Андрей Расторгуев. Время наше – и бремя наше
Рейтинг: 



/ 1
- Подробности
-
Категория: Поэзия
-
Автор: Андрей Расторгуев
-
Просмотров: 1185
-
2019 год, Выпуск № 4
* * *
Время наше не сочтено
ни обидами, ни рублями.
Мы из тех, что идут на дно
с городами и кораблями –
не прикованные к веслу,
не затерянные в крапиве,
но причастные ремеслу
хирургии и терапии.
Лён и скальпель, игла и нить.
Слово – тело, не только дело:
что разъято – соединить,
упокоить, что омертвело.
Океан или перегной –
припадай к поднесённой чаше…
Нет воды и земли иной.
Время наше – и бремя наше.
* * *
Язык до Киева доведёт…
Пока без объяснения
Плотина, полотина, платина:
основа единая – плоть.
Такая накопится патина
на слове, что не прополоть
и не догадаться в обычае
козе и ежу, и коню,
какое – из иноязычия,
какое – своё на корню.
На корни гляжу без мороки я,
хотя докопаться – хлопот…
Подумаешь, этимология –
да хоть генетический код.
Не время идти на попятную,
аларму сдаваясь до пят…
Я немец на пятидесятую,
ан русский поэт, говорят.
В крови у меня и брательника
ужились внутри ДНК
потомки тагильского мельника
и вятского межевщика,
сошлись через горы и тернии
и не разойдутся никак
крестьянин из Минской губернии
и верхнеуральский казак.
А в новом колене заронена –
не том, что поверх сапогов –
с повадкою коми-зырянина
загадка тунгусских снегов.
Гремучее кровосмешение –
от Рейна и до Колымы…
Всем, кто мельтешит, в утешение:
да – русские. Русские мы.
Хотя утешать не умелец я,
послушайте, как наяву
работает русская мельница –
английскую мелет молву.
По мере к родимой довешивай,
ссыпая в лари-словари.
Управимся – тесто замешивай.
Иначе – суши сухари.
Не брат и не сват – а не кинь его:
не вся оборона – броня…
Когда доберёмся до Киева –
и там есть родня у меня.
* * *
Когда на закате укажет заря
не преобразиться – так переодеться,
глубокие реки впадают в моря,
а люди впадают в глубокое детство.
Что перетекло в деловой календарь,
начислено в столбик, написано в строчку –
как телекартинка двуцветная встарь,
сливается в луч, собирается в точку.
И ты остаёшься один на один
с волною, отзывчивой на непогоду…
Так рыба летучая или дельфин,
взойдя из воды, возвращается в воду.
Но, чуя аортою вечную связь,
гребёшь к небосводу, противясь измору…
Предтечи твои, до крови просолясь,
решились – и всё-таки вышли из моря.
* * *
Сотни вёрст – не поле перейти
и не сбегать за угол в аптеку.
Надобен для дальнего пути
повод и коню, и человеку.
Дедовский состарился обряд –
новым ладом не перетолкую.
Молодые свадьбы не творят –
сходятся-расходятся втихую.
Без меня случаются пока
новые крестины-годовщины –
буднями в родные палестины
не наездишься издалека…
Да не только в праздничные дни
я земли своей не забываю –
по обыкновенью у родни
на последних проводах бываю.
Воссоединение семьи –
естество земное, а не прихоть…
Здравствуйте, родимые мои!
Не давайте повода приехать.
НА СЛОВЕНСКИХ КЛЮЧАХ
В Мальской долине
под стенами Изборской крепости
веками бьют двенадцать
Словенских ключей
Без героя война – не война.
И война без предателя – редкость.
Но ливонцу во все времена
не сдавалась Изборская крепость.
Поржавели былые мечи,
потускнели у тканей оттенки…
Вот они – от Изборска ключи:
вытекают из каменной стенки.
Все двенадцать – на собственный звон,
и незнаемо, что это значит:
по числу ли словенских племён,
по апостолам или иначе.
Память тысячелетнего льда
источила скалу ручейками
или просто живая вода
перепущена известняками…
Будь четырежды царь или зять
прокурорский – не видано толку:
человеку не дать и не взять –
лишь налить под завязку бутылку,
пересоленный рот освежить,
остудить распалённое тело…
А какое из тел не хотело
поздорову и дольше пожить?
Эта плотная сила права,
наделив неизбывною жаждой.
Все желанья земные молва
закрепила почти что за каждой
из двенадцати струй, но беда –
безымянны целебные жилы:
где которая льётся вода,
не поведают и старожилы.
Если к этой молве да всерьёз,
даже самою малою плошкой,
то вовеки не выреветь слёз,
из потока испитых оплошкой.
Но вполне в человеческой власти
не предать обещаний своих,
вновь одною судьбой на двоих
наполняя обыденный пластик.
* * *
Это стылое лето спиши с календарного счёта
за тяжёлую землю и лёгкую хрипоту.
Примороженный ветер, как струйка холодного пота,
опускается медленно по становому хребту.
Разливанные хляби замотаны волглой рваниной,
день за днём астрономия недобровольно слепа.
И не верится в ясное небо над Русской равниной
и в горящие от реактивного града хлеба.
На восходе боры полыхают, на западе – степи,
и пока затяжные дожди остужают, кропя,
золотые стволы и налитые зеленью стебли,
у раскинутой кроны обугливаются края…
ДАЧНЫЙ РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ
Сердясь от боли в пояснице,
но совершенно задарма
седой возничий в колеснице
развозит свежие грома.
И можно спорить о высоком,
покуда урожаю для
перебродившим в небе соком
захлёбывается земля…
Как записная критиканка,
меня ты раскусила враз:
- В начале – сочная картинка,
в концовке – пара умных фраз…
Но даже к пляске градопада,
когда стеною и рекой,
ни слова лишнего не надо,
ни философии какой.
ТОБОЛЬСК
Влагой нависла высь –
дробью и порохом
моет отвесный мыс,
роет кремлёвский холм.
Корни плетёт трава,
да на поёмный под
клонятся дерева,
каменное – ползёт…
Не с человека спрос –
временем невелик.
Где океан нанёс,
где натаскал ледник –
знает наперечёт
глинистая гряда:
вечно в Иртыш течёт
илистая вода.
Здешнее – да не так:
выдумай, если чем,
где подходил Ермак,
где восседал Кучум.
Через себя пусти
сомкнутые года…
Скажут: по глупости –
люди не провода.
Так оно – да на раз
всякий не береги.
То ничего, что грязь
липнет на сапоги,
если определя
памятью родовой:
это – моя земля,
мешанная с водой.