Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Тамара Рубцова. Горька моя любовь. Судьба и творчество юргинского поэта Евгения Винокурова (1947 – 1994)

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

 

 «Куда подевался мальчик,

которым я был когда-то?»

Пабло Неруда

   Было время – жил в Юрге поэт Евгений Винокуров (Опарин), наделенный даром, судьбой и своеобразным голосом. Признания при жизни он не получил, и  единственная книга вышла через тринадцать лет после его ухода из жизни.

   Когда я прохожу мимо дома по улице Машиностроителей, 30, где жил поэт, то вспоминаю юность. Как магнитом тянуло людей в двухкомнатную  квартиру на первом этаже.  Именно здесь в восьмидесятые годы прошлого теперь века я с замиранием сердца впервые слушала рок-оперы А.Рыбникова «Жизнь и смерть Хоакина Мурьета», «Юнона» и «Авось».

    Женя наизусть знал монологи героев, любил цитировать лирическое отступление Пабло Неруды:

 Куда подевался мальчик,

которым я был когда-то?

Скажите, долгая старость –

награда или расплата?

Где умирают птицы?

Сколько лет сентябрю?

Понимает ли море,

 Что я говорю?

   Мы читали свои и слушали стихи друзей, горячо их обсуждали, спорили, смеялись над пародиями, эпиграммами и экспромтами Евгения, и тут же сочиняли их совместно, говорили о музыке, литературе. Игры в рифмы и буриме сменялись чтением стихов Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Георгия Иванова – в те годы их творчество еще только начало приходить к читателю.

   Друзья понимали, что Женя – поэт. Молодежь его любила, тянулась к нему.  Гостей в доме всегда было много, в основном это были друзья Евгения.

Мой дом для всех открыт всегда,

Не гаснут окна в полночь.

Он всем, кому грозит беда,

Готов прийти на помощь.

  В те годы кузбасские поэты нередко приезжали в наш город, на их выступления собирались полные залы слушателей. Было оно когда-то, время поэзии, время интереса к литературе.

   После выступления юргинцы общались с мэтрами в неформальной обстановке, и кузбасский поэт Сергей Донбай пошутил: « Что вы, юргинцы,  прибедняетесь - у вас есть и Евгений Винокуров, и Николай Гладков, даже Шопорев – почти что Зубарев (Валерий Зубарев – известный поэт, автор многих книг; Эдуард Шопорев – прозаик, его рассказы публиковались в книге «Мы – «Притомье», вышедшей в 1989 году).

 

Детство и юность

    Женя Опарин родился в Юрге 26 ноября 1947 года, через два года после Великой Победы. Детство  было нелегкое: отца не было, воспитывала  одна мама, которая работала бухгалтером, уделяя сыну мало времени. Он был дитя улиц, - много времени занимало общение с друзьями, прогулки по городу.

   Уже в школьные годы Евгений был известен всей школе своей страстной любовью к литературе и талантом поэта. После школы он учился на сварщика в училище 59, хотя был склонен к гуманитарным наукам.  В школьные годы появились первые публикации стихов Евгения в городской газете.

 

 Служба в армии, события на Даманском

   По окончании училища Евгений ушел на военную службу.

   Служил на границе с Китаем, рядом с островом Даманский, где все дышало опасностью. Он был лично знаком с Юрием Бабанским  и многими из ребят, погибших на этом острове. Сохранилось одно из  стихотворений, написанных поэтом в те годы:

 

За эти сутки пятая тревога

Бросает нас на уссурийский лед.

Перед глазами прыгает дорога,

Машина грудью воздух стылый рвет.

…Из темноты выхватывает лица

Поочередно красный светлячок.

Сто метров влево – линия границы,

А впереди – земли родной клочок.

  

ЗЕЛЕНАЯ ЛАМПА В ЮРГЕ

В редакции городской газеты с 1971 года собирались юргинцы Наталья и Евгений Винокуровы, Виктор Изотов, Петр Бугаев, Галина Селифанова, Вера и Тамара Старосветовы, Николай Гладков и другие. Собирались в редакции раз в две недели, нещадно критиковали друг друга. Мало было встреч в редакции – стали собираться у Галины Селифановой и Винокуровых. С легкой руки Николая Гладкова и настольной лампы с зеленым абажуром, назвали это нетайное литературное братство «Зеленой лампой». Под звуки органа читали стихи, пели, танцевали. Дружно и весело отмечали дни рождения.

В святки проверяли, можно ли верить гаданиям – ходили со свечой и зеркалом по темному подполью, пугали друг друга, а потом сами над собой смеялись. Были мы юными и жизнерадостными. Верили, что жизнь ждет нас с распростертыми объятиями.....

