Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
Допросили мы его аманата - Тастаракая. Повсегда было - в заложниках оставляют родича, ну, или кого из детей. А тастаракай - он и есть тастаракай. Толмач его разговорил - бродяга он. И никакой не сродственник Чаптыну. И ответа за ним ло роду чаптынову никакого. У них, вишь, слово это - тастаракай - вовсе не имя, а толмач сказывает, что толкованье этому слову - бродяга. Его Чаптын где-то по Чарошу подобрал.
- Что ж с того, что бродяга. Зато знает, где калмыки золото емлют. И то дело, -равнодушно отозвался Щербатов.
- Верности от Чаптынки нам не будет. Тастаракай ему чужой. Как только пойдут наши людишки ставить крепость на Бикатунь, я им накажу из Чаптынки выбить родича в аманаты. Будет Чаптын в моей воле. Я с него ясак буду в три шкуры драть.
- Чаптын, может, и будет в твоей воле, - холодно и отстраненно произнес Щербатов. - А вот коли о крепости говорить, то не нам ее ставить велено. И той окраиной ясачной - тож не нам ведать...
- Как не нам? - дернулся нервно Козлов.
- Отныне иначе будет, - веско произнес Щербатов и указал на письмо. - Князь Матвей Петрович распорядился все дела по крепости Бикатунской ведать кузнецкому коменданту.
Козлов замолк и надолго. Молчал и Щербатов.
Смешанное чувство владело Щербатовым. Он с первой водой готов был покинуть Томск и ждать в Тобольске нового определения гагаринского - где служить дальше. Щербатов до ясной ясности понимал - какой лакомый пирог отодвигается от него. Весь ясак, который будет стекаться в новую крепость на Бикатуни, теперь пойдет мимо Томска, а значит, мимо Щербатова. Но первым, кто запустит свои руки в меховой ручей, определен Кузнецк... А соболя из тех мест - ой как важно хороши! Да белки, белки телеутские на китайском торгу высоко идут... Иной китая-нин, купцы говорят, и по сто, и по два ста хвостов беличьих берет...
Щербатов посмотрел на угрюмого Козлова и будто опомнился. Вот кому сожалеть надо о телеутских мехах. А что ему, Щербатову, печалиться, что ему печься о том отодвинутом блюде с пирогом. У Щербатова здесь отодвинули, да в ином месте придвинут - Сибирское царство велико и, считай, немеряно. На всех достанет... Правда, если Матвей Петрович позволит...
Паузу нарушил пришедший с Козловым шведский капитан. Он жил в Томске уже шестой год, и, вроде бы, небесполезно жил. Поручалось ему не раз и меха закупать в таежной округе, и выезжал дважды вверх по Оби для скупки могильного золота. И, видно, памятуя эти поездки, он вернулся к разговору о бродяге, оставленном в заложниках.
- Тастаракай мало будет польза. Бродяга нельзя верить. Он сказка про орел говорил. Орел носит золото? Где лежит золото в могила - знает один русский мужик с лопата. Я много встретил русский мужик с лопата. Они думают всю степь копать. Абориген знает о золото один сказка.
Коменданты переглянулись, перевели одновременно взгляд на шведа, расхаживающего вдоль высокой стены и постукивающего тростью по голенищам высоких сапог. Самоуверенность шведа не понравилась Щербатову, но он не стал ввязываться в разговор. Зато Козлов тут же отозвался:
- Бродяга на то и бродяга, чтоб много странствовать. Коли он свою землю исходил вдоль да поперек, то знать многое может. Я знаю, как с ним поступить. Допросил я вашего буяна в застенке - Волкова. Он тоже тастаракай, тоже бродяга, только русский. Надо их свести вместе - пусть хорошенько сойдутся, надо чтоб Волков дал согласье выйти к бугровщикам и чтоб взялся по иному какому золоту людишек порасспрашивать.
- Дельно, дельно, - согласился Щербатов. - Помнишь, кто вывел наших заводчиков на богдойские серебряные ямы под Нерчинском? Местные людишки, из дикарей. И где серебро лежит - знали. Так-то. Да ты, Василий, сам все верно уладишь. Переведи Волкова в аманатскую избу да толмача к ним подсади. Да Мишка и сам тастара-кая поймет. Мишка умом - не ленивец. Все по отцову преданью за серебром в чернь тычется. А нам и губернаторским указом велено - сыскивать всякое рудное каменье. Да пока ничего, акромя Каштака, не приискано... Ан и Каштак не по зубам.
…На легкой волне половодья отплывали из Томска тяжелые лодки и дощаники. Дождавшись продолженья пути, все, кто был застигнут в Томске бездорожьем, засуетились, обнаруживая вдруг: то одного припаса нет, то другого. Казалось, вся жизнь городская сосредоточилась у пристанских лавок. Вместе с отставшей купеческой челядью из каравана Гусятникова - подторговывали втихаря мужички в Томске неявным товаром, готовились отправиться в Тобольск и Фильшин с Замощиковым. Они коротали предотъездный час на пристани чуть пониже устья Ушайки, делившей город надвое. Малая речка, уже более века кормившая и поившая город и посад, была подперта мощным током Томи и как будто перестала течь, поднявшись до уровня матерой реки и безмолвно вливая в нее свою долю. Раздолье рыбацкое, долгожданно открывшееся, виделось по всему городскому берегу. Фильшин вместе с беглым целовальником проходили вдоль рыбного ряда, разместившегося тут же - прямо у воды: кто на досках, кто на ряднушке, а кто прямо на песке предлагал свой товар: от мелкого окуня до крупных стерлядок.
Замощиков задержался у корзины с рыбной мелочью и ни с того, ни с сего принялся расспрашивать старика-торговца «че-почем».
Фильшин, глядя на рыбную мелкоту, думал о том, что за эти недолгие дни, проведенные рядом с Замощиковым, успел узнать имена купцов, уходивших мимо Иркуц-кой таможни в Мугалы. Из рассказов, из обрывков бесед успел он выхватить на крючок памяти и шведа некоего, ушедшего к монголам на торг от Елчина - из Якуцка караванчик снаряжен был. И ходил тот караванчик беспошлинно! Да вот еще ходоки торговые: Елизарьев, Пуляев, Мясников... Да. Путилов еще...
Перебирал фискал имена и, глядя на мелочь рыбную, прикидывал: "Жаль одного -все это мелочь торговая. Но, раз проскочили, значит - кому-то ручку посеребрили. Да кому ее серебрить, как не коменданту! Купцам ходу вольного нигде нет. Вон и мимо Сургута шедшие Путилов да Беляев жалобились - не пустил их без откупа комендант сургутский. Один только осетровый бок мелькнул в этом разнорыбье - Евреинов. Хоть и не сам гостиной сотни купец Евреинов попал на примету фискалу, а его сродник - но ведь хаживал и он в Китай, даже состоя иркуцким таможенным целовальником! Как же поперек указа царского?..
Почесывал Фильшин затылок, стараясь охватить разом весь свой сибирский улов - с чем же он явится к обер-фискалу Нестерову. Сомневался - неужто только и вывалит свою корзину мелочи? И, глядя на раздолье речное, залюбовался весельем воды и заключил: «Да тут и большой рыбине воли сколь хошь! Будет еще большая рыба». И вслух сказал это же, толкая в бок Замощикова:
- Будет еще большая рыба! Чево ты на мелочь заришься? Пошли. С дощаника машут. Отвальное пьют.