Скатилось солнце во слезе. Шахтёрская повесть

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Виктор Коняев

Просмотров: 5976

2009 год, Выпуск № 5

* * *

Домой идти не было желания, выходной у него, заняться нечем, вот и завернул в родной пивбар. Их знаменитый зеленый, с высоким крыльцом пивной бар. Народу прилично, дождь – прекрасный повод зайти сюда. Отдал знакомому, стоящему близко к цели, денег на пару кружек, отошел в сторонку, закурил.

Бар – большой зал, прямо через все пространство пройдя, попадешь к вожделенному крану, где тетя Галя наливает граненые кружки, перед ним прилавок и очередь, вправо завивается. Слева от входа небольшой простенок и круглая печь, диаметром с двухсотлитровую бочку, до потолка, отгораживает закуток – двоим стоять. По обеим стенам во всю длину помещения, на высоте груди среднеростного мужика, узкие полочки для пивной посуды и закуси. Паша кивал головой в ответ на приветствия – родной район, полно знакомых. Подошел тот парень, Сергей, кому деньги дал, с четырьмя кружками, примостились, погрузили губы в пену. Сашка вывернулся из-за спин вьюном, с кружкой.

– Привет, Пахан.

– Привет.

Сашка Купян прыщав лицом, и оно постоянно в гримасе, в четверть пьяна, глазки в вечной суете – где бы чего урвать, выпить на халяву. Но сейчас при деньгах, достал трешку из кармана, сигареты «Шипка».

– Че, Паха, сложимся, водяры возьмем? Серега, ты будешь?

Паша добавил, и Сергей внес лепту, он и сходил, магазин недалеко, взял литр водки, закусь здешняя, нагрузочная в виде вечных плавленых сырков.

Когда Юлька зашла в людской гомон и табачный дым, они уже допивали, в одной бутылке грамм сто оставалось, а пиво, вновь взятое, стояло почти нетронутое. Она знала многих, а подошла к ним. Красива до восхищения, но запита и неухожена. На улице дождь и прохладно, а на ней затерханная кофтенка с одной пуговкой из четырех и тряпочные тапочки. Годов Юльке девятнадцать, а уже алкоголичка. Трется тут постоянно, за стакан водки или кружку пива мужики водят ее за пивнуху, там кусты и погреба, дальше шахтовое хозяйство.

– Купян, дай пива попить.

Губы обметаны белым налетом, серое лицо, светлые волосы кудельками мокрыми свисают, но все равно чудо как красива.

– Дай на дай.

– Пива глотану и пошли на погреба.

– Да я дурак что ли, по дождю таскаться? Я вот че предлагаю, – он полшага к ней сделал и зашептал в свалявшуюся прядь.

Юля слушала спокойно, никаких эмоций на лице, лишь жажда похмелья ярко выражена, даже белокаемочные губы полуоткрыты в стартовой позиции для обхвата кружечного стекла.

– Ты пива-то дай сначала.

– Пей, да и водочки хряпни.

Сашка вылил остатки водки в пустую кружечку, в пену на дне и по стенкам.

Губы дождались – Юлька озалпила водку большим мужицким глотком и сразу взяла полную, с пивом, из этой сосала медленно, глаза прикрыты блаженно.

Паша наблюдал за ней со смешением чувств.

– Её бы в марганцовке сутки отмочить, потом от пьянства избавить, цены б не было. Жалко, пропадет девка.

– Да вроде слышал, её мать уже лечила, а она опять за своё. Нравится, видно, такая жизнь.

У Пашки и намека не было на понимание того, что за представление Купян задумал.

– Хорош пить, с собой возьми, – сказал Сашка и пошел в угол, к печке, на ходу обернулся.

– Паха, прикройте нас с Серегой, вы в куртках, из-за вас не будет видно, а кто сильно любопытный, пусть подглядывает. Э, мужики, раздайся.

Догадка тюкнула Пашу обухом в лоб.

– Они что, хотят прямо в пивбаре, белым днем? Неужели правда? Это же унижение всем! За такие вещи в студенческой общаге морду бы в мочалку расхлестали.

* * *

А вот и действующее лицо тех событий, персонаж. Я о нем подумал – и он явился. Не прокатной, а своей собственной персоной Купян из поворота выписывается, наверняка, путь держа в стройгрупповский буфет, за дорогой вправо, там толпятся опохмельщики, там пиво и вино. У Павла мускулы тела без команды напружились.

– Ну что ж, цапанемся. Тогда участковый помешал.

Остановился – здесь ему правее забирать, к железнодорожным путям, а Сашка слева выходил, и если бы Паша не притормозил, то получилось бы, что он уходит от встречи. Рядом непросыхающая черная лужа в обрамлении скатанного до белых шариков пуха, ну в точь печальный глаз клоуна, обведенный белой краской.

Сашка же подходил с на диво добродушной улыбкой, хотя сама его дружелюбная мина сильно смахивала на пакостливую гримасу. Они с детства жили на одной улице, в разных концах, и всегда отношения были искровысекные. Сашка сызмала крутился в ватаге огольцов,
у коих постоянно было на уме кого бы обдурить, ошмонать беззащитного пацана, обчистить пьяного.

В детстве дрались, Пашка бывал бит, когда постаршели, Купян сбавил нахрапистости. Чувствовал, что теперь ему Павла не одолеть. И Паша чувствовал, все же не зря спортом занимался. А уж пройдя стройотрядовскую закалку, в состоянии был завязать узелком на носовом платке с пеленок курящего и пьющего Сашку.

– Пахан, ты в натуре дурогон. В своих институтах заучился? Ты за нее впрягся, а она тебя послала. Она же за пузырь водяры разложится хоть на Красной площади.

Паша молчал, зорко следя за движениями собеседника. У того левая рука в кармане ветхо-клетчатого пиджака, там может быть нож,
а что Сашка без раздума ударит, он не сомневался.

– Че молчишь, пойдем буханем и замнем это дело.

– Мне во вторую на работу.

– Отгул возьми, или ты природный пахарь?

– У меня семья, ее кормить надо.

– Ну, как хошь, а то у меня деньги есть, нахлопнул тут одного, гуляю.

– Не, не до гулянки мне, ладно, я пошел.

Он огибал лужу со ждущей спиной, но не обернулся.