Главная инструменталка. Сердцем болел, чтоб она уцелела

Рейтинг:   / 2

Подробности

Категория: Лики земляков

Автор: Нелли Соколова

Просмотров: 2310

2007 год, Выпуск № 1

Главная инструменталка.

В Кузбассе помнят академика Ивана Павловича БАРДИНА как ученого-металлурга, главного инженера Кузнецкстроя, а затем технического директора комбината. Но мало кто знает еще об одной стороне его деятельности – организатора прекрасной научно-технической библиотеки кузнецких металлургов.

В 1932 году Иван Павлович Бардин, главный инженер Кузнецкстроя, в составе комиссии ездил в Керчь. Там недавно пустили новую домну, конвертор и готовились к сдаче агломерационной фабрики. Директор завода водил гостей из цеха в цех, от агрегата к агрегату, а потом привел в научно-техническую библиотеку, которой очень гордился.

Спустя месяц после отъезда комиссии на имя заведующей библиотекой Нины Адриановны Лабеевой пришло письмо из Сибири, с Кузнецкстроя, подписанное Бардиным. Иван Павлович приглашал ее в Кузнецк. «Нуждаемся, – писал он, – в твердом библиотечном руководстве. Предлагаем вам место директора библиотеки».

Приглашение было неожиданным и ошеломляющим, Лабеева – южанка, родилась и выросла в Крыму, севернее Киева нигде не бывала. У нее старая мать и двое детей. И она сначала испугалась предложения. А потом подумала: «Такая интересная стройка. Не поеду, значит, никогда Сибири не увижу».

– Я, конечно, не сразу ответила согласием, – рассказывала мне Нина Адриановна. – Опасалась, может, какая-нибудь маленькая библиотечка. Написала Бардину: «Прошу сообщить следующую характеристику библиотеки: какой фонд, какой штат, какая смета». Очень интересный ответ получила: «О фонде говорить не будем. Денег дадим столько, сколько нужно для создания большой библиотеки металлургов. А штат... штат утвердим такой, какой будет нужен для намеченной вами работы».

В самый разгар январских морозов 1933 года Лабеева с детьми и матерью появилась в Новокузнецке.

Бараки, изрытые котлованами площадки, жаровки с раскаленными углями, возле которых грелись люди. Морозы были под 50 градусов. Задыхалась сначала. Впервые валенки надела, большие, мужские, которые ей сразу выдали. Но еще страшнее морозов было то, что не с кем было начинать работу.

В тесной барачной комнате, где располагалась финансовая часть строящегося завода, стояли узкие высокие шкафы, в которых обычно хранят спецовки. В шкафах лежали книги – тысяча двести томов, привезенных из Томска. Ими ведали две девушки-комсомолки, которые никакого понятия о библиотечной работе не имели. Начальник АХО перевел их сюда из гардеробной – мол, пальто по номеркам отыскивают и на книгах номерки, отыщут, что надо.

Нина Адриановна начала с обучения бывших гардеробщиц десятичной классификации книг, принятой во всех библиотеках. Встретили новшество в штыки. Особенно девушек возмущало то, что по принятой международной десятичной классификации книги о религии относятся ко второму разделу, а общественно-политическая литература – к третьему. В многотиражной газете металлургов даже появилась заметка: «Что важнее? Марксизм или религия?»

Рассерженные девушки покинули библиотеку, а Нина Адриановна, покончив с классификацией, занялась библиографией. По ее просьбе И. П. Бардин пригласил в штат трех библиографов. Это были жены инженерно-технических работников комбината, образованные, знающие языки, Ирина Матвеевна Дегтярева, скоро ставшая помощником директора, Эрика Карловна Навасардянц, Татьяна Антоновна Суворова. Они начали описание научных статей и книг, имевшихся в библиотеке.

Смету для приобретения литературы утвердили в первый же год на 200 тысяч. А когда Лабеева израсходовала их за девять месяцев, добавили еще 40 тысяч. Выписывали все, что могли, и в Союзе, и за границей, давали объявления в газетах «Правда», «Известия», что создается библиотека Кузнецкого комбината и ей нужны такие-то книги, комплекты отечественных и зарубежных журналов по металлургии. В конце каждого месяца Нина Адриановна приходила к Бардину и говорила, как прошел месяц, что сделано в библиотеке, что еще предстоит.

