Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Вера Лаврина. На берегах Северного Афона. Валаамский дневник

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Валаамский монастырь издавна называют Северным Афоном. Как и Афонская гора, остров Валаам является «монашеской страной», где проживает только братия монастыря, он находится в таком же аскетическом отдалении от мира, разделен с ним водным пространством. И на Северном, и на Южном Афоне из вод, скал и деревьев Творец создал, как бы предвкушающие райские, уголки природы необыкновенной красоты.
С тех пор, как прочла замечательный очерк Ивана Шмелева «Старый Валаам», послушала рассказы паломников о монастыре, я стремилась побывать там. Не удержусь и скажу: моя поездка превзошла все ожидания: как будто я просила у Бога хижину, а он подарил дворец.
Путешествие началось с… опасаюсь сказать «чуда», но с чудесного исполнения желания. На Валаам я отправилась одна и молилась, чтобы Господь послал мне подругу, наперсницу для трудов и общения. Наша группа «Неделя на Валааме» должна была собраться в Петербурге 28 июля в 06.30 утра на автобусной остановке на Выборгском шоссе у метро «Озерки». Оттуда автобусами мы отправлялись на Ладогу, в  Приозерск, где располагался причал Валаамского монастыря. 28 июля рано утром я выхожу из метро и, потеряв ориентацию, бреду в неизвестном мне направлении. Вдруг слышу сзади голос:
– Женщина, вы на Валаам?
Оборачиваюсь, растеряно отвечаю:
– Да…
– Вы в другую сторону идете. Выборгское шоссе – там. Я тоже на Валаам еду. Я просто увидела у вас в руках этот листочек: «Валаамский паломник»…
Так я познакомилась с Таней. С ней мы вместе послушались, молились, гуляли по острову, подолгу беседовали.  Сердечность, доброта, открытость в Татьяне сочетались с внимательной тактичностью. К тому же она была очень красива: большие синие глаза с черными ресницами, черные вьющиеся волосы. Таня сказала мне, что эту Пасху вместе с мужем она встречала на Валааме:
– Передать эту радость невозможно. Я со слезами на глазах уезжала с острова. И вот опять еду туда.
Рассказы о Валааме Тани и других паломниц, с которыми мы познакомились уже на «Метеоре», наполняли душу радостным предчувствием чудесной встречи. Над Ладогой стоял сияющий ясный день: в лучах солнца блестели лазурные воды, в легкой дымке таяли дальние берега и островки. Охваченные трепетным волнением, на корме катера мы с Таней запели «Царица моя преблагая…»
И вот, мы оказываемся в устье Монастырской бухты.  Когда-то при въезде в бухту стояла таможня. Выходил монах и тщательно досматривал суда: табак, водку изымал, пьяных ссаживал и отправлял на расположенные неподалеку маленькие необитаемые «Пьяные острова» до полного их протрезвления. На месте таможни сейчас стоит маленькая сторожка.
Зайдя в узкую и длинную Монастырскую бухту, катер сбавил ход. Мимо проплывали скалистые берега, покрытые сверху густым хвойным лесом. Насыщенная солнечным светом зелень, тихая гладь воды, лазурный простор небес, поднимающиеся из воды черные камни – все оттенки цвета были размечены так чудесно, что не оставалось сомнения в работе Великого Художника, так дивно украсившего землю. Его замыслу вторила природа рукотворная: ослепительно белели стены Никольского скитского храма, диковинным цветком мелькала между елей маленькая часовню Валаамской Божьей матери на противоположном берегу, дальше, на высоком холме возвышались над зеленой купиной голубые купола Спасо-Преображенского собора с натянутой в небо струной колокольни.
У причала нашу группу из 49 человек встретил опекун и экскурсовод Владислав из Питера.
Места для нас еще не были освобождены предыдущей группой, поэтому мы сдали вещи в монастырскую камеру хранения  и отправились в трапезную на обед.
Мне очень нравились эти трапезы. Нравилась та чинность, с которой они устраивались. Мы приходили в строго определенное время, становились вдоль длинного ряда столов и начинали молитву. Потом усаживались на лавках. На столах стояли приборы и блюда с едой. Каждый накладывал себе и приступал к трапезе. Еда была очень простая, постная, но всегда хорошо приготовленная и вкусная. Конечно, мужчинам, которые работали на рубке дров, погрузке этого было маловато. Но можно было купить вкусную монастырскую выпечку – пирожки, булочки,  работали у причала два кафе, где и мясные блюда подавали. Они назывались «Валаамский паломникъ» и «Трапеза в старом саду». После трапезы мы опять молились и уносили каждый свою посуду на мойку. А девушки быстро накрывали стол для следующей группы.
После обеда состоялась наша первая экскурсия по главному подворью монастыря с посещением Спасо-Преображенского храма. День стоял необыкновенно жаркий. Уставшие с дороги, мы с трудом воспринимали слова экскурсовода. Нас тянуло присесть или прилечь где-нибудь в тени, но мы держались. Нам показали монастырские сады, рассказали об их устроении. Мы осмотрели несколько часовен, построенных в честь различных памятных дат. В надвратном храме послушали небольшой 20-минутный концерт, где певцы (не монахи, а артисты) демонстрировали нам различные стили церковного пения. Пели они прекрасно, хорошо поставленными сильными голосами. Однако не превзошли услышанное позже на службах пение братии монастыря.  В пении монахов нет ничего эффектного, никаких «красивостей», но оно трогает сердце и просветляет душу.
Потом нас повели в Спасо-Преображенский храм. В нижнем храме стоит рака с мощами основателей обители Германа и Сергия. Древний период истории монастыря утрачен, как и жизнеописания основателей-подвижников, остались только их имена.
Наше внимание привлекли также две совершенно одинаковые иконы Валаамской Богородицы: они висели рядом – одна большая, а другая совсем маленькая. На табличке можно было прочесть, что эта маленькая икона в 2005 году побывала в космосе. За всю историю космонавтики это первый случай, когда на борт корабля была взята икона.
Побывали мы и на Братском, и на Игуменском кладбищах. Я впервые увидела вместо надгробий лежащие на земле небольшие гладкие камни, покрашенные простой белой краской с восьмиконечным черным крестом и краткой надписью: «Здесь покоится раб Божий» – без имени и даты. Камни лежат длинными рядами, как напоминание о много раз разоренном погосте.
Гуляя по монастырю, не перестаешь удивляться, с каким тщанием монахи устраивают не только храмы в обители, но и дороги, мосты, даже тропинки. К Игуменскому кладбищу ведет одна из самых красивых дорог на Валааме, вдоль которой растут пихты, потом их сменяют лиственницы. Я обратила внимание на то, что меняются породы деревьев. Оказывается, это не случайно. Позже в интернете я нашла тому объяснение. В основе лежит символическое истолкование реальных деталей. Пихтовая аллея, открывающая путь на кладбище, как бы олицетворяет земную жизнь человека. Ветвистые деревья делают ее густой и даже мрачной, как и наш жизненный путь, не лишенный тревог, горестей и заблуждений. Лиственничная часть аллеи олицетворяет духовную жизнь праведников после смерти: стройные деревья тянутся высоко к небу, в ясный день солнце зажигает изумрудом зелень ветвей. На кладбище покоятся настоятели монастыря, и самые чтимые из них: игумен Назарий и игумен Дамаскин – великий благоустроитель обители и воспитатель монахов.
