Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Колдунья Азея (роман) ч.1

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Венцов с моста всмотрелся в старую ветлу, некогда казавшуюся ему высокой. Теперь новый дом, построенный на месте старенькой избушки, где жила семья Венцовых, откуда ушел на фронт и погиб его отец, покровительственно принизил ее и затмил собой. Венцов давно жил в новеньком четырехэтажном доме, в «хрущевке». На сухом отроге краснеющей ракиты висела чья-то белая рубашка – словно она выбросила парламентерский флаг. «Сдается, - усмехнулся Венцов. - Не пойду», - решил он и повернул назад. Сердце екнуло: он чуть не столкнулся с Соней.

- Это надо же! Только подумала. (Актриса слукавила: проходя по этому мосту, она всегда вспоминала о нем) Здравствуй, Андрей! – Соня протянула руку. Но его привлекла и взволновала ее висящая левая рука с родинкой на второй фаланге мизинца. На руке отпечаталось время, а для родинки времени словно бы и не было. Соня стала стройнее, вытянулась и похорошела. Под глазами на прозрачной коже появились меленькие морщинки, которые говорили о «нервической спокойности». В глазах холодный блеск, улыбка несколько неестественная, театральная. Строгая прическа делала ее почти неузнаваемой. Что показалось Венцову неожиданным: Соня улыбалась, а ее глаза оставались леденящими. Они напомнили чей-то чужой взгляд. Чей же? Этот взмах бровей, припухшие веки, глаза цвета сизого холодного облака …. Да ведь это взгляд колдуньи! Вот почему Венцову был неприятен взгляд женщины, который всегда беспокоил его и не давал сосредоточиться. «Ницше в юбке»…

- Ты чего так смотришь, Андрей? Да, простите, - она оглянулась. Только теперь Венцов заметил, стоящего позади Сони человека, - знакомьтесь, - сказала Соня, - Андрей Венцов, Валерий Леонидович Раввинский, новый главреж нашего театра. Это тот Венцов, следователь, - обратилась она к Раввинскому.

- Весьма приятно, - поставленным актерским голосом вымолвил режиссер, поправив свой темно-вишневый в горошинку галстук, - простите мои меркантильные интересы, у меня к вам есть вопросы…

Но вмешалась Соня:

- Валерий Леонидович, извините – это после. Идемте к нам, – она взяла под руки Венцова.

- В другой раз. Сегодня мне некогда. – Венцов не двигался.

- Не дури, как твое отчество? Забыла.

- Леонидович… тоже, - мальчишески прогнусил Венцов.

- Тезки по отчеству? Валерий Леонидович, прости… Андрей Леонидович, ради встречи можно передвинуть все дела?

Венцов отвел взгляд на неряшливые свинцовые облака, сквозь которые струнились медные лучи и, отражаясь в зеркале речной глади, покачивались. Ветер уже утих. Уютно и покойно было вокруг. Словно все это происходило на берегу Радости-реки. Все было полито медной краской предзаката. Поодаль виднелся с шафранными макухами деревьев Сонин огород и угол дома, почти сокрытого редеющим садом. Дом тот манил Венцова, но он запротестовал:

- Я же не ребенок, - он посмотрел в сторону режиссера.

- Ах, нет! – захохотала Соня, - это не то, о чем ты подумал. Идем, идем! – настоятельно произнесла она, - Папа будет рад, да и мне надо поговорить с тобой. На-адо, понимаешь?..

- Софья Николаевна, - обернулся режиссер, который был уже рядом с парочкой влюбленных, - человеку, может быть, некогда.…

Венцов вмиг преобразился, словно возмужал, ветерок юмора порхнул по его лицу, что понравилось Соне:

- Да вид у меня, - он провел левой рукой по щеке и показал на виднеющийся из-под плаща свой костюм, - не сгодится для визита.

- Сгодится, - заверила Соня. - А очки тебе идут.

Профессор Федорчук в клеенчатом фартуке, в белой льняной рубашке с засученными рукавами встретил гостей на веранде. К столешнице была привинчена мясорубка, под ней фарш, на тарелке очищенные две головки репчатого лука. Луковый запах тонко дополняли запахи петрушки и укропа. В глаза Венцову бросились сильно побелевшие кудрявые полубаки профессора. Возраст.

Николай Степанович, вытерев о полотенце руки, смахнув со щеки луковую слезинку, раскрылился и пошел навстречу:

- О-о-о, голубец! – он обогнул режиссера и отцовски обнял Венцова. Андрей понял – Федорчук не очень жалует режиссера.

- Склероз у тебя на друзей, князь! – упрекнул он Андрея.

