Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Скатилось солнце во слезе. Шахтёрская повесть

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

* * *

Откуда гром зимой, морозным вечером на берегу Томи? У него стынут от холода зрачки, и Ленка длинными, выдыхательными «хо-о» отогревает их. Вдали плавящимися квадратиками окон обозначилась общежитская девятиэтажка. Не может он сейчас греметь, не сезон.
А гремит, и треск невидимых молний рвет замороженный воздух. Сон сдался только, когда глухо застукало прямо возле уха. Каску он снял, в ней неудобно лежать, шарил со сна в темноте, нащупал, выдернул фонарь из зацепа, включил и направил туда, к завалу, понимая уже, что произошло скверное событие. Свет вяз в кисее пыли густоты похлебки, но он увидел: вагонетка, у которой хотел лечь, засыпана почти вся.

«Сыпанул еще купол, а где мужики, неужели спят крепче меня, ничего не слышат?»

Надел каску на тонкий подкасник из маминого чулка, встал, вставил свет на место и пошел за погрузочную машину, туда, где должны находиться товарищи. Огибал машину со своей стороны и сразу увидел – нет никого, доски лежат, курток нет, фляжка прислонена к борту, в чехле, Лукича. Сознание не могло принять мысль, отшвыривало страшную, а та нагло лезла в мозг.

«Они там, пошли пробивать завал, и их засыпало».

Пету нашел первого, лежал он головой вниз и к забою, фонарь, может, и светил, но вниз, не видать. Щелкнуло и включилось в мозгу Павла нечто неподвластное ему в тот момент, жесткое, рациональное, давящее эмоции. Не поверилось бы ему в другой ситуации, ему, который не мог поднять топор на курицу для ради пропитания, что он будет спокойно стягивать руками и заматывать бинтом Петино расползшееся, как от полосующего удара опасной бритвой, мясо, под которым видна поврежденная белая-белая на сером и черном с кровавым подмесом кость, на бедре пониже ягодицы. А будет и давить ему безжалостно спину коленом, и материть, а потом разорвет его брючину из толстого шахтерского материала до ремня и наложит жгут из своей, распущенной на лоскуты рубахи в дезинфицирующих разводах соли.

Ты же цепкий и жилистый, Пашенька, ну давай, давай, тащи Леху, а сначала выгреби его пальцами из кучи породы, тащи, я кому говорю, да не лопнут твои жилы на шее. Они же не лопнули, когда ты, соблазнившись карликовой кедрушечкой, ступил на зеленую яркую полянку и повис в бездне трясины, а пока Генка с Бобом склоняли к тебе гибкую березку, она, коварная трясина, утащила твои ноги уже повыше колен, и пришлось тебе, накрутив на запястья зеленые ветви, спасать свою жизнь до крови из-под веток, до страшных узлов вен на шее, но не лопнули узлы, спас жизнь, а кеды зашнурованные остались ей, жуткой, на память или на закуску вместо обеда.

Тащил он Леху, с левой его рукой, в локтевом сгибе намертво прижатой к разбитому лицу. А с Лукичом что? Подумаешь, придавило к борту здоровым куском породы, жив ведь, хоть и залито лицо кровью,
а каска старого образца, как черепаший панцирь, но положе и с волнистой пелеринкой вкруговую, цела, только треснула повдоль, и фонарь разбит. А ты что, зазря три месяца на Севере кидал мешки с цементом и бетон мешал? Не осилил руками, ломик для чего? – только аккуратно, не повреди Лукича, отвалил глыбу – уже радость, туда же Лукича, за машину, к забою.

Всех вас, ребята, уложу на затяжки, никого не оставлю в завале, хотя вы, гады распоследние, пошли одни, меня, значит, молодого оставили, пожалели. Лукича когда тягал, тот еще извинительно шамкал полуразборно запеклыми губами:

– Паша, ты уж прости меня, само вылилось, не сдержал.

Это он подумал, что Пашка сморщился от запаха мочи, чудак, гримаса натуги так лицо меняет. И он ответил:

– Лукич, и прекрасно, што вылилось, радуйся, вот если бы не вылилось, а лопнуло, хуже было бы.

Нога Лукича мешала тащить – правая завернута внутрь неестественно, сапог покинул ее, такую, и белая портянка, размотавшись частично, шлейфом подвенечного платья шуршала по темно-серому, блеска ртути. Он даже не озаботился, обнаружив, что рукав вентиляции, огрызок метровый, плосок почти. А, не задохлись сразу, значит, и дальше не помрем. Воздух здесь, конечно, не соснового бора, сыро, влажно и духота. Паша работал по пояс голый: рубаху на бинты, курткой укрыл Леху, свитер снял, щипучий пот тек аж по ногам, под портянки, а у пупа поперек живота, мешаясь с грязью, образовал прибойную полосу. Уложив всех – Пету лицом вниз, стонущего и скрипящего зубами в доски, – снял с них каски, рабочий светильник остался только у Петра, проверил фляжки. Лехина сплюснута и пробита, да там и было остатков, может, с глоток, итого три неполных, поить с колпачка, протянуть подольше.

– Эх, воды бы, хоть приямочной, обмыть раны – обычно в приямке под ножками вода хлюпает, а сейчас, как назло, сухо. А может, к лучшему, вода грязная, занесу инфекцию, и раны не стоит трогать, пусть коркой покроются и подсохнут. Кровотечений сильных ни у кого нет, он осмотрел поверхностно. У Лехи развален нос и рот, зубы, наверняка, повышибало, молчит, не стонет, рука точно сломана и еще что – неизвестно. Присел Паша на затяжку, прислонил голое плечо к прохладному металлу и упал в сон, в яму, в небытие – пружина сжатая чуть сдала.

