры ушли за кордон. Не по их чести было заниматься грабежом народа. «Красные партизаны» продолжали изредка появляться, не давая покоя простым крестьянам небольших деревень, защитить которых было некому. В каждой деревне отряд красноармейцев для охраны населения не поставишь. Война с бандитизмом, кроваво разгулявшимся от Алтая до Кузнецка, проводилась с привлечением частей Красной Армии. Большая часть бандитов была выловлена  и по решению судов расстреляна, несмотря на их оправдания, что они изначально помогали Советской власти. Это явление понятно и не ново для России, когда бедные и безграмотные мужики становились жадными до чужого добра и власти. Банды из русских крестьян, живших грабежами населения Горной Шории, были рождены гражданской войной. Шорцы не принимали участие в бандитизме. Когда уезжал, в народе ходили упорные слухи, что все награбленное, особенно церковная утварь и царские червонцы, зарыто бандитами в тайге.
Мы разъехались с мамой в самый тяжелый год репрессий. Я уехал учиться подальше от родных мест в европейскую часть России, а она, работая поваром, меняла места жительства: Кузедеево, Тельбес, Нарым, Зыряновское и т.д. Денег у нас не было. Перебивались случайными заработками. Иногда она присылала мне копейки, заработанные от продажи таежной ягоды в степном Алтае. Сегодня возвращаюсь к матери после десяти лет разлуки.
Русское село Кузедеево считают казацким. Время возникновения Кузедеево – ноябрь 1657 года. Присланные из Кузнецкой крепости казаки начали строительство военного укрепления. Для возведения острога была послана в тяжелую дорогу 41 казацкая семья. Нужно было тащить с собой инструменты для строительства, пушки и неприхотливый скарб. Добраться до места предстоящего строительства сквозь непроходимую тайгу с семьями, грузом, в усиливающийся ноябрьский мороз, было неимоверно тяжелой задачей. Отважные люди получили в дороге отморожения, и многие дети, женщины и казаки умирали. Пережили зиму только 30 человек, но весной пришло пополнение и было налажено регулярное снабжение боеприпасами  и продовольствием. Главное, казаки выполнили свою задачу: несмотря на большие потери, заложили основание острога, который кузедеевцы называют крепостью. 
Для строительства острога они выбрали место – ровную поляну над обрывистым берегом Кондомы. К 1660 году неприступное сооружение, окруженное рвами, насыпными валами, обнесенное частоколом, было готово. В сторону степей Алтая смотрели жерла пушек. Острог с его воинским гарнизоном вошел в состав Бийско-Кузнецкой оборонительной линии. На защиту России в Сибири встали умеющие преодолевать тяготы жизни, презирающие смерть люди – казаки. Все это мне известно от моих односельчан, старожилов Кузедеево, потомков казацких семей. Их предки не жалели своих сил, здоровья и жизни, служа России.
Казаки везли на возах в Кузедеево старинные иконы с изображением Георгия Победоносца, целителя Пантелеймона. Первое, что сделали, построили на площадке, выбранной для строительства острога, часовню. Молились. В холодную сибирскую стужу продолжали возводить надежно укрепленный участок обороны. Копали землю и делали мощные насыпные валы, возвышающиеся по краям оборонительного сооружения. В землю вкапывали распиленные вдоль ствола сосновые бревна. Высота частокола – не менее трех метров. Соорудили из крепких лесин подставы для пушек и направили их стволы в сторону степей. По внутренней окружности деревянного укрепления сделали обходные подмостки, а среди бревен – бойницы.
      Поезд ползет, петляя среди уральских гор. Каменный пояс. В этих местах купцы Демидовы начали строить заводы и поставлять в войска Петра Великого пушки и ружья. Отсюда двинулся Ермак Тимофеевич осваивать Сибирь. Красиво на Урале, как и у нас в горах Шории.
Промелькнул столб, отделяющий Европу от Азии. Пересекал границу 10 лет назад. Тогда бежали со всего вагона люди к окну, чтобы испытать миг счастья переезда из Азии в Европу. Многие восторженно кричали: «Все! Мы в Европе!». Сегодня у меня радостно на душе, что я вернулся из Европы в Азию, и поезд движется в глубину континента, где есть большое село под названием Кузедеево. Смотрю в окно на проносящиеся перед глазами лесные красоты азиатской стороны, невольно вспомнил стихи Александра Блока «Скифы». Особенно сочно звучат строки знаменитого стихотворения в исполнении великого артиста В. Качалова.
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы. И тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и  жадными очами!
 
Россия – Сфинкс! Ликуя и скорбя
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!..
 
Десять лет назад я уехал по этой же железной дороге на Запад с одними мыслями и надеждами, а возвращаюсь с другими. Уезжал дерзающим опыта и побед юношей, а возвращаюсь взрослым мужиком, имеющим знания, но с переживаниями, что их никогда не будет хватать, чтобы приблизиться хоть к малому совершенству в избранной мною профессии. Ответ на Чеховский вопрос о смысле рождения человека пришел после увиденного мною за время дороги сам в голову. Учиться нужно будет всю оставшуюся жизнь, чтобы делать добро. Иначе врача, тем более хирурга, из меня не получится. Быть же рутинным человеком и жить как многие? Это же противно, прежде всего, моей душе, самому моему пребыванию среди людей. Зачем я тогда родился? Все понято!
       Вспоминаю время, когда работа стоматолога окончательно меня разочаровала. Слишком однообразно. Влюбился в хирургию. Повезло. Видел и восхищался виртуозной техникой опытного хирурга, когда   ассистировал на операциях прибывшему из Воронежа на поселение в Кузедеево ассистенту клиники хирургии Густаву Александровичу Таубесу. Народ освободил его руки и светлые мозги от лесоповала. Направили работать хирургом в Кузедеево. Он сразу же весь отдался любимому делу, когда его востребовал народ. Почему я ему приглянулся и он начал активно притягивать меня к операционному столу? Не знаю!
     С искренним восторгом Густав Александрович рассказывал мне о великих ученых и хирургах. Основателя «общей хирургии», разработавшего методы резекции желудка Т. Бильрота, хирург из Вены считал своим учителем. Восхищался венским психиатром З. Фрейдом и его учением о бессознательном в психике человека. С Фрейдом он был знаком лично. Я ничего не понял, когда Таубес объяснял мне теорию своего знакомого, но я подумал, а не за это ли хирурга Таубеса, что он так был увлечен учением Фрейда, сослали к нам в Сибирь? Густав Александрович преклонялся перед русской хирургической школой. Знаком был в Киеве с профессором Алексеем Петровичем Крымовым, которого советские военные врачи считают величием отечественной военно-полевой хирургии. Таубес знаком был со многими выдающимися хирургами: В. И. Разумовским, С. И. Спасокукоцким, А. Н. Бакулевым, их достойными учениками. Его можно было бесконечно слушать и не уставать от рассказов, многочисленных примеров из хирургической практики. При разговоре в его словах акцент немецкого языка, но сказал мне за чаем, что он еврей, и просил не разглашать его тайну: «Константин! Пусть все думают, что я немец. Мне так спокойней спится, хотя я  нахожусь не в Вене и даже не в Киеве, а комнатушке на железной кровати далеко в Сибири. Но думаю, что это намного лучше немецкого антисемитизма».    
Желание стать хирургом усиливалось у меня после каждой очередной операции, но назойливо беспокоило, что нет слуха, тем более музыкального. Вдобавок наша сельская терапевт заявила: «Константин! Вы никогда не будете лечебником. Вы при аускультации даже шумы сердца не слышите. Вы дантист!» После ее слов я впал в удрученное состояние. Густав Александрович же был неутомим в своем желании сделать из молодого стоматолога перспективного хирурга: «Константин! Уверяю Вас. Я сам никогда не слышу, какие там шумы в сердце, но все могу определить по пульсу. Нас учили тонкостям терапевтической диагностике по определению состояния пульса. Слух есть у каждого человека, но все требует тренировки и развития». Густав Александрович добился своей цели по отношению к моему самолюбию. Я незаметно втянулся в хирургию, помогая ему при самых тяжелых операциях, когда кровь заливает все операционное поле, а ситуация требует незамедлительного решения. Проблему решает ум хирурга, а разрешают ее его руки и прежде всего пальцы. Хирург с большим практическим опытом научил меня вязать разные хирургические узлы глубоко в ранах и на ощупь, а то и всего двумя пальцами. На всю жизнь я запомнил от него правило, что, прежде чем идти на операцию, пусть она была до этого проделана десятки раз, обязательно вновь и вновь смотреть топографический атлас анатомии, чтобы весь ход операции и возможные неожиданности были осмыслены тщательно. Более всего меня удивляло, что после проведенных сложных полостных операций смертности практически не было, за исключением редких случаев. Я стал смотреть на венского хирурга Таубеса, как непревзойденного во всем мире хирурга от Бога.
        Густав Александрович частенько подчеркивал: «Вот! Поняли, Константин, что значит постоянное повторение анатомии. Мы считаем, что знаем ее? Уверяю Вас, что в этом скрывается недооценка своих возможностей. Вы должны предварительно отыграть Ваш сценарий, как в театре, но на сцене с декорациями мышц, сосудов, нервов, а только потом Ваши пальцы делают весьма значимые движения. Вы считаете, что слова «анатомия, операция, хирургический театр действий» пустословие? Нет! Подходя к больному, мы вступаем в бой за его жизнь с оружием. Это скальпель и другие хирургические инструменты, помогающие Вам стать победителем в очередном сражении за жизнь человека. Они в ваших руках. Движение Вашей руки превосходит жест актера на сцене. Он рукой определяет состояние его души и передает зрителю без слов, что произойдет. У нас с Вами хирургический стол, т.е. сцена поменьше, но ответственности не испортить сценарий плохой игрой значительно больше».
       Я утаивал от Густава Александровича, что показанные им узлы учусь вязать втайне ото всех. Опускал  обычную нитку в глиняную кринку и двумя пальцами завязывал узел, то есть в темноте и наощупь. Изначально злился, что у меня не получается даже собрать нитку. Длительные тренировки выработали совершенство, которое и поражало Густава Александровича.
      Приходя к родственникам, я бесконечно слушал через стетоскоп сердцебиение и дыхание у всей моей родни, от стариков до детей. Завел тетрадь и записывал все оттенки пульсовой волны от частоты до наполнения, от ритма до напряжения, и получил в итоге поразившие меня результаты наблюдений. Родственники охотно подвергались моим исследованиям и были довольны, когда мои заключения сводились к тому, что каждый осмотренный чисто дышит, и сердца у всех бьются ровно. Не помню, но, кажется, я так и не услышал шумов сердца. Но по пульсу я начал определять изменения, происходящие в сердечнососудистой системе. При терапевтических исследованиях отметил для себя, что слово, сказанное врачом человеку, имеет колоссальное значение. Словом можно вызвать аритмию сердца даже у здорового.
       Как-то дерзнул вступить в спор с терапевтом, что у больного несколько другая патология, а не та, которая выставлена диагнозом на истории болезни. Получил отпор: «Константин! Вы дантист! Я сколько раз буду вам напоминать, кто вы! Почему лезете не в свое дело? Идите и рвите зубы». Она специально  злила меня! Я понимал её правоту, но не принимал хамства. Я все чаще задумывался над своим будущим и начал грезить хирургией. Мысль, что если бы я был хирургом, то последнее слово было бы за мной, стала преследовать меня. Оружие хирурга – это сталь, а у терапевта только щит, на обратной стороне которого чаще неизвестно что навешано. Предположения о наличии заболевания врач выстраивает на основании симптомов. Они компонуются в синдром или даже несколько синдромов. Что-то выпадает из общей закономерности, занимая неожиданно ведущее положение? Многие врачи подтягивают не вписывающиеся симптомы и признаки в общую картину назревающего диагноза, а другие стараются игнорировать вроде бы незаметные реалии, несмотря на жалобы больного. Вырисовываются два обманчивых пути постановки ошибочного диагноза, а значит, и лечения, которое упрется в тупик. Игнорирование малой симптоматики дает большие, порою не поправимые последствия. Идти же только путем подтверждения своих предположений, на основании полученных лабораторных данных, инструментальных исследований считаю неэтичным. Только когда клиническое мышление врача, прошедшего годы практики в большем проценте ставит плюсовую характеристику в диагностике заболевания, а проведенные исследования подтверждают логическое мышление клинициста, то можно считать терапевтическое лечение обоснованным. И даже при этом ни один терапевт не застрахован от ближайших или отдаленных осложнений у больного, а сам процесс лечения является диагностическим критерием правильности выбора.
       Больные терапевтического профиля очень сложны для диагностики, тем более, возможности лечения до окончательного выздоровления. В этом отношении можно сказать, что хирургу легче, поскольку он может подтвердить или отвергнуть предполагаемое, когда подушечки его пальцев соприкасаются с органом, нервом,  артерией или веной. Диагностика опытного хирурга, которому приходиться быть внутри человеческого организма, намного выше, чем предположения терапевта. Однако риск оперативного вмешательства не может находиться в одной плоскости с терапевтическим лечением. Возможно, что в очень далеком будущем терапия станет доминирующей по отношению к хирургии? Для этого должен быть пройден нелегкий путь научных исследований, который отнесем в область бесконечности.
        Кузедеевская больница, когда я неожиданно для всех уехал, находилась в крайне тяжелом состоянии. Дефицит медикаментов, старый и изношенный инструментарий. Терапевтическое лечение больных, по моему мнению, весьма слабое. Многое было невозможным. Мы часто пользовались лечебными травами, и это помогало. Великий миссионер Василий Вербицкий, несмотря на отсутствие у него медицинских знаний, широко использовал в лечении больных народную медицину. О действии лечебных трав, сроков их сбора, методов приготовлении из них отваров, настоек я знал очень много благодаря жителям Кузедеево. «Вы в Сибири  ходите по лечебным травам и не замечаете, что вы делаете. Вы их топчете! В Европе Вас бы всех посадили в тюрьму и были правы! Нет порядка на этой земле и не будет», - повторял, впадая в унылое состояние, Густав Александрович.      
В больнице ничего не было, кроме как инструментов для экстракции зубов. Возможностей для лечения стоматологических больных не было. Быть зуборвачем, напоминающим героев произведений А. П. Чехова, претило всему моему внутреннему содержанию и вызывало молчаливый, но труднопереносимый протест. Развилось и снисходительное отношение к терапии. Из всех медицинских направлений в итоге решение о судьбе больного будет за хирургом. Это стало моим непоколебимым убеждением. Только хирург способен сделать доступ к тем «шумам», которые терапевт только слышит, а я увижу пораженный орган и неопровержимо докажу причину патологического процесса. Вывод, что хирургия – наиважнейшее направление в медицине, стал для меня неоспорим.
     Интерес к изучению хирургии вырос во мне настолько, что, уйдя в очередной отпуск, я уехал на Запад с мыслями о невозвращении. Меня гнало желание постичь невозможное, а для этого, прежде всего, нужны знания анатомии и топики в совершенстве и постоянный труд.
Все рекомендации Густава Александровича Таубеса должны стать для меня уставными задачами, а цель жизни определилась во время долгой дороги домой четко: лечить людей – самая добрая профессия в мире. Напутствием мне были слова мамы: «Костя! Делай только добрые дела людям! Так мне говорил твой отец».
Находясь на полке вагона, я мечтаю о долгожданной встрече и о том, как я начну выполнять намеченные планы. Их так много! Вспоминаю слова русского ученого и великого врача инфекциониста Александра Федоровича Билибина:  «Наука дает знания врачу, синтезирует и формирует законы управления; искусство озаряет, дает радость жизни, оценку целого качества; философия цементирует, дает горизонт, обосновывает стратегию движения; практика внедряет в жизнь полученные знания и обогащает опыт врача. И все это органически сочетается в клинической медицине».
 
