Победил самого себя… (О Виталии Степановиче Рехлове)

Рейтинг:   / 2

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Лики земляков

Автор: Арнаутов Виктор Степанович

Просмотров: 3825

2011 год, Выпуск № 4

В Кемерове, в сквере, двумя стройными рядами тополей, лиственниц и ёлок обрамляющем площадь, между областной научной библиотекой и главным корпусом технического университета стоит памятник. Всякому кемеровчанину, да, пожалуй, и кузбассовцу известно, что это памятник Михайле Волкову, работы скульптора Г.Н. Баранова.

На постаменте – мужик в длиннополом кафтане, сапогах, непокрытой головою и окладистой бородой прижимает к груди обеими руками большой кусок чёрного камня. Камень тот – угольный, а мужик – первооткрыватель кузнецких углей. А чуть поодаль, всторонке, плоская отшлифованная серая стела, на ней высечены слова из донесения Берг-коллегии: «Сей минерал, если не нам, то нашим потомкам зело полезен будет». И дата 1721 год.

И совсем мало кому известно, особенно нынешнему молодому поколению, что самого-то Михайлу Волкова открыл нам не столько скульптор Баранов, сколько писатель Рехлов. А случилось то открытие в конце пятидесятых годов прошлого века. Более пятидесяти лет прошло с той поры. Много это или мало? Дважды уже поколение обновилось. Рождённые в то время сами стали бабушками и дедушками. А вот Михайло Волков никак не состарился, точнее, памятник ему. Как и книга о нём. Ведь книга – это тот же памятник, который можно в любое время открыть для себя – молодого или пожилого человека.

В 2012 году Кемеровская областная писательская организация будет отмечать свой полувековой юбилей. Для организации – срок солидный. И здесь произошло её полное обновление. Иным нынешним членам, таким, как Марина Брюзгина, всего-то двадцать пять! А самым почтенным, среди которых Владимир Михайлович Мазаев, Геннадий Евлампиевич Юров – за семьдесят. И не осталось уже в здравствующих ни единого, кто стоял бы у её самых истоков или был в первом десятке.

Накануне праздника Крещения Господня 2011 года в Доме литераторов Кузбасса была открыта фотогалерея писателей, ушедших из жизни. Благое дело сотворил фотохудожник Владимир Надь, отсканировав старые портреты и сделав их все в одинаковом формате. Здесь – 46 писателей, точнее, их портретов. За пятьдесят лет. Почти по одному умершему приходится на каждый год. А что мы знаем о тех, ушедших? Да, хотя бы о Рехлове?

Несколько лет назад по центральному телевидению довольно часто показывали передачу о знаменитых наших, поистине любимых народом,артистах, покинувших бренную землю. Вёл её удивительно обаятельный и талантливыйчеловек – актёр, режиссёр, остроумный писатель, тяжело больной Леонид Филатов. И называлась она «Чтобы помнили…».

Так кто же такой писатель Виталий Рехлов,открывший миру рудознатца Михайла Волкова?

Начну с одного эпизода, описанного в книге «У родника, на Красной Горке» Геннадием Евлампиевичем Юровым – известным поэтом, писателем-публицистом,радеющим за краеведческуюсправедливость, живым очевидцем, носителем и хранителем недавней истории.

«Летом 1971 года в помещении театра опереттыпраздновалось 250-летиеКузнецкого бассейна. Дата исчислялась с того момента, когда рудознатец Михайло Волковнашел «горючий камень»на склоне горы Горелой. Произошло это в 1721 году на правом берегу Томи. Писатель Виталий Степанович Рехлов, известный как автор повести о рудознатце Волкове и других произведений, связанных с горным делом в старом Салаире, с русскими землепроходцами… жил на первом этаже дома, чторядом с театром оперетты. Когда участники торжественного собрания следовали мимо отмечать событие, о котором он, Виталий Рехлов, написал популярную книгу, писатель вышел из подъезда, опёрся на костыли и наблюдал из-под кустистых лохматых бровей. А когда двери театра закрылись и оттуда донеслись аплодисменты, писатель сел на лавочку и заплакал…»

Полагаю, понятно всякому, что это были не слёзы радости и умиления, а жгучей обиды от незаслуженного забвения. Забыли… Не скоро ли?

А за семь лет до упомянутого Г. Юровым эпизода в газете «Кузбасс», по случаю пятидесятилетнего юбилея прозаика Рехлова В. Карпович написал: «Живёт здесь, рядом с нами человек сильный, могучий и крепкий, как вековой дуб. Он выстоял бури, грозы и победил. Победил штормы жизни, победил самого себя».

Виталий Степанович Рехлов. Родился 3 апреля 1914 года в старинном сибирском селе Копены Красноярского края, на берегу Енисея. С ранних лет в семье Виталия, от поколения к поколению, передавалось предание о том, что их прапрадед за участиев Стрелецком бунте при Петре Первом былпытан на Москве и сослан в Сибирь. От пыток раскаленными клещами один бок у прапрадеда стал «толстым», поэтому в родной деревне к фамилии Рехловых (ударение на о)прибавляли ещё и кличку Толстобоковы. Любовь к старине воспитывалась у него матерью – большой мастерицей сказывать сказки, предания и былины.

«Родители мои, и дедушка с бабушкой, любили меткое народное слово, удачную шутку, – вспоминал писатель.- С малых лет ценить это богатство, с уважением относиться к прошлому учились и мы,дети».