   Наталья Винокурова как-то  сказала: «Литературное общество – самое интересное время в нашей жизни. Читаешь старые заметки, как мы выступали на вечерах поэзии в школах, в редакции, в ДК «Победа», понимаешь, как много давала нам жизнь среди увлеченных творчеством людей... Воспоминания об этом дают силы жить»…

  В 80-е годы Женя много выступал на вечерах юмора, стихи его публиковались в городской газете, реже – в областных изданиях. Он стал участником областной литературной студии «Притомье».

  Выступления Евгения Винокурова  всегда были яркими, запоминающимися, юмор –  всегдашним спутником.

Любовь в жизни поэта

    Невозможно говорить о Евгении, не упомянув имени Натальи Винокуровой.

   Они учились в одной школе № 10, но в разных классах. Наташа была яркая, неординарная личность, поэтесса, художница... В 70-е годы юргинцы зачитывались ее стихами, не сходившими со страниц городской газеты. Когда Евгений отслужил в армии, а Наталья окончила школу, они поженились.

   Наталье Винокуровой было восемнадцать, Евгению  Опарину – двадцать два. Она настояла, чтобы Евгений взял ее фамилию...

   Учились оба на историко-филологическом  факультете в Томском Государственном Университете, да так его и не закончили...

  Женя  работал сварщиком на абразивном заводе, Наталья – художником в одном из цехов этого завода.

  «В 1972 году в Навои  уехал друг Евгения, Саша Боровиков, которого заинтересовал этот город в  Бухарской области, где строился химкомбинат.   Вслед за другом уехали  в Среднюю Азию и Винокуровы...   В 1973 году в Навои родился сын, Саша. На новом месте Евгений с Натальей  не прижились, - в 1976 году вернулись в Юргу из-за сильной ностальгии», - вспоминает Е. Манохина (Айзенберг).

    После отъезда Евгения в Навои Николай Гладков ушел в армию, Петр Бугаев стал работать в областном центре  в редакции газеты «Кузбасс», позже стал редактором  кемеровской газеты «Земляки»…. Следы Виктора Изотова и Галины Селифановой затерялись...

  Вернувшись из Навои, Винокуровы стали жить в доме по улице Машиностроителей 30.

  Евгений и Наталья неплохо играли на гитаре, исполняли песни на слова Бернса, Мандельштама, Цветаевой и других авторов.

 «Я увидел их вместе на проводах в армию моего одноклассника. Женя и Наташа пели вдвоем, аккомпанируя на гитарах, причем Наташа держала ритм, а Женя успевал еще изобразить соло. Даже в музыке они жили дуэтом. И в стихах взаимно дополняли друг друга», - вспоминает Георгий Большанин.

 

Меня не били кулаками

 Большинство из стихов, вошедших в книгу Евгения Винокурова «Не остановятся часы» написано поэтом в период с 1989 по 1994 годы, когда страна переживала тяжелейший  политический и экономический кризис: безработица, невыплата зарплат, повсеместные забастовки, сидящие на рельсах шахтеры, в отчаянии стучащие по ним своими касками, рост смертности и числа самоубийств... В начале 1994 года падение производства по сравнению с 1990 годом  превысило все показатели его снижения за период Великой Отечественной войны. Число безработных достигло тринадцати миллионов человек.

    Все эти и многие другие проблемы нашли свое отражение в судьбе и стихах Евгения, которые один из юргинских поэтов назвал «трагической лирикой».  

   Иногда кажется, что Евгений просто не смог бы жить в этом новом мире. Притворяться и приспосабливаться он  не хотел, не мог и не умел.

    В  стихах  появлялось роковое, неотвратимое:

Меня не били кулаками,

А так, все больше на словах.

Но то, что было за словами,

        Мне до сих пор внушает страх.

         Меня убили, но без крови,

И походя втоптали в грязь,

Но все ж от боли до Любови

Лежит таинственная связь.

    В семье были большие материальные проблемы и трудности. Евгения уволили с абразивного завода, и он долгое время не мог никуда устроиться. В семье начались взаимные упреки и ссоры. Поэт стал выпивать. Несмотря на все это, он по-прежнему шутил, улыбался, писал  веселые пародии, эпиграммы.

При всех своих жизненных передрягах Евгений оставался Евгением – искренним, насмешливым, чутким.… Помню, однажды зашла к ним в грустном настроении. И Женя, заметив это, взял гитару и запел песню на стихи, написанные мной в семнадцать лет, - «На верфи корабельной».

