Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Скатилось солнце во слезе. Шахтёрская повесть

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

* * *

В 1969 году Павел окончил десять классов, хорошо окончил, с одной четверкой в аттестате, остальные пятерки. И поехали пятеро одноклассников покорять Томский университет. Мама была вся в счастье:

– Езжай, сынок, хоть ты один изо всей родни получишь высшее образование.

Счастье-то было мамино, а сын прекрасно понимал, что с ее зарплатой она не сможет ему помогать, и потому решил поступить на вечернее отделение химфака. Благополучно преодолел конкурс из тринадцати с половиной человек на место. Вовка с Толяном не поступили. Федька сдал на физический, Коля тоже на химфак, но на дневной,
и разошлись все по разным общежитиям.

Паша устроился сантехником при университете, жил напротив главного корпуса, на Ленина, 49. Знаменитая общага историко-филологического факультета, где второй этаж занимали вечерники, работающие в ТГУ, обслуга, поселялись заочники на время сессий. Одна черная лестница чего стоит, с кроватной сеткой под ней. Там пели песни, иногда с душком антисоветским, пили вино, а особо озабоченные в потаенные часы ночи использовали сетку для любовных утех. Ох, времечко золотое!

Осваивал Паша основы сантехники, вечерами занятия. Зарплата, впервые заработанная, 69 рублей в месяц на руки, – бездна денег, роскошь и изобилие, вот только куда-то быстро испарялась та роскошь,
и приходилось иной раз довольствоваться в день пирожком с картошкой и чашечкой кофе в буфете главного корпуса.

Товарищи по комнате: Генка, студент-кандидат, после армии, Борька, шофер университетский, и Вовка Кирагин, электрик и тоже студент ИФФ, заочник с шестилетним стажем учебы, но добравшийся за эти годы только до третьего курса. Вечерами в субботу и воскресенье комнату делили по часу на человека, а как иначе – в фойе танцы, столько филологинь красивых, каждому охота уединиться с очередной пассией, их четверо, а комната одна, вот и регламентировали время уединения. К Генке приходили друзья – историки и литераторы, Пашке с ними интересно, он начитан и любознателен. Они ему сколько раз говорили:

– Паша, зачем ты пошел на химфак, бросай и переходи на наш факультет, тебе тут место.

А Генка однажды полусерьезно предложил:

– Паша, иди сдай за меня зачет по археологии, ты лучше меня сдашь.

Но и химия поначалу нравилась, учился без напряга.

Зимой познакомился с Генкой Чуфаровым. С комизмом получилось знакомство. Зимняя рань, сладкий сон – и стучат в дверь, настойчиво. Пашка соскочил в трусах и босиком, открыл и опять в койку. Заходят Кирагин в трико, шлепках и рубашке, с ним в овчине парень, усатый, с широкими скулами. Кирагин с вечера ушел к кому-то в гости и вот явился утром, да с гостем.

– Вовка, ты че в такую рань будишь?

– Какая рань, самое время приходить от женщины. Знакомься, это мой однокурсник Генка.

– Паша.

– Гена, я его в коридоре встретил, но с ним не был.

– Ладно, вы пообщайтесь, а я спать лягу, – сказал Вовка и начал раздеваться.

Проснулись Генка с Борькой. Снимает Вова рубаху, ладно, нормально, снимает трико… от хохота все проснулись окончательно. Картина прямо загляденье: худое, мускулистое тело Вовы, с волосатыми грудью и ногами, обряжено в широкие и длинные женские рейтузы фиолетового цвета, резинки на штанинах не в силах обхватить худобу ног, обвисают до колен и с торса провисли до зарослей паха.

– Чего ржете, жеребцы? – Вова непонимающе и чуть обиженно улыбается, он еще полупьян и долго не может взять в толк, над чем так грохочут товарищи. Дошло, когда сообразил на себя взглянуть, на приобретенное нижнее белье, изрек философски:

– Ну, чего во тьме и спешке не наденешь. Главное – надеть, а там разберемся, – и завалился отсыпаться.