С огромным увлечением, будто зная наперёд, что это пригодится ему, слушает он рассказы и преданиявзрослых об Алтайских рудниках и заводах, о непомерно тяжелом труде на них простых рабочих и их малолетних детях, о безжалостных мастерах-бергалах.

«А если попробовать написать об Алтайской старине? – не давала покоя мысль совсем юному Виталию. – … Не выдержав искушения, взялся за карандаш. Несколько месяцев, не досыпая, пытался изложить всё слышанное от дедов… В конце концов должен был признаться, что ничего у меня не выходит. Да иначе и не могло быть. Ни русского языка толком не знал я, ни истории русской. Да и общий-то запас знаний был ничтожно мал…»

Сей замысел удалось осуществить ему только через четверть века.

В то переломное и бурное время (Первая мировая война, революции, гражданская война и последовавшая за ними разруха) детство и отрочество будущего писателя безмятежно-спокойными и быть не могли. К труду приобщался с малолетства. Юношеские годы прошли в городе Петрозаводске, у родственников. А в год, когда началось массовое «раскулачивание» крестьян и высылка на необжитые места, вернулся Виталий обратнов родные края. Коллективизация не обошла и лично его – вступил в колхоз. Был комсомольцем, искренне верил в светлое будущее. По комсомольской мобилизации оказался на шахте, работал простым шахтёром. Попав в Кемерово, учился в школе ФЗУ при химическом заводе.

По путёвке Крайкома комсомола он едет на культурно-просветительскую работу в сёла Красноярского края. Стремление быть всегда на передовой и в курсе событий привело его к тому, что он начинает писать небольшие заметки и корреспонденции в газеты. И уже в 1934 году, двадцатилетним, он становится корреспондентом газеты «Советская Хакассия», а немного позднее – «Красноярский рабочий».

В голодные годы коллективизации, обнищания деревни и первых пятилеток Виталий видит стремительное преображение города, невероятный энтузиазм молодёжи, самоотверженность набирающего силу рабочего класса. И сам он – как в песне более позднего времени – готов хоть «трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете».

«Однажды он побывал на Севере.И его взяли в полон бескрайние белые просторы. Он навсегда запомнил сказочное северное сияние, мощный весенний ледолом, неистовство зимней пурги, нарядные краски осенних таёжных дебрей. И не только запомнил, но и полюбил навеки. С той поры он устремлялся на Север, в поисках материала проделывал сотни километров на оленьих упряжках, приплывал на маленькие острова в Полярном море, объезжал фактории, никому неведомые таёжные стойбища и богом забытые деревеньки. Не раз, и не два голодал, ночевал в снегу под волчьи стенания вьюги.И был счастлив людьми, быстрыми сменами картин природы, всей такой нелёгкой и нужной профессией».Так напишет о нём, ставший другом Виталия и редакторомодной из его книг, писатель из Красноярска Николай Устинович.

В 1940 году Рехлов стал работать в Таймырской окружной газете.Зимойэтого года по заданию редакции он отправляется на Таймыр – самый север Красноярского края и попадает в затяжную пургу. Чудом остаётся жив. Однако пурга та не проходит бесследно. От переохлаждения всего организма, он тяжело заболевает, отказывают ноги. Болезнь приковывает его к постели… А ему – всего-то 26 лет! Не напоминает ли это всем нам легендарного Николая Островского?!

Виталий пытается противиться болезни! И как только появляется хотя бы малая возможность, он тут же включается в активную жизнь. Рехлов переезжает в Кемерово и держится, сколько может. Журналистская работа приводит его в газеты «Кузбасс», а позднее и – «Комсомолец Кузбасса».

Вспоминает Раиса Фёдоровна Лобанова:

«1950 год. Редакция «Комсомольца Кузбасса». Примостившись к одному из столов, сидел бледный чернобровый человек. Рядом с ним стояли костыли. В этой же комнате, на дне большого желтого шкафа, под ворохом газетных подшивок, лежал полосатый матрац. Виталию Рехлову всё труднее становилось добираться до дома на правый берег Томи, и он всё чаще оставался ночевать в редакции. А потом и это стало невозможным – болезнь цепко ухватилась за него и навсегда оторвала от любимого дела. Время от времени имя Рехлова всё же появлялось в газетах. То заметка на тему дня, то рецензия на новую книгу. Потом вышла его брошюра «В помощь редактору районной газеты». Это были дружеские советы собратьям по перу человека, влюбленного в родной язык, непримиримого к неграмотности».

Когда стало невмоготу, переходит в типографию, сменным корректором.На вооружении у него остаётся одно толькосильное оружие – слово.

И не сдаётся Виталий. В его голове зреют замыслы творческие – написать книгу на те самые историко-событийные темы, отталкиваясь от семейных преданий и скупых строк официальных документов. И решается поведать он о первооткрывателе кузнецких углей, рудознатце Михайле Волкове. Толчком послужила статья из «Горного журнала» за 1915 год, в которой инженер Н.Я. Нестеровский сообщает о случайно обнаруженной рукописи 230-летней давности,в которой некий «Волков заявлял по Томи, в семи верстах от Верхо-Томского острога горелую гору от двадцати саженей высотою». Сообщение это явилось неоспоримым приоритетом открытия Кузнецких углей русским человеком, а не иностранцами, как до того времени считалось в официальной геологической науке.