Наконец-то под вечер нас распределили по корпусам: расселяли в мансардном этаже полиции (в монастыре она есть), спортзале и в работном доме. Мы с Таней и еще четырьмя женщинами и девушками попали в работный дом. Это подлинный работный дом для трудников, двухэтажный, построенный в 19 веке из красного кирпича в виде каре.
Сейчас в комнатах на нижних этажах еще обитают жители поселка, а в мансардном этаже селят трудников и волонтеров. Жители, похоже, в течение многих десятилетий не ремонтировали здесь ничего: широкая парадная лестница закопченная, расписанная памятными надписями, увитая паутиной. В местах обитания трудников сделан дешевый минимальный ремонт: есть туалеты, раковины. В нашей комнате стояла большая печь, возле которой были навалены дрова, еще в июне ее активно топили. На острове почти везде, даже в церквях, печное отопление. Внешний и внутренний вид работного дома является печальным свидетельством того, в какие руки попал остров в советское время. Сейчас возле всех церквей, возле каждого монашеского корпуса, домика, в каждом дворике устроены клумбы, розарии, насажены деревья, де-коративные кустарники, а возле работного дома, где уже более полувека живут местные жители, только вытоптанная пожухлая трава и одно чахлое деревце. Когда в 1989 году для восстановления разоренной обители и налаживания монашеской жизни на остров прибыли первые четыре монаха и два послушника, он представлял собой ужасное, плачевное зрелище. И следы этого разорения еще можно кое-где увидеть.
География приезжающих на Валаам паломников очень обширная: от Дальнего Востока до Санкт-Петербурга. Но больше всего приезжают, конечно, из ближайшего мегаполиса. Питерцы составляют половину паломников. Из нас шестерых, живших в одной комнате в работном доме, трое были из Питера: Варвара, бухгалтер, молодая красавица кустодиевского типа, пенсионерка Светлана, в прошлом инженер и туристка-сплавщица и менеджер Ксения, тоже молодая девушка.  Татьяна, моя подруга, мать троих детей, воспитательница детского сада приехала из Белоруссии, из Могилева, Галина, учительница физкультуры, тоже мать троих детей из Жуковского Московской области. И я – из Кемерово. В эту поездку при плотном общении с представителями разных регионов России я заметила такую яркую черту нашей российской действительности как «столичноцентризм». У большинства коренных обитателей обеих столиц и прилегающих к ним городов все, что дальше «Золотого кольца» представляется такой окраинной Тьмутараканью. Они совершенно не различают, где там Пермь, Иркутск, Томск, или Горно-Алтайск, прости Господи. Дальше МКАД – ровная, серая, безликая протяженность без ярких вспышек и огоньков. Примерно также представляет себе Зауралье и большинство жителей европейской части России. В этом нет ни надменности, ни презрения к провинции – это такая обыденная данность. Тем не менее, сибиряков на Валааме я встретила немало из Тюмени, Екате-ринбурга, Горно-Алтайска. Причем они приезжали небольшими группами по 3-5 человек.
Перед сном Ксюша, молодой менеджер из Питера, спросила:
– Мы вместе будем вечернее правило вычитывать?
Мы с Таней переглянулись:
– Да… будем… – не ожидали такой высоты.
Вечерние молитвы читала Ксюша очень хорошо: неторопливо, сердечно. Ксюшу мы все очень полюбили. Внешне не красавица, она представляла собой чудесный редкостный тип русской православной девушки. В Питере у нее был духовник, который руководил ее духовной жизнью.  Мы видели, как весь покаянный канон Ксюша вычитывала стоя на коленях. При этом она не была занудой. Ценила шутку, легко могла посмеяться над собой. Приехала в монастырь с женихом, красивым, высоким парнем. Вернее, жених привез ее на остров, сам он здесь уже бывал. На осень у них была намечена свадьба. Ксюша собиралась устраиваться на работу в школу.
– В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой. Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь, – завершила Ксюша молитвы.
Так закончился день первый пребывания в монастыре.
И был вечер, и было утро, и настал день второй. Во второй день у нас была запланирована экскурсия по монастырю, вернее, по Валаамской Палестине, которую составляют несколько скитов.
Я представляла себе, что скит – это ветхая избушка, затерянная в лесной чаще, от которой вьется едва заметная тропка к храму. Такого скита я не встретила на Валааме. Но все они очень разные. На территорию некоторых можно свободно пройти, они не огорожены. Церковь всегда открыта. Монахи живут в каменных домах или в небольших деревянных домиках. Только на тропинках к дому братии висит табличка: «проход не благословляется». Это такие скиты, как Никольский, Смоленский, Коневский. Ряд скитов находится на островах, их посещение паломниками ограничено. На Ильинский скит можно попасть лишь раз в году на Ильин день и то, если тебе повезет и ты будешь приглашен каким-либо знакомым. На Ильин день там устраиваются праздничные богослужения с приглашением гостей. Но круг гостей тоже ограничен. Когда мы узнали, что наши девушки попали в этот открытый раз в году скит на праздник, мы с обидой спросили у них:
– Почему вы нам не сказали?
– Нас самих по секрету пригласили и просили никому больше не гово-рить, чтоб ажиотаж не создавать, – откровенно признались они.
Нам с Таней не повезло – никто не проговорился.
В некоторых скитах не благословляется посещение женщин. Например, Всехсвятский скит, подобно монастырям Святой горы, закрыт для посещения женщинами, кроме одного дня – престольного праздника. Он огорожен вокруг высокой каменной стеной, как крепость.
А на возрождающийся Предтеченский скит, славившийся самым стро-гим уставом и подвижнической жизнью, вряд ли кто из паломников может попасть. На Святоостровский скит организовывают экскурсии за отдельную плату.
Монахи живут по послушанию, и не каждый может выбрать себе отда-ленный скит. Скит населяют, как правило, 3-4 или 8-10 монахов, в зависимости от размеров. В основном они живут на главном подворье, в братских корпусах. Те, кто живет в скитах, тоже пытаются ограничить контакт с мирскими и трудниками.
Однако некоторым из братии постоянно приходится общаться с паломниками разных полов. Существуют летние школы для волонтеров; с трудниками проводят беседы, где каждый может задать свой вопрос. А об иеромонахах и говорить нечего: они исповедуют сотни паломников за службу. Подавляющее большинство – это женщины.  
Мне запомнился один эпизод, когда мы с Таней в последний день нашего пребывания на Валааме поехали на велосипеде в бухту Дивную. Впереди я заметила силуэт идущего монаха. Потом он куда-то исчез. Оглянувшись, я увидела, что он стоит за деревом, повернувшись к нам спиной, явно, чтобы избежать встречи.  Хотя еще за несколько минут до этого мы узнавали дорогу у встретившегося нам молодого послущника, тот, улыбаясь, любезно объяснил нам, как проехать к Смоленскому скиту.