Гена работает учителем в сельской школе, приехал сдавать сессию, и ему где-то надо пожить это время. С Пашкой у них сразу возникла приязнь и мужская симпатия. Всю сессию Гена прожил у них в комнате, спал с Пашкой на одной койке.

В мае он опять приехал, да и до весны наведывался частенько. Он-то и узнал, что формируется университетский студенческий стройотряд, строить город на севере области для нефтяников, Стрежевой. Паша согласился ехать сразу, хотелось заработать и просто интересно.

Сессию он сдал, на работе оформили отпуск. 10 июня отряд, в нем пятьдесят семь человек, отплыл из Томска, да не один только их. Трехпалубный пароход «Мария Ульянова», больше тыщи студентов, солнце в зените, ночной порой безграничье воды и неба, танцы под пароходную радиолу на верхней палубе, такое разве забыть можно!

Капитан за трое с лишком суток пути успел влюбиться в студентку и (как настоящий влюбленный и должен поступить) завел громадину в малую речку Пасол, чтобы его возлюбленная и все остальные не топали километры по болотинам. Полдня потом разворачивался пароход в речке – в луже для слона; наверное, и влетело ему за это, а что хотите – любовь!

С Геной они работали в бригаде бетонщиков. Не работа была, пахота до пота. У Пашки три раза шла кровь носом от переутомления.
В шесть подъем, умывка в Пасоле, завтрак, на «Урал»… и пошли замесы. Они заливали бетонную дорогу, теплотрассы. Час работы, десять минут перекур, свозят на обед, и опять за лопату, съём с работы в
10 часов вечера, в 11 иногда, светло круглые сутки, спать неохота, после бетона костры, танцы, а потом кровь капает на верхонки. Они делали самое большее триста замесов за рабочую смену, гордились – это очень хорошо. Немного сникли, когда однажды по радио услышали, что строители КМК в тридцатые годы делали по пятьсот замесов! А боек тот же – 0,3 куба и лопаты те же, ну а кормежка в те годы была явно не сравнима со стройотрядовской, их-то кормили сверх пуза. Да, другое время, другие темпы, но урок. Хотя и у них за три с половиной месяца было четыре выходных дня – День молодежи, День строителя, свадьба студенческая и день Нептуна. Зато память – фото молодоженов в люке тягача и подписи всех друзей на обороте общей фотографии. Всего в Стрежевом было около двух тысяч студентов со всего Союза. Ломили как черти. Всякое было. Их университетский отряд «Фотон» возили в Сургут, тогда деревню, разгружать баржи с цементом, шестнадцать часов работы, с обедом минут на сорок. По гибким сходням в нутро баржи на полусогнутых, мешок, 50 кило, на спину, хорошо, если не слежался – обоймет хребет, слежалый комком давит, в воздухе пурга цементная, вечером купание в нетеплой здесь Оби.

Зато провожали их как в Стрежевом! Они в студенческой зеленой униформе, на «Уралах», украшенных зеленью, с гудками проехали по всему городу, по ими дважды сделанной – тонет в болоте – дороге. На улицы высыпали все жители, большинство вербованные, а у них еще надо заслужить уважение, махали, кричали, плакали, и было до слез волнующе. За такие проводы стоит вкалывать! А перед этим отпраздновали последний вечер в палаточном лагере. Огромный костер, откуда только взяли такие сушины, там лес ростом чуток выше человека. Центральное телевидение снимало сотни студентов, танцующих летку-енку вокруг огня.

Дорога в Томск, другой пароход, «Патрис Лумумба», в шутку называемый «Наш друг Чомбе». Выдали аванс по 50 рублей, а выпить охота, в стройотряде сухой закон, раз нарушенный, на свадьбе, так что на второй день денежки растаяли.

Пашка находчив, трактор в поле словами заведет, пошел к директорше ресторана, улыбочки, комплименты, договорился.

В Колпашево остановка, пополнение запасов, и они, десять человек, вся каюта, опять по сходням встречь сходящему с узлами, чемоданами люду, таскают на пароход мешки с кубинским сахаром, в них весу 120 килограммов, здоровые, видать, кубинцы ребята. А они что, дохляки? Пашка в последние дни в Стрежевом на спор проходил 300 метров с тремя мешками цемента на горбу, ну, конечно, придерживали с боков от падения, мешки, мешки, не его, чтоб не скатывались. Заработали еще по 50 рублей, живем, гуляем.