А ещё был документ, указ царя Петра Первого, о создании в 1719 году Берг-коллегии, по которому давалась широкая дорога изысканиям всевозможных полезных ископаемых на обширной территории Российской империи: «Соизволяется всем, и каждому даётся воля, какого бы чина и достоинства ни был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы, сиречь: золото, серебро, медь, олово, свинец, железо, також и минералов, яко селитра, сера, купорос, квасцы и всяких красок, потребные земли и каменья… А тем, которые изобретенные руды утаят и доносить о них не будут, объявляется наш жестокий гнев, неотложное телесное наказание и смертная казнь».

Очень скуден и крайне невелик был материал об этом первозаявителе «горючего камня» на земле кузнецов. Не было и доподлинно известно, кто же он, Михайло Волков? По одним слухам – он происходил из тобольского казачьего рода, по другим – был крепостным крестьянином центральной России, которого барыня на долгое время отпускала на оброк.

Вот тут-то и нашло своё воплощение писательское воображение Виталия Рехлова, обе версии о происхождении Михайлы Волкова он очень удачно обыгрывает в сюжете о рудознатце. А ещё были невероятные по сложности и необычные по ходам документальные разыскания, извлечения из подлинников и мемуаров фактов, на основе которых и строится вся сюжетная и идейная линия художественного произведения.

И потянулись дни, и даже годы кропотливого, напряженного труда, порой невыносимого из-за тяжелейшей болезни. Проштудированы десятки, сотни книг о Сибири и Кузнецком угольном бассейне: сочинения Гмелина, Фалька, Палласа, Германа, Чихачёва, Яворского, Усова, Мушкетова.

Более трёх лет потребовалось Рехлову на подготовку и создание работы о Волкове. Сначала это были исторические исследования. Потом возникает идея повествования о нём, «потому какуже ясно представлял себе и личность первооткрывателя, и обстоятельства, при которых совершалось открытие».Ещё три года понадобилось, чтобы появилась повесть.

«Шел медленно, словно всматриваясь в глубь веков, сверял каждый свой шаг по компасу истории, не давая себе передышки и не устраивая привалов. При этом, сомневаясь: может быть, не стоит и продолжать, может, взялся за непосильное дело?», – напишет о нём к пятидесятилетию Раиса Лобанова.

И уже с первой книгой-повестью Виталий Рехлов принёс в литературу свою, глубоко выношенную, определённо-очерченную тему, которой он останется верен до конца дней своих – тему исторического повествования на местном, кузнецкомматериале.

В одиннадцатом номере альманаха «Огни Кузбасса» за 1958 год напечатана повесть, названная в первоначальном варианте «Рудознатец». Иллюстрации к ней выполнил замечательный кузбасский художник Герман Захаров. Об этом явлении в своих дневниковых записях литературный хроникёр, поэт Михаил АлександровичНебогатов отметит:

« 1 октября 1958 г. Вышел в свет альманах «Огни Кузбасса». Центральное место занимает в нём повесть В. Рехлова «Рудознатец» – о первооткрывателе кузнецкого угля Михайле Волкове. Я рад за Рехлова. Он – инвалид(парализованы обе ноги, почти не двигаются), над повестью этой работал долго, упорно, перечитал уйму архивных материалов, работал, можно сказать, без особенной надежды на успех, самоотверженно, и вот – труд напечатан. И морально поддержали мужика, и материально…»

Судя по повести, Михайло Волков был рудознатцем-самоучкой. Отправляясь на поиски месторождений, оброчный крепостной крестьянин надеялся на удачу: «Натакаюсь, думаю, на богатую руду, получу знатное вознаграждение – тогда с барыней о выкупе говорить можно. Страсть как хочется мать, жену, сына видеть вольными… Перевёз бы их в Сибирь. Покою не даёт мне эта думка».

Само открытие «горючего камня» произошло едва ли не случайно. И описано это событие лишь в «шестой вехе», почти в финале повести. Вот как это выгляделопо Рехлову:

«… Окинув небо, гребец задержался взглядом на береговом обрыве… Что такое? Оттуда лениво тянется струйка бледного, временами чуть-чуть желтоватого дыма. Мелькнула мысль, что дым – от костра, который палит человек. Однако тут же это предположение отпало: горит в обрыве. Сразу в нескольких местах из слоя тёмной земли, что в саженях десяти от низа, вырывается дымок».

Из разговоров с местными Волков узнаёт, что «камни горят уже годов с два десять или поболее».Прихватив с собою верёвку, кайло и большой берестяной кузов, он отправляется к месту, откуда исходили дымы. «Глянул вниз и вдруг увидел блестевший на солнце тёмный пласт в обрыве, как начинку в пироге». Поработав кайлом, понял, что «долбить хватит; скопилась изрядная куча чёрных камней, выделяющихся своим маслянистым блеском на сером песке и гальке прибрежной». Распалив костёр, навалил он в него добытых камней и «показалось, что камни тоже горят. Без пламени, распространяя сладко-удушливый смрад. Горят!».Тут же возникла заманчивая мысль: «знатное подспорье дровам, а может и… замена! Воображение живо дорисовало картину: к заводским домнам, горновым, молотовым фабрикам везут не древесное уголье, а этот камень. Впрочем, какой же это камень?! Это – уголье, только каменное!»