Сначала в библиотеку потянулись инженерно-технические работники. Бардин, бывало, делал так: дает какому-то специалисту задание и попутно в библиотеку записку присылает, какую литературу мы должны подобрать. Помню, прибежал как-то мастер мартеновского цеха. Ему поручено было тонкретирование ковшей провести, опыт такой. Он говорит: «Я не знаю, с чем это едят. Никогда не тонкретировал». А Бардин уже прислал записочку в библиотеку. Подобрали мы литературу. В ней мастер и нашел ответ.

Потом это вошло в систему. Как только решался новый для комбината вопрос, осваивался какой-то агрегат, Бардин присылал записочку: «Будьте готовы, нужна будет такая-то литература». С 1934 года по указанию Н. К. Крупской библиотека комбината стала получать обязательные экземпляры всей выходившей в Союзе технической литературы. Иностранных книг и журналов выписывали столько, сколько Бардин находил нужным. Специалистов-иностранцев много работало. И в каждом цехе был свой переводчик, иногда не очень квалифицированный.

– И вот однажды, – вспоминала Нина Адриановна, вызывает меня Иван Павлович и говорит: «Ну вот что. Надоело мне это. В доменном цехе одну деталь 18 раз переводили. Беритесь-ка вы сами за дело. Переводчиков дам в штат, пусть при вас будет бюро переводчиков.

Нина Адриановна знала два языка и сама стала руководить работой бюро. Так все прибавлялось работы сотрудникам библиотеки.

Беда была одна: в библиотеку не шли рабочие. Слишком мала была грамотность у них, чтобы могли они тянуться за технической книгой. Когда приносили в цех передвижку, то прежде всего разбирали книги с крупным шрифтом, с картинками. Особенно был тогда популярен «Рыжик» Свирского, книга жизненная, как говорили рабочие. Просили еще что-нибудь для детей, журналы с картинками брали, а технические справочники, научные издания оставались на полке. Тогда с благословения Бардина библиотекари пошли против всех канонов – стали приобретать и носить в цехи художественную литературу, детскую. Научно-техническая библиотека не должна была иметь такого фонда. Но надо было завоевать рабочих, привлечь их внимание к книге. На стройке тогда были организованы кружки по изучению технического минимума, курсы, вечерний техникум. Для работы на будущем передовом предприятии нужны были и технически грамотные люди. Мастера, инженеры брали шефство над малоквалифицированными рабочими, помогали им учиться.

В доменном цехе открыли первый филиал библиотеки. Начальником цеха был тогда Алексей Филиппович Борисов, впоследствии заместитель министра черной металлургии. Он стал самым активным пропагандистом книги. Придет, бывало, пересмотрит все новинки и скажет: «Эту книгу Иванову отдайте, эту Петрову». Библиотекари находят названных в цехе и вручают им книги. А потом как-то на заседании научно-технического общества рассказал Борисов о том, какую помощь оказывает ему библиотека, и посыпались заявки об открытии филиалов в других цехах.

Все, чем жил комбинат, как в зеркале, отражалось в библиотеке. Не было ни одного вопроса, который решали специалисты и которым не занималась бы библиотека. Иван Павлович считал, что по работе библиотеки, по тому, какие переводы она делает, каков у нее библиографический аппарат, можно судить о культурном уровне предприятия, состоянии его научной мысли. Библиотеку называл он «главной инструменталкой».

Сам он работал в библиотеке каждое воскресенье. К его приходу на столе были разложены поступившие новинки. Часть их Иван Павлович брал по своему читательскому формуляру, по другой части давал указание – кого с чем познакомить.

Роль библиотеки в становлении комбината, в том, что внедрялись на нем передовые методы производства, что стал он школой и кузницей первоклассных технических специалистов, необычайно велика.

Нина Адриановна помнила стольких рабочих, которые совсем недавно, казалось, тянулись за книжкой с картинками, а вот уж несли из библиотеки учебники, справочники, заказывали переводы из иностранных журналов. Через пять-шесть лет оканчивали институт, становились инженерами, ведущими специалистами производств. Потом немало из них забирали с комбината, назначали директорами других заводов – Г. И. Ермолаев, А. И. Бородулин, Б. Н. Жеребин, Л. С. Климасенко... Это все были «наши ученики», бывшие читатели библиотеки – гордилась Лабеева.