Билет в юность
Лежу на первой полке в вагоне, везущем меня из Новосибирска до Сталинска. Дорогие сердцу воспоминания молодости наплывают одно за другим. Мечтая о встрече с городом юности Кузнецком, а за ним рукой подать село Кузедеево.
Учебное заведение в Кузнецке (Сталинске) была открыто в 1826 году как уездное училище. Высшее начальное образование стали давать в школе с 1912 года. Когда я учился, школа стала называться II ступени, а потом переименовали в общеобразовательное учебное заведение.
       Я знаю, что последний личный секретарь Льва Николаевича Толстого В. Ф. Булгаков, написавший книгу «Толстой в последние дни его жизни», выпускник нашей школы. Когда узнал об этом от учителя, то перечитал, сидя на крепостной стене Кузнецка, все имеющиеся произведения Льва Николаевича, как будто искал через книгу знакомство с его секретарем.      
Примером для глубокого уважения к учителю для меня был классный руководитель, преподаватель биологии Николай Михайлович Богословский. Наша обоюдная любовь к природе, ее обитателям и многообразию растительного мира сблизили нас, учителя и ученика. Он был знаком с работами по ботанике, географии, метеорологии, написанными Василием Вербицким в Кузедеевском стане. Я вместе с учителем восхищался работами ученого, жившего десятки лет в родном моём селе Кузедеево.
Часть нас, мальчишек и девчонок, детей погибших в гражданской войне белых офицеров, жили в двухэтажном доме героя Порт-Артурского сражения генерала Паутова. Чьи мы дети, было закрытой темой для окружающих. Просто сироты. У супругов Паутовых, Александра Ивановича и Христины Ивановны, своих детей не было.
За мое проживание у генерала мама рассчитывалась продуктами, как и все остальные родственники ребятишек, которых приняли в светлый дом светского просвещения. Денег Паутовы не брали. Генеральская супружеская пара отличалась высочайшей деликатностью в общении с нами, но, как я наблюдал, и с людьми, населяющими Кузнецк. Нужно отметить, что общение было весьма избирательным. Генерал имел огромный авторитет среди горожан Кузнецка. Его не посмели тронуть ни красные, ни анархисты, тем более, разноликие бандиты. Большого роста и крепкого телосложения, он ходил по улицам Кузнецка при всех властях в генеральской шинели, под которой скрывались награды царского времени. Мимо кого-то проходил молча. Кого-то удостаивал легким кивком головы. Мог остановиться и беседовать с человеком, достойным его внимания, но никогда не протягивал руку первым для приветствия. У меня сложилось впечатление, что он вообще не любил рукопожатий, предпочитая знаковые жесты приветствия. Мне его поведение почему-то очень нравилось, но в ту пору я считал, что для этого нужно стать генералом.
На Христину Ивановну не скажешь, что она половина Александра Ивановича. Маленькая и худенькая, во всех домашних делах успевающая женщина. Периодически меняет нарядные платья. Александра Ивановна – это строгая доброта, следящая за нами и исправляющая как бы незаметно наши недостатки, но мы это видим, и нам становится стыдно. В следующий раз делаем, как она, доставляя Христине Ивановне удовольствие.
В доме генерала нас строго приучали к светскому этикету. Особенное внимание поведению во время обеда. Хочется взять блин со стола руками и окунуть его целиком в масло по-кузедеевски, а не положено. Вилочки и ножи разложены так, что к каждому блюду избирательный подход с обязательным выбором столовых приборов. Христина Ивановна следит и делает в мягком тоне замечание, если кто-нибудь из нас ошибется в выборе вилки или ножа. На втором этаже жили девочки, а на первом мальчики, но за стол садились вместе, соблюдая все тонкости правил принятых в интеллигентном обществе. Мальчики обязаны были отодвинуть стул от стола так, чтобы было удобно сесть девочке. После того как все девочки удобно устроились за столом, могли сесть аккуратно возле них мы. Каждый знал свое место в паре, чтобы мог во время принятия пищи уделять внимание девочке. В доме Паутовых нас обучили правильному поведению во время танцев, что, честно признаться, я никак не мог достаточно освоить. Понял позже, что я не улавливал и не мог совместить такт со звучанием музыки из граммофона, но наша женская половина на меня не обижалась, а старалась помочь мне усвоить уроки Христины Ивановны.
Мне нравилось подниматься на высокую гору в крепость, и там, сидя на крепостной стене, зачитываться очередной книгой из богатой библиотеки генерала. Мне, в связи с аккуратным обращением с книгами, была дано разрешение заниматься самообразованием вне дома. Более никто из ребятишек такой великой милости не был удостоен. На территории крепости была действующая церковь с сохранившимися в советское время колоколами. Вид на город Кузнецк с высоты колокольни потрясающий. Прежде всего, собор с белыми стенами и возвышающимися куполами. Его роговцы ограбили. Храм, в котором венчался Ф. И. Достоевский, выглядел более серо после пожара, устроенного бандитами. Хорошо видно улицу, названную в честь гения человечества, и дом кузедеевского купца Алексея Егоровича Фонарева, где писатель жил. Помню, как в чудесную безветренную погоду, удобно расположившись на ровных кирпичах крепостной стены, зачитался книгой «Подросток», которую мне посоветовал внимательно изучить Александр Иванович. По устоявшейся привычке делаю записи в тетрадь. Взял на карандаш признание подростка: «Мне нравилось ужасно представлять себе существо именно бесталанное и серединное, стоящее перед миром и говорящее ему с улыбкой: «Вы Галилеи и Коперники, Карлы Великие и Наполеоны, вы Пушкины и Шекспиры, а вот я – бездарность и незаконность и все-таки выше вас, потому что сами этому подчинились».
 
В Кузнецке сохранились дома, в которых когда-то, находясь в ссылке, жили Обнорский, Куйбышев и великий Федор Михайлович Достоевский, но для меня самое достопримечательное – это старинная крепость. Жители Кузнецка говорили, не сомневаясь, что под крепостью есть скрытные подземные ходы, которые выводят на глинистый обрыв правого берега реки Томи. Все это будоражило воображение мальчишки. Фантазии усиливались после чтения книг из библиотеки Александра Ивановича. Я представлял во всех красках населенные хорошими людьми города, которые меня ждут, и я обязательно в них побываю. Все оказалось не совсем так. Жизнь бросила меня в такой водоворот событий, что в юности и представить себе не мог.
 
Город молодости
 
9 апреля я выехал в Кузедеево, а прибыл в Сталинск 25 апреля. 16 изнурительных суток в пути. Всякие мысли лезли в голову, хорошие и плохие.
Переживал, что умру от истощения на третьей вещевой полке, и закопают меня в степи, как случалось иногда с некоторыми пассажирами в пути. Прочь тоску и уныние! Сегодня я хоть и обессилевший мужик, и на обтянутых кожей костях свисает как на вешалке, военная форма, но я победитель. Чем ближе родные места, тем больше воспоминаний.
Вспоминаю Томск, когда мы учились в стоматологическом институте. Во время лекции могли зайти неожиданно серые люди, молча забрать с трибуны профессора, а то выкрикнуть фамилию студента и увести его из зала. В дальнейшем мы арестованных профессоров, доцентов, тем более студентов никогда не видели. Никто из родных не знал их судьбу. В нас постоянно вселяли страх перед всемогущей властью. Зал молча, как будто так и нужно, провожал обреченных. Все арестованные попадали в список врагов народа и непременно участвовали в каком-нибудь «заговоре». Никто из них не вернулся.
Наконец-то, тяжело пыхтя, паровоз, втаскивает вагоны на железнодорожную станцию. Здание вокзала не изменилось со времен моей молодости. Сложено оно аккуратно и на века, как и все опоры мостов на Кондоме и над речками, в нее впадающими, каменными блоками, выпиленными из горных пород. На верху здания огромный портрет генералиссимуса, а под ним из больших букв составлено слово - С Т А Л И Н С К.
Выйдя из вагона, смотрю в сторону Кузнецка, но город моей юности закрыт стройками. Повернулся в обратную сторону, где стояли деревянные домики, но их заменили дома с большими окнами и шпилями по западному стилю. Становится ясно, что строительство ведут военнопленные. Так и должно быть! Небывалый урон и разрушения принесли на нашу землю немцы, обманутые фашистской идеологией. Ныне отрабатывают у нас в Сибири. Военнопленных очень много, но не вижу бараков, огороженных колючей проволокой. Сторожат немцев несколько солдат с карабинами. У немцев свои бригадиры. Могут сесть и покурить по их команде. То есть немецких военнопленных содержат в лучших условиях, чем наших заключенных.
Зашел в здание вокзала. Очень чисто. Крышка бачка с водой закрыта на замок. Висит объявление: «Осторожно! Кипяток». Запах специфичен для всех вокзалов, но, оказывается, Сталинский вокзал чище, чем все те, в которых был.
Свободно взял билет до станции Кузедеево и скорее на улицу, хотя и там дышать нечем. От строящихся зданий волнами тянет незнакомым химическим запахом. Запахи как после  взрыва авиабомбы: гарь, раскаленный металл, земля и кровь. Объяснение всему чаду вижу. Из заводских труб густо валит дым и расплывается над стройками города. Страна восстанавливается! Сибиряки денно и нощно работают, обеспечивая всю Россию углем, металлом, лесом и продовольствием.
Посмотрел на здание вокзала и вспоминаю былое, как возвращались с мамой в 1931 году из села Зыряновское, которое расположено под Томском. Нам хватило денег доехать до Кузнецка. Не только копеек, но и куска хлеба не осталось. От голода голова кружилась. Отчаяние такое, что хоть закрывай глаза от стыда и иди просить милостыню. Нам можно было пытаться дойти до Кузедеева пешком, но сил бы не хватило. Где-нибудь по дороге умерли в тайге. Мама тогда пошла к начальнику вокзала. Вернулась с ведром и тряпкой. Вымыла Анастасия Матвеевна полы на вокзале. Я приносил ей чистую воду, а грязную тащил, спотыкаясь на слабых ногах, выливал вокзальную зловонную грязь в сточную канаву. Таскал ведра с водой из последних сил. За работу дали нам буханку хлеба и посадили на поезд до станции Кузедеево. Так мы добрались до брата мамы Осипа Матвеевича Перевалова.
Зашел в вагон. Теплится в душе безнадежная мечта, что это последний в моей жизни поезд. Как мне ненавистны станции, вокзалы и вагоны! Сразу же нахлынут невольно воспоминания об ужасах недавнего прошлого. Успокаиваю себя тем, что, слава Богу, не слышу противного воя моторов вражеских самолетов, ужасающего свиста падающих на голову бомб. Надо мной мирное небо.
Смотрю из окна вагона против течения реки Кондомы. Вижу далеко на берегу реки крайние домики  станции Кузедеево. Слева от вагона высоченные скалы, а справа вокруг Кондомы начинают расширяться ровные травянистые просторы. Еще несколько минут, и я сойду на своей станции. Стою на подножке вагона. Надо мной голубое прозрачное небо. Поля огоньков и знакомый запах детства. Радость переполняет душу, а стихи Сергея Александровича Есенина рвутся криком в сторону Кузедеева:
Гой ты, Русь моя родная,
Хаты - в ризах образа…
Не видать конца и края –
Только синь сосет глаза.
 
Сердце стучит так, что, кажется, разорвется, и я не успею увидеть Кузедеево и моих родных. Поезд останавливается. Я спрыгиваю с подножки вагона на родную землю. Я стою на кузедеевской земле. Не верится! Как будто это сон, который так часто мне приходил на фронте, что я в кругу родных людей в селе Кузедеево.
 
 
На конечной станции сойду
 
На станции Кузедеево меня встретили две худенькие старушки. Родные сестры: Анастасия Матвеевна и Ольга Матвеевна Переваловы. По мужьям Яценко и Заверохина.
Преждевременно постарели за десять лет разлуки самые родные мне люди, особенно мама. Тетушка Оля всего на два года старше мамы, но лицом выглядит свежее. Волосы на голове у матери все седые, а у сестры только начали белеть. Вспоминаю случаи на фронте. Утром видишь молодого солдата с чернявой головой, а к вечеру перед тобой украшенный сединой старик.
Мама растерялась, увидев меня. В грудь мне уткнется, сложив руки на груди, а то обнимает меня. Не знает, что со мной делать. Целуют беспрерывно беззубыми ртами и плачут две сестры. Когда уезжал, то зубы у них были, и сами выглядели намного моложе.
Мама радуется и продолжает причитать: «Все меня успокаивали, когда похоронку на тебя получила, и писем долго не было, а потом неожиданно пошли, что продолжаешь воевать. Потом другая бумага пришла, что «В боях за социалистическую Родину, верным воинской присяге, проявив геройство и мужество, пропал без вести». А мне говорят: «Жив твой Костя!». Мама меня ждала, как и все другие матери, работая в тылу дни и ночи, проявляя героизм и мужество, свойственные русской женщине.
Мама перекрестилась и тихо мне говорит: «Тебе, Костя, можно все сказать. Ты врач, а это что священник. Только без рясы. Тебя крестили в Кузедеевской церкви Святого мученика Пантелеймона. Батюшка рассказывал, что Пантелеймон тоже врачом был. За исцеления больных сам принял мученическую смерть. Может, ты поэтому врачом стал, что таинство крещения в храме святого великомученика и целителя принял. Провидение это, что живой в село вернулся и лечить людей будешь. На то воля Господа!»
Взбадриваю своих родненьких бабулечек: «Сейчас начну работать и откормлю вас всех. Дня два, три отдохну. В бане отмоюсь и отосплюсь. На работу очень хочется сходить, но только чистому, и не только телом, но и душой. Как только я выйду на работу, то ты, мама, уволишься. Будешь домашними делами заниматься. Хватит! Наработалась! Вот если я работать не буду, то меня точно никто не прокормит, тем более, мою семью. Никто меня фронтовика на послевоенное довольствие не поставит. Отвоевал! Награды и погоны в ящик. Пора белый халат надевать. Пока доучивался, добирался в Кузедеево, навыки хирургические растерял. Высшую правду и у Бога не найдешь, а милости он не подаст. При таком послевоенном голоде недолго к нему на приём попасть».
Мама с тетей Олей крестятся и говорят мне: «Не богохульствуй, Костя! Про чистоту души вспомнил, а словами грешишь. Душу в церкви при покаянии очищать нужно. В церковь пойдешь?» Отвечаю резко: «Нет! Не положено!». Обнимаю огорченную маму и с теплотой читаю ей незнакомые строки:
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
 
Мамулька моя успокоилась, еще теснее прижалась ко мне. Вот как действуют слова великого поэта на душу русского человека! Мы с мамой всю жизнь и до войны голодали, но выживали, как и многие другие люди. Будем жить и дальше.
Переправа
От станции Кузедеево нам нужно дойти до реки Кондомы, чтобы попасть в Аил Кузедеевский, а из него идти через сосновый бор в Кузедеево. Вышли на обрывистый берег красавицы реки Кондомы. Противоположный берег более пологий.
 
Кричим и машем людям на противоположную сторону реки, что стоят у лодок. Нас услышали. К краю берега подошла женщина в сапогах. Сложила руки рупором и кричит: «Матвеевна! Матвеевны! Поднимайтесь выше к устью Теша, а то нас снесет».
По реке плывут нескончаемым потоком бревна. Наш перевозчик идет вверх по левому берегу к устью Малого Теша. Там стоят среди залитой водой тальника лодки. А мы пробираемся по правому берегу через ясачную поляну к устью Большого Теша.
Переправляемся через реку, поместив два моих чемоданами в средину лодки. Вода несет нас по течению наискось реки к левому берегу. Периодически течение бьет в борт, обдавая нас брызгами воды. Жалко будет, если в чемоданы проникнет вода. Книги, тетради с записями лекций, кое-что из накопленного за долгие годы архива, о котором посторонним людям знать не положено, может намокнуть. Слова расплывутся, особенно написанные химическим карандашом. Беспокоюсь, что потеряю бесценную информацию. Довезти с таким трудом от Одессы собранный материал и потерять его на родной реке рядом с домом. Обидно!
Лодочница умело лавирует между бревен.
 