Помня приказ Берг-коллегии о предоставлении образцов, «в твёрдый берестяной короб уложил он фунтов пятнадцать каменного уголья, чтобы отправить в горную контору при заявке».

Так ли это было на самом деле – сказать никто не сможет. Да и Виталий Степанович предложил читателям лишь свою художественно-литературную версию знаменательного события земли Кузнецкой. Как бы то ни было, но повесть напечатана, а уже в 1960 году эта вещь издаётся отдельной книгой в Кемеровском книжном издательстве,тиражом в 15 тысяч, под названием «Повесть о Михайле Волкове». Редактирует её Нелли Николаевна Соколова.

В 1972 году эта книга была переиздана. Как скажетпозднее писатель Геннадий Юров, это было началом историко-краеведческой художественной литературы. А Виталий Рехлов явился своего рода первооткрывателем нового направления.

Повесть не осталась незамеченной как среди собратьев-писателей, так и многочисленных читателей. В сентябре 1959 года красноярский писатель Николай Устинович поделится со своим другом, критиком Анатолием Срывцевым, переехавшим в Кемерово и написавшим рецензию наповесть Рехлова:

«Толя, дорогой, вот и дождались мы наконец твоей рецензии. Жаль, что обкарнали её наполовину, и вдвойне жаль, что выбросили строчки, посвященные Виталию Рехлову». В другом письме, от 14 марта 1960 года: «Передай, пожалуйста, Нелли Николаевне спасибо за выпущеннуюею в свет хорошую книгу Рехлова. Прочитал и порадовался, такого я не ожидал!»

Однако не так безоблачно и радужно оказалось завершение труда для самого автора. Появились и недоброжелатели, и всевозможные критики от литературы, выискивающие в повести просчёты – явные, а зачастую ими же и надуманные.

Так, уже в январе 1961 года в «Комсомольце Кузбасса»была напечатана статья прокопчанина А. Антонова «Повесть о первооткрывателе». Критик отметил, что «книга Рехлова «Повесть о Михайле Волкове» – первая попытка закрепить в большой художественной форме прошлое нашего края. Это – развёрнутый рассказ о первооткрывателе Кузнецкого угольного бассейна, крепостном рудознатце Михайле Волкове. Писатель шёлпо неисследованной целине, и, тем не менее, лишь на немногих страницах чувствуется настоящая новизна повествования».

А далее идут обвинения автора повестив недостаточной глубинности образов, их схематичности и поверхностности; что Виталий Рехлов лишь видит своих героев в разных ситуациях, но не чувствует их; что останавливается на полпути, не дорисовывая портретов, от чего они выглядят плоскими и плакатными. Обвиняется повесть и в размытости сюжетных линий; что автор, якобы, порой совсем теряет из вида своего главного героя – в погоне за описанием многочисленных эпизодических персонажей; что факты русской истории остаются лишь своего рода хронологическим довеском.

Предъявляет претензии критик и к стилю, языку повести, где, будто бы, авторское повествование и речевой колоритгероев существуют безо всяких проникновений друг в друга, и поэтому языковой стиль всего произведения выглядит как плохо испеченный слоёный пирог. Неудачно индивидуализирован язык персонажей. Вердикт критика – и совсем едва ли не убийственный: «В целом, повесть ближе к добротно написанной биографии, чем к большому художественному произведению».

Почти все обвинения указанного оппонента, по-моему,малоубедительны. Это – самое настоящее художественное историческое произведение, где имеют место и правдивые исторические факты, и события, а на этом фоне – художественные обобщения и вымысел. Что касается языка и стиля, то исторические вещи писать вообще трудно. Во-первых, если следовать исторической правде и писать языком того времени, то никто из авторов практически тем языком не владеет – как разговорным, так и литературным. Во-вторых, если написать повесть или роман языком того времени, то вряд ли кто согласится и будет читать такую вещь из современных читателей,по той же причине – незнания языка. А язык даже двухсотлетней давности очень сильно отличается от современного, не говоря уже проболее древние времена. Даже литературный язык Ломоносова, Державина, Жуковского, Пушкина, Гоголя.Тем более – Тредиаковского, Сумарокова или Антиоха Кантемира…

Относительно сюжетной линии – тожеможно поспорить. Всё тутдостаточно логично и последовательно. К тому же, не такмного в ней и второстепенных персонажей. А исторические документы и отступления – не только вполне уместны, но и необходимыдля историко-краеведческого повествования.

Не думаю, что подобная статья пошла на пользу автору и окрылила его на новые произведения. Скорее, она принесла Виталию Степановичу психологический дискомфорт, огорчения и ещё большие физические страдания, приего-тожесточайшей болезни.

Как ни горько и больно читать подобные отзывы о себе и своих книгах, такими выпадами Виталия Степановича было уже не остановить. Он задумывает написать повесть для детей и подростков – о первых промышленных предприятиях на территориях Алтая и современного Кузбасса: горнодобывающих рудниках, железоделательных, серебро – и медноплавильных заводах, о тех людях, которые на них работали, об условиях их труда и быта.

А первотолчком к созданию повести послужили найденные документы, потрясшие его. Точнее, это был царский Указ от 1781 года, по которому предписывалось призывать на рудники рекрутским набором всех детей горнозаводских работных, начиная с семи лет.

Рехлов снова берется за сборы документов, изучает местные архивы, консультируется у живущего в Новокузнецке учёного Зворыкина, сидит над рукописями, правя и редактируя их. В результате кропотливейших трудов уже в 1962 году новая повесть «Горные рекруты» выходит отдельной книгой.

