Светлана Вьюгина. Вьюнок. Рассказ

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Просмотров: 2111

2015 год, Выпуск № 2

Жил-был на свете жеребёнок. Звали его, в общем-то, просто: Вьюнок. Кто и почему его так назвал, теперь вряд ли скажут. Может быть, взрослые – хозяева или соседи, - а может, и ребятишки, они такие мастера давать прозвища кому угодно…
Рос да рос Вьюнок помалу и в конце концов превратился  в молодого коня. Его хозяин, зоотехник Николай Николаевич,  был человеком образованным и весёлым. И решил он однажды солнечным майским утром переименовать своего любимца; прикинул так, прикинул этак, что бы такое историческое подыскать… И решил: лучше Самсона (героя, срывающего с себя могучими руками огромных змей) ничего подходящего для молодого коня нет. Что за побежка, что за стать!.. Уже две медали вручили на сельскохозяйственной выставке Николаю Николаевичу за всяческие достоинства питомца. Правда, новое прозвище Вьюнок никак не хотел признавать своим; ты - ему: «Самсон, Самсон…», а он даже ухом не шевельнёт. И ещё одно ставило в неловкое положение зоотехника: никак не хотел конь, чтобы на нём восседал кто-нибудь из приезжих начальников, любителей погарцевать, скажем, на таком вот кауром жеребце. Ногу в стремя поставит, вскочит в седло, тронет поводья, а Вьюнок –  на дыбы, с места да в галоп! И вот уже горе-всадник с земли встаёт растерянно, травинки сухие со штанов отряхивает и что-то под нос себе бурчит… А кого, скажите, винить? Спросил бы прежде хозяина, Николая Николаевича, посоветовался… Но советоваться с подчинёнными начальники не очень-то любили, а советовать – да. Вот по их указанию и определили Вьюнка на хозяйственную работу в коллективном хозяйстве – сено с луга на большой телеге возить, дрова из лесу, родниковую воду в деревянных бочках для работающих в поле крестьян, огороды пахать… С переменой судьбы конь легко смирился: а что?.. работа как работа. Люди вместе с ним трудились обыкновенные, добрые; к примеру, достают из торбочки краюху хлеба на обед, пополам ломают: себе - половину, коню – половину; потом Вьюнок морковкой похрумкивает  или сочную траву рядом щиплет (пасётся), а человек хрустит зеленопёрым лучком да варёным яйцом закусывает. А вечером наступает наилучшая для коня пора. Старшие ребятишки купают его в речке, расчёсывают деревянным гребнем гриву, тихонечко приговаривают: «Вьюнок наш миленький! Красавец наш!» И щекой к его губам припадают ласково… Чем не житьё!
   Так и проходил в посильном труде и счастливом покое год за годом.
   И кто же знал, что однажды вслед  за ранним алым восходом придёт на зелёные летние просторы нежданное огромное горе.
   Со знакомых лиц разом пропали улыбки, затих в округе  смех..
   Днём и ночью слышались в закатной стороне раскаты странного грома, от которого нервно вздрагивала земля.
   Из-за дальних холмов по пыльной дороге потянулись обозы с перебинтованными и стонущими людьми; от них пахло тёмной кровью.
   Как-то раз в село приехал пожилой командир с красными петлицами на вороте новой гимнастёрки и объявил сходу жителей, что он по приказу свыше проводит  р е к в и з и ц и ю  всех  годных к службе лошадей для нужд действующей армии.
   Нежданно-негаданно случился новый поворот в судьбе Вьюнка.
   … Путь выдался недолгий, всего-то сутки. Правда, поначалу, первых часа два-три, все лошади, тесно заполонившие товарный вагон, то и дело гулко постукивали подкованными копытами по деревянному полу, тревожно пряли ушами, вразнобой всхрапывали, а то и ржали, потом постепенно поутихли, опустили головы, задремали…
   Рассвет у Вьюнка всегда начинался  с охапки пахучего сена, а  хмурое, сверкающее дальними вспышками утро началось по-новому: шумно откатилась в сторону широкая дверь вагона, люди в линялых гимнастёрках положили на порог длинные деревянные сходни, и один из них, усмехнувшись в усы, скомандовал:
   - Выходи строиться!
