Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Звёзды, шары и молнии

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

Содержание материала


* * *

Как получилось, что она выплеснула все это на Лилю? Лилиту. Даже не помнила, как добрела темным коридором, разбудила и, стоя на коленях возле кровати (а как иначе, чтобы не орать на все отделение?!), выпустила рвущую нутро боль. Поделилась ею (совсем отдать невозможно!) с совершенно незнакомой женщиной, которая и не предлагала ей исповедоваться... Как это вышло?

Та прижимала ее голову, принимая и слезы, и слюни, которые текли, как у безутешно плачущего ребенка. И нашептывала тоже, как ребенку: «Ну, маленькая, ну-ну...» Но даже понимая это, Дина не дернулась, не вывернулась из-под мягкой руки, гладившей по голове, только взвыла с отчаянием: «Почему же я маме ни разу этого не позволила?!»

- Солнышко, я уверена: твоя мама прекрасно понимала, что ребята твоего возраста не умеют говорить родителям о любви. И ласкаться не позволяют. Не одна ведь ты такая... Я не думаю, что она обижалась. Она же родила тебя, чтобы самой любить и наслаждаться тем, что у нее в душе. И тем, что ты есть. Просто рядом, и она видит тебя каждый день. Это такое счастье... Поверь мне.

И почему-то в это поверилось, теплой слабостью разлилось по телу. А потом как-то само получилось, что она из последних сил забралась к стенке и уснула возле Лили, уткнувшись лбом в ее плечо. И ничего не снилось, не мучило больше. Просто уставшие и тело, и сознание вдруг растворились в темноте...

Утром же ее разбудил шепот:

- Маша, ну не кипятись! Мне ночью поплохело, а тебя как прикажешь дозваться? Орать, что ли? Так я ж не умею, ты знаешь. Кнопку вызова надо делать, девушка! Хорошо, что Дина мимо проходила. Это я уговорила ее остаться.

- А что случилось-то? - голос медсестры прозвучал недоверчиво. - Болело что?

- Да все болело! - с легкостью солгала Лиля. - Дина мне и спину массировала, и руку. Да так и уснула.

- Вижу, что уснула. Будите ее, Лилита Викторовна, а то обход скоро, тогда уж всем влетит.

Но Дина сама открыла глаза, как только медсестра вышла, оставив градусник. Поморгала, осваиваясь с непривычной реальностью.

- Да я уже не сплю.

- Доброе утро! Кофе хочешь?

Это прозвучало совсем по-домашнему, Дина уже и забыла, что бывают в мире такие слова, от которых исходит тепло и вкусный запах.

- А у вас есть? - пробормотала она смущенно. Вспоминать ночную истерику было неловко. И выбираться из чужой постели тоже. Дина даже в детстве у подруг не ночевала. Не хотелось уходить из дома.

Лиля вытянула шею:

- Вон баночка, на подносе. Мне сделаешь? Только без сахара, ладно? Толстеть доктор запретил. А кофе хо-очется! Поможешь старой, больной тетке?

- Вы не тетка! - вырвалось у Дины.

Может, сперва следовало опровергнуть «старую», но ее карябнуло именно это слово, которое никак не подходило Лиле, а ею самой использовалось, как ругательное. Соседкам по палате оно подходило в самый раз... Интересно, хоть заметили ее отсутствие? Дина отвернулась, чтобы включить чайник. Ну, и вообще...

- Конечно, конечно. Я - девушка, - усмехнулась Лиля. - Девушка с ребенком.

Дина покосилась на ее подвешенную ногу:

- У вас есть ребенок?

- Девочка. Моя девочка. Таня.

Вот теперь, когда солнце в окно, и очки лежат на тумбочке, можно рассмотреть Лилины глаза. Оттого, что о дочери заговорили, они так засветились, или и до того были такими распахнутыми и глубокими, - яркая синева, впитавшая солнце? Веселые глаза. А чему веселиться-то с такой жизнью?! Тринадцать операций...

А рот так и расплывается улыбкой:

- Она у моей сестры в деревне, пока я тут валяюсь. В субботу должны приехать, так что увидишь мою Татьяну. Не поверишь, ей здесь так нравится! Говорит: «Мам, у тебя тут так интересно, трубочки всякие, надписи непонятные». Это она про капельницу.