Когда началась Великая Отечественная война, академика Бардина уже не было в Новокузнецке. Его отозвали в Москву и работал он заместителем наркома черной металлургии, а с 1942 года вице-президентом Академии наук СССР. Но на Кузнецком комбинате по-прежнему все сложнейшие производственные задачи, что поставила война, не решались без участия библиотеки – переход на выплавку броневой стали на большегрузных печах, в основной мартеновской печи, новая технология прокатки броневой стали, повышение производительности всех агрегатов... На комбинате был аврал – и библиотекари не уходили со своих рабочих мест, составляя срочные справки о литературе по новым маркам стали военного назначения. Часто далеко за полночь засиживались в научно-технической ее директор Н. А. Лабеева, заведующая справочно-библиографическим отделом О. С. Александрова, старший библиограф Э. К. Навасардянц, библиографы Э. М. Акимочкина, В. П. Костина, Т. А. Суворова, переводчик Д. А. Трошин и другие. Библиотека обслуживала не только комбинат, но и 38 эвакуированных в Новокузнецк оборонных предприятий и научных институтов .

Вместе с глобальными вопросами производства военной продукции перед библиотекарями ставились и совсем неуместные, казалось бы, для научно-технической библиотеки задачи – как катать валенки, восстанавливать электролампочки? Какие нормы помещения животных в один свинарник?

Шла война, и комбинат не только выдавал основную продукцию, но и помогал выжить всем своим подсобным хозяйствам и людям, на нем работавшим. Отыскивали сотрудники, если не у себя, так в других библиотеках города, необходимые брошюры.

В победном 1945 -м Нине Адриановне было уже за пятьдесят. Давно истек срок контракта, заключенного когда-то ею с академиком Бардиным. Можно было бы и вернуться в теплые родные края. Но еще два десятка лет руководила она любимым детищем, а потом до конца жизни состояла в библиотечном совете города, была счастлива работой, размах и значение которой определил замечательный ученый.

Библиотека КМК носит имя академика И. П. Бардина. Имя ее первого директора Н. А. Лабеевой назвал ученый в числе лучших строителей Кузнецкого комбината.

Сердцем болел, чтоб она уцелела

Про Николая Ивановича Масалова написано столько статей, очерков в газетах, журналах, книгах, столько раз показывали его по телевидению, что уже привычным стал рассказ о том, как он во время штурма Берлина спас из-под огня немецкую девочку.

Но вот случилось – пригласили меня кемеровские радисты. Они готовятся отметить 60 -летие областного радио и просматривают, прослушивают старые записи передач, хранящиеся в особом отделе фонотеки, фондовые записи. Запечатлены на этих пленках наиболее значительные встречи редакторов, корреспондентов с известными людьми, рассказы о событиях в жизни Кузбасса.

Я десять лет работала на кемеровском радио, были и у меня незабываемые встречи. Одна из них – с Николаем Ивановичем Масаловым более 40 лет назад. Оказалось, что слушать сейчас эту старую запись совсем не просто. Волновалась не только я, но и молодые радисты, пригласившие меня в студию. Со многими замечательными людьми за полвека в журналистике я встречалась. По-доброму, с благодарностью помню их. Но знакомство с Масаловым не только памятно, оставило оно в душе свет, который всегда со мной. Николай Иванович в ту нашу давнюю встречу совсем не был избалован вниманием, не наскучили ему еще корреспонденты со всех городов и весей. Впервые от меня услышал он о публикации в журнале «Октябрь» воспоминаний маршала Василия Ивановича Чуйкова «Конец третьего рейха», в которых тот и рассказал о подвиге солдата из Сибири, знаменщика 220 -го гвардейского стрелкового полка Николая Масалова. В самом конце войны в момент штурма последнего убежища Гитлера Тиргартена Масалов вынес из-под огня фашистов немецкую девочку. Чуйков вспоминал, как все это произошло, и сообщил, что рассказал о случившемся Евгению Вучетичу – это вдохновило скульптора на создание главной фигуры памятника-монумента в Трептов-парке в Берлине – солдат с девочкой на руках.