   Лошадей явно ждали: поодаль толпились какие-то бойцы и командиры, с нетерпением поглядывали на животное пополнение.
   Сопровождавшая лошадей команда – знакомые бойцы – взяла своих подопечных за уздечки (по две в каждую руку) и построилась вдоль состава, принимающая сторона стала напротив, на пыльной привокзальной площади.
   - Вьюнок, ты ли? –  растерянно окликнул коня человеческий голос.  – Ты?
   От группы командиров, стоявших в сторонке, отделился человек и скорым шагом направился к Вьюнку. Он сразу узнал человека. Это был Николай Николаевич. Только какой-то странный резкий запах сопровождал его.
   - Золотой мой! Ты! Надо же… И тавро на ухе твоё…
   Боец отпустил уздечку, и конь зацокал копытами вслед за Николаем Николаевичем, капитаном в гимнастёрке с малиновыми петлицами.
   Понятное дело, что и здесь, на фронте, на такого статного коня с интересом поглядывали начальники. Одни просто трепали по холке, протягивали на ладони сухари, кусочки сахара, другие уговаривали капитана из ветеринарной службы передать Вьюнка в их часть или подразделение, суля выгоды и хозяину, и коню, третьи чуть не угрожали, мол, отдай животину, тебе же легче станет… Но были у Николая Николаевича и его четвероногого друга и тайные заступники, так что разлучить давних друзей никому не удавалось.
   Не раз и не два попадали капитан и его конь в разные передряги, но, слава Богу, выходили из них живыми. А большего и не нужно на войне…
   Вот, скажем, получил полк приказ готовиться к атаке, а время и место для наступления не самое лучшее. На рассвете идти из широкой низины на хорошо укреплённые врагом холмы – дело, можно сказать, гибельное. Но приказы не обсуждают, командованию дивизии, а может, даже и корпуса виднее, где наступать такому-то полку и когда, там ведь вырабатывается большой замысел военной операции.
   Командиры проверили наличие у бойцов оружия, боеприпасов, необходимой амуниции, приказали отвести полевые кухни в лесистую лощину в тылу, верховых и тягловых лошадей -  в узкий глинистый овраг, чтобы обезопасить их от поражения (враг наверняка начнёт огрызаться: может сначала огнём ударить из миномётов и пулемётов по нашим траншеям,  окопам).
   …В семь ноль-ноль грянуло и поплыло над низиной, потом над пригорками «ура» - полк пошел в атаку всеми наличными силами. Уже изрядно удалось поредевшим цепям бойцов, но шквальный миномётный и пулемётный огонь прижал их к земле. И вновь вставали по команде и вновь залегали… И только к одиннадцати часам удалось захватить нашим воинам господствующие высоты. Когда стало ясно, что с холмов полк уже не повернёт вспять, а будет помалу, упорно продвигаться вперёд, капитан с группой бойцов подогнал из тылового лошадей и вместе с медсёстрами стал вытаскивать раненных с поля боя, укладывать их бережно на телеги, заранее умощенные дырявыми шинелями, изношенными ватниками, соломой и прошлогодней травой – и поскорее, поскорее в лазарет! Тут уж ветработник не отделял себя от медиков – дело-то общее, чрезвычайное! Сил не жалей – спасай людей! Как отмечал про себя Николай Николаевич, Вьюнок тоже ни на минуту не отлынивал от напряжённого совместного труда. Раз за разом уходили скорые обозы в тыл, раз за разом возвращались, облегчённые, и вновь – погрузка стонущих от боли бойцов, и вновь – уплывающие одна за другой по кочковатому полю телеги, и вновь… А там уж, когда командиры подсчитали потери, захваченные в бою трофеи, когда поредевший полк на скорую руку обосновался в полуразрушенных вражеских укреплениях, и к возвышенностям подтянулись полевые кухни, Николай Николаевич отправился на свидание с Вьюнком. Как он? Не сбилась ли, к примеру,  подкова? Нашел ли себе какой-нибудь прокорм? Да и вообще постоять рядом с ним, дать кусочек рафинада, похлопать по крупу, привести в порядок гриву  – милое дело.