«Горные рекруты» – историческое повествование для детей и подростков. В ней – хрестоматийное и доступное для ребят изложение. Яркость образов героев и персонажей непременно сочетается со строгим соблюдением фактов. При этом, присутствует и элемент занимательности. Трудно представить в наше время, что не в таком уж и далёком прошлом – десяти, а то и семилетние пашки, сеньки и тишки просто обязаны были трудиться в невероятно тяжелыхусловиях на рудоразработках.

«… Вместе с дедом на телеге – четверо парнишек – семи-двенадцати лет. Двое самых младших лежат, приклонив головы на мешки, куда уложен скудный хлебный запас, деревянные чашки, ложки, рубахи и штаны. Десятилетний Артюшка и самый старший Тихон сидят, свесив с телеги ноги. – Работные… – с горечью думает дед Федот. – С малолетства сам этой дорожкой начинал. Им бы самые годы в бабки играть, а не камни ворочать… Эх, вы, горные рекруты…»

На любопытные расспросы ребятишек, дед Федот отвечает: «Волость-то наша, Салаирская, – горнозаводская. Все мужики в обязательной казённой работе находятся. Многие с семьями по Алтайским рудникам и заводам постоянно живут, работают… А мужики приписные, из дальних деревень Кузнецкого уезда, приезжают отрабатывать подушные. Даже вас, малолеток, горное начальство не забывает. Всем ребятишкам горнозаводских работных, начиная с семи лет, а за нехваткой их, и вам, приписным, рекрутским набором определено явиться для разработки руды. Сбор по вёснам в Салаире. Оттуда уже распределят вас по рудникам…».

Живут приезжие «на хлебах» в семьях работных. По пуду муки определено каждому мальцу в месяц – на харчевание. В отличие от взрослых, малолетние рудоразборщики должны были трудиться только днём. По воскресеньям им полагалось отдыхать. Но ребята работали и в эти дни – на воскресные заработки покупали им одежду, которая от каменюк быстро приходила в негодность.

А с восемнадцати лет эти самые подростки уже и впрямь становятся рекрутами – после принятия воинской присяги вместо службы в царской армии отправляются на рудники.

И возникают перед глазами читателя картины дикой беспробудной тоски, нищеты и горя наших прапредков – первых сибирских работных людей и их детей – на горных рудниках, сереброплавильных и железоделательных заводах… Приписным работным людям денег за тяжкую работу почти не платили. На прокорм, на семью, независимо от числа едоков, выдавали по два пуда муки в месяц.

Нормы выработки для приписных устанавливались подушно, в соответствии со списками. А «списки те – с последней ревизии, а она – эвон когда была. С той поры мужики многие уже поумирали или сильно немощные стали. А работа дана на все ревизские души. Вот и приходится живым исполнять работу и за себя, и за мёртвых. Кряхтим да стонем, а выполняем, да ждём новой ревизии, чтобы неживых вычеркнуть из списков».

За малейшую провинность били шпицрутенами, а беглых – прогоняли, как провинившихся солдат, сквозь строй и отправляли в каторжные работы. На тех же рудниках, только в более тяжких условиях.

«С интересом читается книга. Язык её сочен и лаконичен. Мастерство писателя несомненно возросло после повести «Рудознатец». Стремление быть полезным людям, принимать участие в воспитании нового человека – вот что является путеводной звездой писателя», – напишут о Рехлове в газете после выхода книги «Горные рекруты».

А между тем, «…медленно и всё злее, злее болезнь приковывает человека к постели. С годами ноги перестают повиноваться хозяину. Вся связь с внешним миром – окно, из которого видна часть улицы, да книги. Становится трудно не только передвигаться, но уже и сидеть, а лёжа много не наработаешь»,- так напишет в газете «Кузбасс» за 15 июня 1962 года о Виталии Рехлове В. Карпович.

И вот, в таком состоянии Виталий Степанович отправляется в путешествие по местам его следующей повести о серебряном руднике в Салаире. Этот городок и его окрестности, где будут разворачиваться события повествования,Рехлов изъездит вдоль и поперёк на…телеге в сопровождении директора Гурьевского музея. А героями явятся всё те же пацаны, что и в «Горных рекрутах», только немножко подросшие.

Главному герою Тишке (Тихане) – уже восемнадцать. И он, побывав подростком трижды на отработках, теперьиз рудоразборщиков переведён в рудокопы, в орт. Житьё и труд на рудниках такие, что люди Нерчинской каторге завидуют и бегут с Салаирских рудников – то по отдельности, то целыми ватагами – недели не проходит. И ловят беглецов. А пойманных отдают под суд. Так, Салаирская военно-судная коллегия, разбирая дело беглого Евдокима, постановила: «Прогнать его пять раз через тысячу палок» и, «коли жив останется, послать обратно в рудничную работу». Наказывали в воскресные дни, на площади. В стороне от шеренги солдат стояли работные, их жонки и ребятишки – все, кого удалось пригнать из слободки. «Пусть запоминают, что их тоже не минет доля сия…».

Тиханя теперь не только выполняет установленные нормы по вырубке руды, учится у старших, как половчее это делать, но и, сострадая, помогает каторжникам бежать, делая для них подкопы и пряча в лесах. А сколько ненависти копится у него к надзирателям и их тайным соглядатаям!