Аил Кузедеевский
Поднялись мы по тропинке к месту, где стояла первая построенная Василием Вербицким церковь. Молча подошли к остаткам разрушенного храма, которую строили аильские и кузедеевские мужики всем миром в Улусе Кузедеевском. Мама и тетя Оля тихо молятся, крестятся и кланяются каменному остову остатков храма. Церковь св. Иоанна Крестителя – детище Вербицкого – разграблена роговцами. Бесследно исчезли древние и ценнейшие иконы, привезенные из Новгорода, Москвы, Киева. Древние иконы дарили церкви казаки и крестьяне Кузедеево. Ироды надругались над своей же историей, а затем, чтобы и памяти не было разрушили здание храма. Тетя Оля говорит о том, что среди народа слухи ходят: «Добрались варвары и до праха Василия Вербицкого и других погребенных просветителей на Алтае. Сравняли с землей церкви и могилы уважаемых народом людей. Это они так с религией боролись, что мертвых даже боялись. Было это еще в начале тридцатых годов, перед войной. Грехами своими накликали беду на нашу землю».
В середине прошлого века для постоянного места жительства миссионер В. Вербицкий выбрал улус Кузедеевский, расположенный на левом берегу реки Кондомы для строительства стана. Шорцы называли это место Судаг-ал, что в переводе на русский означает Водяной Аил. Из селения открывается изумительный вид на горы, покрытые лесом и реку Кондому, в которую впадает с противоположной стороны Аила река Большой Теш, а выше шорского поселения по левому  берегу прорезался сквозь глинистый берег и бесшумно вливается Малый Тешь. Как два брата поддерживают с обеих сторон руками мать, придавая ей больше сил для движения вперед.
Веровать в Бога – это личное дело человека, но, поскольку заложен огромный общественный интерес в веру, совесть и человеколюбие через Господа, то будьте любезны относиться к религии с величайшим уважением, если Вы даже стоите на атеистических позициях. Это и приведет желающего и умного человека к стремлению познания абсолютной истины, пробуждению совести. Безумствующие люди в массовом психозе будут храмы рушить, могилы осквернять, иконы и книги жечь. Нельзя допускать такого грехопадения среди русского народа. Это его гибель!
Смотрим мы на остатки церкви. Много труда и забот было вложено в строительство первой церкви для населения Аила Кузедеевского и села Кузедеево. Обработанные камни на жернова мельниц добывали мужики на крутой горе, названной Жерновой гривой, возвышающейся над крутым поворотом правого берега Кондомы. Тяжелая ручная работа - выбить камень из скалы, обработать его, не расколов, и сохранить по дороге, не утопив в реке и не разбив при установке жерновов на мельнице. Скатывали кругляки к реке и переправляли плотами на противоположный левый берег, а затем везли на телегах в село. Камни, которые не пошли в дело, разбросаны были по всему селу. Старики рассказывали, что Вербицкому пришла мысль сделать из них фундамент церкви. Грузили на подводы тяжелые камни казаки Болтовский Осип Степанович с сыновьями, Батвинкин Варфоломей Андреевич с сыновьями, Пупышев Евдоким с сыновьями. Их имена и фамилии запомнили старожилы. Все жители села помогали святому делу. В те времена рубили срубы  домов сообща, помогая друг другу. Тем более, строить первую церковь стремились мужики всем миром. Везли кузедеевцы обтесанные каменные плиты на подводах для закладки фундамента церкви в Аил. Начали выкладывать плиты для фундамента  25 мая 1858 году. 12 октября возведение церкви св. Крестителя Иоанна было закончено.
Память о подвиге Василия Вербицкого люди сохранили, потомкам передали предки и старожилы села. Вербицкий был учителем, этнографом, лингвистом, географом и ботаником. С 1858 года он жил 27 лет в улусе Кузедеевском, постоянно находясь в разъездах, изучая природу нашего края и ведя научные исследования, попадая в сложные ситуации и подвергая свою жизнь риску. Все свои наблюдения, итоги исследований записывал, а научные работы публиковал в центральной печати. Большую работу провел Вербицкий как исследователь и учёный в районе села Кузедеево. Его пример достоин уважения и подражания.
 
Переваловы и Поповы
 
Зашел к Поповым в дом батьки Николая, в котором прошла свадьба моих родителей. Когда-то Николай Попов в своем доме разрешил временно открыть трёхклассную школу, пока основное здание строилось. Я, будучи подростком, часто жил у них в маленькой комнате, что в зал выходит. Родовая ветвь моя уходит к Поповым. Потом, как стал зубным врачом, у них жил или у дяди Осипа Матвеевича. Когда Горно-Шорский район организовали и центр из Мысков в Кузедеево перенесли в 30-32 году, то племянница Лубовны, матери Николая, Глафира Кондратьевна Кусургашева с мужем Иваном Яковлевичем Арбачаковым, а он в то время был секретарем ВЛКСМ Горно-Шорского района, поселились у Поповых. Жили в той же маленькой комнате, что периодически доставалась мне. Кусургашева уехала в Москву. После их отъезда в маленькой комнате под кроватью и на подоконнике остались в доме Поповых интересные для истории бумаги в перевязанных веревками стопках. Тащить с собой в Москву столько бумаг?  Самим жечь, видимо, было нельзя. Решили, что хозяева их сожгут в печи, а я посмотрел, и почти на каждой бумаге стоит печать: «с е к р е т н о». Даже есть материалы ВКП (б). Потихоньку перетащил к Переваловым и спрятал. Придёт время – изучу! История не простит, если не узнаю, о чём партия большевиков думала в начале 30-х годов. 
В родах Переваловых и Поповых раскулаченных, репрессированных нет, как и погибших в ВОВ. Повезло!
Со слов кровных родственников, народ в селе голодает. Выручают заготовки на зиму сушеной ягоды и корней, орехов, рыбы, молотой черемухи. Ребятишки копают корни кандыков и диких лилий – саранки. Очень выручает колба. Выбиваются из земли трубками сочные пучки. Едят их сырыми и варёными. Вся деревня варит супы из зелени с весны. Молодой крапивы хватает на всех. Зеленые супы  из крапивы и пучки. На фоне всеобщего голода много больных и нуждающихся в хирургическом лечении. Высокая смертность от травм, патологии, требующей неотложной хирургии, но особенно от инфекционных заболеваний среди детей. Распространён среди населения туберкулёз.
Многое изменилось на моей родине. Природа все также прекрасна. Жить людям нужно, а не искать друг в друге врага. Разве возможны подлые отношения между людьми в столь сказочных местах?
 
Сельская медицина
 
В райздравотдел, чтобы захватить на месте начальство, пошел с утра.  Заведующий райздавотделом Романов Иван Иванович искренне рад моему приезду, тем более что я хочу взять на себя хирургическую службу. Когда начинаю разговор о предоставлении жилья, начальник уводит разговор в сторону. Однако нам с женой, маме и сыну это крайне необходимо. Строительство дома – это его забота как руководителя, а мне подавай данные по заболеваемости, травматизму, смертности, эпидемиологическому состоянию в районе. Хотя бы карту найди с обозначением всех населенных пунктов. Романов говорит, что у него нет карты. Интересно, для чего он сюда посажен? Ему прежний главный врач Дей Федорович Веников хорошо организованное хозяйство оставил. Наблюдай и командуй. Видимо, следит за подсобным хозяйством, а, что в районе творится, не знает. Во мне появляется нарастающее раздражение, но я  сдерживаю отрицательные эмоции, так как Романов участник ВОВ и инвалид 2-ой группы. Передвигается с помощью костылей. Правую ногу ампутировали в госпитале после тяжелого ранения. Видимо хотели спасти ногу и тянули время, пока не попал в госпиталь, но началась гангрена. Выжил, однако сегодня ему трудно. Голова работает нормально, но дать оценку состоянию оказания медицинской помощи в районе ему физически тяжело. Для полноценного выполнения работы нужно постоянно посещать отдаленные села и деревни. Работу откладывать на завтра нельзя. Нужна дисциплина. Романов фронтовик и, наверное, понимает, что без проведения оценки работы на местах это не возможно. Видимо, переживает, что не успевает все объехать, тем более, добираться с помощью костылей среди тайги в далекую деревню по бездорожью, где лошадь и то в трясину проваливается, ему не под силу. Оборотистого помощника ему нужно найти. Да где его возьмешь? Огромная дыра в кадрах медицинских работников.
Я привык за время войны принимать обоснованные решения, перемещаясь по карте. Тогда передо мной лежала неизвестная мне местность, но вокруг Кузедеева с детства всё знакомо. Спокойно говорю: «Вы, как-нибудь быстрее определяйтесь хотя бы с временным жильем для моей семьи. Ваше дело – следить, чтобы грязь с территории больниц и фельдшерских пунктов была убрана, а не в клиническую медицину лезть. Кто за хозяйственную службу отвечает?» Чувствую, что мои вопросы довели Ивана Ивановича до злости. Получаю в ответ резкие слова: «Может, ты на себя руководство здравоохранением района возьмешь? Я на это место партией поставлен. Не тебе меня учить. На хозяйстве такой же инвалид, как и я, но я на костылях передвигаюсь, а он без правой руки управляется. Руку ему на фронте оторвало, а один глаз только ночь от дня отличает. Крестьянников его фамилия! У меня людей острая нехватка, а тебе дом подавай! Пусть ты и фронтовик. Таких, как ты, много. Ютятся, где придется. Некоторые в землянках живут. Время тяжелое». Заведующий районным отделом здравоохранения разозлил меня. Говорю командным голосом, как на фронте: «Учиться никогда и никому не поздно. Тем более, в мирное время, как мне, так и Вам. Сегодня население остро нуждается в медицинской помощи и, прежде всего, хирургической. К Вам хирург приехал, а моя жена терапевт, уже почти три года в больнице работает. Можем и уехать! У нас растёт сын. С каких это пор Вы фамильярничать стали? Мы с Вами в одном полку не воевали! А чтобы хозяйство в порядок привести, нужны, прежде всего, мозги, а другую работу выполнять найдутся люди с руками и ногами. Я коренной житель этих мест. Меня знают, и я со многими знаком. У меня к Вам просьба! Во-первых, пока я езжу в Кемерово, чтобы все данные по району были на столе и с картой. За моё отсутствие многое могло измениться. Во-вторых, определитесь с местом жительства моей семьи. В-третьих, Вам неужели не понятно, что начинать надо с периферии. Скажите мне, в каком из ближайших поселений у нас фельдшерский пункт?» Вскипевший заведующий райздравотделом внезапно остыл: «Во Втором Бенжерепе опытный фельдшер работает. Бывший фронтовик Власюк Петр Аникиевич». Спрашиваю: «А в Сары-Чумыше есть?» Отвечает уныло: «Нет! Был, но уехал. С врачами у нас туго, а уж фельдшеров единицы». Стараюсь спокойно объяснить ситуацию: «Вот мы с Вами два фронтовика. Без обид на меня, но на кой же черт у Вас опытный фельдшер сидит вдали от основной дороги. Его в Первый Бенжереп переводить надо. Рядом Юла, Кандалеп, тот же Второй Бенжереп, и из Сары-Чумыша люди поедут к нему. Так ближе. А от фельдшерских пунктов подтягивать на райбольницу людей можно. Иначе нам не снизить заболеваемость и смертность. В селах нужно организовывать медицинские пункты при выстроенных домах для фельдшеров. Разделил дом на две части. Одна для хозяина и его семьи, а другая половина медицинская». Молчит фронтовик. Надеюсь, что мы поняли друг друга. Пока он ищет какие-то бумаги, копаясь в столе, быстро написал ему заявление о приеме на работу в кузедеевскую районную больницу хирургом. Иван Иванович углубился в план действий. Весь ушел в мысли. Что-то пишет и чертит на бумаге. Я тихо ушел, положив организатору здравоохранения заявление на стол.
Иду и размышляю. Неотложная хирургия всегда будет, но для того, чтобы пошла плановая хирургия, нужна и система выездного осмотра населения. Хотя бы терапевтическими и фельдшерскими силами. Но системы нет, как и плана у заврайздравотделом. Неизвестно состояние фельдшерской помощи в районе? Хотя бы медицинские сёстры были! Их нет! Мне, в виду отсутствия карты района, неизвестно  количество населенных пунктов. Количество жителей в них. За время войны могли произойти большие изменения. Мне нужно знать расстояние от села Кузедеево до любой заимки. Состояние дорог, а вот они, пожалуй, не изменились за десять лет, а где-то их вообще нет. Возможности средств доставки больного для оказания фельдшерской, а затем и врачебной помощи ограничены. Проблем предстоит решить много, но на месте стоять нельзя. Возвращаясь с фронта, мечтал, как посвящу себя хирургии, но не снимал с себя организационных обязательств. Не будет поэтапно четко организованной и работающей медицинской помощи, не бывать и высококвалифицированной и вовремя оказанной населению хирургической помощи. Надеюсь на совместное решение организационных вопросов в областном отделе здравоохранения. Надеюсь, что встречу понимание в Кемерово!  Иначе нас задушит высокая смертность населения. На такой огромной площади тайга, с забившимися в нее малыми и большими деревнями. Организовать достаточную медицинскую помощь населению проблематично. Нужно усиленно работать.
Ия Семеновна работает районным терапевтом, а мне достанется вся хирургия и еще, как я понял слова Романова, по причине отсутствия инфекциониста, весьма трудоёмкая работа в инфекционном отделении. Пусть временная и знакомая с фронта, но придётся читать работы уважаемого советского инфекциониста А. Ф. Билибина. Зашел представиться главному врачу больницы Доломановой Нине Федоровне. Увидел давно знакомую огненно-рыжую голову. Доломанова из коренных кузедеевцев. Когда я работал до войны стоматологом, она ещё училась на лечебном факультете в Томске. Однако наша встреча прошла на официальных тонах. Разговаривает со мной холодно и как начальник с подчиненным. Как меняются люди, севшие в кресло. На фронте не была, а начала давать мне установки о правилах поведения на её территории. Выслушал молча, буркнул: «До свидания», - и ушел. Понял, что я тут не ко двору пришелся.
Вижу спину старика Таубеса. Сидит худоба, бОльшая, чем моя, ведёт приём больных. Сейчас состоится самая приятная встреча за сегодняшний день – с Густавом Александровичем Таубесом. На всю жизнь запомнил взятые у него уроки. Он надоумил меня идти в хирургию, и с его подачи я поехал учиться в дальние края. Во второй половине 30-х годов репрессированный хирург попал в сибирскую глухомань. Почему угодил под жернова репрессий без права на переписку, ему самому непонятно. Если еще и врачебную деятельность запретить опытному хирургу, то все население вымрет. Врачей во все российские времена не хватало. Кузедеево приняло его, как и многих других, что при царе, что при новой власти, и с тех пор работает он хирургом больницы села Кузедеево. Здание больницы заложили еще при мне, а открыли к 7 ноября 1937 года. Вина Густава Александровича только в том, что он немец, а медицинское образование получал в столице Австрии Вене. Мобилизован во время Первой мировой войны в армию. Попал  на территории России в плен. Принял российское подданство. Оканчивал Киевский медицинский институт. Работал хирургом. Женился на дочери знаменитого художника Яковлева В. Н. Переехал в Воронеж ассистентом клиники факультетской хирургии, но был репрессирован и сослан в Горную Шорию. Работал лесорубом в лесхозе Сарбалы, а затем сторожем сельпо в Кузедеево. По многочисленным просьбам, особенно шорского населения, ему разрешили хирургическую деятельность. В Кузедеево да и на весь регион не было хирурга. Живёт одиноко отличный специалист, живая энциклопедия медицины. Подорвали ему здоровье многочисленные гонения. Сколько же надо «ума», чтобы руки, умеющие без осложнений делать резекцию желудка, отправить на лесоповал? С его талантом в столичных клиниках сложнейшие операции делать! Он в Кузедеево практикует в отсутствии положенных ему условий и не жалуется. Остался без жены и сына. Они не знают, где он, а он не знает, где они.  Выслали одного без права переписки. В таких ситуациях, чтобы уцелеть самим, родные отказываются от главы семьи. Возможно, что и их определили, но в другие места. Прошло десять лет с тех пор, как мы расстались. Обнялись. Старичок в моих руках, что воробышек, хотя я и сам такой, только ребра торчат, но что выше ростом.  Густав Александрович совсем высох. Одни сухожилия. Но тот же юмор, что и десять лет назад. Маленького человека еще более сгорбило, а на голове остались редкие пряди седых волос. Его ветром может сдуть, а он продолжает оперировать. Скольких моих односельчан спас от смерти за это время! Будут ли их потомки помнить о нем? «Костя! Вы знаете, как я Вас рад видеть. Живой. В орденах. И Ваша мечта сбылась. Вы избрали путь хирурга». Из глаз старика катятся по глубоким морщинам щек искренние слезы. «Вы! Густав Александрович, как Вы?», - хотя вижу, что старый хирург, как говорят, «на ладан дышит». «Что я? - сквозь слезы отвечает Густав Александрович. - Я выброшенный из жизни старик. Но, Константин! Я добился, что послеоперационная смертность у меня при полостных операциях составляет 1,82%. Ну, а в остальном? Правильная у русских пословица: «если бы молодость знала, если бы старость могла». Вы молоды! Многое можете сделать. Константин! Вы окончили известный в Европе институт. Вы учились в Харькове и Одессе. Институты со славными именами. Я вспоминаю Вену. Великие профессора. Вена всегда соперничала с Парижем. Вам дорога открыта. Вы стали членом партии?» Отвечаю: «Меня туда не приглашали!» Густав Александрович, как мне показалось, облегченно вздохнул. Я его понимаю. Спокойно продолжает: «Впрочем, как я считаю, не было порядка в России и не будет. Запомните слова уходящего из этого мира старика на всю Вашу жизнь, что Вам необходимо учиться каждый день и так до конца жизни. Тем более, хирургу ограничиваться в своей специальности  нельзя. Жизнь требует от врача широкого диапазона знаний, и учтите, что не только по медицине. Врачевание, тем более хирургия – это искусство, которому нет ничего равного в мире. Но никогда даже на минуту не соглашайтесь быть администратором. Погубите свой талант. Я прослеживаю тенденцию к тому, что после моего и вашего поколения командовать станут главные врачи, а в большинстве это будут неудавшиеся лечебники, а значит, карьеристы. Сегодня тяжелое время в организации здравоохранения. Нужно поднимать медицину на должную высоту. Поэтому опора на практиков. Тем более, прошедших войну и имеющих огромный опыт организации. Но когда все будет сделано, а останется только командовать хитрым, но глупым людям, то они могут прибрать клинику в угоду себе. Тогда Вы вспомните старого Венского врача. Приходите на чай. Я живу все в той же комнатушке, и знаете, доволен. Константин! Вы для меня как сын». Отвернулся от меня. Плачет, но не хочет, чтобы его слабость видел я. Провожаю взглядом сгорбившего, шаркающего ногами старика. Я вижу, что он очень устал, но никогда в жизни не слышал от него слов: «Я устал». Для истинного хирурга это недостойные его чести слова. Сегодня у него ни кола, ни двора, но он видел Вену. Ходил в Венский оперный театр. Видел и слышал театральных знаменитостей Европы. Энрико Карузо – гений тенора, а в басе его кумир – Федор Иванович Шаляпин. С его слов, только они могли гибкостью своего тембра, когда исполняли арии,  вызвать звон подвесок на театральных люстрах. Таубес учился медицине у великих людей. Он знаком был с хирургом Герценом, внуком знаменитого писателя свободы. А ведь он счастливый человек, несмотря на то, что господин случай когда-то определил его судьбу злодейски. Подобное происходит со многими талантливыми людьми. Или невероятный взлет под облака, или падение до элементарно земного существования. Но для этих интеллигентных до мозга костей людей характерно, что в простоте своего поведения они знают и понимают то, что недоступно подавляющей массе людей. Они чувствуют свое величие мысли и поэтому счастливы, куда бы их ни забрасывала судьба и где бы они не были.
Осматриваю районную больницу. Одноэтажное деревянное строение с двумя крылами. Больница на 100 коек. Знакомлюсь с условиями. Полная антисанитария. В хирургии еще как-то сохраняется порядок, благодаря усилиям, хотя и плохо видящего Густава Александровича.
Тяжелый случай с обеспечением должной санитарии в больнице. Нет кадров, чтобы залить хлоркой сливные ямы и туалеты? Обслуживающий персонал совершенно не подготовлен. Не хватает белья и дезинфицирующих растворов. Моя фронтовая полоса переместилась в Кузедеево. Хирургических коек 25. Пять палат: две гнойные, две чистые и одна травматологическая. Понравилась операционная и предоперационная. Бочки для стерилизации перевязочного материала и инструментария вмонтированы в печь. Какая в них температура? Вся больница печного отопления. Печи громадные, но зато обеспечивают теплом. Хорошая перевязочная. Еще проблема! Периодическое отключение электричества. В операционной больше керосиновых ламп стоит наготове, чем по всей больнице. Примыкает к хирургии терапия. Проверяю библиотеку. Было очень много книг, которые годами собирались, а сегодня единичные экземпляры. Растащили или сожгли? Обидно! Зашел в гинекологическое отделение. Познакомился с врачом-гинекологом Натальей Дмитриевной Махонько. Приятная молодая женщина, но долго у нас не продержится. Поработает и при первом же удобном случае уедет от нас. Удивительно, но в больнице есть окулист Колчина Лидия Николаевна и даже госинспектор Сава Павлович Сопчеко. В терапии работает Ия Семеновна Яценко. Жену назначили главным терапевтом района. Над кем главным? Ни одного терапевта нет во всем районе. Смеюсь над ней, что она собой командует. Я ординатор хирургического отделения и согласился временно на ведение больных в инфекционном отделении из-за отсутствия специалиста. С кадрами врачей проблема. Терапевт в единственном числе, стоматолога, психоневролога, рентгенолога, как и новой установки для проведения обследования больных нет. Средний медицинский персонал нуждается в подготовке. Медицинская сестра выполняет лабораторные исследования, но только общие анализы крови и мочи. Пополнения не предвидеться. Больных уйма. Патология разнообразна. Огромное подсобное хозяйство, которое обеспечивает больных продовольствием. Лекарств практически нет. Перевязочный материал в дефиците. Бинты стирают, и они вновь идут в работу. Все хирургические инструменты старые. Скальпели от постоянной заточки превратились в тонкие полоски металла. Действительно, как работать в таких условиях? Нет даже возможности дать эфирный наркоз. Шовного материала нет. Нет рентген-кабинета. Но оказывается, на бумаге существует. Какая хирургия? Какая борьба с туберкулёзом и инфекциями, если на весь район нет врача-инфекциониста, а терапевт в единственном числе? Поэтому для моей жены затуманились все здешние красоты, а дума одна у неё, как бы отсюда убраться. Diabolus non est tam ater, ac pingitur. Это по латыни. Русские говорят: «Не так страшен черт, как его малюют». Нужно искать поддержки в Кемерово!
 