В Томск приплыли под вечер, расставаться жалко, сжились, сдружились, куда? – в кабак железнодорожный. Сдвинули три стола, парни, девчата, человек двенадцать, пили под тосты, публика почтительно смотрела. При расчете денег не хватило, парни поснимали часы, у кого есть, оставили в залог. Паша свои тоже оставил, потом выкупали, официанты в том ресторане охотно брали у студентов вещи в залог.

* * *

То ли задремал или так глубоко ушел в воспоминанья, аж вздрогнул от глухого стука камня, и не сразу Паша вспомнил, где он. Свет прикрыто бродил по борту за машиной: «Наверное, кто-то отлить пошел. Сколько сейчас времени, наверное, смена уже кончилась? Курить охота, ладно, не трави себя. Лежи, отдыхай, спи, пока есть возможность».

* * *

Через неделю получили расчет за стройотряд. За три с половиной месяца заработал Паша около 600 рублей на руки. Высчитали за два проплыва пароходом и ресторанное питание на нем, питание в стройотряде, сигареты, на свадьбу закупали осетров со стерлядками, фрукты и овощи заказывали из Томска, подарки молодым студентам из Казани, на памятник Куйбышеву около главного корпуса тоже надо. А еще отпускные получил, и, приятный подарок, механик проставил ему за стройотряд рабочие смены. Оказалось у Паши на руках около тысячи рублей, никогда раньше и в глаза столько не видывал. Когда он ехал в троллейбусе со стройотрядовской получкой, казалось, все пассажиры глядят на карман его пиджака и думают: «Смотри-ка, такой молодой и столько деньжищ в кармане, ну чисто Крез».

В складчину с Генкой купили двухкатушечный магнитофон «Комета», немного приоделся, маме 150 рублей послал, остальные… пролились остальные меж пальцев.

Лену впервые увидел на танцах в фойе. Она неофитка, а он второкурсник, стройотрядовец, зубр и ловелас. Белые брюки на длинных ногах, фигурка стройная и походка качающаяся произвели впечатление на Пашу, и он тоже закачал девушку на волнах обольщения. Рассказывал про белые ночи, видя восхищение в ее серых глазах, вдохновлялся сам. Подошло его время по графику, в комнате магнитофон, вино, мягкий свет настольной лампы. Она выпила с ним, сели на его койку, Паша за подбородок повернул голову ее к себе:

– Я тебя поцелую, можно?

В глазах плясали чертенята и кивали своими лохматыми образинами согласно. Губки, мягкие, податливые, раскрылись навстречу и слились с его яростными. Рука Пашина потянулась вкрадчиво к острым выступам на кофточке, но… но была перехвачена на подходе. Лена сразу отобрала губы и отодвинулась.

– Паша, я понимаю, ты опытный сердцеед и сюда переводил, наверное, немало абитуриенток, и ты мне нравишься, но не все сразу. Всему свое время. Если хочешь, давай дружить с тобой.

Те, в зрачках, строили глумливые рожи. Вот так и пропадают замечательные парни, пополнил их легион и Павел. Лена поступила на геологический, общага у них на Южной, девятиэтажная. Какое-то время Паша мотался туда, заодно и одноклассника Федьку проведывал в соседнем корпусе. Потом и его перевели в то общежитие и на тот же этаж, судьба явно. На восьмом обитали геологи, химики, рабочие-студенты и просто рабочие, всех вмещал стадионной длины этаж. С Ленкой простаивали ночами в коридорном выступе, свет там Паша выключит, и стой обнимайся. Себе удивлялся, как все успевал, по учебе много приходилось заниматься. Этой осенью и на работе подфартило. Механик предложил сдельное задание, но грязное, Паше и его напарнику Сереге, тот просто работяга, старше на десяток лет, худ, высок, мосласт. Надо чистить канализационные колодцы, ну надо, значит, будем. Один надевает брезентовую робу, спускается в колодец – там сквозной желоб, он забит, – грузит короткой лопаткой в ведро грязь, какушки человеческие, кухонные отходы, иногда презервативы.