Итак, возвращаемся к Валаамской Палестине. Нашим экскурсоводом была Марина – молодая девушка необыкновенной красоты: голубоглазая с каштановыми волнистыми волосами, точеными чертами лица, изумительной кожей. На пальчике поблескивало обручальное кольцо. Ее красота оставила бы меня равнодушной, если бы на ней так внятно не лежала печать чистоты, веры, высокой духовности. Мне даже показалось, что она вполне подходила для модели образа Богородицы. И это придавало нашей экскурсии (лично для меня) какое-то особое очарование.
Многие монастыри устраивают свои скиты как прообраз Палестины со своей горой Фавор, Гефсиманией, храмом Гроба Господня. Такая Палестина есть и на Валааме. Главный Спасо-Преображенский храм стоит на горе Фавор. В западной части острова располагаются Гефсиманский и Воскресенский скиты; в последнем есть храм Гроба Господня с Голгофой и кувуклией.
Началась наша экскурсия с посещения Коневского скита, устроенного в честь иконы Коневской Богоматери. Этот образ особо почитается на русском Севере. На иконе изображены Богоматерь с маленьким Христом, который держит два голубиных птенца, – очистительная жертва за младенца мужского пола, поэтому этот образ называют еще Голубицким. Скит расположен в окружении тихих лесных озер, заросших по берегам желтыми кувшинками. Простая деревянная церковь – самая маленькая на острове. У храма слева и справа от тропинки небольшие скитские домики братии с садиками и цветниками. Тишь, красота, молитвенный настрой (который, конечно же, нарушают бесчисленные паломники). Храмы во всех скитах всегда открыты и пусты. Можно заказать молебны, оставить пожертвования. Можно самим помолиться, почитать акафисты, которые есть на аналоях. Братия молится в кельях или трудится. Днем в скитах монахов практически не увидишь.
По дороге Марина показала нам форелевое хозяйство обители. На Валааме есть и коптильня, где можно заказать форель нужных размеров. Форель горячего копчения очень вкусная. Это настоящий валаамский деликатес.
Далее наш путь лежал в Гефсиманский сад, который являл собой образ Иерусалима. По чудесным тропинкам и лесным дорогам мы вышли к Елеонской горе, ее вершину украшала пятиглавая часовня в русском стиле, освященной во имя Вознесения Господня. Здесь неподалеку в полном согласии с Иерусалимской географией есть и свой Кедрон, и Мертвое море (Лещееевское озеро). У подножия Елеонской горы находится Гефсиманский скит. Кстати, скиты называют еще по цвету построек. Так, Гефсиманский скит называют Желтым. В Гефсиманском саду была погребена Богородица, поэтому скитская церковь освящена во имя Успения Богородицы. За церковью находятся два келейных корпуса. Вход на территорию скита не благословляется. Можно помолиться у маленькой часовни Моление о Чаше.  
Последняя цель нашей экскурсии – Воскресенский скит, который расположен на восточном берегу острова. Построен скит из красного кирпича с высокой кирпичной же стеной. Его называют еще Красный скит. Я с радостью узнала, что благоустроителем этого скита был известный меценат, сибирский золотопромышленник Иннокентий Сибиряков. По всей Сибири он помогал больницам, библиотекам, подарил библиотеку Жуковского Томскому университету. Здесь, на Валааме, в Воскресенском скиту на его средства построен главный двухэтажный храм с верхним Воскресенским и нижним храмом Андрея Первозванного. Иннокентий Сибиряков собирался принять постриг на Валааме, но Афонские монахи уговорили его уехать на Афон. Он совершил монашеский постриг на Афоне и вскоре там умер.
Нижний храм устроен по подобию пещеры храма Гроба Господня в Иерусалиме с камнем помазания, Голгофским крестом и кувуклией.
Мы по очереди, низко склонившись или даже ползком, на коленях заходили в притвор Ангела, где находился камень, отнятый Ангелом от Гроба Спасителя с частицей подлинного, и далее в пещеру, где стояло мраморное подобие Гроба Господня. Разрешалось все фотографировать, ставить свечи. Было время помолиться.
Завершилась наша экскурсия в Большой Никоновской бухте, куда причаливают круизные пароходы. В небольшом кафе у причала мы попробовали Валаамское мороженое, которое изготавливают из местного молока (в Валаамском хозяйстве содержатся около тридцати коров). Мороженое делают трех видов: сливочное, со смородиновым джемом и шоколадное. Наибольшей популярностью пользуется сливочное.
А к причалу все прибывали суда. Вереницей одна за другой тянулись от пристани группы туристов, паломников. Я слышала французскую, английскую, финскую речь. Марина сказали нам, что за сезон, с мая по октябрь Валаам посещают свыше 100 тысяч туристов. А на сайте Валаамского монастыря есть даже цифра 200 тысяч! Порой в воскресные дни приезжает по 40 групп. Сейчас основной доход монастырь получает именно за счет туризма. И только с октября по май начинается уединенная поистине монастырская жизнь. Немногочисленных паломников принимают лишь на Рождество и Пасху. Не всем монахам нравится такое многолюдье. Некоторые из них уезжают в более отдаленные и тихие монастыри: на Кавказ, на Афон. Владыка Панкратий тоже обеспокоен наплывом туристов и паломников. Он даже высказывался за то, чтобы каким-либо образом регулировать число посетителей – и уникальная природа уже не выдерживает стотысячного наплыва туристов, и монахам тяжело.
К вечеру того же дня для желающих за отдельную плату была организована  еще одна экскурсия на Святой остров. Захотели поехать все. Это знаменитейший остров, с которого, по преданию, и начинался в 10 веке монастырь, здесь при основателях монастыря Сергии и Германе находился первоначальный Свято-Троицкий монастырь. Здесь же в 15 веке подвизался великий русский святой Александр Свирский, основавший позже монастырь на реке Свирь.
Поплыли мы на открытом рыболовецком катере, довольно утлом по сравнению с «метеорами» и пароходами. Погода стала портиться, солнце заволокло тучами, начал накрапывать дождь, усилился ветер. Погода на Ладоге коварна: в одночасье безмятежную морскую прогулку в солнечный день может превратить в отчаянную борьбу с водной стихией. Ближние берега и острова затянула серая пелена.  Вот из тумана стали вырисовываться крутые скалистые берега Святого острова, со стройным порядком елей и сосен. Когда нас высадили на причал, катер отошел от берега и «лег в дрейф», поскольку поднялись большие волны, бившие его о причал.  На самом острове, густо поросшем густым сказочным лесом, ветер приутих. Моросил дождь. Мы пошли к церкви Александра Свирского мимо небольших скитских домиков, окруженных кустами красной смородины, маленькими огородиками, цветниками. Разувшись, зашли в церковь.
– Давайте прочитаем акафист Александру Свирскому, – предложила Марина.
Немногочисленные добровольцы по очереди неумело, часто запинаясь, читали акафист, а мы стояли вокруг, вглядывались в лица святых на иконостасе, кто-то писал записочки, заказывая молебен. За окнами накрапывал дождь, зеленел лес.  Это была какая-то чудесная минута, в которой мы, незнакомцы, приехавшие из разных уголков России, духовно, единоверчески соединились не только друг с другом, но и с глубокой святой древностью, поколениями монахов-подвижников, которые, как драгоценный дар, обустроили, сохранили, восстановили и преподнесли Богу и нам этот дивный остров. На Валааме потом я не раз испытывала такие удивительные переживания подлинной, пронзающей времена соборности и приобщенности к великому очагу духовности. Эти переживания возникали во время богослужений, при посещении храмов и просто во время прогулок по монастырю. Наверное, это самое драгоценное, что дает Валаам и ради чего стоит посетить его.
