Ломбард или древние одежды (повесть)

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Ябров Анатолий Степанович

Просмотров: 5408

2009 год, Выпуск № 3

* * *

Олег Борисович не заступился за свое юное чудо: ну что за радиоспектакль без легкой потасовки женщин? Он взял последнюю вещичку – вязаный шарфик, и, выйдя в коридор, накинул на голую шейку дебютанточки с игривыми словами из сказочки:

- Это горе – все не горе. Отплачу тебе добром, сослужу тебе потом, - чмокнул в щечку. – Не отчаивайся и, если серьезно, послушай теперь мой совет: полюби театральную жизнь, она вот такая – за кулисами мерзкая и сволочная, но когда блещешь талантом со сцены, очень радостная. И кружит голову до сладости, золотце мое. Завтра продолжим занятие. Я даже пригрожу тебе словами Маяковского: не думай бежать! Найду. Загоню. Доконаю. Замучу!

В кабинете, оставшись вдвоем, Олег Борисович хотел было и жене потрусить словами-сенцом из той же известной сказочки: за морем житье не худо, - но увидел то, что, при всем своем просвещенном сверхнахальстве, не посмел прервать. Его жена, очистив (хотя лишь частично) окультуренный вертеп, спустила с плеч шубку и встала на колени. Зажмурясь, она подняла голову вверх, какое-то время побыла в таком отрешенном состоянии, то ли настраиваясь на молитву, то ли возносясь мыслью в бескрайнее небо. Потом осенила себя крестом, поклонилась и, не прерывая того духовного настроя, той духовной связи, произнесла, пожалуй, с большей страстью, чем недавно монолог из пьесы:

- Боже милостивый, помоги мне, одной из грешных матерей земли! Я в отчаянье, Боже. Мой единственный сын – настоящая радость и забота, моя будущая опора – на грани гибели. Я думаю (хотя он, и честолюбивый), наши, родительские, грехи переплеснулись через допустимый край на его молодую судьбу. Сыну требуется срочная (срочная-срочная!) операция головы – сверхдорогая, сто двадцать три тысячи. Мне, актрисе, нужно расплачиваться двенадцать лет, если не есть, не пить, отказаться от одежды. Но ведь это не все. Еще нужно платить за анализы, давать чаевые – иначе замучают. Вчера, чтобы взять направление, чтобы найти семь тысяч и провести обследование головного мозга сына, я, Боже, отняла у тебя полдня. И сейчас прошу не ту сумасшедшую сумму – пришлось срочно заложить на целых десять лет одной из алчных коммерческих контор свою квартиру. Люди у меня отняли все, Боже, но ты, милосердный, не отними у меня последнее – сына. Все грехи, те родительские, что переплеснулись, возложи на меня. Пусть я, хрупкая, согнусь, но я, с твоей же помощью, безропотно вынесу их. Пошли, Боже, удачу. И в дороге, и на операционном столе, и в жизни. Сын готовился быть бойцом, пусть он и станет им, а не напудренной, надушенной матрешкой. И последнее, не менее важное (ведь нам отведен определенный срок – три-четыре дня) – пошли нам погоду, чтобы мы не потратили это время полностью или частично в аэропортах. Иначе не вынесу, Боже, я исчерпалась полностью...

Сын, Всеволод, Володушка, - яблоко раздора в семье. Крепенький, пухленький, ковыльно-светленький (симпатяжка!) с детства рос в окружении девчонок. Обласканный, обруганный, оплаканный, исцелованный, крашенный разноцветно помадами. Родители отсутствовали, в квартире свершались оргии: гитара, песни, пляски, музыка через усилители. Мать, застав однажды такое празднество, пришла в ужас: да ты у меня весь в папу! это что такое? с таких-то лет?! А папа, вызываемый не раз в школу, таил эти оргии. Даже способствовал, приглашая бесплатно всю ораву на свои выступления и даже на концерты приезжих артистов. И лишь когда мать подняла шум, открылся: он-де готовится играть юного Диониса у меня, ты посмотри – даже пострижен кружком, на старинный манер! а какие прелестницы вокруг – истинные вакханки! искать не нужно. Даже глаза, тогда еще не украшенные линзами-декорацией, разгорелись не на шутку: это будет потрясающее шоу! Сверкну, а после отправлю всю юную труппу в театральное училище. Мать пришла в ярость:

- Девицы, вино и балдеж?! Я знаю, ради славы ты угробишь кого угодно. Но чтобы сына бросить в такой ад?! Только посмей! И ты... И ты, - устрашающе пригрозила сыну пальцем, - посмей еще ступить за порог театра – я тебе такую баню устрою, век не забудешь!

Женщина решительная, она не ограничилась лишь угрозами. Только отец ушел в театр, поволокла сына в парикмахерскую. Улыбаясь, сказала: наголо, Володушка, под крутого! но играть его – тоже не смей! Улыбка улыбкой, а смотрела на него твердо, повелительно, готовая и постоять за свое решение. Он, паинька, и не подумал сопротивляться: мать, я с тобой, надоело лизать губную помаду. И Фаина Романовна стала делать из юного Диониса крутого мужчину: казалось, того требует современная жизнь. Взяла из школы документы и переложила в индустриальный колледж. Встретилась с руководителем физвоспитания и перед ним поставила задачу: очень сырой у меня мальчик, но хочу, чтоб он стал настоящим мужчиной... Тот глянул на него и сказал более чем сдержанно: что ж, начнем с бокса, то есть мордобоя; возьмите путевку в спортивный лагерь и не станем терять время, если не испугается, к осени не узнаете его. По пути домой мать посетовала: этот остолоп думает, что ты – балласт для него. Сын, привычный к девичьему окружению, взял мать под руку: обещаю тебе, я нигде не буду балластом.

Одну за другой мать оставляла роли и полностью занялась воспитанием сына. Среди боксеров его группы стала самым желанным человеком – Фаинькой Романовной. На соревнованиях, какого бы ранга они не были, мальчишки видели свою Фаньку Романовну в первых рядах, в трудную минуту он слышал ее страстный, подстегивающий (и само собой подкрепляющий!) клич: сыно-ок, сынок! а ну... а ну поддай жару! Володушка, победы, победы, побе-е-еды-ы! Через полтора года он вышел уже на ринг драться со взрослыми. И стал мастером спорта. То, что у него открывалась большая перспектива, можно говорить и не говорить. Тут он переоценил силы и зарвался: начал сверхактивно бороться за очки международного мастера спорта. Этот "форсаж" и подвел его – однажды унесли с ринга на носилках. Отлежал с сотрясением мозга, а вскоре увезли в нейрохирургию – уже на уроке потерял сознание. Тогда в городе еще не было японских электронных приборов, чтобы достоверно определить болезнь. Высох в больнице, как щепка, и его выписали домой умирать. Для матери это была трагедия. Он погасал в затемненной комнате, в душном, застойном воздухе. Из Коломны примчалась бабушка. И распетушила всех врачей по-русски: пошли вы туда-то! Распахнула театральные списанные портьеры, открыла окна, вымыла помещение: иди к нам, здоровая жизнь! С базара принесла зелень – лесную колбу, лук, редиску, молодой укропчик. Не шоколадками – салатами с постным маслом стала кормить внука. И вернула ему утерянные соки – осенью парень пошел на занятия. Любимым спортом занимался пока лишь слегка. Следующее лето провел снова в спортивном лагере, окреп и решил испытать счастье – полез на ринг добывать желанные очки. И вот снова увезли с занятий – потерял сознание. Около часа пролежал в коме. Анализ показал: в черепной коробке, после травмы, растет опухоль и сдавливает мозг. Доброкачественная или злокачественная – ответ на это даст лишь операция. Но пока это не имеет значения: та и другая одинаково отводят для жизни лишь считанные дни.