– Полное, подымай. – Второй поднимает за веревку, дорогой стук-стук о выступы, плеснуло густой жижей на голову, прикрытую полой, потом меняются. Четыре колодца почистили часов до 12, по четвертаку за каждый колодец получили – ничего, жить можно. Веспасиан вроде говорил, что деньги не пахнут, а может, Тит, не важно, главное, что прав старик, в мойке помоешься – и никакого запаха, нормальный труд. А вот Ленке все же не говорил о специфике своего труда, может, побрезгует, есть в ней нечто эдакое, барское.

Октябрь стоял теплый, за пивом в пивной бар неподалеку бегали в рубашках, в плафон с лампы входило как раз три литра, его в сетку, и нахально через вахту несли: «Квас это, квас, видите, какой темный».

Приехал Генка, а в Пашкиной комнате койка пустует, Серега, геолог, почти не бывает в общаге. С Пашей в комнате теперь жили Витька-певец и кудрявый Вадим, оба не поступили и работают в университетской стройбригаде.

Здесь, на этаже, Пашка и столкнулся случайно с Танькой. Знал ее по Ленина, 49, клинышки подбивал, бесполезно. Танька яростно красива лицом плюс длинные черные волосы, резко рельефная фигура, упитана, но не чрезмерно, когда все оплывает.

– Здравствуй, Танечка.

– Привет, Паша.

– Какими судьбами здесь?

– В гости к подружке приехала.

– Пошли к нам, у нас вина море.

– Пойдем.

Паша завел ее к себе, за столом вся компания: Генка, Вадька и Витька.

– Знакомьтесь, хлопцы, первая красавица Ленина, 49, Танечка.

– Паша, не комплиментируй, я смущаюсь.

Все кинулись угощать гостью. Посидели, попили изрядно. Генка вызвал Пашу в коридор:

– Паш, ты парней уведи и сам с ними побудь, я ее укатаю.

– Гена, ты не знаешь Таньку. Хитрая особа. Парни приезжают с калыма, денег полно, зовут ее в ресторан, ну, в надежде на дальнейшее, а она посидит, попьет-поест, потом вроде в туалет и сматывается. Сколько раз так делала.

– А кто она, учится или работает?

– Работает, в библиотеке.

– Короче, минут через десять-пятнадцать уходите и не стучите,
я сам потом выйду, договорились?

– Хорошо, попробуй, только вряд ли получится.

– Посмотрим.

Ну, было б сказано, еще посидели, и Павел увел хмельных молодняков в коридор.

– Курим, ребята, Генка там Таньку убалтывает.

С полчаса мотались неприкаянно по коридору, вышел Генка, явно довольный:

– Паша, в общем, все удачно.

– Нет, правда, что ли? Не верится прямо!

– Сказал же тебе, все в ажуре, пошли.

Проснулся Паша часов в девять, выходной сегодня, встал, все вроде спят, Вадька на своей койке, сходил в туалет. Заходит обратно, Таня сидит на койке, одеяло до пояса закрывает низ, выше обнажена, и красивее себя ночной.

– А где мои плавки?

– Я не знаю.

– А это что на плафоне? – рукой показывает на потолок, ее синие трусики действительно там, обернуты вокруг пыльного стеклянного колпака.

– Сними, я сейчас оденусь и иду в милицию, скажу, что вы меня изнасиловали.

– Ты че, Тань, сдурела совсем, кто тебя насиловал?

– Ничего на знаю, выходит, вы издеваетесь надо мной, зачем трусы надо было туда вешать?

– Да откуда я знаю, спал я. Генка, вставай. Эй, вы, Витька, Вадька, подъем.

Генка проснулся, и они с Пашей долго будили молодых, те делали заспанный вид. Паша при помощи стула снял трусики. Таня их надела под одеялом, а лифчик водружала на груди демонстративно, не спеша. И смилостивилась, одевшись.

– Ладно, я пошутила, берите вина побольше, и забудем. Гена, а ты ухарь, первый раз меня так уломали. Не так-то это просто, вон Паша знает.

Гена скромно улыбался.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.