- Сколько ей? - спросила Дина только потому, что всегда об этом спрашивают, и надо же как-то поддержать разговор.

- Самой не верится, уже семь! Как столько лет пролетело? В сентябре ей в школу идти. Так что нужно мне срочно выбираться отсюда.

О том, что более интересно, чем возраст девочки, спрашивать неловко. Да, собственно, и так ясно, что никакого мужа у Лили не было и быть не могло. Ее, Дину, тоже теперь никто не возьмет замуж. Кому нужна вся переломанная? Да и ладно, ей и самой не очень-то хотелось замуж, если честно! Как у ее родителей все равно ни у кого в мире больше быть не может... А иначе - какой смысл?

Она так зазвенела ложкой, перемешивая кофе, что это напомнило приближение трамвая. Только уехать на нем подальше от этой клиники было невозможно, даже если б она решилась бежать. Некуда.

Лиля наблюдала за ней, не пряча улыбки:

- Да ты спрашивай, вижу ведь, что распирает! Муж у меня был. Ничего такой муж...

Дина прекратила звон:

- И куда же он делся?

- А я его выгнала! - беспечный взмах руки.

- Как это - выгнала?

Разве можно в это поверить? Она ведь - инвалид, эта Лилита, если уж начистоту. Разве такие бросаются мужиками? Они ведь зубами должны держаться!

- Да так, выгнала и все. И даже не потому, что он запил, пока я Танюшку в деревне подращивала. Это в общем-то с каждым может случиться, это можно было простить. Если б хотелось... Но мы уже к тому времени стали чужими. Я не чувствовала в нем родного человека, понимаешь? Такого, без которого ни дня не прожить.

- И куда же он делся?

Лиля опять несколько раз махнула рукой, словно заново провожала его подальше:

- Вернулся в свою белорусскую пущу. Зубр. Роман такой был, не читала?

- При чем тут роман-то?

- Ни при чем, просто вспомнилось. А Володя даже не вспоминается. Вот так.

Продолжая держать в руках ее чашку, Дина с недоверием спросила:

- Но ведь вы же любили его, наверное, если женили на себе?

- Я? Женила?! - вместо гнева в ее глазах смех. - Еще чего! Ты так решила только потому, что у меня нога больная? Нет, девушка, ошибаетесь. Это он всю дорогу от Москвы до Красноярска уговаривал меня выйти за него. Уговорил. Долго ехали!

Она рассмеялась уже вслух, жестом показав, чтобы Дина отдала кофе, и приподнялась на локтях:

- Сделай, пожалуйста, чуть повыше... Вот так. Отлично! Давай чашку.

- А как вы будете пить, прольется же!

- Воображая, как будто это коктейль - через соломинку. Каприз старой аристократки... Подай, пожалуйста, она где-то на тумбочке валяется.

- Здесь много чего валяется... - разгребая пальцем, заметила Дина и с удивлением услышала, как ворчливо это вышло, будто она была старшей и выговаривала безалаберной девчонке.

Лиля издала прерывистый вздох, в который не очень-то верилось:

- Ну, аккуратность никогда не была моей сильной стороной...

Вытащив из-под косметички толстую полосатую соломинку, Дина сполоснула ее под краном, опустила в чашку с кофе и осторожно поставила Лиле на грудь. Потом тронула один из висевших на крючках мешочков, в нем прощупывалось что-то твердое.

- Там гирька, - пояснила Лиля. - Сначала так висели, а потом решили спрятать, чтобы народ не пугать. Хотя теперь эти мешочки так интригуют! Всех потрогать тянет.

- А вам долго еще так лежать?

- В понедельник эту бандуру уберут и будут наблюдать за мной. Как за белой мышью...

Разводя кофе и для себя, Дина покосилась на нее с недоумением:

- Как вы пьете без сахара? Гадость же! Может, вам тогда и кофе не обязательно класть?

- Ага! Скоро буду, как в войну кипяточком пробавляться... Я и так совсем как ветеран, все детство в госпитале провела.