  На душе стало легче, словно вернулась наша юность...

  В архиве Николая Гладкова хранится записка:

«Пан Николай, если сможешь, выдели Сашке курева и копеек полста на развод. Сам прийти не могу, болей. Температура и пр.:

«Постарел, курить охота,

Лезет шерсть, в костях ломота.»

Если есть время забегай сам, попьём чаю с малиной. Всего хорошего!

Я.»

    Даже в самые трудные минуты Женя шутил, смеялся над своими проблемами, стараясь не огорчать  людей.

Пародии, эпиграммы, шутки

«Был у меня друг Евгений Винокуров. В жизни он был великий пересмешник и создал немало пародий на стихи кузбасских поэтов», - вспоминает Николай Гладков.

   Подшучивая над собственным бытом в 90-е годы, он написал пародию на стихи Григория Поженяна «Ода пустому   холодильнику»:

Мои друзья у бочки за углом,

А мне до слез обидно и тоскливо.

Мой холодильник опустел, как дом,

И нет рубля, как водится, на пиво.

   Пародия на стихи Николая Доризо, «Мания преследования» вошла в  сборник стихов Евгения Винокурова «Не остановятся часы»:

Не черт ли дернул стать поэтом?

Теперь ношу с собой обрез,

По вечерам сижу без света,

Поскольку знаю – жив Дантес.

 В моей записной книжке сохранился автограф эпиграммы, написанной  Евгением на одном из  областных семинаров  литературной студии «Притомье»:

 

Поэт не то чтобы повеса,

Но если выпьет – он таков:

Подайте на ночь поэтессу,

И, если можно, без стихов!

 

  Стихи Евгения Винокурова были опубликованы в газетах «Кузбасс» и «Кузнецкий край», вошли в сборники «Собор стихов» (Кемерово, 2003, 2005), «Пожалей всех птиц влюбленных» (Кемерово, 2000), «Семиветрие», (Юрга, 2005)...  В 2006 году в Юрге вышла книга его стихов «Не остановятся часы».

 

УХОДЯТ СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ...

    Семья  распалась в 1993 году. Наташа с сыном ушли. Евгений запил.

«Мне кажется, что отец с матерью любили друг друга. Когда они разошлись,  думал, что они сойдутся», - вспоминает сын, Александр Винокуров.

   Потом еще одно несчастье: Женя обморозил четыре пальца на руке. Наталья очень переживала, ездила к нему в больницу, но примирения не произошло.

   Потерян дом... семья... работа... Отвернулись друзья...

 

Уходят старые друзья,

А новых не найти так просто.

А одиночество так остро.

.......................

   Кто-то сказал, что стихи –  купол, венчающий храм судьбы. Если так, то этим куполом до последних дней Евгения оставалась любовь. Любовь к той, Единственной, без которой он не мыслил жизни – жене, Наталье. Драматична любовная лирика поэта:

Я твой дом за углом

Обхожу стороной,

Потому, что ты в нем,

Но уже не со мной.

   Любовь Клестер вспоминает о своей последней встрече с поэтом в автобусе, когда он сказал: «Я знаю, что скоро умру...»  

 

 «Одно прибежище – Господь...»

  Измученный безработицей, безденежьем и личной драмой, поэт обращается за помощью к Богу. В 1989 году семья Винокуровых приняла крещение. Сын, Александр, помнит, что крестил их протоиерей Владимир Почаев. И это не дань моде: Евгений был цельной личностью и приход к Богу был  событием, многое изменившим в жизни поэта.

И нет, не маленькую веру

Другое сердце вдруг услышит.

И образ Твой в хитоне сером

Крестом по сердцу будет вышит.

    Среди черновиков мы нашли листок, на одной стороне которого  – глубина страдания и мрака:

У жизни шаг железный

Ничем не удержать,

И вовсе бесполезно

За нею вслед бежать.

  А на другой стороне  листа –  словно  ответ на мучивший вопрос:

Одно прибежище – Господь!

Вот я к нему и припадаю

Когда страдает дух и плоть

Когда и друг не понимает

Одно прибежище – Господь!

 

 

 

И это все Россия!

   Стоя на рубеже двух эпох, видя, как рушатся привычные устои, поэт пытается понять происходящее, несмотря ни на что сберегая любовь к родной  стране:

И это все Россия!

Горька моя любовь

И как, скажи, осилить

Душе такую боль?

Любовь как главная ценность осмысливается Евгением и во многих неоконченных стихах.