Посетив Кемерово и лично познакомившись с Рехловым, узнав из уст самого Виталия о его нелёгкой судьбе, красноярец Николай Станиславович Устинович собирается написать о нём очерк и включить в свою книгу «Северные встречи» – в новой редакции. Лишь ранняя смерть Устиновича не позволила ему сделать задуманное. Тем не менее, он соглашается редактировать повесть «Горные рекруты», издание которой отдельной книгой запланировано в Кемеровском книжном издательстве.

А о следующей повести «Серебряный рудник» Устинович скажет: «Написана вещь хорошо, и мне, как редактору, работы тут будет мало».

В 1965году повесть эта издаётся книгой «Серебряный рудник», куда вошла и первая часть дилогии «Горные рекруты».

Труд писателя не остается незамеченным и на официальном уровне. В 1963 году его принимают в Союз писателей СССР. «Наше отделение пополнилось, – сделает лапидарную запись в дневниках от 18 июня 1963 года М.А. Небогатов, – принят в члены СП Виталий Рехлов. Я рад за него. Заслуживает». Напомню, что Кемеровское областноеотделение Союза писателей было образовано лишь год назад, 14 июня 1962 года. Сначала в нём было всего пять человек. В течение года приняли ещё троих, одним из них стал Рехлов. Теперь уже он и сам может давать рекомендации своим коллегам.Первым, кого порекомендует в Союз Виталий Степанович, станет известнейший в Кузбассе и Сибири поэт Виктор Михайлович Баянов.

Семейная жизнь писателя преподносит ему новый поворот и испытания. Жена-врач, фтизиатр по специальности, сама заболевает раком лёгких и после тяжелейшей, скоротечнойболезни умирает. Приёмный сын, с которым и раньше были отношения достаточно сложные, почти совсем перестаёт навещать Виталия Степановича. Одно хорошо, живёт он теперь почти в центре города.

В однокомнатной квартире писателя, которую ему выделили из спецфондов на Советском проспекте, собирается большая библиотека. Иногда сюда заходят собратья по перу; порой две-три женщины, среди которых следует отметить Раису Фёдоровну Лобанову, Людмилу Владимировну Глебову и Нелли Николаевну Соколову (жена писателя Анатолия Срывцева). Они помогают больному человеку хоть как-то скрасить своё одиночество, сварить обед, прибраться в квартире, закупить в магазинах продукты.

Вспоминает Н.Н. Соколова:

«Приехали мы с мужем, Анатолием Николаевичем Срывцевым, в Кемерово в 1958 году из Иркутска. И как раз в этом году в журнале «Огни Кузбасса» была опубликована историческая повесть Рехлова «Рудознатец». Я прочитала её. Устроилась работать в книжное издательство. Повесть мне понравилась. Позвонила Виталию Степановичу, сказала ему свои добрые слова о повести. Познакомилась с ним. Потом и муж мой познакомился с ним, много общался с Виталием Степановичем, бывал у него дома, подолгу разговаривали обо всём. В общем, мы с мужем были постоянно в курсе его творчества и даже замыслов. Как могли, поддерживали его морально. Анатолий Николаевич даже что-то писал о нём… Книжки его, которые издавались после «Повести о Михайле Волкове», встречали как-то хорошо – и писатели, и читатели, в школах, библиотеках города. Когда у Виталия умерла жена, и он остался совершенно один, мы с Анатолием Николаевичем какое-то время его даже как бы опекали. Делали для него покупки в магазине. Я с работы еду, заезжаю к нему. Что-нибудь сготовлю. Очень любил онтушеное мясо, гуляш… Ноги его совершенно не действовали. Он опирался на костыли, у него были плечи такие широкие, крепкие. Вот часто пишут, что он был прикован к постели. Это не так. Скорее он был прикован к столу. Работал очень много. Всегда был опрятно одет,обычно в костюме. И ни разу я не видела, чтобы он когда-то лежал. Пытался дома делать всё сам – и посуду помыть, и прибраться. ...Не любил, когда обращали внимание на его физический недостаток, стеснялся этого. Не нравилось ему и то, когда журналисты расписывали, как он в снегах замерзал. Никак не хотел, чтобы это подчёркивали. Дескать, он не потому заслуживает внимания, что инвалид, а потому – что писатель. Мужественный был человек. Никогда про болячки свои не говорил. Чего ему всегда не хватало – общения с писателями. Зато бывал он частым гостем в школах, много общался со школьниками, а особенно сучителями литературы и краеведами. Дарил свои книги с автографами, даже и ученикам. Летом иногда он самостоятельно выбирался к театру оперетты, сидел на скамейке, а то и стоял, опираясь на костыли. А однажды, на мой день рождения, он прибыл к нам домой, к «Орбите», – приехал на такси и сам поднялся по лестнице на четвёртый этаж! Ни вина, ни водки он совершенно не употреблял».