– Пить, Паша, дай пить.

Глаза рванулись веками в открыв, будто и не спал, а может, не спал, просто мозг заблокировался, рука автоматически включила свет, когда успел выключить? Пета просил воды в ткань ртом, осторожно Паша повернул его на левый, целый бок, к Лехе, влил в рот колпачок, рот как у птенчика жаждущего растворен, пришлось еще колпачок туда залить. По-видимому, у Петы температура поднялась, лоб горячит руку.

– Паша, наклонись поближе, – и боковым зрением увидев склоненное к нему лицо, заговорил полубредово, с паузами:

– Паша, я тебя… хотел порезать… тебя… одного… за ту казнь…

– Почему так избирательно, именно меня? – Паша отвечал тоже тихо.

– Честно говорю, завидую тебе.

– Мне? Да в чем мне можно завидовать?

– Я вас… видел с… женой, красивая. И видел… как она на тебя… смотрела. Ты… умный… здоровый… жена… ребенок. А я, што… я такое… – Пета зачастил лихорадочно, уже без пауз: – В детстве пьяные скандалы отца, потом братьев, воровство, грабеж, лагерь. Я первую получку получил здесь, на шахте. Матери отдал, она так удивилась, сидит за столом, считает, а слезы заливают руки с деньгами, а потом ночью проснулся, она гладит меня по голове и опять плачет. И у меня душа заплакала, Паша. Я гадина, паскуда последняя, под тридцать лет мне, а я только первый раз честно заработал деньги. И тебя не смог порезать, потому что ты мне сколько раз фляжку с чаем отдавал, когда у меня колосники горели, а не каждый даст, поверь мне. И вообще у вас все по-другому. А когда в полыни посидели, я понял: правильно вы меня лечили, иначе убийством бы кончилось. А я жениться хочу, и чтобы Света так же на меня смотрела, как твоя жена.

– Петро, да все у тебя будет распрекрасно. Ты стал настоящим шахтером, а настоящих шахтеров девки любят, и мы еще сбацаем такую пляску на твоей свадьбе, что полы повыламываются.

– Ты думаешь, она за меня пойдет, правда, Паш?

– Обязательно, а иначе просто не может быть. Ты представь, заходят в магазин четыре орла в костюмах и галстуках, с огромными букетами цветов, кладут цветы на прилавок, встают все на одно колено, на одно, так встают благородные мужи, склоняют головы, и Лукич торжественно говорит: «Света! Лучшая бригада горняков Кузбасса и периферий просит Вашей руки для нашего товарища Петра Камсатова, встаньте, жених». В магазине народ стоит с открытыми ртами, и мухи у них по ртам ползают. И никто и никогда не сможет меня убедить, что женщина в состоянии отказать такому человеку. А, Петь?

Петя не отвечал, освещенное лицо его склонилось через плечо к доске, глаза закрыты, рот безвольно уронил нижнюю губу. «Плохо дело, жар у него, жгут я снял, кровить вроде меньше стало. Жалко, аптечка у фидеров осталась, чего одним бинтом сделаешь…»

Закашлял Лукич, кашель всхлипывающий, с выхаркиванием. Паша повернулся к нему, у Лукича летели изо рта брызги крови и розовая слюна.

– Лукич, давай я тебя на бок поверну.

Он подышал широким в раззяве ртом, губы открывали кончики окровавленных зубов, так, не закрывая, и продышал:

– Не надо, Паша, у меня внутри што-то раздавилось, если на бок, совсем оторвется. Помнишь, когда ты к нам в бригаду пришел, я тебя разыграл? Не хочу, чтобы ты обижался.

– Лукич, прекращай ерунду говорить, какие обиды? Я жил в студенческом коллективе, в общаге и прекрасно понимаю, что такое розыгрыш. Давай я тебя попою.

Залил по каплям две крышечные мерки, волосяной шарф два раза пошевелился, Лукич закрыл глаза, рот не закрылся.

…Тогда его разыграли красиво. Работали в утреннюю смену, до конца часа полтора оставалось. Лукич сходил к телефону, возвращается, подходит к нему, серьезен:

– Паша, звонили из лаборатории, надо отнести кусок породы на анализ. Там какие-то сложные анализы должны делать, так что побольше возьми породину, да вон ту. Поднимешься по ходку, сдашь в лабораторию, на втором этаже, время первый час, пока выйдешь, сдашь, то, се, можешь сдавать свет и в мойку. Все понял?

– Все.

– Ну, бери и топай.

Ну и взял кусмяку килограмм в пятнадцать весом Паша, потопал. По ровному штреку нормально, а еще ходок. Глубина шахты 500 метров с гаками, надо вылезти вертикально вверх. Деревянная крутая лестница метров пять, перекрытие, люк, дальше следующий пролет. Не считал Паша люки и свои передыхи, но когда вышел на-гора, ножонки треморили, как руки алкаша, зато горд. Последний передых и пошел к комбинату, в руках предмет анализа, сидящие в сторонке от руддвора шахтеры в рабочем сыпанули хохотом, тогда только понял, что его разыграли. И ведь даже тени сомнения не было, нужна ли для анализа такая прорва материала, вот тебе и химик. Три дня ноги не гнулись в коленях, ходульно передвигался, переламываясь при сгибании. А все же полезно для общего развития организма.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.