Подвигу – нет срока давности. И вновь кто-то из тех, что нас значительно-значительно моложе, хочет знать, как же всё было.

...Родился Николай Иванович Масалов в 1922 году в деревне Вознесенка Тисульского района. Отец, Иван Ефимович, трудился в колхозе кузнецом. Николай до службы в армии – трактористом. Семья была многодетная, так что когда пришла пора защищать Родину, на войну ушли четверо братьев Масаловых. Андрей с тяжелой артиллерией до Европы дошел, Василий – танкистом стал, Михаил на Северных фронтах в пограничных войсках воевал, Николай под Сталинградом в минометной роте наводчиком. Это потом, уже на Украине, в селе Широком, назначили его знаменосцем.

Родители, Анастасия Никитична и Иван Ефимович, получали от сыновей солдатские треугольнички: «Жив, здоров, бью фашистского гада. Не волнуйтесь». Даже о ранениях и контузиях сообщали парни уже после излечения в госпиталях. Приходили письма и от командиров частей, где служили сыны, благодарственные письма. Хранила их мать, а потом, уже через много лет после войны, жена Николая Ивановича.

Одно из них я в ту давнюю встречу переписала в блокнот, испытав (и сейчас тоже испытываю), чувство благодарности к командирам нашей Советской Армии. В жесточайших боях, под огнем думали они не только о своих солдатах, но и об их родителях, живущих в каких-то далеких-далеких селах, желали их ободрить, дать надежду.

«Кемеровская область, Тисульский район, село Вознесенка. Масалову Ивану Ефимовичу

Уважаемый Иван Ефимович!

Наша гвардейская часть отмечает третью годовщину своего существования. За годы Отечественной войны мы прошли большой победоносный боевой путь от Волги за Вислу, освободив от немецко-фашистских извергов тысячи сел, десятки городов нашей советской земли.

Родина достойно оценила наши боевые заслуги, наградив нашу часть тремя орденами – орденом Суворова, Красного Знамени, Богдана Хмельницкого. Ряда благодарностей удостоились мы от Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина за умелые боевые действия по разгрому немецко-фашистских захватчиков. Непосредственным участником этих славных боевых дел является ветеран нашей части Ваш сын гвардии старший сержант Николай Иванович Масалов. За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом доблесть и мужество он награжден медалями: «За оборону Сталинграда», «За отвагу».

Командование гордится Вашим сыном и приветствует вас в день нашего юбилея, который мы отмечаем сейчас за пределами нашей Родины на подступах к логову фашистского зверя.

Желаем Вам здоровья, успехов в работе по оказанию помощи фронту для быстрейшего и окончательного разгрома врага. Крепко жму Вашу руку.

Командир части 39232 гвардии генерал-майор Вагин. 5 . 12 . 44 г.».

Позднее, уже в 1945 году, Масалов был награжден медалями «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», польской медалью «За Варшаву», орденом Славы 3 -й степени.

...В самом конце мая 1964 года в маленьком неказистом домишке на окраине Тяжина, где жил Николай Иванович с женой и дочкой-школьницей, сидели мы за столом. Парок шел от только что сваренной картошки, селедочка была почищена. Николай Иванович нашел, что по такому случаю можно и по рюмочке выпить. Не ожидал солдат, что про него маршал вспомнит, всему миру расскажет. Потрясен был. Изображение памятника, что стоит в Берлине, много раз видел. Сказал мне с изумлением:

– Не думал, что это про меня... Случай-то с девочкой был, я про него жене рассказывал и Валюшке, как подрастать стала.

Николай Иванович взял лист бумаги и стал рисовать план того места в Берлине, откуда шли они на рейхстаг. Насыпь из искореженного асфальта, канал, мост, дом разрушенный.

– Рано было, тишина стояла. Все орудия молчали, только готовились мы к штурму и вдруг плач услыхали, жалобный такой, и голосок: «Мут-ти, мут-ти». Из-под моста доносилось. Я сообразил, как туда пробраться, обратился к командиру за разрешением. Он говорит, ухлопают, мол, тебя, сержант. «Нет, пройду». До моста метров 60 было. Ползком с насыпи, потом вот здесь в обход перебежками и – под мост. Увидел, женщина лежала убитая, а рядом девочка ползала, лет трех. Кошелочка стояла. Взял девочку на руки, от страха она замолчала. Только хотел высунуться, пулемет застрочил. Я девчушку руками, каской прикрыл, крикнул своим:

– Пулемет справа из окна, заткните ему глотку! Я с ребенком.

