Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Наталья Елизарова. Рассказы

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Моё имя 

Он учёный. Молодой ботаник. На его научные работы ссылаются, их переводят на иностранные языки. У него есть имя, которое знают все. В нашем НИИ он – Бог.

Я – лаборантка. Записываю названия кактусов на узких полосках бумаги, с помощью скотча наклеиваю их на горшки с кактусами, которые разводит Он.

Лобивия Циннабарина... Эхеверия Деренберга... Опунция Леукотриха... Диковинные, трудноперевариваемые названия маленьких уродцев. Я их ненавижу. Они любимцы моего Бога. Он обожает их, трясется над ними. Мамиллярия Шелхазе... Ребуция фаматимская... Как таинственное заклинание, срываются с его губ имена моих соперников и конкурентов.

Он называет меня «милочка». Когда я во время научных экспериментов делаю записи под его диктовку, когда звоню ему по телефону, когда мы занимаемся любовью, я слышу только одно – милочка, милочка, милочка. Я люблю его, но не люблю, когда он так меня называет. С таким же обращением он гладит за ушами свою сиамскую кошку, просит продавщицу завернуть сардельки, платит на почте за бандероль.

Мы встречаемся раз в неделю. Каждую среду он выдает мне недельную порцию любви. Сегодня среда.

Выгляжу красивой, ухоженной. В зеркале блестят мои озорные глазки. Сегодня мой день!..

Опустошенная после получасовой возни на заднем сиденье его автомобиля, скатываюсь на кровать. Неуклюже, шаркая один о другой, стаскиваю туфли. Хочется спать, но еще нужно как-то исхитриться, доплестись до ванной и стереть косметику...

Утром меня ждет то, чем я занимаюсь изо дня в день: нарезаю ножницами полоски белой бумаги, на них – печатными буквами вывожу названия кактусов, наклеиваю их на горшки, – работа, которую я проклинаю и которую не могу бросить, иначе больше не увижу Его.

Маленькие уродцы выжидают свою органическую подкормку. Я, не торопясь, прохаживаюсь по оранжерее. Их иголки щерятся, как острие циркуля. Не будь они припаянными к своим горшкам, они наверняка бы изодрали меня в кровь.

Я откручиваю колпачок на бутылке с удобрением, с садистским наслаждением вновь закрываю его. Вы в моей власти!

Звонок! Голос на другом конце провода, казалось, источает бодрость, уверенность, аромат крепкого кофе и лосьона после бритья.

Мой Бог осведомился, не зацвел ли один из его любимых уродцев. Длинное латинское название перемежается со словом, которое я ненавижу, – милочка. «Зацвел», – солгала я, зная, что он тотчас же примчится.

Он примчался с фотоаппаратом. Был разочарован и рассержен. «Не остроумно, милочка», – сказал он и пошел оглядывать своих питомцев. Я молча нарезала бумагу для ярлыков и выслушивала нагоняй за то, что забыла удобрить почву.

Я провела концами ножниц по ладони, погладила подушечки пальцев. Стиснув руку в кулак, всадила ножницы в огуречную мякоть. В следующую минуту, упиваясь своим остервенением, я крушила драгоценную коллекцию.

Россыпь битых черепков и зеленых ошметков повергли тебя в столбняк и ты не сразу ринулся меня останавливать.

Я пришла в себя, услышав собственное имя. Твои губы, забрызганные вязким соком, в отчаянии выкрикивали: «Анна, ты с ума сошла! Что ты делаешь, Анна?!»

Я вырвалась и побежала прочь из оранжереи.

На улице меня встретил ливень. Заляпывая грязью кремовые колготки, я бросилась к первому попавшемуся прохожему. «Меня зовут Анна! – кричала я. – Вы слышите? Анна!»

Прохожий, неловко стряхивая капли с зонта, смотрел на меня скучающими глазами и думал, что я сумасшедшая.


Любовь, рождённая мёртвой 

Она спешно одевалась. Он, не вставая с постели, курил. По её узким плечам прыгали каштановые волосы, она досадливо отбрасывала их за спину, чертыхаясь, возилась с застёжкой лифчика.

Он знал, что через пять минут она выпорхнет из его квартиры, сядет на последний трамвай и помчится к себе домой. По дороге она, вероятно, забежит в круглосуточный магазинчик и что-нибудь купит к ужину.

Он представил, как она заходит в полутёмный подъезд, на ходу поправляя волосы и одежду, входит в лифт и, достав карманное зеркальце, тщательно изучает себя: макияж в порядке, можно преспокойно идти домой.

Она царапает ключом дверной замок, потом начинает звонить. Дверь ей открывает муж. Она, виновато улыбаясь, сообщает, что заболталась со школьной подругой. Дочь с воплями бросается на шею: «Я получила двойку!»