Здесь ничему уж было не родиться,

Здесь ничему уж было не гореть.

Тогда Господь послал любовь, как птицу....

Он пишет о городском кладбище, где «поразбросаны» могилы родных в разных концах его, и  противопоставляет ему «деревенские погосты»:

        …Деревенские погосты.

На минутку задержись.

Здесь и смерть приходит просто

И естественно, как жизнь.

  Последние стихи Евгения стоят уже на той ступени просветления и простоты, когда  становятся доступными каждому сердцу.

Отдаленные звуки

В глубине поднебесья дремлют.

Осторожно возьму их в руки

И стихом опущу на землю.

 

 

НЕ ОСТАНОВЯТСЯ ЧАСЫ

   В стихах  поэт  словно чувствует приближение ухода: голос его прорывается до прозрения:

С каждым днем все отчетливей голос:

«Приготовься в дорогу. Пора».

Что там плоть – обмолоченный колос

Ради зерен любви и добра.

        В каждом путнике - образ нетленный

И подобие Бога Отца.

Раствори же себя во вселенной,

И не бойся – не будет конца.

   В свой последний вечер, Евгений, словно предчувствуя что-то, обошел всех своих друзей, - зашел к Гладковым, Игоренко, Рубцовым и другим.

 Если бы знать – жена, Наталья оставила бы Евгения дома в тот, последний вечер.

 Если бы знать – я поговорила бы с ним в его последнее Прощеное воскресенье, когда он зашел ко мне домой. По древнему обычаю, мы просили друг у друга прощения.

Был Женя трезвым, спокойным и каким-то просветленным. Сказал, что  хочет со мной  поговорить. Дом был полон гостей, и мы  договорились встретиться во вторник.

   А во вторник,  в ночь на 14 марта 1994 года мы сидели у гроба.

Запомнилось громкое тиканье будильника. Сын, Александр, не захотел, согласно поверью, останавливать часы: «Папкина память. Остановишь – сломаются. Пусть тикают». Позже, в рукописях Евгения, нашли карандашом написанное на обрывке бумажного листа стихотворение со строками

Предвиденье тревожит душу,

Проходит вечное сквозь сны.

Я перед вечностью не струшу,

Не остановятся часы.                                        

   Перед этим была последняя чаша, о которой пророчески – через стихи – знал сам Евгений.

Я пойло пью из желтой склянки –

Вином такое не назвать.

И, может быть, в последней пьянке,

Господь решит меня призвать…

16 марта, мы провожали Евгения Винокурова в последний путь. Было тепло. Падали крупные хлопья снега, и никак не хотелось верить в реальность происходящего.

  Людей было много, но перед выносом тела, в квартире, вместе с женой Натальей и сыном Александром остались несколько человек: те, кто знал  его с юности:  Николай Гладков, Вера  Титова и автор этих строк.

 В последний раз в его присутствии побыли мы в воспоминаниях тех лет.   Все понимали, что вместе  с Евгением уходит много хорошего, светлого, доброго, чем мы не  умели дорожить, пока он был рядом с нами. 

  Наталья пережила его на девять лет.

 

 

ЕВГЕНИЙ ВИНОКУРОВ

стихи

 

  ***

Не возвращаются оттуда

Никто, нигде и никогда.

Но кто-то верит, верит в чудо,

Так было, будет, есть всегда.

 

Воздастся каждому по вере.

Небытие навек – одним…

Я в этот мир открою двери,

Как будто не прощался с ним.

 

***

Когда уходит вдохновенье,

Меня охватывает страх

За безголосое кипенье

Пустой души в пустых стихах.

Но больше я боюсь мгновенья,

Когда, пасуя перед злом,

Я не собью, как встарь, колени,

Над каждым сломанным цветком.

 

   ***

Кричит душа немая,

А разум все молчит,

Совсем не понимая,

О чем она кричит.

 

Все песни перепеты.

И выпито вино.

Дождаться бы рассвета

И распахнуть окно…

 

У жизни шаг железный

Ничем не удержать.

И вовсе бесполезно

За нею вслед бежать.

 

И начинать сначала,

Не медля ни часа,

У лодки у причала

Повисли паруса.

 

Похмельного угара

Давно замкнулся круг.

Осталась лишь гитара,

Единственный мой друг.

 

Еще жива надежда,

Еще жива любовь,

Но как сменить одежды

И стать самим собой?

 

   ***

Меня не били кулаками,

А так, все больше на словах.

Но то, что было за словами,

Мне до сих пор внушает страх.

 

Меня убили, но без крови,

И походя втоптали в грязь,

Но все ж от боли до Любови

Лежит таинственная связь.

