Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Алексей Ерошин. Демарш

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Демарш
 
Не знаю, 
Врут, иль правду говорят,
Но вот уже который год подряд
По Таллиннской брусчатке 
К Нарве, 
К Нарве
Идет ночами
Боевой отряд.
Чеканным шагом, 
По четыре в ряд,
Идут, 
Пылят, 
Окурками сорят,
И звезды 
На истрепанных пилотках
Рубиновыми искрами горят.
В петлицах тускло блещут кубари,
Заржавленные насмерть винтари,
Качаясь за сутулыми плечами,
Царапают штыками 
Флаг зари.
Полсотни лет 
Бойцы рубеж держали -
В окопе ли, 
В руинах блиндажа ли
За Родину полегшие в бою -
Лежали 
Не внесенными в скрижали,
Но не жалели, 
Что не возмужали,
Не жали хлеб,
Девчат не провожали,
А яростный оскал 
В зубах зажав,
Атаку 
За атакой 
Отражали.
И вот теперь, 
При нынешнем режиме,
Они нежданно сделались 
Чужими.
Режимы, 
Как им славно ни служи,
Перелицовкой правды 
Одержимы.
Навыворот историю кроя,
От мертвецов 
Не слышат возражений,
И павшие 
С полей былых сражений
В родные 
Возвращаются 
Края.
 
 
 
Он никогда не видел эдельвейса
 
Тонули горы в пене облаков.
Ландшафты были – как на вернисаже.
А лейтенант не жаловал пейзажи, 
Он был таков – чудак из чудаков.
 
Он был таков – навроде сухаря.
Он был таков – сибирского замеса.
Он никогда не видел эдельвейса,
Хотя по ним шагали егеря.
 
Ладони жгли горячие стволы.
Фашисты шли в атаку, как лавины.
А эдельвейсы были так невинны,
И были так немыслимо белы.
 
Альпийский луг от маков был пунцов,
Дразня бойцов нежнейшим ароматом.
А лейтенант ругался в трубку матом,
И всё просил «подбросить огурцов».
 
Среди огня, гранита и свинца
Не до цветов, ему тогда казалось.
Ему судьба, казалось, улыбалась, 
А он, чудак, прикрыл собой бойца.
 
Он почитал цветы за ерунду.
Он был сухарь сибирского замеса.
Он никогда не видел эдельвейса,
Что так похож на белую звезду...
 
 
 
Синий чулок
 
Чулок? Я их у ней не видел сроду.
Вот выдумали глупую остроту!
В придачу – синий! Эдакие шутки!
Мороз был в эту зиму просто жуткий.
Какой чулок? Вокруг одни руины.
Вокруг – снаряды, бомбы, пули, мины.
А тут – она, девчонка-канарейка, 
Не по размеру ватник-телогрейка.
И сапоги таскала – сорок третий,
Поменьше не успели присмотреть ей.
И как она их, бедная, носила?
Откуда в ней была такая сила?
Неясно, чем душа держалась в теле,
Одни глазищи серые блестели.
Сама – как спичка, косы – как из пакли,
Насквозь горелым порохом пропахли.
Худая шея. Тоненькие руки.
А на прикладе – сорок три зарубки.
Солдат девчонка положила с роту,
Да только счёту не вела им сроду:
Считала от фельдфебеля и выше…
Ну, нам-то ладно, мы к смертям привыкши.
Ну, нам-то ладно, с сердцем огрубелым,
А ей бы – на свиданье, в платье белом…
Зачем, зачем, скажите бога ради,
Она осталась в этом Сталинграде?
Ну, я-то ладно: нас, таких, до чёрта
Лежит без опознанья и учёта.
Так было надо, я и не в обиде.
А вот чулок я у неё 
Не видел…
 
 
 
 
Журавли
 
Глазницы окон в день вчерашний вперя,
Ещё горел расстрелянный рейхстаг,
И гордо реял кумачовый флаг
Над логовом затравленного зверя,
А журавли, 
Обняв небес простор, 
Взрезая тучи поредевшим клином,
Летели 
Над поверженным Берлином,
Курлыча, 
К дому, 
К солнцу – 
На восток.
Весенним утром с привкусом полыни,
Сквозь дымной гари сумрачную взвесь
Несли на крыльях дорогую весть
К могилам Лидице 
И угольям Хатыни. 
И, пачкая белилами мундир,
Писал солдат советский, 
Слёз не пряча,
Рукой дрожащей 
На стене горячей
Огромное, 
Как небо, 
Слово 
«Мир»
 
Чёрно-белое кино
 
Водя смычком по голым нервам,
В окопе ныли комары.
Рванув «ТТ» из кобуры,
Старшой шагнул за бруствер первым.
Ах, как же было неохота
Навстречу смерти 
В двадцать лет,
Но ротный поднял пистолет
И заорал: 
«Подъём, пехота!
Вперёд! За Родину! Ура-а!»
И отступила боль и жалость,
И льдистым комом что-то сжалось
Вдруг у четвёртого ребра.
Примкнув гранёные штыки,
Ощерясь яро-криворото,
Лавиной покатилась рота
Со смертью наперегонки.
Земля избитая сыра,
На сапогах, наверно, тонны.
Разрывы, хрипы, крики, стоны.
«Вперёд! За Родину! Ура-а!»
Свистит свинец у головы.
Протяжно завывает мина.
Разрыв. Разрыв. И снова – мимо.
Огонь. Воронки. Лывы. Рвы.
«Вперёд! За Родину! Ура-а!»
Скрежещут танковые траки.
И жаждет каждый мускул драки,
И ярость хлещет из нутра.
«Вперёд! За Родину! Ура-а!»
В штыки, братва! Вот это дело!
Железо с хрустом входит в тело.
Вот-вот прогнётся немчура...
И вдруг внезапный выкрик: 
"Снято!
Спасибо всем. Гасите свет.
Массовке можно в туалет.
Курите полчаса, ребята".
 
Уткнув разбитый нос в платок,
Сказал статист, игравший фрица:
"Эк, надо было умудриться!
Ну ты и вжился в роль, браток..."
 
Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.