Поездки планируемые и неожиданные
 
Еду в Кемерово. Работники облздравотдела не удивлены, что стремлюсь в сельскую местность, хотя города без хирургов. Здравоохранение Кемеровской области находится в плачевном состоянии. Знаю состояние городской медицинской помощи в Томске с его знаменитыми традициями, тем более, усвоил европейское, находясь в Харькове и Одессе. Ищу в облисполкоме заведующую областным отделом здравоохранения Марию Нестеровну Горбунову. Узнал от врачей о ней как о весьма деятельном и порядочном человеке. Мне объяснили, что ее трудно застать на месте, так как постоянно ездит по области, поднимая здравоохранение на местах, а заместители без её присутствия большие проблемы не решают. Оставил на столах заместителей многочисленные заявки, как вопли о помощи. Нашего Романова сотрудники облздрава не помнят когда видели. Понимаю, что тяжело ему до Кемерово добраться, а потом ходить по кабинетам. Мне повезло. Познакомился с главным врачом областной больницы Степаном Васильевичем Беляевым. Он хирург, но взял на себя тяжелое бремя организации здравоохранения в Кузбассе. Быстро находим общий язык и взаимопонимание. У нас весьма сходные фронтовые истории. Он был в окружении и попадал в плен, как и я. Бежал. Воевал в партизанском отряде, а потом, когда влились в Советскую армию, то его арестовали и мучали спецпроверками, то есть мы с ним проверенные люди, и нам боятся нечего. С ним можно быть откровенным. Изложил все наши медицинские проблемы Кузедеевского района. Степан Васильевич говорит: «Вот что, Костя! У меня, у тебя, у всех нас после войны забот выше кузедеевских гор. Садись, и все, что мне сказал, аккуратно на бумагу. От обеспеченности кадров до лекарств. Делай запросы на большее, ну, а получишь, сколько сможем мы организовать. У нас вся область в помощи нуждается. Соседей обижать тоже нехорошо. Мы и так перевели заботу о медицине на промышленные предприятия, а ты сам знаешь, что и им тяжело. Рядом с тобой Мундыбаш. Так там больница и снабжение будет через некоторое время намного выше, чем у тебя в Кузедеево. Может, в Мундыбаш, поедешь работать или ко мне в областной центр переберешься?» Отвечаю: «Мне бы съездить в Новосибирск на учебу в клинику хирургии В. М. Мыш. Мне учиться надо еще, а не думать, где удобно жить». Категорически протестую, чтобы направили работать в город, мотивируя, что я сельский житель и от своей деревни не оторвусь. Беляев говорит, что он тоже деревенский, а поскольку областная больница, прежде всего, обязана помогать селу, то я могу обращаться к нему всегда. Обещает организовать учёбу. Просит дать ему список, что конкретно мне как хирургу нужно на первое время. Обещает помочь с хирургическим инструментарием и оборудованием для хирургического отделения Кузедеевской больницы. Вызвал заместителя и даёт указание: «Согласно этому списку обеспечь хирурга Яценко тем, что он просит». Заместитель начал упираться, что у самих нет. Беляев даёт команду строго: «Выдашь всё. Ему для работы надо. И расписку в получении не забудь взять». На прощание Степан Васильевич говорит: «А ты знаешь, Костя, что  Кузедеево повезло? Езжай, организуй и оперируй, а пока мой зам собирает тебе посылку, иди познакомься с нашими хирургами. Приглашение в Новосибирск придёт на Кузедеево». Ухожу удовлетворённый разговором, но вот в чём Кузедеево повезло, когда там завал в медицине? Иду и думаю! Знакомлюсь с хирургическим отделением областной больницы. Заведующий отделением Подгорбунский Михаил Алексеевич. Врачи и медицинские сестры, очень отзывчивые люди. Со всеми переговорил: А. Ф. Костюченко, А. И. Еланцевой, И. С. Мосорским, Боковой, Курасовой. Ознакомился с организацией хирургической помощи, санпропускником и амбулаторной службой. Опыт организации хирургической службы областной больницы нужно переносить на нашу районную больницу. У Подгорбунского в хирургическом отделении идеальная чистота. Работа упорядочена. Медицинские сёстры с большим опытом и весьма тактичны. Очень полезные знакомства. Обязательно приеду к Михаилу Алексеевичу. Посмотрю, как он оперирует, и поучусь у него искусству хирургии.
Возвращаюсь в Кузедеево из Кемерова с упакованным ящиком от областной больницы. Рассматривать подарки буду дома. Мечта попасть на учёбу в клинику В. М. Мыш при Новосибирском ГИДУВе.
Профессор Мыш, ученик знаменитого профессора Санкт-Петербурга Н. А. Вельяминова. Сам Владимир Михайлович Мыш превзошел учителя и известен на всю страну заслуженным влиянием на умы учёных и практических врачей. Знаю о его достижениях. Харьковские и одесские профессора в лекциях периодически ссылались на его авторитет в проблемных вопросах. Незаменимы были во время войны его книги по искусству наложения повязок (десмургия). Много слышал о нем, когда учился на зубного врача в Томске, как и о хирургической клинике профессора Андрея Григорьевича Савиных. Савиных любил ездить по Томску в розвальнях, запряженных лошадями, под звон колокольчиков, подвешенных к дугам. Профессор катался по городу в настоящей русской тройке. Нас, студентов, все это приводило в восторг. Человек с мировым именем – и вот так просто ездит в расписных розвальнях. Чудит? Ему можно! Студенты толкают друг друга локтями и восторженно кричат вслед пронесшейся тройке лошадей с бубенцами: «Вон! Смотрите. Профессор Савиных поехал!» ГИДУВ находился в Томске. Славился на всю Россию именами, но его неожиданно, когда расстроился город Новониколаевск, перевели в Новосибирск. С каким удовольствием я походил бы по Томску, если бы ГИДУВ остался в городе моей студенческой юности.
  До Нового года получил письмо из Новосибирска. В нём приглашение с 5 января 1948 года на четыре месяца на учёбу по хирургии в клинику В. М. Мыш, как обещал С. В. Беляев. Приехал в Новосибирск и, к  великому сожалению, узнаю, что 31.12.47 года Владимир Михайлович Мыш скончался. Я так мечтал – увижу и услышу светило сибирской науки. Обидно, что ушел такой человечище и именно накануне моего цикла учёбы. Уходит история отечественной хирургии.  У Владимира Михайловича огромный опыт военной медицины. Все военные врачи основывались в своей работе на его трудах. Знакомлюсь с великолепной клиникой, созданной профессором. Клиника на 180 коек. Еще недавно он ходил среди этих стен. Строил планы. В его опустевшем кабинете висит портрет его учителя Николая Александровича Вельяминова. Согласно установленным заведующим клиникой порядкам, ежедневно проводятся разборы больных, идущих на операцию. Принимаю активное участие в этих обсуждениях и ассистирую на операциях. Смотрю, как работают руки хирургов, как меня учил Г.А. Таубес. Особое внимание грудной и брюшной хирургии. Изучаю наркоз, применяемый в клинике. Просто и применимо в наших сельских условиях. Проблема только в кадрах. Буду применять эфирный масочный наркоз, а в остальном надеяться на навыки местной анестезии. Они у меня есть. Особое внимание рентгенодиагностике. Особенно интересуют травмы. Совмещение костей при их переломе, техника наложение гипсовых повязок, десмургия и рентген-контроль. Очень важно, как ты сопоставишь кости. Это настоящее искусство, а потому все бережно и поэтапно. Сказывается на работе клиники школа профессора Вельяминова по производственному травматизму. Мыш продолжил начинания своего учителя. Пристально изучаю производственные травмы. Их механизм нужно знать, что называется от первой буквы алфавита и до последней. Мне работать в селе. У нас свои особенности должны быть, характерные для сельского травматизма. 2 февраля Новосибирский ГИДУВ проводит заседание хирургического общества, посвященного памяти В. М. Мыш. Основной доклад профессора С. Л. Шнейдера посвящен жизни и творчеству учителя хирургов Сибири. После многочисленных выступлений ассистент Кулик делает доклад: «Огнестрельные ранения прямой кишки», а 5 февраля празднуется в актовом зале медицинского института двадцатилетие ГИДУВа. Изначально институт был  организован в 1927 году в Томске, а в 1931 году переведен в Новосибирск. Не пропускаю ничего. Все может пригодиться и найти применение в наших условиях. В конце марта совещание медработников Новосибирской области. Получил сообщение из Кузедеево, что 30 марта 48 года родился сын. Как и договаривались, если появится на свет мальчик, то назовем Олег. Шлю поздравление жене и маме, а сам стараюсь не пропустить ни одного мероприятия, связанного с моей профессией.
В мае, по края заполненный энтузиазмом работать на благо здоровья односельчан, вернулся в Кузедеево. У нас беда. Ушел из жизни дорогой мне человек Густав Александрович Таубес. Остался я с хирургией и больными один против всех проблем. Сходил на его могилу. Похоронили великого для меня, незаметного для большинства людей человека на Аильском кладбище. Посидел рядом со свежим холмиком. Уходят из жизни непревзойденные профессионалы. Отдыхай, Густав Александрович! Ты превзошел себя ради жизни других. Были бы другие условия, сколько полезных книг бы написал? И светило имя мудрого врача Таубеса многим поколениям хирургов, так ведь забудут люди, что на обычном сибирском сельском кладбище покоится прах венского хирурга. Нет! Бессмертный ты, Густав Александрович Таубес, за дела твои – спасение жизней многих людей. Вечная тебе память!
За время моего отсутствия Ия развернула лабораторию. Получила все необходимое для проведения анализов. Это огромное подспорье, когда дополнительные исследования подтверждают  клиническое мышление врача в постановке диагноза. Тактика ведения больного и метод его лечения (терапевтический или хирургический) подтверждаются дополнительными методами исследования, но они никогда не заменят искусство клинического обследования больного. Прежде всего, тщательный анализ жалоб больного, история развития заболевания и руки врача, осматривающего больного. Триумф его мышления всегда подтвердится правильно избранным методом лечения. Вспоминаю слова великого клинициста М. П. Кончаловского: «Клиническая медицина не является дисциплиной неподвижной или стабильной. Клиника допускает и варианты форм, и варианты мысли». Насколько медицина едина с музыкой, живописью и актерской деятельностью, убедили нас предшественники – гениальные врачи своего времени. Считаю себя, как и Г. А. Таубес, счастливым человеком, что слушал и учился у них. Возможно, придут более тяжелые времена для медицины, как и периоды падения в искусстве? Наступит мрачное средневековье для нашей профессии, если в нее вмешаются чиновники от медицины – организаторы здравоохранения. Не понимая глубинное содержание клинического мышления, заручившись поддержкой высокопоставленных чиновников, а не врачей от Бога, навяжут свои методы, которые будут стандартизованы. Тогда наступит крах отечественной медицины и великого русского искусства врачевания. Такое возможно? Наблюдаю врачей, которые, получив дипломы лечебников, стремятся сделать карьеру на чиновничьем поприще. Они бегут от постели больного, но тенденция у них явно прослеживается на командование, подавление клинического мышления у одаренных врачей. Эту опасную тенденцию в психологии поведения у людей, получивших врачебные дипломы, заметил не только Густав Александрович, но и я, находясь в послевоенной Одессе.
Крепко притянут я моей профессией к выполнению врачебного долга перед населением. Не могу уйти за ягодой в лес. Меня интересует малина и смородина. Только соберусь, и, как специально, привезут больного. Клубника и земляника растет и краснеет на пригорках вокруг больницы. Больного могут привезти в любое время суток. Часто приходится оперировать по ночам при свете керосиновых ламп. Нет электричества. Естественно, у сельского хирурга нет не только времени суток, но суббот и воскресений. Всегда предупреждаю медицинских сестёр даже о короткой отлучке. Говорю, где меня искать. Не успеешь отойти от больницы, а за тобой бежит кто-то в белом халате и машет платком: «Константин Родионович! Больного привезли».
 