Рядом с церковью мы увидели небольшую узкую канавку, обложенную замшелыми камнями – это могила, которую вырыл себе сам Александр Свирский, в знак вечного памятования о смерти. Рядом стоит поклонный крест. Александр Свирский отбыл потом на реку Свирь, открытая могила так и осталась, монахи сохранили ее. На острове осталась также и пещера, в которой спасался этот подвижник. В пещеру можно было зайти, ненадолго остаться в ней одному, помолиться, сфотографировать. Пещерка обложена плоским камнем, в ней несколько икон, зажжены свечи. Находиться там можно было только одному человеку и то, согнувшись или на коленях. Мы долго и терпеливо стояли в очереди так, чтобы все могли побыть в пещерке и помолиться там. Потом можно было немного погулять по острову. Небо стало очищаться.
Вдоль берега вьется золотистая тропка, она, то взлетает на отвесный берег, то сбегает к прибрежным камням, то проходит по деревянному настилу над пропастью.  И с каждым поворотом открываются чудесные виды, один краше другого: блестит между иглами и золотыми ветвями вода; с выступающего далеко в озеро каменистого мыса бредут одна за другой к воде сосны. Вот разливается широкая Ладога с манящими островками  и тающими в дымке едва заметными дальними берегами. На черных камнях ближнего острова вздымается могучий лес. И думается, почему Александр Свирский бежал от этой Божественной красоты в темную и узкую пещерку, где неверным светом мерцали маленькие свечи, роняя блики на черные грубые камни? Неужели и Божественная красота отвлекает от самого Господа и рассеивает ум и молитву?
Когда мы подошли к причалу, над Ладогой во всю ширь уже сияло солнце, тучи ушли за горизонт.
– Вот видите, мы помолились Александру Свирскому, и дождь прекратился, – радостно улыбалась Марина.
Кстати, Марина как-то предупредила нас:
– Будьте осторожны с желаниями – на Валааме они сбываются.
Всю обратную дорогу нас преследовала стая чаек. Словно цирковые, они ловко ловили на лету брошенный им хлеб и другую еду. Вокруг катера их собиралось все больше и больше. Когда капитан предупредил нас, что не надо кормить чаек, было уже поздно: кое-кто стирал со своей одежды птичьи метки. Чайки преследовали нас до самой Монастырской бухты.  
После экскурсии небольшой компанией мы совершили прогулку на мыс Земняковский. Красота валаамской природы восхитительна, в особенности бухт и мысов, где земная, водная и небесная стихии соприкасаются. У горизонта небо и вода сливаются в нежной голубой дымке. Скальная порода, на которой стоит Валаам, называется габбро-долерит – это иссиня-черный камень с геометризированной структурой – он раскалывается и дробится по прямым линям. Сам по себе камень живописный, скульптурный. Каменные плиты мысов образуют  большие гладкие поверхности естественные уступы и ступени, спускающиеся к синей, спокойной воде. Трещины и борозды на плитах сплетаются в живой рисунок. Эти чудесные каменные изваяния в сочетании с зеленью и лазурью Ладоги создают впечатляющие картины. Что может Господь уготовить прекраснее этой дивной природы!
И был вечер, и было утро, и настал день третий.
На третий день начались наши трудовые послушания.
Но прежде с утра мы с Татьяной пошли на полунощницу – так называется ранняя братская служба в монастырях. Она начиналась в пять часов утра в  верхнем храме Спасо-Преображенского собора. Северное белесое утро, тишь, немногочисленные паломники, устремляющиеся на службу. Храм светлый, высокий. В окружении тянущихся вверх мощных столпов чувствуешь себя чуть-чуть ребенком. В церкви по старинному благочестивому обычаю женщины стоят слева, мужчины справа. Иногда некоторые женщины по неведению забредают на правую сторону, но никто на них не шипит, не тащит их на «женскую» сторону.  Монахи все делают не торопясь, сосредоточенно: не они для времени, а время для них.
Позже, всякий раз, когда нам позволяло время, мы ходили на молебны, которые служились почти каждый день в 13.30 в нижнем храме: иконе Валаамской Божьей матери, Всецарице, преподобным Сергию и Герману, преподобному Антипе. На Валаамских молебнах поют не только монахи, но и молящиеся. В хоре молящихся всегда выделяются красивые женские голоса, которые уверенно ведут мелодию. Чувствуется, что эти женщины поют в церковных хорах. Когда начинается миропомазание, монах берет горящую лампадку и помазует всех маслом прямо из горящей лампадки.
На Валаам члены нашей группы приехали как трудники, купив путевку «Неделя на Валааме». Нас там называли почему-то «линейками». Настоящие трудники приезжали без путевок, работали очень много во славу Божию, жили отдельно в гостинице. В эту гостиницу мы с Таней и отправились на послушание. Мы поступили под начало Татьяны, внешне строгой, мало улыбчивой управляющей гостиницы или горничной. Татьяна была тоже трудницей из Тюмени, нам она понравилась.
– Чай пить будете? – Татьяна всегда начинала разговор о послушании с предложения попить чай. Потом говорила:
– Помолитесь, девочки, и начинайте.
Работа была простая: мыть пол, двери, стирать пыль, чистить кафель в ванне и туалете – обычная женская канитель. Часто Татьяна освобождала нас раньше. Или вообще отпускала:
– Сегодня не послушаемся.
Когда в первый день Татьяна после обеда освободила нас от послуша-ния, нам даже стало неудобно. Некоторые наши коллеги-трудницы целыми днями работали в жару на огородах или в садах. Мы с подругой сами придумали себе послушание: пошли гулять к ближайшему Никольскому скиту и прихватили с собой перчатки и пакеты для мусора. Собирали по дороге окурки, обрывки бумаги и другой мусор. Почему-то нам было радостно выполнять эту работу.  
Я не раз посещала монастыри в качестве скорее туристки, а не паломницы, и всегда завидовала тем людям – девушкам, женщинам, которые чувствовали себя там «своими». Они были явно заняты какой-то работой, деловито сновали от корпуса к корпусу, озабоченно обсуждали друг с другом или монахами какие-то проблемы. И вот теперь я тоже, пусть на небольшой срок, влилась в жизнь монастыря: работаю здесь, хожу на богослужения, гуляю, где хочу (и где можно). Все семь дней я ощущала постоянную радость, даже – я решусь сказать это слово – ликование! У меня странным образом не возникало чувство гостя – я не гостила, я жила в родном доме.
Кроме работ, связанных с уборкой помещений и территорий, женщины трудились на кухне (в основном чистили овощи), пололи монастырские огороды, собирали ягоду, ухаживали за цветниками, мужчины рубили дрова, разгружали катера и пароходы. Послушания выбирались преимущественно по желанию – если было возможно.