- Почему - в госпитале? Там же... Вы что, воевали где-то?

- Преимущественно с нянечками. Вы что, девушка, думаете, мне уже за восемьдесят? Всего-то сорок два. Хотя для тебя, я так понимаю, это примерно одинаково...

- Да нет, что вы, - неубедительно возразила Дина. - Вы хотели мне про свои госпитали рассказать...

- Разве хотела? - У нее весело заблестели глаза. - Кстати, он был один. Здесь, в Москве. В основном в нем действительно ветераны лечились, ребят из Афгана привозили... Ну, и детское отделение там было. Для таких, как я. Слушай, а у тебя вкусный кофе получился! Никто еще так не делал.

Дина осторожно поинтересовалась:

- А что у вас такое вообще?

- Врожденный подвывих обоих тазобедренных суставов, - радостно пояснила Лиля. - В младенчестве это можно было вылечить, но я в такой глуши родилась... В деревне для ссыльных немцев в Красноярском крае.

- В Сибири, что ли? - ужаснулась Дина.

- Это пугает?

- Н-не знаю... Так вы - немка?

Лиля кивнула:

- Наполовину. Мама у меня латышка. Ее родителей тоже туда же отправили, она уже в Сибири родилась. «Долгую дорогу в дюнах» смотрела?

Дина попыталась вспомнить:

- Кажется, нет. Это фильм такой?

- Теперь его, пожалуй, назвали бы сериалом... Так вот, когда уже выяснилось, что у меня такое, врачи в Канске решили, что надо оперировать, но там таких специалистов не было. И сослали меня в Москву...

- Ничего себе - сослали!

- Ну, когда тебе всего девять лет...

Дверь распахнулась, и густой голос санитарки заполнил палату:

- Ага, они тут кофеи гоняют с утра пораньше! Температуру мерили, кумушки?

- Конечно, Виктория Ильинична. Как у пионеров - тридцать шесть и шесть, - отрапортовала Лиля, даже не притронувшаяся к градуснику.

Дина удивилась: «Откуда она знает, как эту бабку зовут? Я даже не спрашивала...»

- Я пойду, - почувствовав себя неловко, сказала она. - Спасибо за кофе.

- Это тебе - спасибо! Заходи после процедур, ладно? Обязательно!

- Да к вам, наверное, придет кто-нибудь...

Едва не задев тряпкой Динину ногу, санитарка беззлобно проворчала:

- Придет, придет. Целые дни тут сидят, гогочут. Тунеядки какие-то твои подружки-то! Никто не работает, только по больницам и шляются.

Лиля подмигнула:

- Они - свободные художники.

- Оно и видно! Никакой серьезности. И сама такая же...

Рассмеявшись, Лиля напомнила:

- Самые большие глупости на земле совершаются с серьезным выражением лица.

- Да что ты говоришь! - возмутилась Виктория Ильинична. - Умница какая!

- Это не я говорю. Это барон Мюнхгаузен.

«Еще один немец, - почему-то подумала Дина уже в коридоре. - Но разве не они больше всего глупостей и наделали?»

Ей тут же стало стыдно за эту попытку как-то принизить, уличить в заурядности человека, который помог ей больше других за последнее время, ведь главная боль гнездилась не в переломанном теле, а в душе. И Лиля если и не совсем сняла ее, это ведь невозможно, будь хоть трижды экстрасенсом, то хотя бы облегчила. Лилита. Ей еще не встречались женщины с такими именами. С детства по госпиталям... Лежит, улыбается...

«Я, наверное, озверела бы от такой жизни, - Дина остановилась у окна, дала ногам передохнуть. - Кидалась бы на всех, как собака. Я и сейчас не лучше...»

Мелкий слепой дождь, не замечавший медленно поднимавшегося солнца, покрывал стекло выпуклыми, искрящимися каплями, похожими на те, что остаются на коже, когда в жаркий день выходишь из воды. В этом году не удалось искупаться, июнь выдался прохладным, а июля для нее и вовсе не было. Прошлым же летом отец отправил их с мамой в Турцию, пока сестра очередную сессию сдавала, чтобы Дина не мешала ей своим «Рамштайном». Вот откуда запомнились эти капли на смуглой коже... Тогда Дина откровенно наслаждалась тем, что мужчины на пляже поглядывают на нее, а не на располневшую с годами мать. И даже не скрывая от нее, тщательно собирала их взгляды, чтобы тайком ото всех перебирать зимой, когда ничем другим не согреешься.