Харьков
Пригласили неожиданно к капитану Малкину в РОМ МГБ села Кузедеево. Нахожусь в тревоге.  Старое напомнят? Нет! Оказывается, должен вылететь в Харьков и прибыть в трибунал свидетелем по делу врача Куликова. Мы, курсанты военного факультета, считали, что он русский. Нашли сотрудники МГБ мнимого советского военного врача, учившегося с нами и дружески общавшегося, и никто из нас не мог подумать, что он враг. Его я увидел в немецкой форме, когда выбирался из оккупированной территории. Долго не мог поверить. Приходила мысль, что ошибся. Ия тоже узнала его. В Одессе однокурснику Саше рассказал, что среди нас был враг. Когда перешел линию фронта, поставил в известность людей, проводивших мне специальную проверку. Проверили меня и отпустили на фронт, видимо, после тогда, как моё сообщение подтвердилось. Случайная встреча, когда он меня не узнал, произошла осенью 1942 года. Почти столкнулись с ним, а он с приподнятой головой в  форме офицера СС. Сегодня я вновь попал под охрану МГБ, но возьму с собой карту Кузедеевского района и сделаю необходимые пометки, особенно по организации фельдшерских пунктов.
9 октября 1948 года прибыл в Харьков. Город студенчества не радует. На душе неспокойно. В городе многое разрушено, но идет быстрое восстановление. Поселен МГБ в гостинице «Интурист». Пропускные бумаги у меня с грифом и печатями МГБ. Предупрежден, что при уходе в город должен докладывать дежурному МГБ, куда и зачем пошел, чтобы могли быстро меня найти. Посещаю преимущественно ближайшие кинотеатры. Заседание трибунала. Выступаю как свидетель. В наших рядах был завербованный немцами разведчик. В Харькове, Киеве, Ростове-на-Дону проходят открытые судебные заседания над предателями Родины. Снимают на плёнку, чтобы показывать всей стране. Особенно много судят предателей и карателей на Украине. Все материалы публикуется в газетах. Каждый день беру местные газеты. Судебные заседания проходят более на западной части Украины.  Справедливое возмездие настигло изменников, националистов, пособников фашистов и убийц, но сколько успело сбежать?
 
Кузедеево-Кемерово
После тоскливой Харьковской погоды попадаю в бодрящий сибирский мороз. Наш кузедеевский прозрачный воздух при крепком морозе звенит.
Стажируюсь в хирургическом отделении областной больницы у Михаила Алексеевича Подгорбунского. Ассистирую на операциях. Несколько раз пытался высказать свое мнение Михаилу Алексеевичу, но получил резкий ответ: «Ты мне здесь свои Кузедеевские порядки не устанавливай». Понял, что Подгорбунский не терпит возражений, чужого мнения не признает. Заметил, что периодически очень деспотичен к подчиненным. Но как хирург очень смелый. Иногда дерзкий. У него многому можно учиться. Высокая хирургическая техника и стремление улучшить хирургическую помощь. Умело работают руки во время операции. Это мне очень нравится. Невозможно себе представить, какое удовольствие получаешь, когда наблюдаешь за движением пальцев рук опытного и талантливого хирурга. Интересно! Скольких спасли от смерти руки Михаила Алексеевича Подгорбунского? На научно-практическом обществе хирургов он доложил из собственного опыта принципиально новое: «Глухой шов в лечении остеомиелита (тампонада мышцей)». Затем проводит показательную операцию для нас, хотя нас пока и не так уж много в области. Слушаем и смотрим. Я в восторге. Непременно применю методы лечения, разработанные Михаилом Алексеевичем по приезду в Кузедеево. Тем более, изучил все тонкости движения рук Подгорбунского. На следующем заседании хирургов слушаем доклад М. С. Рапопорта: «Успехи Советской онкологии». Об успехах слышал от многих, и со времен развития отечественной онкологической школы Петром Александровичем Герценом, - ничего нового. Но искренне рад тому, что онкологическая помощь в Кемеровской области начинает развиваться. Значит, у столь значимого и серьёзного направления есть будущее.
В Кемерово прибыл Государственный эстрадный оркестр РСФСР Л. О. Утесова. В зале кинотеатра «Москва» наслаждаюсь музыкой и исполнением песен Утесовым. Как и в прошедшие времена, в восторге от выступления! Слушал Леонида Осиповича еще в Харькове, когда его оркестр назывался «Теа-джаз». Потом под открытым небом в освобожденном Крыму, а после войны в Одессе. И, наконец, неожиданно приятная встреча, можно считать, что получил подарок в Кемерово из недавнего прошлого. После концерта моя жизнь вновь окрасилась в радостные тона. Вдаюсь в воспоминания недавнего времени. Одессу освобождали наши матросы с Утёсовскими песнями. Вышвырнули румын и немцев из любимого города нашего певца.
Обращаюсь в лечебный сектор Кемеровского облздравотдела со своими нуждами по обеспечению хирургической помощи Кузедеевской районной больницы. Простимулировала меня творческая зависть к условиям работы Михаила Алексеевича. Наконец-то состоялась встреча и знакомство с Марией Нестеровной Горбуновой. Общая характеристика – боевая женщина. Такие и были у нас на фронте. С ней можно решать проблема, а основная у меня – строительство хирургического корпуса районной больницы. Считаю решение этой проблемы неотложной задачей. Очень высок травматизм у работников колхозов. В селах нет рентген-кабинетов. В районе дороги очень плохие, а населенных пунктов, по моим данным, когда я изучал Кузедеевский район по карте в номере гостиницы Харькова, 107. Встречаю полное понимание со стороны заведующей областным отделом здравоохранения. Мария Нестеровна задает мне вопрос: «Вы сами с Украины. У меня фамилия Солдатенко. По мужу Горбунова. Я родилась в Белоруссии, а оканчивала Донецкий (Сталино) медицинский институт, по распределению меня направили в Кузбасс». Отвечаю: «Фамилия Яценко, но родился в Кузедеево. Фамилия по отцу, а он из уральских казаков. По матери все мои предки Пермские крестьяне. Я русский. Возможно, на Украине можно найти родственников по фамилии Яценко, но пока не знаю. У жены много родни в Донбассе. Я воевал в местах Вашей учебы. Освобождала наша дивизия Донбасс». Мария Нестеровна уже успела оценить и поняла мои заботы. Переводит нашу беседу в тональность общения близких знакомых: «Константин Родионович! А Ваша жена у меня была. Она из Красного Луча. Вам, фронтовику, дорога открыта. Понимаю! Работы много, но это у всех нас тяжелый послевоенный путь. Все Ваши заявки у меня. Мои замы передали Ваши просьбы. Я Вам помогу в любом вопросе. Мне Минздрав всегда даст добро на развитие здравоохранения в Кузбассе. Ваши просьбы переданы на утверждение в облисполком. Не беспокойтесь! Каждый пункт, указанный Вами на бумаге, взят уже в работу, и обязательно будет, я Вас уверяю, положительное решение на уровне облисполкома с одобрением обкома партии. Все согласуем и в приказ. Нам сельское здравоохранение в первую очередь поднимать надо. В ближайшее время в Кузедеево начнется строительство хирургического корпуса. Команду по рентген-кабинету дам сегодня же. Действительно, по бумагам он есть, а на самом деле нет. Разберёмся! Вы на месте  смотрите, как Вам удобно, то есть мы сегодня вновь на передовой. Ответственность возложим на райздравотдел и главного врача. Кто сегодня у Вас в больнице главный врач? Извините! Совсем запуталась. Мы в Кузедеево главным врачом направили Глазырину Марию Яковлевну. Она после окончания Омского медицинского института приехала в Кузбасс. Молодая женщина. Хотела у нас оставить, а она на самостоятельную работу просится, на периферию. Помогите и поддержите её. Врач Доломанова как бы выбыла из нашего подчинения в рудоуправление. Константин Родионович! Вы клиницист! Мы Вас должны слушать, а не Вы нас! Я вышла из практических врачей, а война определила меня начальником эвакогоспиталя. Непременно буду у Вас. Вы ведь пригласили Беляева на пасеку в липовую рощу. Он мне сказал. Он очень хорошего мнения о Вас. Почему Вы забыли работников облздравотдела пригласить? Не беспокойтесь. Возьму всех главных специалистов, и нагрянем к Вам в ваше любимое Кузедеево. Поработаем вместе. Все, что в наших силах, сделаем. Действительно, очень хочу увидеть красоты липового острова. Я много мест объехала на юге Горной Шории, в связи с малярией, трахомой и прочими заразными заболеваниями. Понимаю! Трудно Вам одному. Подождите. Найдём Вам помощника. Временно  на всю горношорскую тайгу придётся Вам работать, но Вы боевой офицер. У меня нет сомнений, что справитесь. Приказы ждите на днях, они выполнены согласно Вашим просьбам. Ответственные люди привезут и сделают всё, а Вы не отвлекайтесь от своего дела. Но, может, все-таки есть желание, учитывая богатый опыт, стать заведующим райздравотделом, хотя бы на время организации медпомощи?» Отвечаю категорично: «Нет!» Мария Нестеровна поняла меня, улыбается: «Вы же знаете, что есть люди, стремящиеся на командирские посты! Нас война заставила стать организаторами и командирами, а к молодым я очень внимательно присматриваюсь, чтобы авантюристов не пустить. Константин! Считаю, что мы встретимся в новом хирургическом корпусе Кузедеевской больницы. Буду у Вас. Счастливо Вам! Передавайте привет супруге от меня! Не забывайте поддерживать молодого главного врача. Это моя личная просьба к Вам как опытному офицеру-мужчине. Врач молодая и очень интересная женщина! Нужно сохранить у Вас надолго главного врача Глазырину!» Поблагодарил Марию Нестеровну. Для моей семьи дом еще не достроен, а хирургический корпус с рентгеном будет. С такими людьми, как Горбунова и Беляев, медицина в Кузбассе станет лучшая в Сибирском регионе.
После моего пребывания в хирургии областной больницы, Михаил Алексеевич Подгорбунский много раз приезжал в Кузедеево, и мы вместе оперировали больных, разрабатывали планы по улучшению хирургической помощи населению района. Любит он забираться в глухие таёжные места, рыбалку, ну, а ещё неожиданно появиться, как и в Кемерово, на пороге нашего хирургического отделения. Никогда не предупреждает о своём приезде. Впрочем, это его поведение по моему характеру. Мне тоже нравится внезапно предстать перед не ждущими меня людьми. Проверить чистоту и порядок. В один из дней его посещения вспомнил, что нахожусь перед учителем в долгах. Предложил Михаилу Алексеевичу посетить таёжную глухую речку Черный Мигаш. Он согласился. Загорелся в нём охотничий азарт, когда услышал от меня, что там полно хариуса, а может и кускуч попасться. Чтобы всё было в порядке, а дорога в те места через болота по Черному логу – попросил Лёню Ананина быть проводником Подгорбунскому. Наши предки земляки. Ананин Василий прибыл на поселение в Кузедеево из-под Перми еще в 1858 году. Его сын Яков Васильевич был избран народом сельским старостой. Он предупредил мужиков Совдепа о готовящемся аресте, но они не сумели надежно скрыться. Род Ананьевых – это рыбаки и охотники. Тайгу знают все хорошо. Она им как дом родной. Леонид согласился, и они ушли с Михаилом Алексеевичем в непроходимую тайгу, а я беспокоюсь, что их нет уже третий день. Пришли! Оказывается, Подгорбунский всё хотел кускуча поймать, но не повезло, а спали они с Лёней высоко над землей среди кедровых иголок. Умеет Ананин на ветках кедра пихтовые лежанки устраивать. Сделает на высоте люльку так, что не свалишься, и комар не достанет. Михаил Алексеевич с Лёней друзьями стали. Попарились в бане. Уехал Подгорбунский весьма довольный насыщенным риском путешествием. Побывал он в нехоженом месте и хариуса ловил. Перед отъездом сделал обход. Особое внимание больным, находящимся в послеоперационном периоде. Посчастливилось людям. Их оперировал сам М. А. Подгорбунский. Послеоперационных осложнений ни у кого нет.
А мне знания нужны: онкология, травма, детская хирургия, нейрохирургия, урология и прочее, прочее… Во всех направлениях я оперирую людей. Не столь частой помощи приезжающих хирургов хватает на поверхностную передышку. Хотя многие из Сталинска и Кемерово начали говорить, что хирургическое отделение Кузедеево стало для них второй клиникой. Но они работают коллективно, а я один. Один я не в силах справиться без надежного помощника. Работа идёт на износ.
 