Вечером этого дня, согласно программе, была запланирована беседа с иеромонахом Виталием. Мы все с желанием отправились на эту встречу, ведь можно было, так сказать, в неформальной обстановке пообщаться с одним из монастырской братии, задать ему свои вопросы. Мы собрались в павильоне на причале. Он был переполнен. Зашел очень невысокий монах средних лет, черные с проседью длинные волосы были собраны в «хвостик». Он снял черную трикотажную шапку и негромко произнес:
– Сестры, братья, давайте помолимся.
Мы встали, пропели «Царю небесный». Отец Виталий начал разговор о самом распространенном, с его точке зрения современном грехе – грехе гордыни.
– Современный человек старается жить по своему разумению, по своему уму, он думает, что сам устроит свою жизнь. А сам – это значит, без Бога. И когда в его жизни начинаются нестроения или что-то рушится, он чаще не может разобраться в сути того, что происходит.
Его вступление было не длинным. На всем его облике – речи, жестах лежала уже знакомая мне печать неторопливости, несуетности, внутренней собранности, которая сразу отличает монашеский дух от мирского. Отец Виталий предложил задавать вопросы, чтобы дать возможность разрешить свои недоумения. Вопросов было очень много. Люди задавали в основном вопросы, связанные со своими личными жизненными обстоятельствами, родственниками и близкими. Встреча длилась более двух часов. Пока не иссякли вопросы, отец Виталий был с нами. Потом мы опять помолились:
«…без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя велича-ем».
И был вечер, и было утро, и настал день четвертый.
На четвертый день до обеда мы делали уборку в гостинице, а после обеда отправились на экскурсию в Смоленский и Всехсвятский скиты. Экскурсоводом нашим опять была Марина.
К Всехсвятскому и Смоленскому скитам мы шли по прекрасной дороге, обсаженной монахами еще в позапрошлом веке дубами. Здесь 33 дуба. И теперь, поднявшись к небесам, они образуют своеобразную торжественную колоннаду. О растительности Валаама можно говорить бесконечно.  Без преувеличения: монахи вели здесь научно-селекционную, ботаническую работу. Одних яблонь в садах было выращено 60 сортов. По дороге нам встретилась знаменитая  «Шишкина сосна» – старинное разлапистое дерево, которое рисовал некогда сам Иван Шишкин. Будучи студентом художественной Академии, он приезжал на Валаам, много рисовал здесь, в том числе и эту сосну.
В Смоленском скиту мы увидели наших девушек, которые копались на клумбе. Они не захотели идти ни на какие экскурсии ради этого послушания. Очень хорошие отношения сложились у них с монахом Викторином, под начало которого они поступили. Мы позвали их:
– Пойдемте с нами на экскурсию.
– Нет-нет, нам некогда, – отмахнулись они от нас.
Потом девушки с восторгом описывали свое общение, трапезы с отцом Викторином. Трудницы готовы были работать в скиту и в свободные от послушания дни. Но Викторин наградил каждую большой копченой форелью и отказался. Подоплекой его отказа было именно желание уединения: не полезно монаху много общаться с мирскими. Монаха Викторина мы мельком увидели, он давал какие-то распоряжения девушкам: среднего роста, худощавый с седоватыми волосами, собранными сзади в пучок, с легкой улыбкой на губах. Девушки сказали, что ему 54 года.
Смоленский скит был устроен на Валааме самым последним в канун  крушения Российской империи. Его сердцем является удивительный храм иконы Смоленской Богоматери. Он воздвигался как мемориальный храм для ежедневного поминовения русских воинов, «на поле брани живот свой положивших». Образ Богоматери Смоленской считается заступницей русского воинства. Идея эта принадлежала великому князю Николаю Романову – верховному главнокомандующему русской армией во время 1-й мировой войны.  Белокаменный храм был завершен в 1917, когда уже шла первая мировая война и вот-вот должна была начаться революция. По замыслу, 12 схимников каждый день должны были проводить поминальные службы.  Храм был разрушен, как и многое другое на Валааме, и восстановлен в прежнем облике в 2007 году.  Братия по мере сил старается продолжать традицию и ежедневно поминает русских солдат, погибших во всех войнах ХХ столетия. В храме хранятся также блокадные книги и поминаются погибшие во время блокады Ленинграда.  Неподалеку стоит очень скромная деревянная часовня царственных мучеников. Мы тоже зашли в нее помолиться.
О Всехсвятском ските можно сказать очень коротко: нас, женщин, туда не пускают, за исключением одного дня – престольного праздника. Поэтому мы написали записочки, вместе с деньгами положили их в ящик, прикрепленный к высокой железной ограде. Попили водички, из святого источника, которую мужчины принесли в ведре из скита, и отправились во свояси.  
Всехсвятский скит называют еще Белым, так как он по виду напоминает белокаменную крепость: окружен, как уже говорилось, высокой стеной-каре с островерхими башенками по углам, за стеной поднимаются главы белокаменной церкви. Вокруг скита обширный сад, в котором растет очень много красной смородины. И некоторые наши трудницы работали здесь, собирая смородину вместе с монахами этого скита.
Один из местно чтимых святых, старец Антипа, был насельником Все-хсвятского скита. Чтобы паломники имели доступ к могиле старца, его похоронили вне стен скита, у западного входа. Как нам сказала Марина, Антипа был утешителем именно женщин Они приходили к нему со своими скорбями  и находили сердечную любовь и душевное утешение. Могила старца была вскрыта в 60-е годы местными «безбашенными» жителями. Не найдя драгоценностей, они засыпали ее землей, оставив надгробную плиту сдвинутой в сторону. Земля на могиле со временем просела, позже это помогло определить место захоронения старца. Когда мощи открыли, от них исходило благоухание, что является явным свидетельством святости.  В 1991 году мощи Антипы перенесли в нижний храм главного Спасо-Преображенского собора. У его раки регулярно служатся молебны.  А у ограды монастыря осталась пустая могилка – кенотаф.
На следующий день в пятницу мы с Таней планировали причаститься. В комнате вычитывать каноны было невозможно, поэтому мы с ней разделились, каждая отправилась искать свой пустынный уголок для молитвы. Я нашла его на берегу залива неподалеку от Никольского скита. Наверное, не первая я читала здесь над водами Ладоги: «Ныне приступих аз грешный и обременненый к тебе, Владыце и Богу моему; не смею же взирати на небо, токмо молюся, глаголя: даждь ми, Господи, ум, да плачуся дел моих горько…»
И был вечер, и было утро, и настал день пятый.
С раннего утра мы с Татьяной отправились на литургию. На Валааме я впервые получила возможность участвовать в монастырских службах. Храм был полон народа. Звучал знаменитый валаамский распев. Валаамский стиль – это северорусская переработка древнего знаменного распева. Его отличает простота, строгость, и в тоже время захватывающая душу своеобразная красота.