Она стиснула кулаки так, что суставы болезненно хрустнули. Стыдно. Как же стыдно... Оказывается, мелкая душа у нее, не добрая. Мама-то радовалась, что Динкой любуются, называла ее своей красавицей. Почему же она сама уродилась такой, что все - под себя?! Гребет и гребет. Ну вот, получила. Радуйся. Все твое.

В свою палату возвращаться не хотелось, от одного несвежего воздуха тошнить начинает, а бабки проветрить не дают. Да и чем там занять себя? Книг никто не приносит. Некому. Опять прислушиваться, как шепчутся о чем-то неважном (что у них может быть важного в жизни?!) Даша с Наташей? Как Татьяна Ивановна надрывно кашляет, а старуха напротив стонет, проклиная весь белый свет? Только это и умеет, хотя что она-то знает о настоящей боли? Или это знание, к тому же прочувствованное до самого нутра, каждой косточкой, и делает человека таким, каким и задумывал его Господь? Нет, усомнилась Дина, далеко не каждого человека. Иначе среди инвалидов были бы сплошь святые...

До обхода еще оставалось время, а завтракать не хотелось, после кофе хорошо стало. Кровь как-то веселее побежала, еще самой бы также пуститься вприпрыжку... Дина побрела к выходу из отделения, потом решила, что останавливаться не стоит, тренироваться надо, и прошла всю кардиологию. Никто не остановил ее, даже внимания не обратили. Если бы Игорь Андреевич встретился, то, может быть, и спросил бы... Хотя, возможно, и он различал своих больных только в определенном месте - на койке. А так... Ну, тащится по коридору какая-то девчонка в жутком халате... Один раз уже прошел мимо, машинально кивнул, но Дина сразу угадала: не узнал. Не выделилась из общей массы. Ничем не зацепила...

«Неужели можно чувствовать себя женщиной и после тринадцати операций? - ей опять вспомнилась Лилита. - Не цепляться за мужика, чтоб хоть кто-то был... Она уважает себя. Достоинство в ней есть, вот что! Поэтому тот Зубр и уговаривал ее всю дорогу до Красноярска, почуял... И потом, она ведь симпатичная, если от больничной койки и всех этих гирек-трубок отделить. Попробовать бы. Хотя бы на листе. Глаза вон какие...»

Продолжая свои беспредметные поиски, Дина вышла в маленький коридорчик, спрятавшийся за кардиологией, и остолбенела, увидев два трупа, лежавших на каталках. Один, покороче, явно женский - ножки высовывались совсем маленькие, с головой был закрыт простыней, лицо другого почему-то не спрятали, и из черной ямы рта разило таким холодом, что Дина ощутила, как разом сковало все члены. По коже колюче пробежали мурашки, и даже волосы, как ей показалось, шевельнулись, задетые волной страха. И без того слабые ноги совсем обмякли, и она едва не села на пол, забыв, что это запрещено. Однако мысль о том, что можно провести какое-то время рядом с тем жутким, что поселилось в этих бывших людях, испугала Дину так, что она чуть ли не бегом вернулась в отделение, и еще не скоро усмирила шаг.

«Слава Богу, что я не видела их такими, - со странным облегчением подумалось о семье. - Хорошо, что не смогла пойти на похороны».

До этой минуты ее мучило то, что проститься не удалось, казалось, что родители и сестра тоже хотели этого, ждали ее до последней секунды... Теперь Дина не сомневалась: в том, что предстояло похоронить, нет никакого ожидания. Сожаления нет. Один черный холод, уходящий в ту глубину, куда невозможно заглянуть. Ей вдруг вспомнился закон физики о том, что тепло поднимается кверху. Вот куда оно ушло из них, нечего и голову ломать. Все там сейчас...

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.