Работа с правом сна
 
Согласно приказу Минздрава РСФСР сельскому врачу дежурство в больнице разрешено на дому и с правом сна. Таких привилегий не дано городским врачам. Однако блюсти приказы Министерства здравия и придерживаться льгот сельским врачам не удается. Смешно, но и грустно! Вызывают к больным в любое время суток. Тем более что хирург в единственном числе, и не только в Кузедеевском районе, а во многих. В городе врач отдежурил и домой. Знает, что его заменили. Не все же такие, как Михаил Алексеевич Подгорбунский, кто в любое время может прийти, чтобы посмотреть тяжелого больного, помочь коллегам советом, а то и встать за операционный стол. Любит Михаил Алексеевич делать обходы в выходные дни, когда контроль может быть ослаблен в отношении больных. В понедельник с утра общий обход. Врачи докладывают ему, а он уже в курсе состояния больного.
Когда уезжал на учебу в далекие края, дал себе слово, что если вернусь, то буду день и ночь бороться за здоровье односельчан. Молодо – зелено. Пока слово держу, периодически хватаясь за валидол, и слежу за пульсом. Проявляю к больным бескрайний гуманизм без жалости к себе. Они ведь меня не спрашивают, как я себя чувствую. В истории не помню такого, чтобы больной поинтересовался здоровьем врача. Глупость какая-то. Больной врач? Он обязан всю жизнь и ежеминутно быть здоровым. Считаю, что со всеми обнаруженными в работе недостатками не у других, а прежде всего своими, нужно справляться. Тогда и другие подтянутся. В ситуациях, мешающих работе, а их воз и маленькая тележка, мирного существования в собственном организме не будет. В конечном итоге бунт. Срыв адаптации со всеми печальными последствиями. На войне отмечал часто, что бойцы понимают – врач должен отдохнуть. В мирной жизни такого и близко нет. Выложись и сделай все от тебя возможное, а часто получается, что и невозможное организм врача выдерживает. Привередливых родственников у больного в селе нет. Ты в единственном числе, и ты для них как Бог. Клятву Гиппократа никто спрашивать не будет. Это в городе, если что, то: «Вы давали клятву врача», - и понеслось. У нас народ в труде с утра и до ночи, а не посменно. Ни одного случая не помню за эти годы, чтобы кто-то претензии предъявил. Может, и авторитет меня спасает. Боятся провоцировать медицинских работников грубостью. Понимают, что от меня зависит их жизнь. Чувствую, что народ тянется ко мне с любовью.
Не успел приехать в Кузедеево из Кемерово, а дел навалилось уйма. Заврайздравотделом получил приказ о строительстве хирургического корпуса на 100 коек. Для района это сильно. Завезен рентген-аппарат. Пусть устанавливают. Специалист по диагностике есть – моя жена, которой сообщили, что аппарат скоро установят. Я же вместе с Романовым и Глазыриной выбираем место для строительства хирургического корпуса. Показываю, где нужно строить. Местное начальство беспрекословно согласно. Когда приходит приказ сверху, бросается его выполнять. Деньги на строительство получены. Рабочие есть. Мне остается только следить, чтобы это была не конюшня, а соответствующий санитарным нормам хирургический корпус.
Оперирую много. Выезжаю на фельдшерские пункты. Фельдшера часто меняются. Амбулаторные операции провожу на месте. Жена следует моему примеру по профилактике и раннему выявлению заболеваний. Выбрали ей самую спокойную лошадь для поездок на вызовы к больным. Ию посадят в седло, а потом под многочисленные вскрикивания от боли снимают мужики с лошади. Охи и ахи следуют бесконечно. Еле входит в дом. Ничего страшного. Это наша сибирская медицина. Привыкнуть к верховой езде она не может. Неумолимое время летит незаметно. Больше всего его уходит на экстренную хирургию и травматологию. Вижу, что укрепляется мой авторитет у населения. Доверие растет.
Незаметно наступил 1952 год. Ежегодно, а именно в январе месяце, заведены отчеты главных специалистов районов у главных специалистов области. Ия ездит с годовым отчетом по терапии к Альшиц Саре Самуиловне, а я обязательно посещу Степана Васильевича Беляева. У нас очень увлекательные беседы. Ни с кем так открыто не делился впечатлениями, как с ним.
Обязательно захожу в хирургическое отделение к мудрому Михаилу Алексеевичу Подгорбунскому, чтобы пообщаться с коллегами. Прием теплый. Хирурги всегда найдут друг с другом общий язык. Михаил Алексеевич с первым вопросом ко мне: «Как там Лёня поживает? Ещё бы с ним сходил. У Вас мест глухих много, а с Лёней надежно. Привет ему от меня». Отвечаю, что обязательно передам, и  он передаёт и ждёт на рыбалку или охоту на медведя. Понимаю, что Михаилу Алексеевичу не так просто вырваться из клиники, но надо, поскольку душа просит.
6 и 8 июня немного отвлекся от дел насущных, побывав на выездной сессии научного Совета Новосибирского научно-исследовательского института ортопедии и травматологии в Сталинске. Много интересного. Новые знакомства с практикующими травматологами. Более всего сошлись характерами с В. П. Селивановым. Сильный врач в травматологии. Возле него крутятся будущие доктора наук и профессора, впитывая идеи, исходящие от В. Селиванова. У Селиванова, как и Подгорбунского, нет ученой степени, а есть ученое звание. Оба доценты. И оба в идеях, которые воплощают смело в практику. Их идеями и воспользуются более предприимчивые ученики, воплотив материал в кандидатские и докторские диссертации. Думаю, что Подгорбунскому и Селиванову диссертации не нужны. Их авторитет настолько огромен, что хоть академиком стань, но через них не перешагнешь. Хирургом можно быть только от Бога, а не от диссертаций.
Так и мне нужно работать простым хирургом в Кузедеево, оставаясь самим собой. Несколько раз посетил больницу Степан Васильевич Беляев. Во всех направлениях свое слово держит. Привез для операционной и перевязочной новый инструментарий. Сидим у меня дома и едим борщ, который приготовила Ия. Для меня он сладкий. Сварен по украинскому рецепту, а я люблю наши кислые щи. Делаю замечание Ие, а Беляев мне, что к жене придираюсь. Глядим друг другу в глаза и улыбаемся. Мужики! Степан Васильевич рассказывает, сколько сил ему понадобилось, чтобы из Новосибирска ГИДУВ перекинуть в Сталинск. Говорит: «Если бы ты, Костя, знал, как сопротивлялись некоторые знаменитости! Обвинили меня во вредительстве. Я все делал тихо, как в партизанских лесах Белоруссии. Не на того они напали! Решили обхитрить. Да я их хитроумность на сто шагов вперед вижу. Вынашиваю я еще одну полезную и нужную мысль. Вроде всё и на всех уровнях согласовал».
Я же про себя смекаю, что-то еще задумал партизанский хирург. У него мысли тоже впереди него идут! Я свое обещание сдержал. Беляев родился и вырос в Красноярской тайге, а она мало отличается от наших буреломов. Сходили мы к Вениамину Николаевичу Попову в липовую рощу на пасеку. В Красноярской тайге липы нет. Тем более, не пробовал Беляев липового меда. С нами пошли спутники Степана Васильевича, молодые врачи, которых он прихватил с собой из Кемерово.
 
Кемерово-Кузедеево
IV Всекузбасский съезд врачей проходит в Кемерово 25 – 28 декабря 52 года. Знакомятся активно со мной хирурги. Почтительно удивляются. В журнале «Хирургия» № 1 опубликована моя статья «К вопросу о лечении ранений сердца». На меня смотрят, как на необычное явление в хирургическом мире. В городе никто не делает, а он в селе дерзнул! А ведь первое сшивание раны сердечной мышцы после ножевого ранения я провел еще в 50-ом году, но помалкивал. Моложе был. Побаивался осуждения коллег с важными физиономиями. Знаю, что оперируют они не лучше меня, но мнение о себе у некоторых завышенное. Я, после того, как провел пять успешных операций на сердце, осмелел, и, никому не сказав, послал статью в журнал. Не оправдались слова знаменитого немецкого хирурга прошлого века Т. Бильрота: «Хирург, который зашьет рану сердца, потеряет уважение своих товарищей». Оказывается, операция стала возможной даже не в центре Европы, а в условиях далекого, неизвестного европейцам сибирского села Кузедеево. Однако вижу, что кое-кто завидует. Не люблю я этого проявления человеческой психологии. Тем более, в медицине. Ранее как-то не замечал. Или я молодой был, или в медицине другого склада люди были. Учились друг у друга. Этикет соблюдали.
В начале 1953 года в стране раскрыт  очередной «заговор». Дошла очередь и до врачей, на которых обрушились репрессии. Все газеты трубят, что разоблачены «врачи-убийцы». Назвали очередную провокацию  «дело врачей». Вспоминаю безвредного Густава Александровича. Все врачи собираются у нас в доме, чтобы услышать важное правительственное сообщение. 5 марта 1953 умер Сталин. Смотрю, что все плачут, кто искренне, а кто наигранно. Мы с мамой молчим. Сын Олег удивительно на нас смотрит. У каждого человека по поводу ухода вождя всех народов свои мысли, которые очень нежелательно высказывать, но тревога у всех, а что будет завтра? Соблюдаем траур, но больных лечить нужно, а не плакать. С кончиной Иосифа Виссарионовича дело врачей растворилось, как будто его и не было. Врачи вновь могут переживать за больных, а не за то, что их завтра черный ворон увезет в небытие. Я не склонен к мистике, но невольно возникают мысли. Сталин запускает против врачей репрессии и погибает в отсутствии врачебной помощи.
В седьмом номере журнале «Советская медицина» опубликована моя статья: «К статистике сельскохозяйственного травматизма», а в методических рекомендациях «Современные достижения хирургии» - описание техники операции в условиях районной Кузедеевской больницы при ранениях сердца.
В мае проходит объединенная сессия Кемеровского хирургического общества и ВОСХИТО по вопросу восстановительной хирургии и лечению инвалидов войны. Наконец-то на государственном уровне организуется ортопедическая помощь инвалидам ВОВ.
 
Москва
В средине января 1955 года прибыл в Москву на XXVIсъезд хирургов СССР. Слушаю доклады и вижу светил хирургии: Н. Н. Еланского, А. А. Вишневского, Б. В. Петровского, В. Н. Шамова, Е. Н. Мешалкина, А. Н. Филатова, А. Н. Бакулева, Н. Н. Петрова, Б. В. Огнева, Л. К. Богуш, А. Г. Савиных, В. И. Стручкова, Д. А. Арапова, И. В. Бураковского, Н. И. Амосова, Ф. Г. Углова и многих других, представляющих весь свет советской хирургии. Известные на весь мир имена.
Набрался смелости и обратился к академику Николаю Николаевичу Петрову. Сказал, что сибирскому хирургу очень хочется поучиться в его клинике онкологии. Встретил ответ, которого даже не ожидал. Редкой интеллигентности человек отвлекся от знакомых ему знаменитостей и стал разговаривать со мной на равных. Узнал, что я фронтовик и работаю в сибирском селе хирургом. Продолжил беседу и задал много вопросов по проблемам заболеваемости в сельской местности. Мы разговаривали в каком-то особом такте. Диалог с Петровым следовало записать. В итоге он сказал: «Хорошо! Ждите именную путевку, но простите, мы ее пришлем на Ваш Кемеровский отдел здравоохранения. Ждите! У Вас, как я понял, время быстро летит в заботах о больных. До встречи». Николай Николаевич протянул мне руку, и слегка склонив голову, сказал: «Честь имею!». Русский советский академик, а встретишь на улице и пропустишь мимо, не обратив внимания на проходящего мимо простого и опрятного старичка.
На следующий день большой театр. Слушаю «Князя Игоря» А. П. Бородина. Великий композитор Бородин изначально окончил Медико-хирургическую академию. Стал доктором. И сколько их, великих от врачебной специальности пришли в литературу и музыку? Талантливые артисты, как и хирурги, великой страны. В государстве идет всеобщий подъем культуры. Начало небывалого подъёма творчества. Появляются новые личности. Ранее неизвестные имена в музыке, литературе, живописи и, естественно, в медицине. Невиданное наступление на обывателя просвещением – журнал «Здоровье». Для врачей выпускается масса специализированных журналов. Советский народ становится самым читающим на планете. Доставка журналов и газет под строгим контролем работников почты. Могу на свою зарплату без ущерба для семейного бюджета выписать всем членам семьи журналы и газеты. Это очень хорошо. Советская власть дает огромные возможности для самообразования каждому гражданину Великой страны. На родину из столицы добрался успешно.
 
Ленинград
 
С января и до начала мая 1956 года нахожусь в Ленинградском институте усовершенствования врачей им. С. М. Кирова. Директор ГИДУВа профессор Блинов Н. И. Институт усовершенствования врачей впервые проводит свой первый хирургический цикл. Занятия проходят в клинике академика Николая Николаевича Петрова. Выдающийся советский онколог. На усовершенствование прибыло 30 врачей из разных регионов России. На базе одной клиники расположены две хирургические кафедры. С нами занимаются 13 преподавателей. Из них 9 профессоров и один академик, т.е. почти на три врача один преподаватель, и один из них профессор. Показатель очень высокого качества обучения.
Находимся на Первой кафедре клиники. Знакомство с нами Н. Н. Петров начал с лекции по деонтологии в хирургии. Блестящий лектор. Эрудиция огромная. Можно сказать, что мы попали в театр одного актера. Стараюсь записать все мудрые изречения, исходящие от Николая Николаевича: «Хирург должен помнить, что в хирургии, как и вообще в жизни, существуют два способа, чтобы стать выше окружающих. Один из этих способов более трудный, основанный на том, чтобы самому подняться в своих знаниях, в своей технике, в добросовестности к делу. Другой способ более легкий. Он   основан на том, чтобы принижать и устрашать людей вокруг себя. Однако только первый способ действительно возвышает человека, делает его более ценным для коллектива! Важность и заносчивость руководителя поощряют низкопоклонство, угодливость и лесть со стороны подчиненных, а где лесть – там обман, а где обман – там плохие условия для исправления ошибок, для истинного прогресса».
Продолжаем слушать Петрова на одном дыхании: «Хирургия для больных, а не больные для хирургии», «Смелость хирурга не должна превышать умелость», «Благодеяния хирурга его больным могут создаваться не только теми операциями, которые он делает, но и теми которые он не делает. Умеет обоснованно от них отказываться, доказывая свою правоту коллегам», «Больной – это всегда человеческая личность со своими сложными переживаниями, а отнюдь не безличный «случай». 
На следующий день слушаем лекции по острому перитониту профессора Ракова А. И. Для меня это огромная, порою неразрешимая в запоздалых случаях, проблема в условиях сельской хирургии. Однако и с перитонитом справляемся, но опять же все зависит от времени, а порою самого больного. Его выносливости. Я исполняю роль помощника, когда стараюсь хоть чем-то помочь больному. Чем раньше выставлен диагноз о начале заболевания, тем легче искусно провести операцию, а значит, возрастают гарантии на жизнь. Что нам делать, а об этом хочется кричать, вытянув руки к небу, когда у нас ужасный дефицит лекарств, особенно антибиотиков.
Лекция «Рак молочной железы». Читает, приводя примеры из практики и возможности первичной клинической диагностики, сам академик. С его слов понятно давно нам известное, что, как всегда, ранняя диагностика остается залогом возможного успеха в лечении. Мы это все знаем, но как практически это осуществить и не терять женщин? Тем более, у нас, в сельской местности. У нас не город Ленинград, а тайга с отдаленными поселками.
Николай Николаевич считает, что онкологическое заболевание не приговор. Мы с ним согласны. Всякие случаи были в практике, а вернее, в жизни. Приводит примеры, когда ему приходилось удалять массивные опухоли при наличии метастазов. После радикальной операции вдруг исчезали совершенно неожиданно, подтвержденные гистологическими исследованиями, метастазы. Считает, онкологические заболевания в настоящее время возможно решать хирургическим путем, но современное состояние медицинской науки еще не достигло того уровня, чтобы разобраться с причинами онкологических заболеваний. И эта ситуация печальна для всех, как для врачей, тем более больных. Всему свое время, но это очень долгий и мучительный путь, и просвета в конце этого темного туннеля академик пока не видит. Известная истина, что «надежда умирает последней».
В восторге от лекции по истории отечественной хирургии, которую прочитал профессор В. В. Орнатский. Узнал много нового и неизвестного мне. Великому нашему хирургу Пирогову не сказали, что у него рак языка, а обычная язва. Возможно, он поверил прибывшему знаменитому коллеге из Европы? А вот знаменитому психиатру Вены З. Фрейду, знакомому Г. А. Таубеса, сказали.  Он немедленно отреагировал на слова врача: «А кто Вам дал право говорить мне, что у меня рак!» Подводя итог своей лекции, профессор сделал заключение: «Знание прошлого медицины больше, чем какое-либо другое знание, помогает нам избегать уже не раз проделанных ошибок и заблуждений. Чаще вся суть в слове. Кому и как Вы его сказали».
Чем провинился великий Ф. М. Достоевский перед советской властью, что в 30-е годы попал под запрет? Его произведение «Бесы» жгли, а я горжусь, что успел прочитать в библиотеке генерала Паутова, и, пораженный содержанием, ходил к дому Достоевского в Кузнецке, в котором давно живут «посторонние люди».  Смотрел на окна и думал. Понял! Кто они, бесы! События того времени давали для меня реальные примеры кровавого разгула бесовщины.
Смотрю знаменитый спектакль Вс. Вишневского «Оптимистическая трагедия». Потрясающие сцены, напоминающие мне трагедии в наших краях. Противостояние женщины-комиссара и вожака анархистов. В роли вожака знаменитый артист Ю. В. Толубеев. Очень правдиво воспринимается. Бесподобна сцена прибытия в отряд матросов-анархистов. Заносят на сцену женщину с оголенным животом, а матросы играют на ней в карты, как будто для них это стол. На весь зал звуки шлепающих по животу карт, которые прилипают к коже. Непременно схожу посмотреть спектакль еще раз. Игра артистов глубоко впечатлила меня. Я ухожу из театра потрясенный увиденными сценами и сочным содержанием, почему-то навязчиво напевая: «Была бы шляпа, пальто из драпа, а остальное трын-трава…»
Посетил военно-медицинский музей. Рассматривая экспонаты, вспоминаю нашу военно-медицинскую доктрину. В музее четко обозначено обоснование маневрирования силами и средствами медицинской службы в действующей армии. Принцип этапной эвакуации и лечения раненых. Богатый материалами музей. Долго стою напротив фотографии военного хирурга С. И. Банайтиса. Вспоминаю Харьков, и как мы, молодые военфаковцы, восторгались Станиславом Иосифовичем, учеником великого патриарха отечественной хирургии В. А. Оппеля, видя на груди Банайтиса орден Красной Звезды. В Харьков он приехал учить нас. Заведовал кафедрой военно-полевой хирургии. Дал нам установочные знания. С ними мы, его ученики, пошли на войну. Сегодня можно читать многотомный труд «Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Наш учитель С. И. Банайтис – главный редактор. К сожалению, его уже нет. Время бежит безжалостно. Кажется, что еще вчера слушал его лекции, звучащие в большом зале Харьковского мединститута.
Перед отъездом из Ленинграда посетил Смольный. Бывший институт благородных девиц. В. И. Ленин организовал в здании, предназначенном для юных женщин, штаб революции. Отсюда он руководил  восстанием, и город Петра Великого переименовали в Ленинград.
Сделал выписки из высказываний на лекциях профессоров Ленинграда, которые более всего произвели впечатление своей оригинальностью: «больной с травмой требует такой же экстренности, как при перфоративной язве желудка», «лечат больного не методом, а головой», «перелом не срастается от незнаний врача», «не имей своего мнения, чего сам не делал», «не делай умных операций глупому больному», «не ясен диагноз для среднего врача, то он неясен и профессору», «нужно иметь голову, а не головной конец».
 