 

«Кто не страдал – любить не может».

Не знаю, кто это сказал,

И с каждым годом мне дороже

Полночный вымокший вокзал…

 

Мы покидали этот город,

И нас никто не провожал.

И одинокий мамин голос

Не осуждал, не возражал.

 

Нас впереди ждала шестая

Земли таинственная часть,

Писалась повесть непростая,

Что нашей жизнью назвалась.

 

 

   ***

Холмик, цепи и оградка –

Друг от друга не видать.

Часто снятся дед и бабка,

Дядя, тетка, чаще – мать.

 

Поразбросаны могилы

На кладбище городском,

Даже смерть разъединила

Их на торжище людском.

 

Ну, а те, кто взят войною

В адском, вечном ли огне,

Неувиденные мною,

Отзываются во мне.

 

Позабыт мой род недревний,

Память мечется во мгле.

Нам бы вместе всем в деревне

Упокоиться в земле.

 

…Деревенские погосты.

На минутку задержись.

Здесь и смерть приходит просто

И естественно, как жизнь.

 

              ***

                           Г. Юрову

Прогрессу, людям ли в укор –

Деревья чахнут городские…

Как после выстрелов в упор,

Дымятся трубы заводские.

 

Не вижу в небе журавля,

Но полон образом всецело:

Летит, летит моя земля,

Как птица, в прорези прицела.

 

 ***

Уходят старые друзья,

А новых не найти так просто.

А одиночество так остро.

Но не о том моя печаль.

 

Сменились круто времена,

И правда оказалась ложью,

И даже выжить стало сложно,

Но не о том моя печаль.

 

Ты для меня источник песен,

Тебе со мною стало тесно.

Твой новый дом, где нет мне места –

Вот в этом вся моя печаль.

 

  ***

Все, что выстрадал, я вложу

В полновесные, звонкие строки.

Я в осеннем лесу нахожу

Вдохновенья живые истоки.

 

     ***

Мой дом для всех открыт всегда,

Не гаснут окна в полночь.

Он всем, кому грозит беда,

Готов прийти на помощь.

 

Теплом он встретит у дверей,

Чужой бедой взволнован.

Жаль, от неискренних друзей

Мой дом не застрахован.

 

ШУТЛИВОЕ ОБРАЩЕНИЕ К СЕБЕ

 

Заброшу творческие муки,

Поеду утром на завод,

Поскольку дела просят руки

И подвело совсем живот.

 

Отгорожусь щитком от неба,

Зажгу дугу на кромке шва,

Чтоб не единым только хлебом

Была семья моя жива.

 

Ловил «божественные звуки»,

А что же, собственно, искал?

Десятым чувством знают руки

Живой и трепетный металл.

 

Есть в этом, право, вдохновенье:

В работу – словно бы в игру,

Где час проходит, как мгновенье,

И электрод сродни перу.

 

    ***

Здесь ничему уж было не родиться,

Здесь ничему уж было не гореть…

И вот Господь послал любовь, как птицу.

И без нее мне страшно умереть.

 

…И был полет в четвертом измеренье,

За гранью граней, за пределом тел…

И был полет! Но не было паденья,

Вот только кто-то выстрелить хотел.

 

Любовь – полет над бездною во мгле,

Высоких духом вечное стремленье.

Любите здесь, пока мы на земле.

…Нам на любовь отпущено мгновенье.

 

  ***

То много туч, то много неба,

То тень беды над головой,

И зацветает снова верба

Над взбунтовавшейся рекой.

 

Мне все созвучно в этом мире –

Весна, капели, ледоход.

В моей двухкомнатной квартире

Все окна смотрят на восход.

 

И славит каждое мгновенье

Душа, возвышенно-чиста,

Когда подарит вдохновенье

Двенадцать строк на пол-листа.

 

СТИХИ И ВОЖЖИ

 

                        «Учил отец меня вожжами,

                       И применял, бывало, кнут…»

                       «Но так земля моя хотела,

                       Чтоб я любить и мыслить мог».

                                                  Г. Касмынин

                                       «Мои университеты»

Стихи вошли в мне, как дрожжи,

Не остановишь – так и прут.

Швырнул отец на лавку вожжи,

В лохань с водой макая прут.

 

Напрасно мать помочь хотела,

А сам я вырваться не мог.

Мое бунтующее тело

Отец заклинил между ног.

            

Не то, чтоб злился он при этом.

Но выдал все же от души:

«Оно, конечно, будь поэтом,

А на заборах не пиши!»

 

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.