Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Аз, грешный… (главы из романа)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Третий зазимок лег на стылую землю, упрятал ее черноту и пригасил бесприютность полей, сливая их с небесной далью. Есть в затянувшейся сибирской осени такие дни, когда душа в ожидании снега уже вся истомилась, а его все нет и нет. Вымощенная льдом река снова превратилась в дорогу, и, теснясь к пра­вому берегу, побежали по Иртышу одиночные крестьянские сани, малые и большие обозы.

Фискал Фильшин промаялся в Тобольске бездельно почти все лето, ожидаючи выезда в Иркутск. И дождался, наконец. Неизвестно, чему он был больше рад: или тому, что все же двинулся в дорогу, или тому, что день ядрено солнечный, а вокруг разлеглась молодая зима - незлая, нежная, прощающая и покрывающая равнозаботливо всех своим явлением.

- Благодать!.. - нежился в санях Фильшин, укрываясь воротником шубы от летя­щих из-под копыт пристяжной плотных ошметков снега. - Ох, и любо мне такое вре­мя! Все снаряжается, все чисто, будто на исповеди земля побывала, все буераки, будто грехи, и приглажены, и прощены.

- Да, пра слово, на дорогу нам добрый денек выпал, - поддакивал ямщик, ясногла­зо окидывая взором округу. Справа на возвышенном иртышском берегу, отделяя землю от неба, скользила зелень сосняка; правый берег отчеркивала оторочка черно­тала; и эти две линии, увидеть которые одновременно, не повертев головой, было невозможно, подтверждали - широка Сибирь, широки ее дороги, да тропы узки.

- А ведь я тебя в Тобольском видывал, - легко усмехнулся в какой-то день пути фискал, обращаясь к ямщику.

- И что мне за новость? Видывал да и видывал. Я ни от кого не прячусь. В То­больском все на виду живут. Впотайку - нет надобности. Все друг о друге сведомы, даже знают у кого сколь ложек в дому и какие ложки щербатые.

- Да я не про потайку. Видывал я тебя в драке у съезжей избы.

- Был грех, - усмехнулся недобро ямщик.

- И еще в одной драке заприметил тебя, - не угомонился покорным ответом Фильшин.

- Не вем где, не вем когда... - уклонился ямщик.

- Вем где и вем когда, и паче всего - вем с кем, - повел свой ход, не меняя тона, Фильшин.

- На то тебе и названье фискал-свистал. Караулишь всякого, да после и тебе могут за углом насвистать.

- И все ж мне узнать охота - за что ты одного и того же татарина отволтузил и в съезжей избе, и возле канцелярии губернаторской?

- Это Кулмаметку, что ль?

- Ево, ево! - покивал Фильшин.

- Была б моя воля, свел бы я их с городского жилья всех - и Кулмаметку, и всех ево людишек.

- Обидели?

- Меня татарину невозможно обидеть. Сопатку с глазами сравняю, - твердо сказал ямщик, глянув на Фильшина. - Не меня он обидел, а всю ямщину тобольскую.

- Видно, силен Кулмаметка. Всеми татарскими сборами ведает... - равнодушно как-то и полуутвердительно проговорил Фильшин, озираясь и будто теряя интерес к беседе.

- Не силен. Лукав и пакостен, - поправил фискала ямщик. - Ево не токмо я, но и свои, татары, колошматили. Такого в Иртыше через три проруби продергивать надо, глядишь - очистится от своего воровского нрава.

- У тебя ли украл, али еще у кого?

- Не у меня, а у ямщины.

- Да что ж украл? Коней?

- Вот сказал ты - все татарские сборы ведает Кулмаметка Сабанаков. А каким пронырством он получил то ведомство над своими одноверцами? Они его в первый раз побили в своей слободе, как он откупился от ходьбы на Ямыш за солью. Дощани­ки вверх конями вести он должен был, а откупился. Глядь наш брат ямщик, поглядь: к новой весне уж и не один Сабанаков, а и много других, слободских татар от под­водной гоньбы свободны.

- Кто их освободил? - не утерпел Фильшин.

- Слуга гагаринский...

- Небылишное возводишь, - усомнился фискал.

- Да какое небылишное! - простодушно взъярился ямщик. - Мне ж про то сами та­тары сказывали. Им откупиться нечем было, они денег в складку не внесли, когда Сабанаков с шапкой по кругу пошел. Их и за солью, и в подворную гоньбу, несклад­чиков. А кто дал - те даже записаны ноне в детей боярских. Во! До какого лукавства невозборимого возвысились - улусные малахаи, а ходят в детях боярских! И все по­шло у них складно и ровно с тех самых камушков бухарских красных, что были куп­лены у Кулмаметки самим обернатором. Кулмаметка все похвальбой брызгал - сам князь обернатор у меня камни купил! Красный день для татарина - князю камушки продал! А он, обернатор наш, свое первогодье был тут - тогда и купил. А приглядел­ся - татары опять несут от бухарцев камни и снова торг будто заводят. Тогда и сшиб он с них торговый норов - где платеж за разрешенье жить в Тобольску? Осеклись. Попятились из хором, да только камешки оставили за так. И каждогодно перед вес­ной у них либо шапка по кругу, либо камушки ждут из Бухар, да потом в ладонь слу­ге гагаринскому ссыпают...