Прошли в горницу. Давненько – около двух лет – Венцов не заглядывал в этот дом, обиталище профессора и его дочери, его любимой девушки. Старый пятистенный особняк с садом и огородом стоит на берегу реки. Хотя профессору, - а он заведующий кафедры психологии медицинского института - предлагали квартиру со всеми коммунальными благами в центре города, он наотрез отказался. Там рядом институт, здесь – под боком сад. Он был отменным аратом – садовником и огородником. Долго пришлось ему сражаться с городскими властями: на месте его дома должен был разместиться корпус макаронной фабрики. Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не обнаружилось, что грунт слишком подвижен. Для профессора дискуссия вдвойне благоприятствовала: ему в дом провели водопровод и отопление от фабричной магистрали. Но не только благодаря саду и огороду держался он за клок этой земли.

Лет около двадцати назад, во время большой грозы в огороде оборвался электрический провод и упал прямо на жену профессора. Марину Ильиничну похоронили в саду. Положили высокую гранитную плиту и рядом построили беседку. Стало быть, мать Сонечки всегда была близко, спала под двухметровой толщей земли и никогда не входила в их дом. Бывало, Сонечка в детстве закапризничает, Николай Степанович её спрашивал: «А что мама скажет?» Когда возникала какая-нибудь проблема, отец говорил дочери: «Пойди, посоветуйся с мамой, если она решит, что я не прав, я извинюсь перед тобой, а если ты – ты извинишься передо мной».

Соня уже забыла, о чем зашел спор с отцом, она вошла в «Мамину беседку», занесенную снегом, варежкой смела снег, села на студеную скамейку, мысленно посоветоваться с матерью. Потом вошла в дом: «Извини, папа, мама сказала, что я не права». Николай Степанович подошел к ней, обнял за плечи, и они долго молчали.

Другой раз – Сонечка была уже пятнадцатилетней – она с друзьями поехала по ягоду, а отцу об этом не сообщила. Поездка оказалась долгой. В третьем часу ночи отец встретил дочь у калитки и, не спросив о причине задержки, обругал, да еще дернул за рукав. Сонечка ушла в «Мамину беседку», и чуть не до утра тихо проплакала. Не смог заснуть и Николай Степанович. Утром он пришел в комнату Сонечки: «Прости меня, дочка, мама наша сказала, что мы оба были не правы, но я не прав больше».

Так они и жили, советуясь с мамой, не решаясь прекратить эту игру. Очереди не устанавливали, но беседку убрали ежедневно. Летом она была обвита плющом и хмелем, вокруг беседки было посажено много цветов. Свежие цветы всегда стояли в вазе на плите, где был высечен текст: «Я спокойна. Живите дружно. Ко мне не спешите. Я с вами, дорогие мои».

Знакомые, входящие в беседку, произносили: «Марина Ильинична». Этот ритуал, неизвестно кем придуманный, оставался долгие годы. Николай Степанович больше не женился, он весь отдался работе. В его доме всегда было шумно: в определенные дни студенческая братия вхожа в его жилище. Он замечал, что некоторые студентки и лаборантки к нему неравнодушны, но со всеми оставался, ровен в отношениях.

…Венцов отметил, что былое шумное веселье выветрилось из этого дома – поселилось солидное успокоение. И если даже хозяева были веселыми, дом все равно был задумчивым. Тихая печаль по ушедшему, невозвратному времени затаилась в его углах. Сонечка в этом доме теперь казалась не хозяйкой, а гостьей. Вернулась в родное гнездо, а словно жила на птичьих правах перед отлетом в дальние страны. Оттого и смотрели углы дома на нее с недоверием.

Ужинали. Николай Степанович, ко всем его достоинствам, был превосходным кулинаром, потому-то и слыл гурманом. Беседа была подогрета бутылкой Токая. Режиссер оказался интересным собеседником и неплохим малым. По сметке Венцова, он подкатывал салазки к Сонечке, но, получив от ворот поворот, смирился, а может быть, притаился, ждет удобного момента, а пока играет наивного товарища. Коллегиальничает. И все одно – точит коготок.

К концу ужина Николай Степанович задал лобовой вопрос:

- Андрей, тебя что-то тревожит? О чем ты хотел потолковать?

- Папа, это мы его с Валерием Леонидовичем притащили сюда.

- А мне сдается, он сам намерен был прийти. Верно?

- Вы правы, Николай Степанович. Тут, такое… деликатное….

- Не государственная тайна?

- Но это не так интересно для общества, - вяло сказал Андрей.

- Знаешь что, голубец, сгоняем-ка мы с тобой партийку. Валерий Леонидович с Софьей, я понимаю, начнут сейчас читать свою пьесу, - он склонился к Венцову и как-то странно добавил, - по складам.

- Папа, долго не задерживай Андрея, он мне нужен.

Профессор пристально посмотрел вслед дочери, потом, повернувшись лицом к Венцову, с ироничной улыбкой сказал: «Интеллипупция». Отец как бы не верил, что дочь стала взрослая, обзавелась своим особым образом жизни, решимостью на непонятные отцу поступки.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.