Мать

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Книга памяти

Автор: Цыпкайкина Марина Викторовна

Просмотров: 2328

2010 год, Выпуск № 2

Памяти всех павших на фронтах Великой Отечественной посвящается
 

Вот и закончилась Великая Отечественная война. Воины-победители разъезжались по домам. Тысячи радостных объятий, реки счастливых слёз тех, к кому вернулись, и тяжёлая тоска и горькие слёзы тех, к кому не вернулись…

В январе сорок шестого ехал домой и я. Вот она, моя родная земля: многострадальная Беларусь, гордая Смоленщина, великая Москва, потом седой трудяга Урал, а потом потянулись просторные земли Сибири…

На станциях и полустанках расторопные местные жители предлагали выбегавшим из вагонов пассажирам рыбу всевозможных приготовлений, пирожки с бог весть из чего придуманными начинками, картофельные оладушки и многое другое.

На маленькой остановке, где-то в Тюменщине, стоял я на ступеньках вагона и просто смотрел. Мой взгляд почему-то остановился на одной старушке. Высокая, костлявая, в ветхом пальтишке. С печалью на лице. Она шла с небольшой корзиной из ивовых прутьев и смотрела поверх голов. На пальтишке не хватало одной пуговицы. Старушка зябко ёжилась, свободной рукой поправляла полы на груди, но колючий ветер тотчас распахивал их снова. Эта прореха на груди ярче любых слов свидетельствовала о неустроенности старушки, об её одиночестве.

К старушке подходили люди, что-то говорили, показывая деньги. Но она только отрицательно качала головой да прикрывала корзину ладонью, а сама шла, шла…

Вот она пошла быстрее, остановилась перед человеком в военной форме, с ещё не снятыми погонами. О чём-то заговорила, торопливо роясь в корзине. Потом подала ему пирожок и сложенный вчетверо блин. Военный стал давать ей деньги, тоже что-то говоря, но старушка отстранила деньги ладонью и пошла дальше.

Уже редки были военные среди пассажиров, а я всё стоял на ступеньке вагона. На мне была безрукавая меховая душегрейка, брюки и гимнастёрка. Увидев меня, старушка направилась в мою сторону, расталкивая толпу.

У меня защемило сердце.

Я узнал её. Я именно узнал её, хотя видел впервые. Это МАТЬ, потерявшая, может, не одного сына. Может, мужа вместе с ними. Может, всё, что могла потерять. И теперь, скорее, не один день, не один месяц выходит она на остановку к поездам, встречает проезжающих военных, подаёт им милостыню и просит помянуть.

«Родная ты моя! – сдавило мне грудь. – Милая многострадальная мать! У меня у самого дома такая же, но она дождётся. А твои…

И кто согреет тебя? Кто поможет в трудный час?

Для меня в этой старушке с застывшим в безысходной печали лицом и без верхней пуговицы на одежонке слилось тогда всё, что мы называли коротким, но ёмким словом «тыл»: неокрепшие подростки с тонкими ручонками, взвалившие на свои плечи непосильный труд ушедших на фронт взрослых, седые старики, вставшие к станкам и плугам. Все скорбные матери, которые в свободные от работы часы вязали для нас тёплые носки и варежки, с детишками чистили картошку, резали соломкой, сушили и посылали нам на фронт, а себе варили жидкий суп из очисток. Воспоминания нахлынули болью, словно ожоги. Вспомнился суп из картофельных брусочков. Вспомнились тёплые варежки из Оренбужья. Кисет с табаком, любовно вышитый нитками из распущенного старого чулка из украинского села от тринадцатилетней Олеси… Всё, всё это сейчас сошлось для меня в этой старушке.

Я соскочил со ступенек вагона и пошёл ей на встречу. На ходу достал деньги. Отложил себе немножко на остаток пути, а остальные зажал в кулак.

Мы встретились. Она искала рукой в корзине, а сама смотрела на меня и говорила почти одни и те же слова: «Помяни» и добавляла имена. Много имён. И вырвалось у меня:

- Я видел их, Мать! Всех видел! Они были молодцы!

Старушка остановилась. Нет, она не заплакала. У неё только затряслись губы и остановились глаза. Она смотрела в глаза мне и кивала головой и … верила!

А я – нет, я не обманывал её. Я и сам верил, что где-нибудь встречал их на дорогах войны. Я не мог их не повстречать. И поэтому говорил правду. Я взял пирожок и сложенный вчетверо блин и подал ей деньги.

- Это тебе от них.

И она взяла.

Я поднялся на ступеньки вагона и оглянулся. Старушка продолжала стоять, неотрывно глядя на меня. Но потом будто опомнилась, развернула деньги и, отрицательно покачивая головой, пошла ко мне. Он была уже близко, но поезд тронулся. Она убыстрила шаг. Но поезд набирал скорость, и она остановилась. Тогда я закричал:

- Я их помню! Помню! Слышишь? Помню! Никто их, лежащих в земле по братским могилам, не помнит так, как помнит солдат, прошедший войну с ними рядом! Даже ты, их мать. Ты их помнишь мальчишками, озорными и счастливыми, а я их помню суровыми, мужественными солдатами, с винтовкой, с гранатой в руках!

Старушка свернула деньги и положила их за пазуху. Стараясь услышать все мои слова, которые заглушал стук колёс, набирающего скорость поезда, она вытянулась, подалась вперёд всем телом и снова пошла было за поездом, но остановилась, не опуская головы и не переводя взгляда, превратившись вдруг в монумент скорби и величия.

Только тогда я почувствовал, что большинство пассажиров вагона столпились в тамбуре, и кто-то прочно держал меня за душегрейку, чтобы я не вывалился из вагона. И, кажется, не одна рука.

Рассказ подготовлен М.Цыпкайкиной. научным сотрудником городского музея, на основании записок Александра Ивановича Логинова (1914-1988) – потомка первопоселенцев нашего края, ветерана Великой Отечественной войны, педагога и краеведа, создателя школьного музея в п.Арсентьевка, автора статей и интереснейших записок по истории нашей таёжной земли.

В этом году ему бы исполнилось 95 лет.