К батюшкам или, точнее сказать, принимающим исповедь иеромонахам выстраиваются большие очереди. Иногда у аналоя исповедники стоят по полчаса и больше – их внимательно выслушивают, не торопят. После исповеди священники готовы ответить на вопросы, которые есть у исповедника. Мне показалось, что иеромонахи при всем внимании к исповеднику, исповедуют без особой строгости, как это можно было бы предположить. Никакой напускной грозности, хмурости в лицах, они не задают вопросов, которыми можно было бы уловить какой-то срытый грех.  Напротив, у них спокойные открытые лица, они могут даже улыбнуться. Мне кажется, в них есть большая доля снисходительности по отношению к мирянам. Но это не снисходительность высшего по отношению к низшему, а скорее снисходительность мудрой матери по отношению к ребенку. Как я потом узнала, меня исповедовал иеромонах Гурий из Валаамского подворья в Петербурге, обладатель  не-обыкновенной яркой татарской внешности. Он производил впечатление скорее рассеянного, нежели сурового монаха. Очень волновалась. После исповеди он задал мне только один вопрос:
– Причащаться будете?
– Да.
Отец Гурий прочел разрешительную молитву.
На литургии служил владыка Панкратий, настоятель монастыря. После причастия он произнес проповедь. В проповеди затронул украинскую тему и призвал верующих молиться о мире на Украине.
Во время причастия вся церковь с хором братии поет «Тело Христово приимите…». Потом хор умолкает, и поют только прихожане. Если пение прихожан сбивается или затихает, хор снова вступает. Также и на молебнах верующие поют с монахами: молящиеся дополняют или повторяют какие-то молитвы, а общеизвестные молитвы – полностью поют верующие.
Молитвенное стояние в храме на отдаленном северном острове, куда со всей России собрался православный народ, дарит глубокое переживание сопричастности великой духовной истории, прообразу «Святой Руси», – это глубинные, внешне почти никак не проявляющиеся радость и торжество.
Татьяна опять освободила нас от послушаний. К моей подруге приехали муж и дочь из Могилева, поэтому я оставшееся время провела в прогулках, размышлениях и разговорах с паломниками.
Вечером мы пошли с девушками в душ, который находился неподалеку от работного дома в строительных вагончиках. Проходили мимо клуба. Местные жители каждую неделю устраивают дискотеки. Гремела музыка, молодые люди тянули из бутылок пиво, курили и матерились – все как обычно. Очень не вязалось это с монастырской обстановкой. Присутствие местных жителей – тяжелое испытание для монахов. Когда на базе разоренного монастыря устроили приют для инвалидов Отечественной войны, здесь возник поселок, где жили работники этого приюта. Поселок разросся, ко времени возврата строений монастырю и начала возрождения обители здесь уже прописались несколько сотен местных жителей, которые жили в бывших монастырских кельях и ни в чем не хотели считаться с монастырским уставом. Постепенно монастырь стал их отселять, покупая им квартиры в ближайшем городе Сортавале. Но до сих пор они есть, живут обычно мирской жизнью. Очень колоритно выглядела директор и единственный сотрудник местной почты, расположенной во внешнем каре монастыря. Жила она в работном доме. Молодая женщина с татуировками на многих частях тела ходила на работу в коротких шортах с дымящейся сигаретой в одной руке и поводком с собачкой в другой. К своему удивлению и радости, я увидела ее однажды на всенощной в юбке и косыночке, игривый хвост был аккуратно заплетен в косу.
В этот день у нас поменялся наставник, Владислав уехал в Питер, и к нам пришла Анна. Владислава я бы назвала теплохладным, а Анна была горячей. Главной ее обязанностью было не только распределение послушаний среди трудников, она была замечательным экскурсоводом, в чем мы потом убедились.  На следующий день Анна пригласила нас на экскурсию в соседний Никольский скит, в котором мы, конечно, уже не раз были, но пойти на экскурсию с Анной захотели многие.  
Так закончился день пятый. И был вечер, и было утро, и настал день шестой.
С утра у нас были послушания, как обычно, уборка, чистка ковров и кафеля в гостинице. А после обеда мы отправились с Аней на экскурсию. Собирались обычно у северной арки внешнего каре центрального подворья – для непосвященных звучит как шифрованное место встречи.
Поскольку в первый день с дороги и в жару наша экскурсия с Владиславом напоминала тяжелое послушание, мы мало что помнили, и теперь стали задавать Ане вопросы: «что за церковь?», «когда работный дом построили?», «был ли он всегда работным домом?»
– Вам не проводили экскурсии по центральной усадьбе? – удивлялась Аня. Владислав и правда был не особенно ярким рассказчиком.
– Проводили, но мы были в таком состоянии… Мало что запомнили.
– Ладно, повторим, – легко согласилась Аня.
Она подробно рассказала нам о работном доме, в котором мы разместились и где, как уже говорилось, еще жили местные жители. Потом сводила нас в новую церковь Богородицы Живоносный источник. Это бывший больничный храм, который теперь предназначен  и для братских молитв. Мы посетили летнюю гостиницу, где тоже есть храм. Росписи во всех новых храмах выполнены в византийском стиле, очень высокого уровня. Особо Аня выделила бригаду иконописца Иванова. А вот интерьер летней гостиницы – по замыслу роскошный, но абсолютно безвкусный.
– А для чего в монастыре спортзал? – спросили трудницы, которые жили в спортзале.– Может, монахи фитнесом занимаются?
– Нет, – улыбнулась Аня. – Это спортзал школы, где учатся 15 детей местных жителей. Но, может, надо и монахам заниматься спортом. Они подолгу стоят на службах, скрючившись, много часов проводят у аналоя, выслушивая исповедников. У них есть проблемы со здоровьем. К тому же в Ладоге слабо минерализированная вода, поэтому у братии страдают кости, крошатся зубы.
Из уст Анны, мы узнали еще много интересного о валаамском и о со-временном монашестве в целом.
В монастыре сейчас спасается около 200 монахов и послушников, а до революции  их было свыше тысячи. На русском Севере существовала благочестивая традиция по возможности отдавать старшего сына хотя бы на год в монастырь.
Как можно было понять, Анна являлась своим человеком на Валааме, она работала главным методистом экскурсоводов – сертифицировала гидов, оценивая их профессиональные качества. Нужда в гидах была очень высока: на сезон их требовалось около 200. Анна была знакома и с настоятелем Панкратием, и с игуменом Мефодием, искренне восхищалась ими:
– Если бы вы знали владыку Панкратия, отца Наума, игумена Мефодия, вы бы просто сразу побежали к ним за духовным окормлением. Они такие необыкновенные! – сказала она нам.
Мы попросили Анну немного рассказать о настоятеле монастыря Пан-кратии.
Анна с удовольствием исполнила нашу просьбу.
Будущий владыка, в миру Владислав Жердев, очень рано обрел веру. И для него это стало переворотом в жизни. У него был диплом архитектора, работа в издательстве (в Душанбе). В одночасье он оставил все это и стал работать сторожем при церкви. Весь дальнейший путь его был связан с православной церковью. Когда Панкратий побывал впервые на Афоне, он был потрясен подвижнической жизнью монахов, написал прошение с просьбой перевести его на Афон. Патриарх Алексий по-другому решил его судьбу.
– Вы хотите на Южный Афон,– а я предлагаю вам поехать на Северный, наместником возрождающегося Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, – предложил он при личной встрече.