Он видел её дочь на фотографии, засунутой в портмоне. Некрасивая рыжая девочка с капризно оттопыренными губами. «Если бы она родила ребёнка от меня, девочка была бы красавицей», – подумал он, увидев фото.

Она оделась. Торопливо пригладила волосы щёткой.

– Ты меня любишь? – спросил он.

– Конечно... – быстрым шёпотом ответила она. – Ты не видел, где мои перчатки?... Ой, вот же они!

– Тебя проводить? – он приподнялся.

– Нет, не вставай, не надо.

Она всегда предпочитала возвращаться домой без провожатого, любила таинственный полумрак вечерних улиц и с непостижимой уверенностью считала, что с ней никогда ничего плохого не случится. А его беспокоило то, что она одна так поздно добирается до дома. Он не доверял безмолвию пустынных переулков, неяркому свету унылых фонарей, случайным прохожим.

Она ушла, на прощанье слегка задев его щеку накрашенными губами. Он потушил свет, долго стоял в прихожей, уставясь в темноту. После неё остался едва уловимый аромат духов, но его тут же поглотили агрессивные клубы сигаретного дыма.

За окном тьма сливалась с неясными бликами магазинных витрин. Мелкий осенний дождь всё решительней стучал по карнизу. Холодный пронизывающий ветер срывал пурпурные лохмотья с рябины, подбрасывал в воздухе обрывки её недавнего великолепного наряда, издевался над беспомощными обнажёнными ветками, пытавшимися заслонить себя.

Она, придерживая руками капризно выгибающийся под порывами ветра зонт, перебегала дорогу, в которой, как в зеркале, отражались тесно прижатые друг к дружке дома. Пока ещё она с ним, её губы, щёки и волосы хранят следы его поцелуев, но очень скоро их смоет дождь, она спрячется за углом высотного здания и перестанет ему принадлежать. С ним останутся только его воспоминания и мечты, которые не исполнятся никогда.

Больше всего ему хотелось, чтобы они с ней встретились до того, как она познакомилась со своим мужем. Иногда он представлял её вдруг внезапно овдовевшей. Но чаще всего, что она всё-таки бросит того, другого. Однажды он даже спросил её, планирует ли она развестись с мужем. Её тонкие брови недоумённо поползли вверх: «Зачем мне это нужно?» Её удивление оскорбило, как пощёчина. Между ними состоялся короткий разговор, который он запомнил до последнего слова. Она спросила: «Тебя что-то не устраивает?» «Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя и хочу быть с тобой», – сказал он. И лёгкое, почти равнодушное пожатие её плеч в ответ: «Ты знал, на что шёл».

Больше он подобного разговора не заводил, ему было страшно снова встретить безразличный взгляд любимых глаз. Раньше он наблюдал её в нескольких ипостасях и любовался ими, как гранями драгоценного камня: он видел строгую, сдержанную коллегу на работе, добродушную мать, с гордостью описывающую школьные успехи своей дочери, озорную заговорщицу, которая с увлечением рассказывала, как ей удалось пустить по ложному следу их не в меру любопытную начальницу отдела, начавшую что-то подозревать; но эту, внезапно открывшуюся ему черту её характера, он боялся увидеть ещё раз. Впервые, столкнувшись с холодком в её глазах, он понял, что она способна причинить ему боль и что отныне ему придётся защищаться даже от неё, той, кого он любил больше всего на свете.

Потом всё чаще в её интонациях стали прорываться злые нотки. Первый раз это произошло на работе, когда она уклонилась от чересчур откровенного жеста: «Не сходи с ума, сюда в любой момент могут войти!» Впоследствии его наотмашь будет бить раздражённая фраза: «Не сегодня! Прекрати!» Она всегда так боялась, что их кто-то сможет увидеть. Научила и его вздрагивать от каждого шороха, от телефонного звонка, скрипа дверей, стука каблуков. Он изо всех сил старался не потерять бдительность, потому что боялся потерять её. Но однажды это всё-таки случилось.

Она умерла внезапно. «Трагически погибла...», как написали в газете. Он услышал эту страшную новость, придя утром на работу, когда председатель профсоюзного комитета объявила сотрудникам о необходимости сдать деньги на венок, и не поверил услышанному. Разве возможно, что тело, которое ты обнимал тысячу раз и теплоту которого ты до сих пор помнишь, может быть растерзано под шинами автомобиля? Роковая, нелепая случайность. Ему хотелось выть, а он мог лишь бесцельно слоняться по кабинету из угла в угол, натыкаясь взглядом на россыпь канцелярских принадлежностей на рабочем столе, буднично попискивающий принтер, чашку с недопитым кофе, брошенную кем-то газету...