   … Молодой усталый подполковник оглядел строй отличившихся на поле боя и, увидев опаздывавшего капитана, не по уставу махнул ему рукой, мол, давай-давай становись…
   - Так вот, братцы мои… - опять же не по-уставному обратился он к бойцам и командирам. – Все представлены к правительственным наградам. По заслугам, считаю я. Приказ выполнен…
   Получать свои награды бойцы отправлялись небольшими группами, боевые позиции всегда должны быть надёжно прикрыты. Николай Николаевич выбрал себе в попутчики Василия Ананьевича, пожилого сержанта. С ним они, случалось, неспешно толковали о том и о сём, вспоминали мирные денёчки, тем более, что оба родом были из-под Костромы, знатного русского города. Добираться до командного пункта дивизии было, в общем-то, просто: следовало пересечь наискосок большое поле, а за ним – берёзовый лесок… Земляки решили накануне, что на КП надо явиться солидно; в восьмом часу утра бережно оседлали Ворика и Вьюнка и тронулись в недальний путь. У самой у опушки над головами что-то противно и ноюще загудело. «Самолёт! И не наш! У наших звук другой…» - мигом поняли всадники. «Мессершмит» пронёсся на бреющем полёте раз, потом ещё раз… «В третий или четвёртый раз не сдобровать!.. – сообразил Николай Николаевич.  – Спешиваться! Немедленно!» Они соскочили с лошадей и подняли головы. Растянутый в улыбке рот фашиста-лётчика, его беспощадные холодные глаза навсегда впечатались в память Николая Николаевича. «Конец! – подумалось. – Всё!»
   Пулемётная очередь… Ещё одна… Мимо!
   И самолёт пошёл на новый круг…
   Николай Николаевич оглянулся, ища глазами хоть какую-то кочку, хоть какой-то бугорок… Мостик! Над высохшим руслом заросшего травой ручья горбился бревенчатый мостик!
   - Вася, бежим туда!
   Он стегнул плёточкой коней, прикрикнул: «Домой!» - и рванул к спасительному укрытию, за ним, шумно дыша, бежал сержант…
   Мостик был невысок и невелик, но спрятаться двоим мужчинам можно вполне.
   - Заползай поглубже!
   - Да я же постирал одёжку! И – в грязь? Нет!
   Очередь стеганула по надраенным сапогам, по чистым галифе, по чистой гимнастёрке Василия… Что-то резко ударило капитана в бок – и он потерял сознание.
   Кто бы и где бы искал земляков, если бы не прибежавший к бойцам Вьюнок! Он бил копытом в землю, ржал, бежал по направлению к леску, возвращался и снова ржал…
   - Надо идти за конём – искать наших! – догадались боевые товарищи. – Что-то случилось…
   А когда конь понял, что его поняли, то помчался через поле, добежал до мостика – и взвился на дыбы!
   Как ни удивительно, земляки остались живы. Правда, Николай Николаевич вернулся к своим из лазарета через две недели, а Василий Ананьевич провалялся в тыловом госпитале очень долго и был демобилизован из армии по ранению.
   А сколько ещё историй приключалось с Вьюнком и его другом-капитаном, о том и не рассказать. Война – дело долгое, опасное и трудное.
   А потом наступил мир. Какое славное настало время! И в этом времени надолго продлилась неразлучная судьба доброго человека и доброго коня.