В апреле 1964 года ему исполняется 50 лет. В областных и городских газетах выходят статьи и очерки, посвященные его юбилею.Об этом красноречиво свидетельствуют идневниковые записи Небогатова:

«Суббота, 4 апреля. Вчера чествовали Виталия Рехлова в связи с его пятидесятилетием. Ездили к нему большой группой: Женя, Володя, Волошин, Блинов, Павловский, Витя Баянов, представители обкома партии (Карпенко) и комсомола, Анатолий Иванович Кыков (первый издатель), Банников. Была Чигарёва с телевидения с оператором, снимали на киноплёнку… Мы с Витей подарили Рехлову свои сборники. Обкомы наградили его грамотами, отделение преподнесло адрес и подарок – прибор (часы и ручка); «Комсомольцы» – билет (бессрочный) корреспондента, издательство – тоже что-то. В общем, дай Бог всякому из нас заслужить ко дню своего юбилея такого внимания и участия. Рехлов был очень растроган. Здоровье его совсем плохо: ноги отнялись окончательно, даже сидеть ему трудно (сидит на специально сделанном стуле)…».

Временами Рехлову удаётся съездить «к югу», подлечиться и отдохнуть. В Крыму, в Коктебеле, была Литфондовская дача, куда в 50-70-е годы могли съездить даже писатели из провинции, и не по одному разу.

Заполучив хотя бы однажды вирус сочинительства, не так-то просто в дальнейшем от него избавиться. Тем более, если писатель ограничен в возможностях свободного физического передвижения. Ещё в 60-70-е годычеловек с удостоверением члена Союза писателей СССР приравнивалсяк работающему. На гонорары от издания книг многотысячными тиражами можно было жить, по тем временам, достаточно безбедно.

Верный теме своейи избранному пути, В.С. Рехлов задумывает написать продолжение своих повестей. И опять идёт сбор уженового материала. И повзрослевших героев-рекрутов он переносит теперь на Алтай, в Сузун, на медеплавильный завод, при котором есть ещё и монетный двор.

Так появляется новая повесть «Монетные ученики». Отрывки из неё печатаются в газетах «Кузбасс» и «Комсомолец Кузбасса».

«Стоит завод на берегу Сузуна – медеплавильный, а при нём монетный двор. На всю Сибирь деньги чеканят, а первее всего – для нужд Барнаульскойгорной канцелярии, для оплаты работнымда приисковым мужикам, со своим гербом, где вместо орла – два соболька. Многие мешки денег. И, конечно, соблазн для людей большой. Деньги ведь! Всякий стареется добраться поближе и зачерпнуть в свой карман. Кто-то от нужды великой, с голода, а есть которые и по другой стати… Бегут людишки. От тягот заводских, от кнутобойства да изгони приставников.Потому слободка разбита на кварталы, чтобы люди на постоянном счёте были...

Домишки заводского начальства стоят рядком, под защитой стены крепостной, а вот работных расселяют в избёнках слободских.Живут в тесноте. Встают до рассвета, торопливо собираются, и на полсуток – на завод, к смрадным печам, пыльным толчейням, в жар плавильной фабрики. Ближе к заводскому частоколу – низенькие казармы. В них тоже работные, но те, кто даже избёнку – четыре стены поставить не в силах.

…Звон била два раза в сутки напоминает мастеровым, что они – крепостные, и жить им не по своей воле, а по регламенту для работных царских Колывано-Вознесенских заводов и рудников. Не щадя живота, должны они быть две недели подряд в заводской работе: обжигать, плавить и переплавлять руды».

Уже в этом небольшом отрывке явно угадывается незаурядный писательский стиль и педантичность во всём – в описании быта работных людей, их нелегкого, почти каторжного, труда, технологических процессов.

Удаются ему и портретныезарисовки – от внешнего вида и дохарактеров, поведения героев и персонажей. Так «шмельцера» (плавильщика) – он представляет нам, как мужика угрюмого, пышнобородого, смоляно-чёрного, волосы даже из ушей лезут, прозванного Лешаком. Совсем иной – добродушный увалень Илья – в заношенной холщовой рубахе и таких же штанах.А вот – разливщик Василий Расторгуев – Полторы сажени – так его окрестилиза высокий рост, человек удивительно спокойный, с доброй улыбкой на лице. Засыпщик Пимен Тюриков – мужичонка юркий, с беспокойными глазами и белёсой кудельной бородкой. «Сквозной» герой трилогии Тихон показан в динамике, в контексте исторического времени: ребёнок, подросток, молодой рабочий, с малых лет терпящий эксплуатацию, учится понимать жизнь такой, каковаона есть, копит про запас ненависть к тем, кто издевается над трудовыми людьми.

Помимо повестей, пробует себя Виталий Степанович и в качестве новеллиста. Но и тут он остаётся верен избранной теме и родному краю. В этом отношении примечателен рассказ «Крещение», который был напечатан в журнале «Огни Кузбасса», всего за год до кончины писателя, в №2 за 1974 год.

Место действия рассказа – деревушка Чарлык на реке Кондома – «не деревня даже, а так,заселок вокруг редута. От самого Томска и до сердца Алтая протянулась эта цепочка крепостей, редутов Кузнецкой сторожевой линии. Надёжно защищает улусы и деревни от набегов джунгар». Даже новенькая церковка «цыплячьей желтизны зорко уставилась слюдяными оконцами на Кондому и лесное заречье, высоко взметнув с купола деревянный крест».

Время действия – 18 век, начало активного освоения юга Западной Сибири. Какимже должно быть писательское воображение или наблюдательная память, чтобы больному человеку, в четырёх стенах,так сочно написать картинывесны по кузнецкимкрутогорьям и непролазной тайге! «Гордо вскинув головки, рдели алые саранки, красовались кандыки и желтые хлебенки. В таёжных затишках, под строгой охраной ёлок и пихт, робко теснились голубые незабудки».