Хирургия – это искусство
 
Приняли бригаду врачей из Кемерово во главе с М. Н. Горбуновой. Очень довольна Мария Нестеровна хирургическим отделением. Спрашивает: «Как Вы, Константин Родионович, умеете в такой чистоте отделение поддерживать? Подобного блеска я во фронтовых госпиталях не видела». Отвечаю: «Мария Нестеровна! Мы же с Вами военные врачи. Фронтовая привычка и четкое исполнение персоналов моих распоряжений. Весь порядок работы хирургического отделения от «А» до «Я» и ответственность каждого сотрудника четко и наглядно обозначены на листах бумаги, которые висят в рамочках при входе в хирургическое отделение. Вторые экземпляры у меня хранятся, а под каждым из них подпись работающего в отделении сотрудника. Обход я начинаю с проверки чистоты и жалоб больных на отношение к ним персонала, а все медицинские сестры и санитарки мною подобраны. Коллектив дружный. В Вашем подчинении, Мария Нестеровна, военный госпиталь был, а там, насколько я знаю, контроль постоянный. Проверки. Вы мне комплементы выдаете, как старший по званию, или как женщина? Если как женщина, то для офицера-мужчины это честь». Мария Нестеровна мило улыбается и тихо произносит: «Капитан медицинской службы Яценко! Разве Вам непонятно, что я как женщина к самому элегантному и опрятному мужчине-хирургу в нашей области не могу быть равнодушной».
Очень полезно мы провели время с заведующей областным отделом здравоохранения. Намотались по фельдшерским пунктам района. Мария Нестеровна выставила оценку «отлично» за мой труд по организации фельдшерских пунктов и этапов эвакуации при различной патологии. Коллеги, районные хирурги будут потом мне говорить, что после посещения Кузедеево у них была Горбунова. Они получили нагоняй, а после этого обещание обязательно послать учиться у К. Р. Яценко в Кузедеево. Наживаю я завистников своей непрерывной работой. Это было, есть и будет. В гражданской жизни еще сложнее, чем на фронте. Однако и там сколько неприятностей испытал из-за зависти человеческой. Но зависть не подлость. Если зависть творческая, инициативная и направлена на то, чтобы лучше сделать, это хорошо, а вот если подставить, особенно мастера есть в бумажных делах, где я ничего не соображаю, как пасквили сочинять.
С. В. Беляев про Кузедеево, наверное, забыл. Занят деятельный человек организацией и открытием Кемеровского медицинского института. По моему мнению, Степан Васильевич совершил и в Кузбассе подвиг. В Сталинске институт усовершенствования врачей, а в Кемерово медицинский институт. Мария Нестеровна считает, что Беляев изначально сделал базу. Выстроил областную больницу на пустыре, и расположатся в корпусах клинические кафедры. Горбунова скромничает, говоря, что у неё масштабы не те, что у Беляева. При этом признается: «Мне бы медучилища достроить по городам, хотя подготовка медиков уже идет в каждом из них». Сегодня средний медицинский персонал и фельдшера на вес золота. Обещала в районном здравотделе прислать при очередном распределении несколько фельдшеров в Кузедеево. В Кузбассе открыты пять учебных заведений для подготовки среднего медицинского персонала. В них есть фельдшерские отделения. По моим подсчетам, сегодня нам нужно не менее 20 фельдшеров. Это минимум, о котором я сказал Марии Нестеровне, а потом поправил на цифру 40. Горбунова смеётся: «Вы! Константин Родионович! Решили всю область оставить без фельдшерской помощи? Я Вашему главному врачу и Романову обещала, что будут фельдшера к лету, но не более 15 человек на Кузедеевский район, а не Кузедеево. Район без фельдшеров, а Вы, уважаемый хирург Яценко, хотите Кузедеево центром образцовой фельдшерской помощи сделать». Мудрая Горбунова обещала не менее 15 человек, а вероятнее всего, что приедут 20. Сложную задачу с кадрами одновременно будем решать и сами, готовя на местах медицинских сестёр.  Все молодые врачи обращаются почему-то изначально ко мне, а потом уже идут к главному врачу и в райздравотдел. Начальство вроде бы на меня не обижается. Иногда просит, чтобы я дал оценку личным качествам человека и его способностям. Один на один я подтруниваю над ними, а что же ваша парторганизация не оценивает? Мария Яковлевна мне ответила: «Что Вы, Константин Родионович! В нашей парторганизации больше рабочих, чем врачей, а у Вас такой жизненный опыт». Попадаются врачи, желающие стать хирургами. Беру для испытания к операционному столу держать крючки, а они в обморок заваливаются. Отсылаю работать в терапию, но думаю, что им больше рентгенология или физиотерапия подходит. Называю их про себя курортными врачами. Там им место, а не на кузедеевской земле с больными мужиками и бабами возиться, тем более, детей лечить.
Часто, в основном в весенне-осенний период, посещают врачи из ГИДУВа г. Сталинска. В этом году можно и нужно. Одному тяжело. Периодически боли за грудиной. Перебои в сердце. Привыкнуть к тому, чтобы были боли в сердце, невозможно. На одной из операций чувствовал сильные боли, которые отдают в левое плечо и руку, но операцию закончил. Пришел домой. Наглотался всяких сердечных препаратов. Лежу и жду, когда боли утихнут, а сам думаю, что удалось все-таки отстроить  шикарное хирургическое отделение в Кузедеево. Какой уникальный хирургический инструментарий я подобрал за многие годы! Любая клиника позавидует. Вроде боли немного утихли, но перебои сохраняются. Надо идти на амбулаторный прием. Люди ждут. Поднимаюсь и иду с бодрым видом. Русскому офицеру погибнуть в бою честь, но, не показывая страха: «И вечный бой! Покой нам только снится». После войны не помню, чтобы я спокойно спал.
Стал посещать хирургическое отделение кузедеевской больницы заведующий кафедрой хирургии ГИДУВа профессор Фукс Борис Ильич. Его более всего интересует онкология, как впрочем, и меня. Пока у нас огромный и беспросветный провал в этой области медицины, но работаем. В подавляющем большинстве случаев встречаемся с запущенными случаями. Народ, особенно женщины, не идут на профилактические осмотры к специалистам. Борис Ильич организовал онкологическую бригаду. В её составе оперирующий гинеколог. Оповещаем население о приезде специалистов. Приедут, но народ насильно не поведешь к гинекологу и другим специалистам. Слава Богу, хоть наших коллег посмотрят. Иногда обнаруживаю опухоль при кишечной непроходимости. Если есть возможность, то удаляю. Когда вся брюшина в метастазах и они уже в печени, остается только выводить кишку на кожу живота для отхождения кала. Продлить короткую в муках, но жизнь. Много больных, особенно женщин, при малейшем подозрении отправляю в Сталинск в клинику профессора Фукса.
При очередной встрече рассказываю Борису Ильичу о каверзном случае, который произошел со мной. Обратился знакомый мужчина. Жалобы, что на волосистой части головы выросла безболезненная шишка. Я решил, что атерома, и, особо не задумываясь, вскрыл и тотчас зашил, напугавшись, что провалюсь в мозг. Опухоль, по виду злокачественная, а скорее, метастаз в кости черепа. Направил больного в Сталинск, а он не поехал. Узнаю, через месяц, что больной умер. Вскрывать всех нет времени, а метастаз в кости черепа с какого органа? Нет у нас патологоанатома, а все судебно-медицинские освидетельствования и вскрытия на мне. Долго ли еще выдержу? Договорились о моем усовершенствовании на его кафедре. Борис Ильич, глядя на меня сказал: «Вам нужно отдохнуть. Хотя бы выспаться и не меньше месяца. Приедете ко мне в клинику. Я Вас нагружать работой не буду. У меня молодежи много. Пусть не поспят ночами, а на Ваше место пришлем в командировку хирурга из нашей клиники. Пусть узнает на своей шкуре, что такое сельская хирургия». Спланировали на следующий год, как и совместную работу по улучшению организации помощи онкологическим больным. Учителем Б. И. Фукса был В. М. Мыш. Знаю, что Фукс был мобилизован в белую армию Колчака, как и мой отец. Поверхностное знакомство у нас с Б. И. Фуксом произошло давно, когда я был в Томске, а в Кузбассе он успел поработать, заведуя хирургическим отделением г. Ленино (Ленинск-Кузнецкий) в 1925 году. Фукс – это хирург, который каждой клеточкой его организма прочувствовал всю тяжесть нашей профессии, но и влюблен в искусство хирургии всей душой.
Постоянная нехватка медицинских сестер для нас проблема, которую не можем закрыть. Готовим, а они уезжают в город. Санитарок в селе не хватает. Все женщины зерно лопатят, либо в поле. Травматизм высокий. Сделать практически ничего не могу. У колхозников не работа, а гон на выживание. Вчера ночью оперировал женщину, доставленную с молотьбы зерна. От усталости к вечеру не заметила, как склонялась всё больше к земле головой, и попала под лопасть молотилки. Удар пришелся по затылочной части. Если бы по шейному отделу или теменной области, то проблема жизни, возможно, была бы решена на месте. С травмами головы мне опыта не занимать. На фронте досталось. Выбрал у пострадавшей все раздробленные осколки костей. Пострадала в основном наружная часть пластины черепа. Нижняя, но наиболее коварная своей скрытой хрупкостью с повреждением твердой оболочки, спасающей мозг, оказалась вроде бы цела, но весьма подозрительна. При вскрытии обнаружил участки с внедрением в мозг острых осколков. Убрал вроде бы все. Поставил дренажи. Иначе что буду делать при отеке мозга? Прикрыл рану асептической повязкой, а голову умело забинтовала ставшая незаменимой моя помощница, медицинская сестра Нина Васильевна Тинарская. Долго нам с ней придётся работать, и это хорошо, когда хирург и операционная сестра с полуслова, а то и по взгляду понимают друг друга. Она не уедет. У неё семья кузедеевских корней. Будем наблюдать больную! Потом дефект в черепе металлической пластиной закрою.
Мои размышления прервал тихий стук в дверь. Командую: «Заходи!» В кабинет вошла и прижалась к двери худенькая, с впавшими глазами, девочка. Думаю, смотря на нее, как бы не упала. Смягчил тон: «Ты чья, детка, будешь? Что с тобой?» Лепечет: «Мы все голодаем. Есть нечего! Возьмите на работу? Я Тенекова Елена. Вы моего папу, наверное, знали, Михаила?» Спрашиваю: «Сколько же тебе лет, Тенекова Елена Михайловна?» Отвечает испуганно: «Пятнадцать мне исполнилось, но я с любой работой справлюсь!» Беру лист бумаги и пишу главному врачу: «Принять санитаркой в хирургическое отделение». Дату ставлю сего дня. Продолжаю: «Елена Михайловна! С этой запиской пойдешь к главному врачу, но предварительно зайдешь к терапевту. Пусть она тебя посмотрит, послушает и распишется, что ты нам нужна. Главному врачу скажешь, что тебе 16 лет. И не делай удивленные глаза. Я знаю, что все из рода Тенековых порядочные люди, но здесь для пущей важности соврать нужно. Иди! Учти, что у нас работа связана и с тем, что мужикам некоторые места обмывать приходится. Не забоишься?» Обрадованно, и щечки чуть порозовели, девчонка отвечает: «Нет! Что Вы, дядя Костя! Я сутками работать буду, но не погибать же нашей семье от голода». Перехожу на строгий тон: «Обращайся ко мне Константин Родионович! Ты на работу пришла. Здесь тетей и дядей нет. У всех имя и отчество. Уволю, если ошибешься. Пришла ты ко мне, как я понимаю, по совету подружки Екатерины Михайловны Сидоровой, которой тоже 15 лет. Я ее принял. Так?» Отвечает: «Да!» Тихо, как и появилась, исчезает за дверью. Может, из девчонок и толк по жизни будет, а так на фоне голодания туберкулезом заболеют. Много их в детском и подростковом возрасте снесли в могилы на горе, а могли вырасти, стать матерями. Ничего, и эту заразу вытравим из народа. Не будет в Советском Союзе туберкулеза. Я в этом уверен!
 