- С Володушкой, значит, опять беда? Замаливаешь грехи? Так кто из нас погубил сына? Я – радостным Дионисом или ты – кровавым боксом? – сорвался Олег Борисович, выслушав молитву. О совместной постановке "Чайки" уже и мысли не осталось. – Эти нокауты, нокдауны... Можешь не возить – убит парень! И все из-за чего? Дурости. Духи мои (гляди ты, к Богу уже звучат) – поперек горла: пудрюсь, душусь и потому не что иное, как матрешка. В таком случае ты сама- то кто?

- Я женщина, Шанель! Не смей кричать на меня. Мужчины нашего рода никогда не были душистыми тряпками. В Отечественную войну в ополчение записались даже глубокие старики. Сама Коломна – для нас святость. – Жена дотянулась и подняла с пола телефонный шнур. – Ты отключился от нас. Сегодня я с горем пополам все-таки достучалась до администратора, но увы... И через посредника ты не счел нужным поинтересоваться: что же у нас произошло? Ты потерял право возмущаться, отец. – Она бережно сняла с шеи старинное аметистовое колье, с руки – перстень, держа их в пригоршке, посмотрела-посмотрела и положила на стол. – Унеси, сдай своим нафталиновым отставникам. Заодно принесешь и мои чемоданы. В Москве мне где-то и на что-то нужно будет жить. Я все сделаю, чтобы спасти сына!

Олег Борисович стоял, не двигаясь: колье и перстень – это было их рекламой, которой он, в каком бы они высоком обществе не бывали (и в той же Москве во время учебы и театральной практики!), всегда гордился. Жена не поняла его жалости:

- Скупец! Я знала, что от тебя, мота, и рубля не получу. А вещь моя, сдай. Ждать нам некогда, мы вылетаем ночным рейсом.

- Зачем? Здесь прекрасное нейрохирургическое отделение. Признайся, тебе представился случай убежать от меня на месяц-другой к твоему чичисбею из театра "Маяковского"? – Олег Борисович глядел не в лицо жены, а поверх – на картину с белой космической птицей, которая принесла ему белый райский цветок.

- Шане-ель, ты, никак, еще способен ревновать? Полноте! У тебя чувств – с наперсток разве что. – Постучав перстнем, Фаина Романовна придвинула к нему свои украшения. – Сдай, сдай, не мне же идти и торговаться с твоими прохвостами.

Режиссер, едва сдерживаясь, одной рукой смахнул их на другую, как осколки разбитой чашки, и пихнул в карман пиджака. Но не поспешил в ломбард. Перед зеркалом погладил свою холеную бородку: левую часть – волной налево, правую часть – волной направо. И, присев на стол, начал звонить:

- Бармен, у тебя есть нал? Кусков двадцать-двадцать пять. В счет погашения будущей арены. – А левая рука в кармане, кажется, перебирала частички ожерелья, словно четки, с которыми, известно, не расстаются. – Что-то мне не верится, ты всегда при деньгах. Жаль, жаль, очень жаль, я, пожалуй, процентов пятнадцать уступил бы тебе с этой ссуды.

Фаина Романовна, чуть качнув головой, взяла у него трубку:

- У меня, дружище, тоже к тебе просьба: трезв, можешь сесть за руль? При таком заносе только твой японский джип может нас увезти в аэропорт.

- Я всегда готов услужить Анке Чапаева! Но что "Ракета Арго"? Не фурычит?

- Для "Ракеты Арго", символа, нужны, прежде всего, свои крылья. А где их взять?

- Да, такие крылышки и в Америке не продаются. Хочешь, я тебе расскажу последний анекдот про Василия Ивановича?

- Прости, любезный друженька! Но я не в настроении – везу сына в Москву на сложнейшую операцию. Срочно, срочно!

- Понял. Ты своего жлоба заставь позвонить в бюро погоды. Если буря не утихнет, я готов увезти вас и в Новосибирский аэропорт. Смотрю телевизор – там тихо. Но мне нужно на бездорожье часа три, не меньше.