«Крещение» – обозначен как рассказ-быль – написан с элементами легенд и преданий. Он – о любви молодого казака Дениски Летаева и туземной девушки-шорки Торты. Чтобы им соединиться, нужно принятие языческой девушкой христианской веры, то есть совершить обряд крещения.На этом настаивает и христианский миссионер – священник Смарагд. Естественно, этому противятся шаман Керге и бай Мултык, намеревающийся взять себе Торты четвёртой женой, заплатив родителям девушки богатый калым. Финал рассказа трагичен. Крещению девушки противятся и её родители – отец Апанас и мать Текле, подстрекаемые шаманом и баем. Текле, в знак протеста «осквернения» дочери обрядом крещения, повесилась: «на суку, склонившемся над самой оградой, висела Текле, и лёгкий ветерок трепал её жиденькие седые косички, затенявшие мёртвое лицо». Разъяренным примчался к церквушке отец Торты Апанас. Между ним и священником завязывается драка: «чувствуя, что Апанас настигает, Смарагд, трусливо бежавший вдоль обрыва, вильнул влево, тут же повернул направо и… прямо угодил на Апанаса. Все видели, как Апанас вцепился в шею попа. Несколько мгновений на обрыве шла яростная молчаливая борьба, а затем две намертво схватившиеся фигуры исчезли за обрывом»

…С той поры минуло много лет. «Исчез на Кондоме и заселок с редутом, и церкви не стало. Только молва людская по сей день зовёт ту скалу у Чарлыка скалой Горя. Всю жизнь туда приходила и слёзы лила казацкая жонка Торты Летаева».

Своё шестидесятилетие писатель Рехлов встречает за письменным столом, дорабатывает повесть «Монетные ученики».

А в замыслах – новая книга «Кольчугинские зори». Сюжетом книги послужил один из трагических эпизодов – уже революционного движения в Сибири – мартовское Кольчугинское восстание шахтёров против колчаковского режима. Ещё пишутся первые главы книги, а уже новые неизведанные тропы вновь зовут писателя-следопыта в очередной творческий поход. И главным героем книги должна стать комсомольская юность Кузбасса времен первых пятилеток…

«Среда. 3 апреля 1974 год. Сегодня в пять вечера в Союзе чествованиеВиталия Степановича Рехлова, в связи с его 60-летием, – сделает запись в дневнике Михаил Небогатов. – Звонил Мазаев, предлагал мне выступить от имени писателей. Я попросил его найти кого-нибудь другого, так как говорить не мастер. Выступит Чигарёва, а я прочитаю стихотворный автограф и подарю ему «Спасибо сентябрю». По просьбе Мазаева же, написал четыре строки под дружеским шаржем, обыграв название его книги «Горные рекруты»:

«Переплыл, забыв покой,
Лет большую реку ты.
Но на вид ещё такой,
Что годишься в рекруты!»

Мазаеву понравилось. А на книге автограф такой:

«Многими любим Рехлов-Туманов.
Дорогой Виталий, так держись!
Пусть из исторических туманов
Твой талант высвечивает жизнь!»

По свидетельствам Г. Юрова и М. Небогатова, Виталий Рехлов и после своих шестидесяти довольно активно участвовал в работе писательской организации. Бывал на собраниях, заседаниях правления и редколлегии журнала. Его приглашали в школы и библиотеки для выступлений перед читателями. И он, опираясь на костыли и испытывая невероятные страдания и физические муки, превозмогая себя, держался изо всех сил.

5 и 6 мая 1975 года в дневниках Михаила Александровича Небогатова сделаны последниезаписи, в которых упоминается Рехлов:

«Умер Виталий Степанович Рехлов. Была какая-то операция. Прошла хорошо, но через неделю не выдержало сердце – инфаркт. Умер ещё 1 мая, а хоронили его сегодня, 5 мая – из-за праздников…

…Кончина Виталия навела меня вот на какие мысли. Все мы, как говорится, под Богом… Писатель должен писать. Но все ли мы активно пишем? Большинство из нас тратит время впустую, это не секрет – на пустопорожнюю болтовню, на ненужные встречи, на всякие заседания, собрания. А замыслы чего-то всё откладываем на неопределённое время, на завтра, которого может и не быть. Это простительно людям рядовым, но не творческим. След остаётся только от рукописей, книг…».

И такой вот след, если и не свою колею, то уж, во всяком случае, свою торную тропу – в послевоенной отечественной литературе, историко-краеведческого направления, вне всякого сомнения, оставил прозаик Виталий Степанович Рехлов. Его книгамибудут интересоваться не только коллеги-писатели,краеведы да исследователи литературы Кузбасса, но и все школьники со студентами, изучающие «региональный литературный компонент», и многие, многие другие.

Похоронен Виталий Степанович Рехлов на кладбище Кировского района города Кемерово.

 

При написании очерка были использованы: книги Виталия Степановича Рехлова; предисловия к ним редакторов-издателей – Н. Н. Соколовой, Л. В. Глебовой, Н. С. Устиновича, рецензии и статьи из газет – В. Карповича, Р. Ф. Лобановой, Н. А. Срывцева, А. Антонова, С. Мазаевой; дневники – М. А. Небогатова, воспоминания – Г. Е. Юрова, Н. Н. Соколовой, Л. В. Глебовой.