- А ты что ж не откупишься? - спросил Фильшин.

- Моя семья, вся наша кость родовая - с бичика жили, с бичика и кормится. Что мне откуп? Не гоняли бы токмо бесперечь, хоть роздых бы давали. А то татары дома в потолок плюют да на торговых рядах рядятся, а мы погоняй по тракту. У кого похлебка жидкая, а у кого жемчуг мелкий. И ведь теперь меня же и к судье грозят привесть - за то, что я Кулмаметку бить кинулся.

- Ну, коли ты невоздержник такой - и приведут. Бился бы на кулачках. За то не судят.

- Да какое тебе дело - где мне биться! Пошел правеж русскому мужику - где бить, а где не бить. А там, где воровской нос нависает, будто вороний клюв, там и бить! Да, видно, и средь наших тоже воронья поразвелось. Иной раз еще токмо замахнулся, а воронье уж и карканье поднимает на весь белый свет - русские опять бить собира­ются. А чему тут дивиться - каркают у них камушки бухарские в глотке, чтоб они ими подавились... - ямщик матерно ругнулся.

- Не боишься, как я на тебя слово и дело крикну? - спросил Фильшин.

- Пусть московские таких криков боятся. А мое слово - коню понятно, да и дело мое - кнут. Дале Сибири слать некуда. Чево бояться?..

Жаль было Фильшину расставаться с таким простодушным и неосторожным со­беседником, но в Самаровском яме весь обоз приняли новые ямщики. На прощанье фискал угостил изрядно своего возницу: тот даже не ожидал дармовой погулки. Но и выпив изрядно, все же жалел, что не повезло ему так, как тем ямщикам, которые ока­зались в передовых возках. Впереди, про то еще в Тобольске сказано было, едут не­кие иноземцы в Китай. Будто бы сам царь-Петр послал китайскому хану своего аглицкого врача и вот тем-то передовым возницам будто бы и платят по царски за каждый прогон. Но фискал утешил ямщика, надбавив ему впятеро за каждый станок и полустанок. И только Фильшину была понятна его неожиданная щедрость.

Трогался в путь Фильшин - была зима молодая, а добрался до Иркутска уже и заматерела и в поддавки с весной поигрывала. Неделю-другую не мог привыкнуть Фильшин к покою: не надо было спозаранку заваливаться в сани и целый день-деньской, а то и ночь вприхватку ехать и ехать, томясь бездельем. Не удержись благоразумно, фискал мог не раз и не два впутаться в разные дорожные свары: то кабатчик вор, то ямщики-супостаты не по-уставному дерут за прогоны. Но с самого Тобольска фискал положил себе правило - никуда не встревать, тихо-смирно доспеть к Иркутску и там так же тихо осмотреться, потолкаться среди набродистого народа, авось, слух какой повезет словить. А где слух - там и до правды, умеючи, добраться нет особого труда. В пути слухов тоже было преизрядно.

На томском постоялом дворе встретился застрявший в нерешительности обоз ус­тюжских купецких людей - будто бы запрет вышел от губернатора, дескать, нонче ходу в Мугалы* нету. И слух этот привез будто бы иркутский служилый человек Ра-китин, коему и вера должна быть полная - как-никак брат его, Лаврентий Ракитин, недавно сидел воеводой в Илимске, а ныне уже и на Иркутске собирается воеводить. Хитрые томичи подначивали устюжан: «А вы расспросите братца воеводы - на какую нуждишку он здесь мягкую рухлядь скупает? Может, он один, а, может, сам-два с братцем всю мугальскую торговлишку возьмет?» Замерший обоз из Томска в даль­нейший путь вытолкнул тюменец Третьяков: «Верьте этой мелкой сошке ракитин-ской! Я сам у обернатора справлялся. Нет такого указу - не пускать в Мугалы». А в Енисейске встретил Фильшин и самого Лаврентия Ракитина. Наблюдал, как тот, са­харно улыбаясь, обхаживал дня два иноземцев Ланга и Гарвина, да потом не выдер­жал и наскоро смотался в Тобольск. Говорили подъячие из енисейской канцелярии -спешит бывший илимский воевода по вызову самого князя Гагарина. Видно и в са­мом деле спешное дело было у Ракитина. Недолго он пробыл в Тобольске, вернулся к воеводству иркутскому в самом начале весны, сменив предшественника своего Любавского. Перетасовка воевод в сибирских городах была делом обычным: не бо­лее года в городе мог усидеть воевода. А Любавский и года не усидел - выпихнул его Ракитин аж в Мангазею, получив на то губернаторский указ.


*Мугалы - Монголия.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.