И так в 1993 году Панкратий оказался на Валааме. Возрождение монастыря началось еще до Панакратия. В 1989 году на Валам прибыли 4 монаха и два послушника и стали налаживать монашескую жизнь. Когда владыка прибыл в монастырь, он был сокрушен увиденным. Везде разруха, облупленные стены, страшные черные леса, в которые был тогда одет огромный Спасо-Преображенский собор. Ужасные бытовые условия. «Все, – думал владыка, – помру я на этих руинах». Кельи монахов в братском корпусе перемежались с квартирами, в которых жили миряне. Те и не думали считаться с благочестивыми монашескими правилами. Соседом владыки, например, был известный валаамский хулиган, у которого были свои «всенощные бдения» – пьянки, блатная музыка, громкая ругань матом.
Но постепенно монастырская жизнь стала налаживаться. Владыка, со-гласуясь со своим собственным опытом, считал, что и другие,  раз решив посвятить себя Богу, стать монахом, уже не свернут с этого пути. Поэтому он довольно быстро постригал послушников в монахи. И случалось так, что монахи, пробыв и пять, и семь лет в монастыре, уходили из обители, нарушали монашеские обеты, женились, что было, конечно, прискорбно для настоятеля. Сейчас, как сказала нам Анна, пострижение в монашество – очень долгий и даже не лишенный некоторых бюрократических процедур путь. Если раньше вопрос о пострижении монаха решался в стенах монастыря по благословению настоятеля, то теперь все гораздо сложнее. Сначала собирается совет духовников, который рекомендует того или иного послушника к пострижению. Далее делается запрос в Синодальный отдел  по монастырям и монашествующим, который расположен в Москве. Туда же послушник посылает свое «резюме», и там окончательно решается вопрос о пострижении.
– Анна, а можно задать Вам «страшный» вопрос? – решилась я спросить у нее.
– Да.
– А правда, что на Валаам часто приезжает Путин? – разговоры об этом велись среди паломников.
– На самом деле это не страшный вопрос, – улыбнулась Аня.
– Ну, вдруг это государственная тайна.
– Об этой государственной тайне становится известно за неделю до ви-зита Путина. На Валаам приезжает большое количество охраны. На коло-кольню вешают особое устройство для спецсвязи. Да, это известно: он любит Валаам и давно ездит сюда.
– Часто?
– Ну, может, раза два в год. Последний раз былв мае.
Зимой, когда народу мало, он ходит на службу в храм без охраны, как обычный прихожанин, причащается. Дети узнают его, подбегают к нему.
– А вы его видели?
– Да, видела.
– Подбегали?
– Нет, – рассмеялась Аня.
Позже мы побывали во Владимирском скиту, о чем подробнее будет написано ниже. Нам это напрямую не говорили, но ясно, что он построен и освящен в честь небесного покровителя Владимира Путина – святого благоверного князя Владимира. Кроме того, во Владимирском скиту есть церковь, освященная в честь мученицы Людмилы Чешской, тоже понятно, чьей небесной покровительницей она является. Все это свидетельствует о том, насколько действительно тесные связи у президента с Валаамским монастырем.
Как нам потом сказали другие просвещенные паломники, Путин иногда приезжал сюда с политиками других стран, называлось имя, кажется, Сильвио Берлускони.  Недалеко от центрального подворья на полях есть вертолетная площадка, видимо, и для спецрейсов в том числе. Несколько дней спустя, когда мы уже покидали Валаам и садились на пароход, над пристанью появился вертолет.
– Дождались! Мы его дождались! – шутили девушки, помахивая вертолету руками.
За разговорами мы дошли до Никольского скита. Никольский скит расположен на небольшом, очень красивом острове, с выдающимися в Ладогу затейливыми каменистыми мысами. Мостками скит соединен с центральной усадьбой.  Миниатюрный шатровый храм, который увенчивает этот живописный остров, построен был известным архитектором Горностаевым в так называемом псевдорусском стиле. В центральной усадьбе, кстати, стоит двухэтажный домик Горностаева, который архитектор построил для себя – без всяких архитектурных излишеств. Там теперь аптека и зубной кабинет для братии.
С паперти храма открывается прекрасный, почти морской вид на раз-лившуюся до горизонта Ладогу.
Неподалеку на причале стоит яхта «Паллада». Анна сказала нам, что эту яхту подарил монастырю Путин еще в то время, когда из-за разрухи в монастыре негде было остановиться патриарху. На «Палладе» были более менее приличные условия. К яхте прилагался «комплект» горюче-смазочных материалов на каждый год, который теперь обеспечивает монастырский флот всю навигацию. Топливо для судов – очень дорогая статья расходов.
В субботу вечером накануне праздничной воскресной литургии проходит всенощная. Монашеские всенощные очень длинные, по 4,5-5 часов, начинаются с 7 вечера. Храм полон желающими исповедоваться. Кроме паломников, съезжаются и сотрудники со всех скитов. Исповедь длится и после того, как служба закончилась. В предпраздничные дни, как нам говорили,  бывает и до 2-3 часов ночи исповедуют. Моя очередь на исповедь в субботу вечером подошла после двенадцати часов ночи, когда служба уже закончилась. Получив благословение, я спросила, могу ли я задать вопрос.
– Да,– с готовностью ответил мне молодой иеромонах.
Я задала жгучий для меня вопрос, который в ответе иеромонаха получил самое благоприятное разрешение. Я была ему очень благодарна.
И был вечер, и было утро, и настал день седьмой.
Воскресным утром все собираются на литургию в Спасо-Преображенский храм. В этот день даже трапезные с утра не работают, завтраком никого не кормят, так как насельники, паломники, трудники и гости идут на службу. А после литургии у нас была экскурсия во Владимирский скит, который был возведен совсем недавно, в 2008 году. Раньше его не было. На Валааме разрешено строить только на старых фундаментах, и этот скит возведен на фундаменте завода, добывавшего прежде какую-то особенную синюю глину.
О подоплеке посвящения главной скитской церкви Святому Владимиру я уже говорила. Как пошутила одна паломница, – это самый «навороченный» скит. Он представляет собой затейливый ансамбль в древнерусском стиле, в котором слиты воедино несколько церквей, музейные помещения и въездная арка. Спроектировал и построил его близкий к высшим кругам архитектор Анисимов. В украшении ансамбля использованы и позолота, и мозаика, и резьба. Внутри богатые интерьеры, сочетающиеся с яркими росписями. Храмы, за исключением одного, расписывали супруги москвичи Николай и Наталья Богдановы. По мнению нашего экскурсовода  Ирины, они перенасытили цветом росписи, и получилось излишне цветисто. Возможно, она права, но на Руси всегда любили чистый, яркий, открытый цвет. Особняком стоит роспись Храма Всех святых в земле Российской просиявших.  Ирина сказала, что он расписан бригадой иконописцев из Польши.
– Не спрашивайте меня, почему из Польши, – сразу решительно пресекла она все наши вопросы. – Я вам ничего пояснить не могу.
Польские паны следовали сугубо древневизантийской манере письма, поэтому у русских святых получилась характерная для византийской школы изображения восточная внешность с огромными глазами и крупными носами.
Иконостасы в храмах очень нарядные, с затейливой резьбой. Такие изысканные иконостасы украшают все церкви Валаама.