На кладбище собралось много народа. Накрапывал дождь – робкий, неназойливый; он точно извинялся за свой внезапный визит.

Возле могилы он увидел её семью. Заливалась слезами её некрасивая дочь, припадая на руки бабушки. Он завидовал ей оттого, что не может так же явно, как она, выражать своё горе. Овдовевший супруг был молчалив и сдержан. В своём эффектном траурном костюме он был похож на актёра-трагика. Возле него находилась миловидная молодая женщина, пытавшаяся закрыть его от дождя своим зонтом. Помада кофейного оттенка на её губах размазалась. Вдруг она, тесно прижавшись к нему, что-то быстро проговорила. Он, бросив беглый взгляд по сторонам, торопливо слизнул со своих губ коричневую краску. В это время стали закапывать могилу. Вдовец и его спутница бросили в неё свои платки.


Сомики 

Алёша бродил между аквариумами зоомагазина. У него была мечта – подарить на день рождения Ирочке рыбок. Он знал, что недавно родители купили ей огромный столитровый аквариум, снабжённый всеми необходимыми принадлежностями, – освещением, компрессором, термометром. Но вот беда, скалярии, запущенные в ёмкость, вдруг почему-то умерли, оставив маленькую Ирочку в страшном расстройстве. Как-то раз, придя к ней в гости, Алёша застал девочку в слезах. Ирочка, жалобно всхлипывая, рассказывала, как мёртвые рыбки лежали брюшками кверху на поверхности воды, как потом её папа выловил их сачком и выбросил в унитаз. Алёша, глядя на осиротевшие в опустевшем аквариуме водоросли, дал себе слово купить Ирочке новых рыбок.

Продавцы зоомагазина советовали ему отказаться от покупки экзотических красавиц и выбрать неприхотливых рыб: гуппёшек или меченосцев. Но Алёша остановил выбор на шустрых, суетливых сомиках по сто рублей за штуку, бойко сновавших по грунту и переворачивавших своими крепкими лобиками небольшие камешки. Он представил, как, увидев их, улыбнется Ирочка, и как на её пухленьких румяных щёчках промелькнут ямочки. Нужно во что бы то ни стало достать двести рублей!

Он поделился своим секретом с Димкой Сайкиным по кличке Батон. Димка был рослым, с сильными крепкими кулаками. Его фамилия никак не вязалась с его обликом. Подумаешь, сайка – маленькая сдобная булочка, а вот батон – другое дело. Димка щеголял в новых кроссах и был обладателем самого дорогого мобильника. Все ребята во дворе завидовали ему. Димка был лучшим Алёшиным другом. «У тебя деньги есть? – поинтересовался он. – Хочешь, дам?» «Не надо, – отказался Алёша. – Я у родителей попрошу».

Алёша, придя домой, сунулся было на кухню. Кухонный пол блестел осколками. Кто-то из родителей, а вернее всего мама, разбил пару тарелок. На столе выстроился отряд медицинских флакончиков и пузырьков: корвалол, валидол, валерьянка. Похоже, мама по полной загрузила себя в антракте и сейчас начнётся второе действие пьесы под названием «Папа вернулся под утро». Так оно и вышло. Алёша натянул на уши ворот курточки, но всё равно услышал из комнаты родителей истерический мамин крик: «Можешь собирать вещи и катиться к своей шлюхе!» «Тебе нельзя так расстраиваться, у тебя больное сердце!» – это уже папа. «С ума сойти! Он меня пожалел!»

Алёша отщипывал кусочки булки и макал в сливовое варенье. Когда он вырастет и женится на Ирочке, в их доме никогда не будет ни ссор, ни скандалов. Они будут жить дружно и счастливо, и каждый день он будет дарить Ирочке букет великолепных белых роз. Без всякого повода. Просто так.

Звонкая пощёчина, короткая тишина и громкие рыдания мамы распугали Алёшины мечты: «Негодяй, какой же ты негодяй!» «Прости, пожалуйста, я не хотел. Ты меня вывела из себя!» В голосе отца Алёша одновременно уловил и умоляющие, и раздражённые ноты. Алёша бросился прочь из дома. На лестничной площадке он столкнулся с соседкой с верхнего этажа. Поставив мусорное ведро на ступеньку, старушка услаждала слух бранью Алёшиных родителей. Краснея от стыда, мальчик поспешно спрятался за дверями лифта.