1957 год
На встречу Нового года к нам пришли врачи. Собралась молодежь. Гости разошлись под утро.  Еду в Сталинск к Б. И. Фуксу. Усовершенствование по грудной и брюшной хирургии. Знакомлюсь с коллективом: доцент Кулик, ассистенты Шпанова, Хоменко, Морозов. Провожу показательную операцию по экстраплевральному пневмолизу. Мне ассистирует Н. Н. Смирнов. Деловая и доброжелательная обстановка в клинике. Неожиданно устанавливаются самые хорошие отношения с супругами Осна. Аркадий Ильич молодой хирург. Увлекается нейрохирургией. Элла Марковна – инфекционист. Мне эта пара по душе. От них исходит тональность интеллигенции из достойного прошлого России. Считаю себя слабо знающим нейрохирургию, хотя на фронте приходилось на ходу работать с черепами и мозгами, а вот с инфекциями постоянно вынужден быть начеку. Проводил работу согласно полученным указаниям от А. Ф. Билибина. Строгие требования были по санитарии и профилактике эпидемий, но работать мы научились четко и на передовой линии фронта. Сам перенес малярию и других людей вытаскивал. Пригласил супругов Осна в Кузедеево, сказав, что мы с женой будем рады их видеть. Аркадий Ильич спросил: «Не был ли я в Кишиневе?» Отвечаю, что в те места меня война не заносила. Расстались в обоюдно приятном впечатлении друг о друге.
В клинике хирургии основное внимание уделяю ранней диагностике онкологических заболеваний. Вовремя сделанная операция гарантирует больному годы жизни. Борис Ильич высоко эрудированный человек из старой школы русских хирургов. Оперирует очень аккуратно. Слежу во время операции за его руками. Прихожу к выводу, что работает мастер. Подобное изящество работы пальцев хирурга можно наблюдать у Подгорбунского. Но есть и своеобразие музыкального исполнения у каждого оператора. Много рук хирургов я видел, но исполнять утонченную мелодию хирургического вмешательства не каждому дано! Не терплю грубую работу, когда с тканями обращаются небрежно, давят и рвут. Нет изящества исполнения. Операция ради операции, а не для удовлетворения души мастерством своего исполнения.
Вылетел в Ленинград на IV Всероссийское совещание по борьбе с травматизмом. Встреча единомышленников проходит в научно-исследовательском институте травматологии и ортопедии. Уважаю Ленинградскую школу врачей за то, что поддерживает исторические традиции в медицине. У них во всех направлениях врачебной деятельности регулярно проводятся общества, на которых демонстрируется все новое, приводятся оригинальные примеры из практики, не скрывая ошибки, а анализируя их, как делал великий Пирогов.
В среде ленинградских врачей всегда царит особая атмосфера культуры отношений друг к другу. Ее можно назвать бережной. Сравниваю с Кузбассом. Конечно, с хирургией. В организации здравоохранения практические врачи. Подавляющее большинство участники ВОВ. Среди них в Кемерово, Сталинске, Прокопьевске больше выпускников-врачей из Томска, но есть из ленинградской школы. Некоторые прошли войну. Это костяк здравоохранения Кузбасса. Но нас можно по пальцам пересчитать. Все мы между собой тесно связаны в поддержке непоколебимых моральных и нравственных негласных законов медицины. Считаю, что в этом немалая заслуга Михаила Алексеевича Подгорбунского. Он сумел объединить вокруг себя талантливых хирургов, но почему-то иногда проникают в хирургию бездарные люди. Очень радует, что мы не отстаем от ленинградцев. Кузбасские больницы постепенно пополняются врачами из всех вузов России, а у нас, именно в Кузбассе, мощно пустила корни и ленинградская школа. Наблюдается конкуренция взглядов с хирургической школой Москвы, но это творческий путь двух больших направлений. На Кемерово, не на Кузбасс, как я заметил, наседают со своими претензиями новосибирцы. Возможно, обида за ГИДУВ. Томичи относятся к нам радушно.
У нас стали регулярны областные конференции хирургов, травматологов, гинекологов, терапевтов. Подтягиваются другие специальности. Можно считать, что медицина в Кемеровской области из всех направлений сформирует нашу, кузбасскую школу. Все условия для этого создал С. В. Беляев.
 Входит в нужное русло медицина в Кузедеевском районе. Согласно плану, составленному мною в Харькове, распределили обещанных Горбуновой фельдшеров по району. До их прибытия подготовили им базу местные власти, а от больницы завезли необходимое: кровати, бельё, шприцы и т.д. Чувствуется, что сельское здравоохранение встает на крепкий фундамент благодаря инициативным людям, прошедшим через войну: Марии Нестеровне Горбуновой, Степану Васильевичу Беляеву, Михаилу Алексеевичу Подгорбунскому, Саре Самуиловне Альшиц, Борису Ильичу Фуксу, Валентину Петровичу Селиванову и многим другим, чьи имена достойно представляют в нашей стране Кузбасс. Все они поработали и у нас в Кузедеевском районе. Помогали всем. Делали все, что могли и что было в их силах. Мы обогащали друг друга в общении, понимая наши проблемы, и решали их. Советская власть и партия контролировали выполнение предложений, которые вносили для исполнения имеющие опыт работы фронтовики. Нужно отметить, что, несмотря на рабочие разногласия, мы очень дружны в нашем сообществе врачей. Всегда рады видеть друг друга. Нерешенных проблем остается еще очень много. Но уже можно сказать, что советская медицина пробилась в передовые, как в практике, так и науке. Еще немного, и мы станем самой лучшей медициной во всем мире.
Справились с бушевавшей малярией, трахомой и другими заболеваниями, отвлекающими от решения других насущных проблем, наваливающихся на нас. Продолжает выкашивать людей, особенно детского возраста, туберкулез. Уверен – и с этим справимся. Однако, как всегда в медицине, возможно появление очередных проблем, которые, нет сомнений, временны и будут разрешены. Врачи других направлений стали брать пример организации и общения у хирургов. Молодые врачи ориентируются на нас. Мы чувствуем постоянно огромную поддержку всех наших инициатив со стороны Советских и партийных органов. К нам внимательно прислушиваются, и помогают. Не вмешиваются, а помогают всеми возможными силами. Мы, в подавляющем числе, военные врачи, которые знают и могут оперативно решать проблемы. Важно, чтобы последующие поколения врачей стали преемниками того, что сегодня сделали мы.
Мечтаю вырваться из стен операционной на таёжную заимку к тёте Оле. Хотя бы на неделю. Готовлю к публикации в центральных журналах статьи: «Двойное ножевое ранение сердца» и «Лечение змеиных укусов у детей». Вспоминаю, с каким трепетом впервые шел на ранение сердца. Спасали больного втроем. Тинарская Нина Васильевна дает масочный наркоз, а операционная сестра Богданова Надежда Федоровна настолько понимает все мои движения, что операция проходит в молчании. Удивляемся все, что после наложения швов на глубокую рану сердце продолжает ровно биться. Несколько дней хожу под шоком. В селе пошли разговоры, что якобы Яценко пришил человеку полностью отрезанную голову и мужик  сидит уже на скамейке и курит. Действительно наш больной поднялся, как мы ни боялись за него, и пошел курить на улицу. Надежда Федоровна еле затолкала его в отделение и уложила в кровать, а он одно: «Я курить хочу. Не имеете права». Хирург Яценко впервые в сельской больнице во всем Советском Союзе сделал первую операцию при ранении сердца. Как я понял, разорвалась бомба, и хирурги в центральных клиниках смело пойдут на операции при заболеваниях сердца, раз ранения сердечной мышцы какой-то сельский хирург ушивает. Даже к отдалённым результатам операций никто не сможет придраться. У бывших пациентов сердце бьётся ровно, а у меня постоянно перебои.
Поднялся на самую высокую гору западной стороны Кузедеево. Смотрю на родное село. Все видно как на ладони. Я смотрю на дорогие сердцу места с противоположной  стороны. Ранее, когда ходил на заимку к тетушке Оле, солнце светило мне в глаза, а с высокой горы видел село, реку, а за селом горы переходящие в холмы Алтая. В Кузедеево уже вечер, а вершины гор в красных лучах падающего солнца. Сейчас за моей спиной закатывается солнце. На село ложатся сумерки. Над Кондомой начинает клубиться белый туман. Это водяной с русалками по привычке нагоняют пару в предчувствии ночи. В Кузедеево, как рассказывают старики и старушки, хозяева реки купаются вечером и утром в густом тумане, чтобы их люди не видели. Зимой в ночное время русалки выбираются из подо льда в промоинах на перекатах.  Любят поваляться  в снегу, посмеяться над людьми. 
Смотрю по верху знакомых гор противоположной стороны. Вижу на гребне подъема дорожку. Это перевал на заимку Заверохиных. В лучах уходящего солнца вершины гор становятся розовыми и таинственными. Как будто и на меня кто-то в упор смотрит безразлично с далекой вершины. Впечатление, что на моем любимом бугре противоположных гор Врубелевский Демон удобно устроился, раздвинул всей мощью своих мускулов стволы акаций и спокойно ждет ночи. Его атлетическое тело попало под лучи садящегося за горизонт солнца. На нем отразились и продолжают играть многочисленными оттенками уходящего дня все краски. Еще немного осталось времени. Уйдёт солнце. Наступят сумерки. Демон поднимется ввысь над грешной землей и будет кружить, любуясь бескрайными просторами красоты окружающей Кузедеево: «Вслед за веком век бежал, как за минутою минута, однообразной чередой».
Вся неделя в неотложных операциях. Одну ночь спасали женщину при завороте кишок. В какой-то деревне вправляла ей бабка живот. Участок кишки пришлось удалить, так как он омертвел. Остальные ткани спокойны. Надеюсь, что больная выживет. Перитонит не успел развиться.
После посещения могилы матери, встречи с ней в мыслях всегда чувствую оптимизм в своей душе. Появляется твердая уверенность, что обязательно выиграю очередной бой за жизнь человека. Заметил в себе особое и необъяснимое состояние, особенно после того, когда выхожу вымотанным до потери последних сил из операционной, что я должен идти к маме. И иду! Стоит присесть на холмике у ограды ее могилы, как я успокаиваюсь, смотрю в сторону Кузедеево, и как будто я не один, а вместе с ней, молча обмениваюсь с мамой мыслями. Проходит какой-то период времени, и возникает состояние мира и бодрости в моей душе. Сегодня я вновь уверен в себе и знаю по накопленному опыту, что спасу очередную жизнь человеческую. С годами сильно развилась интуиция. Это умение мгновенно клинически мыслить. Иду и чувствую, что в хирургию привезли неотложного больного. «Medicinafructuosiorarsnulla», - говорил древнеримский ученый Плиний. В переводе с латинского на русский язык весьма достойное изречение для понимания предназначения медицины: «Нет искусства полезнее медицины». Зайду сразу же в хирургию, а не домой. Отдыхать, несмотря на нарастающие сумерки, для сельского хирурга рановато.
По деревянному тротуару, который протянут через все село в больницу. Приятно пахнут свежие чистые доски. Тротуар в селе постоянно ремонтируют, заменяя подгнившие плахи мощными новыми. Встречные люди уступают дорогу, а за спиной переговариваются между собой успокоено: «Константин Родионович кого-то смотреть ходил».
Приехала навестить нас давняя знакомая Агния Урухпаева, работающая в краеведческом музее г. Сталинска. Она по национальности шорка. Дружить мы с ней начали еще в детстве, познакомившись на Тельбесе. Агния знает многое о судьбах людей из прежней и новой шорской интеллигенции. Напоминает мне забытые дружеские отношения между русскими и шорскими семьями, родственные связи. Вспомнили одну из первых комсомолок Шории Кусургашеву Полину. О ней я уже наслышан от Поповых. Но Агния подтверждает сказанное моими родственниками, что Полина получила образование, окончив институт народов Востока в Москве, а затем институт красной профессуры. Стала заведующей кафедрой марксизма-ленинизма. Получила звание профессора. Максим Горький называл ее ласково альма (яблоко) за ее красные щеки. Писатель К. Федин пытался ухаживать за ней. Сын Полины стал известным корреспондентом. Родная племянница Полины Н. Ф. Кусургашева делает успехи как  балерина Большого театра СССР. Лично для меня имеет большое значение, что народ возрождает свои таланты. За интересными людьми потянется молодежь. При очередном посещении Москвы пойду в Большой театр. В программах буду искать землячку балерину Нину Кусургашеву. Мы не довели наш интересный разговор с Агнией до конца. Стук в дверь прервал нашу беседу. Вошла санитарка и сказала: «Константин Родионович! Мужчину с травмами привезли. Под трактор попал». Я извинился перед моей подружкой детства. Попросил, чтобы подождала меня, но ей завтра нужно быть в Сталинске. Утром Агния уедет первым поездом. Обещает приехать и продолжить разговор, а мне нужно запомнить её слова и записать. На ходу говорю: «До встречи». Оставляю Агнию с Ией, а сам бегу среди сосен в хирургию. Важны не только минуты, но и секунды на счету. Возможно, до утра не выйду из операционной, а утром должны пройти две плановые операции, а после обеда амбулаторный  приём. А дальше? Что дальше? Продолжение бесконечно следует! Накануне 1958 год. Что он нам готовит? А мы к чему должны быть готовы? Основное, что обеспечит жизнь и работу последующих поколений медиков, сделано! И в основном это обеспечили врачи, получившие невиданную закалку и практические знания во время Великой Отечественной Войны. База здравоохранения в Кузбассе восстановлена. Нужно идти вперёд и развиваться.
 
Размышления автора
Память возвращает меня в те незабываемые годы, когда была создана база  для дальнейшего развития здравоохранения села, когда в школе преподавали в основном мужчины, а жители почувствовали, что самый тяжелый послевоенный этап восстановления нормальной жизни пройден их общим усилиям и в одной связке простых тружеников села и представителей интеллигенции. Подрастающее поколение впитывало традиции и опыт прошедших сквозь тяжелые годы испытаний и надежд людей на благополучное будущее. Старшее поколение было уверено в молодой смене, которая сознательно стремилась к знаниям и увлечена была спортом.
Трудилось подрастающее поколение наравне с взрослыми. Сельская молодежь стала опережать городских юношей и девушек по поступлению в ВУЗы, и не только региональные, но и столичные. Престижным стало у нас получение высшего образования. Страна подошла к тому, что стала самой читающей в мире. Сформированы были огромные возможности реализации потенциала каждого на благо всех живущих в великой стране.
В медицине начали сбываться слова великого русского ученого А. Ф. Билибина: «Врач должен измеряться четырьмя измерениями: в ширину (кругозор с усвоением достижений культуры прошлого); в высоту (образование, эрудиция); в глубину (воспитание и самовоспитание); в будущее (стремление к совершенству)». Словами ученого можно смело оценивать то время, их нужно принять на вооружение каждому молодому человеку, идущему вперед. Однако спорные вопросы в медицине были, есть и будут. Если Гиппократ сказал «да», а Гален «нет», то, господа чиновники, не ставьте себя в смешное положение, вмешиваясь в ситуацию, а попросите вежливо клинициста Авиценну участвовать в споре, и ни в коем случае не больного, а тем более его родственников.
Вслед за тяжелыми временами обязательно следуют теплые десятилетия на долгие дни, но наводить в порядок дела насущные следует сегодня всем нам для будущего России, а она очень заботливая мама всех населяющих ее народов. Если ориентироваться на пессимизм, характерный для некоторых людей в жесткое время их жизни, то наша русская тройка будет бить копытами, встанет и не сдвинется с места. Наша русская тройка, вырвавшись на твердую почву в тяжелые для нас 50-е послевоенные годы, неожиданно для всего мира, удивив его, взяла в карьер, и мы оказались впереди планеты всей: «Тройка мчится, тройка скачет, вьется пыль из-под копыт».
Это был интереснейший период жизни, когда каждый день узнавали мы что-то новое, но так стремились к взрослости, что сегодня обидно, что в этом стремлении, возможно, что-то пропустил и не заметил  в неповторимом периоде времени жизни человека нашего поколения. Естественный самообман молодости с желанием торопить события и равняться на взрослых. Перенять опыт и мудрость более взрослых – да запросто! Но впереди у меня, моих друзей были 60-е, 70-е годы, а за ними пришли серьёзные в понимании взрослой ответственности 80-е. Это годы, которым я могу и имею право дать оценку. Ну, а про 90-е и последующее за ними время очередного «умопомрачения» пусть опишут будущие историки.
Сегодня я хожу бесцельно среди могучих вековых сосен и прикасаюсь ладонью к ним. Впитываю рассказы, слушая шум ветвей о недавних, но ушедших в историю событиях. Прошло много времени для меня, но это был всего лишь миг для них. Возможно, вот эти молодые сосны в Кузедеевском бору посадили мы, девчонки и мальчишки в начале 60-х годов ушедшего века. Сегодня верхушки деревьев устремились высоко в небо, дружно стоят рядами, как и мы когда-то стремясь быстрее стать взрослыми, равнялись в школьной линейке на старшее орденоносное поколение. Сосны растут! Значит, и мы оправдали своё пребывание на свете. Русский народ считает, что если ты посадил дерево, то уже не зря жил. Стараюсь плотно опереться ладонью о стволы сосен, чтобы почувствовать исходящую из глубины времени неиссякаемую энергию тех людей, что отдали силы жизнеутверждающему началу, как возможности твёрдо стоять на ногах их потомкам, продолжая начатое ими благородное дело. Сосны видели их.  Они слушали их разговоры, читали мысли. Может, они понимали друг друга лучше, чем мы?
Стоит старинное сибирское село вдоль реки Кондомы. Остается Кузедеево в круге неповторимой красоты природы, но, не поддержанная внимательным и бережным отношением к ней, она мельчает на свои неповторимые дары. Может, истощил её силы современный человек? Кто-то хочет предать забвению её богатую историю, и поэтому мы не замечаем красоты окружающего нас мира? Впрочем, история наша далека от окончания.
 Медицине дана бесконечная роскошь возможностей познания мира Природы, в центре которой находится человек – сын земли (Terrafilius). У нас с Вами не так много времени, чтобы поговорить о вечной и очень сложной проблеме – смысле нашей с Вами жизни…
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.