Наши ударили по пулемету, пушки заговорили. Я одним махом перелетел это пространство, в проеме стены оказался. Отдал девочку штабистам.

– А сам?

– Сам к знамени. На последний штурм пошли, все уж загудело...

Какое-то мгновение мы молчим. Потом жена, смахнув слезу, говорит:

– Он за детишек куда угодно бросится. Вот и теперь ведь все с ребятишками возится, на лошадке катает, скамеечки, горки им ладит. Вы его ведь в детском саду нашли? Туда завхозом ушел, как со здоровьем совсем плохо стало... Расскажи, Коля, и про Сталинград, как на лодке ребятишек перевозил. Помнишь?

– Я про то умирать буду, никогда не забуду.

И тут услышала я коротенький рассказ.

Перевозил Николай Масалов с товарищами снаряды с одного берега Волги на другой. Туда – снаряды, назад детей садили, которые еще в городе оставались. Одна маленькая девчушка уцепилась за Николая, не хотела идти в лодку. Тогда он подсадил в лодку к товарищу девочку вместе с матерью. Но когда выплыли они на середину Волги, налетел «мессер», прострочил всех, и лодка перевернулась, только панамка по воде поплыла.

Никто, наверное, и сейчас без волнения не прочтет эти строчки. А тогда Николай Иванович, сглотнув комок в горле, сказал:

– После уж сам всегда на весла садился. Как-то мне лучше удавалось разрывы обходить.

Вот откуда начался-то его подвиг!.. Ради ребенка, ради новой маленькой жизни...

«Ради будущего», – сказали потом за Масалова журналисты. И другие, высокие и справедливые, слова написали. А он просто не мог поступить иначе. И не раздумывал ни минуты.

– На Волге были наши ребятишки, а в Берлине под мостом – немецкая девочка, – все же сказала я Николаю Ивановичу.

Вот его ответ с той старой пленки:

– Она дите, ни в чем не виновата. Ее спасти надо было. Я сердцем болел, чтоб она уцелела.

Столько смертей повидал, друзей хоронил, сам на краю жизни не один раз оказывался, и тут, можно сказать, за час до Победы немецкую девчушку собой прикрыл, «сердцем болел, чтоб она уцелела»!

Не одну меня потрясли слова Масалова. Радиоочерк «Солдат и ребенок» смонтировали мы в тот же вечер, как я вернулась из Тяжина. А наутро, 1 июня, в День защиты детей, прозвучал он через Новосибирскую станцию на всю Сибирь. Через день передали его по Всесоюзному радио и на группу советских войск в Берлине. Сколько писем тогда пришло на радио! Благодарили Масалова, восхищались им, хотели знать, как он сейчас живет? Где та девочка? Знакомы ли они? Даже из ГДР газета «Юнгевельт» переслала нам письма. А в Тяжин ехали, летели, мчались журналисты газет, радио, кинохроники, телевидения. Ни одно советское издание не обошлось без рассказа о подвиге Масалова, да и зарубежные поместили о нем статьи, очерки. Кемеровский писатель Владимир Ворошилов написал книгу «Подвиг, отлитый в бронзу».

Николая Ивановича пригласили в Берлин, назвали «Почетным гражданином города», побывал он и в других социалистических странах.

Не дожили до этих счастливых для старшего сына дней его родители. Нет уже с нами и Николая Ивановича. Благодарные земляки поставили Масалову в Тяжине памятник, открыли его музей.

Нет, наверное, в живых и солдата Ивана Одарченко, что позировал скульптору Вучетичу, когда тот лепил главную фигуру памятника – воина-освободителя.

Несколько лет назад прочитала я в газете грустную весть о том, что и сам памятник разрушается, а немецкие власти не могут договориться, кто его должен ремонтировать.

«Ржавеет золото и истлевает сталь...» Но вот договорились все же. Совсем недавно отреставрировали и водрузили на прежнее место. Стоит наш Воин-освободитель на высоком холме в Берлине. Подвиг русского солдата, нашего земляка, кузбассовца, воплощен не только в памятнике. Он стал легендой.