– Их заказывают в Греции, – пояснила Ирина. – Там разработана современная компьютерная технология изготовления резных иконостасов. Они очень дешевые.
В одном из переходов висела доска с выбитыми на ней имена спонсоров – почему-то исключительно женских, среди них фамилия Абрамович, кажется, Ирины.
За скитом расположена патриаршая резиденция: обширная русская изба в стиле модерн. А за ней домик президента – его не видно, об этом нам сказала Ирина. К резиденции патриарха не подойти. Просто из дома выходит прогуляться мужчина в штатском.
Мы ознакомились с экспонатами музея. Особенно интересны были старинные фотографии Валаама, показывающие повседневную жизнь монастыря на рубеже 19-20 вв. У персонажей серьезные сосредоточенные неулыбчивые лица, сдержанные жесты. Там нет откровенно позирующих, они все заняты какой-то работой.
Мне показалось, что в своем роскошном блеске и лоске скит несколько инороден для Валаама. Как нам сказала Ирина, в этом ансамбле комплекс из трех храмов, крестильни, иконописной мастерской, музея и братского корпуса. Но при этом скит производит впечатление пустынного, необжитого.
Наступил последний вечер нашего пребывания в монастыре.  В этот вечер мы с Таней решили посетить бухту Дивную. Нам сказали, что нельзя покидать Валаам, не посмотрев этот красивейший уголок. Мы взяли напрокат велосипеды и отправились в путешествие. Бухта, действительно, дивная, но не более дивная, чем множество других заливов, мысов и бухт. В природе, воздухе Валаама разлита плохо передаваемое словами, но внятное ощущение благодатной «инаковости».  Такое чувство, что молитва монахов мистическим образом преображает природу. Как будто Святой остров уже чуть-чуть оторвался от земного существования и прозябает своими ростками в мир горний.
Валаам одинаково принимает всех – просто туристов, волонтеров, трудников, паломников. Принимает истинно по-христиански: со смирением и любовью. Для всех по-разному готовых к встрече со Христом и совсем не понимающих, куда они попали, Валаам открыт. Существуют программы для разных категорий, прибывающих на остров. Любой человек, даже далекий от веры, может войти в жизнь монастыря настолько, насколько он сам захочет, монастырь предоставляет такую возможность. Например, среди волонтеров могут быть даже некрещеные и не верующие, которые просто хотят познакомиться с жизнью монастыря. В Интернете есть очень интересный полуторачасовой фильм «Записки волонтера. 21 день на Святой земле». Снят волонтеркой, которая имеет режиссерский навык, он дает полное представление о волонтерстве на Валааме да и о монастыре. А еще можно посмотреть фильм «Валаам – ступень к небу». Аня сказала нам, что это лучший фильм о Валааме, снятый самими монахами.
Поражает также мудрое понимание и принятие человеческих нужд – от самых простых до самых высоких. Когда поехала в монастырь, то думала, что там будет такая аскеза, что и купаться-то не благословят. Я даже купальник не взяла. Ничего подобного. В свободное время можно было купаться в специальных местах – на Владимирском мостике. А что касается дальних берегов, где нет скитов, так купайся в любом месте. На Валааме работает туристическое бюро, где можно взять напрокат велосипед. Велосипед мы брали, как я уже говорила, для прогулок по острову. Но на вечерние службы в отдаленные скиты паломники тоже ездили на велосипедах. В этом же бюро можно заказать и прогулки на катерах по акватории острова, и пешие экоэскурсии. В то же время для тех, кто настроен высокомысленно и приехал на Валаам исключительно за духовным окормлением – все для этого уготовано: службы, молебны, литургии, беседы с монахами, паломничество по скитам. А можно просто заказать гостиницу и жить на Валааме так, как ты хочешь, участвовать в жизни монастыря, следуя своей программе.
На восьмой день мы уезжали. Постоянная радость, которая горела внутри, стала притухать. С утра я помыла пол в нашей комнате и пошла на Игуменское кладбище. Мне хотелось поклониться великим старцам, помолиться на могилах благоустроителей монастыря, благодаря которым существует эта несущая радость и свет обитель.
И вот уже наш пароход отходит от причала.  На отдаляющейся пристани –  оставшиеся друзья, экскурсовод Аня. Иеромонах Гурий благословляет паломников, широко крестя их:
– Послушание, главное – послушание, – напутствует он кого-то напос-ледок.
Уже на пароходе некоторые паломницы преобразились. В монастыре мы все ходили в длинных юбках, платочках или косыночках. Теперь же простоволосые, в темных очках в бриджах, шортах и джинсах современные женщины с улыбками посматривали друг на друга.
– Как все изменились. Некоторых и не узнаешь! – изумлялась Лена из Тюмени.
Чудесная погода сопровождала нас всю неделю, за исключением не-скольких часов на Святом острове. И теперь напоследок путешественники наслаждались восхитительными видами залитой солнечным светом Ладоги. Мы, несколько малознакомых мужчин и женщин, устроились на лавочке на открытой палубе парохода. И завязался долгий, очень глубокий и сердечный разговор о монашеской жизни, о праведниках, об Иисусовой молитве, о путях спасения. Это было своеобразным послесловием поездки.
Воспоминания о Валааме ношу в сердце как драгоценность.
После Валаама я посетила еще Псков, Изборск, Пушкинские горы, Псково-Печерский монастырь в Печерах – известные и любимые туристами и паломниками места. Я не планировала что-то писать об этой части своего путешествия, но один исторический памятник так поразил мое воображение, что свой очерк я решила завершить рассказом о нем. Речь идет о Спасо-Преображенском соборе Мирожского монастыря Пскова, в котором сохранились домонгольские фрески XII (!) века. Число «12» может и не всех впечатлит. Но на минуточку: в храме сохранилось более 80% древних росписей, они выполнены греческими мастерами, причем не провинциальной, как в Киевской Софии, а столичной школы. Отсюда изысканные линии, потрясающий колорит. Горит ляпис-лазурь, зеленеет малахит, пламенеет киноварь и это спустя 800 лет! Византийских росписей такой сохранности крайне мало на территории самой бывшей Византии, их вообще не более десятка на все планете имеется. Это уникальнейший для мировой культуры памятник. Сейчас здесь музей. Мне повезло: я попала в монастырь в ясную погоду. В дождь дверь запечатывается – в храм  никого не пускают. Молодая девушка-экскурсовод сказала мне, что порой люди прилетают из Австралии специально посмотреть на эти фрески. Стоят перед закрытой дверью и плачут, но пустить их внутрь не могут из-за погодных условий. Ну вот, из Австралии прилетают, а ажиотажа среди своих соотечественников я что-то не наблюдала. Напротив, в соседнем действующем храме монастыря крайне недовольны присутствием музея в церкви и даже не благословляют своих прихожан туда ходить. Очереди из желающих посмотреть на фрески тоже не было. Я вспоминаю церковь дель Арена в Падуе, в Италии, расписанную Джотто, но позже лет на семьдесят. Мы туда попасть не могли из-за отсутствия билетов.
В Спасо-Преображенский храм Мирожского монастыря билеты в продаже пока имеются целый день.


Кемерово, 2014 год.
Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.