Он слонялся по улицам, заглядывая в витрины магазинов, особенно тех, где продавались продукты. Сам того не заметив, Алёша дошёл до казино, к которому мама строго-настрого запретила ему приближаться. Машины вереницей выстроились возле стеклянных дверей, откуда доносилась лёгкая музыка и звук ударяющихся бильярдных шаров. «Эй, пацан! – услышал Алёша. – Заработать хочешь?» Алёша оглянулся. Из окна джипа его подзывал какой-то толстый дядька. Мальчик опасливо покосился на ленивые волосатые пальцы, стряхивающие с сигареты пепел. «А что надо делать?» – несколько испуганно спросил он. «Машину помыть»... Через час Алёша уже с гордостью тащил домой купленных для Ирочки сомиков.

...Наступил день рождения Ирочки. Алёша, словно какая-то девчонка, с утра крутился перед зеркалом, примеряя подарок отца – шикарные новые джинсы. В последнее время отец удивлял Алёшу неожиданными и дорогими подарками: велосипедом, спиннингом, кожаной курткой. Он приносил их в отсутствие мамы и с виноватым видом раскладывал перед мальчиком. «Тебе правда нравится?» – поминутно переспрашивал он. Алёше становилось жаль его: «Конечно, папа». Подарки отца приводили маму в ярость. Она говорила Алёше, что отец таким образом пытается откупиться от него. Однажды она сгребла их в кучу и выбросила с балкона. Алёша вместе со своим верным другом Батоном кинулись, сломя голову, на улицу их подбирать. Батон добросовестно обшарил каждый куст растущей под окном акации, выискивая детали от Алёшиного конструктора, пока не нашёл все до одной.

...От Ирочки, открывшей дверь Алёше, нельзя было отвести глаз. В воздушном розовом платье, напоминающем взбитую пену, она была чудо как хороша! Алёша с ёкающим сердцем переступил порог её дома, в котором весело галдели детские голоса и вкусно пахло ванилью. Он протянул имениннице банку с сомиками. На щеках Ирочки появились две очаровательные ямочки. Она понесла рыбок к аквариуму, увидев который, Алёша остолбенел: в нём, поблёскивая серебристой чешуёй, гонялись друг за другом золотые рыбки. Скромные серые сомики затерялись на фоне их горделивого величия. «Это мне Дима подарил», – пояснила Ирочка. Батон с важным видом прохаживался вокруг аквариума. Когда Ирочкина мама торжественно внесла в комнату праздничный торт с шестью зажжёнными свечками, Алёша незаметно выскользнул из квартиры.

Когда двери лифта, доехавшего до первого этажа, распахнулись, он столкнулся нос к носу с запыхавшимся Батоном: «Ты...это...хорошо насчёт рыбок придумал, я бы сам не допёр... Твои ей тоже очень понравились, честное слово!» Алёша молчал. «Ты прости, что я твой подарок стырил... – сказал Батон и вдруг покраснел, как помидор. – Я её просто очень-очень люблю. Мы после школы поженимся, вот... А ты себе кого-нибудь другого найдёшь». Алёша заставил себя улыбнуться: «Не проблема!» Батон предложил вернуться к имениннице. Алёша отказался: «Иди один. Я вообще-то и не хотел надолго там оставаться. Думал, только подарок подарить, и домой». «Ну, как хочешь», – пожал плечами Батон и, перепрыгивая через ступеньку, побежал по лестнице.

Дома Алёшу встретила уставшая хмурая мама: «Что так быстро?» Алёша сказал, что уже всё закончилось. «Ты хоть там поел? Я ничего не готовила». Он заверил её, что не только сыт, но даже объелся. Глядя мимо Алёши, мама сказала, что завтра им вдвоём нужно идти в суд. Её губы задрожали. «Только бы она не заплакала», – подумал мальчик. К его удивлению, мама не расплакалась, лишь тихо сказала: «Завтра ты скажешь судье, что не хочешь, чтобы родители разводились... Может быть, ещё удастся выгадать немного времени, а там, за три месяца, кто знает...» Алёша сосредоточенно грыз ноготь. Мама, против обыкновения, не делала ему замечания. Наконец он, с усилием подбирая слова, сказал: «Ты пойми его, мама, может, он её очень-очень любит». Мать изумлённо посмотрела на сына: «Что ты сказал? Это он тебя подучил?!» «Он не подучивал меня! Я сам понял!» «Ты слишком мал, чтобы понимать такие вещи!» – то, чего так боялся Алёша, всё-таки произошло: мама разрыдалась. – «Он бросил нас, а ты за него заступаешься, глупый мальчишка!» «Он не бросал нас! Это неправда! – с трудом удерживая слёзы, закричал Алёша. – Он просто не смог остаться». Мать, перестав плакать, не сводила с сына удивлённых глаз. «Ты действительно не голоден?» – после долгой паузы произнесла она. «Голоден. Пожаришь картошки?» Она вытерла слёзы и кивнула. Оба пошли на кухню.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.