Скатилось солнце во слезе. Шахтёрская повесть

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Виктор Коняев

Просмотров: 5965

2009 год, Выпуск № 5

* * *

Вечер выдался хороший. Днем, когда Павел кантовался в одиночестве на пустыре, было пасмурно, а сейчас тучки убежали к горизонту, закатное солнце за терриконом охряно красило небо, компания сидела на подстеленных газетах в мягких полутонах угасающего дня.

Бригадир сам наливал, первому Петру:

– Петро, давай выпьем за то, чтобы ты стал настоящим шахтером и чтобы все в жизни у тебя было только хорошо.

Пета взял вполовину налитый граненый стакан:

– Ладно, будем, мужики.

Пили за быстрейшее замирение Павла с женой и за здоровье его сына, за выздоровление жены Лехи, она долго болеет по-женски, за успешную учебу в институте Лукичева большака, особо за непревзойденную Степановну, такую закуску изобразила: лучок, огурчики, беляши домашние и – о, завидуйте, гурманы! – настоящий холодец, густой, режь ножом, с чесноком, содержался в маленькой кастрюльке, то-то сумка бригадира пучилась боками. Разве окосеешь под такую закусочку, тут надо по бутылке на брата, чтоб забрало, но Лукич строг.

– Все, хлопцы, закругляемся, завтра на работу, всем еще домой добираться и у всех деньги, мало ли што.

Еще, правда, посидели, покурили. Пета признался, что ему давно нравится продавщица из магазина у трамвайного кольца, такая вся сдобная, мягкая, и он бы отдался ей весь, без остатка, но она как увидала его руки в наколках, так губы и бантит. Лукич загорелся:

– Да, Петро, надо бы тебя женить, дети пойдут и вся дурь из тебя вылетит. Я в выходной специально схожу, посмотрю, что там за красавица такая и почему она не хочет на тебя смотреть. Как ее звать?

Договорились пойти вместе с Петром, тот возьмет шоколадных конфет, и они пригласят ее совместно с бригадой посетить ресторан,
а звать ее Света. Стали расходиться, темнело. Пете идти в другой барачный анклав, за речку, Лехе ехать в центр, пока трамваи ходят, Лукичу недалеко от шахты, вверх, в улицы частных домов, Пашке ближе всех. А не так давно и он ездил в город, пока жил у тещи.

Странно, и деньги есть, а напиться не тянет. Можно самогонки купить или браги, нет, не надо, завтра на работу. Ну прямо весь правильный становится. Когда к бараку подходил, уже совсем стемнело.

* * *

Последняя дневная смена, завтра выходной. Все как обычно –
наряд, мойка, клеть и забой. Утренняя не добурила, им осталось пару рядов добить, а потом придет взрывник, рванет заряд – и станет штрек на метр длиннее. Больше двух часов проваландались, то колонок барахлил, потом штангу сломали, обломыш в шпуре остался, пришлось рядом бурить. Пришел взрывник Василий, седоусый краснолицый хохол. Паша его знает, приходится иногда носить сумку с аммонитом, взрывнику положено только капсюли доставлять в забой. Василий с Лукичом заряжали, соединяли провода, потом все ушли за поворот штрека, Вася просвистел и крутанул машинку, Паша зажал уши, тугая волна прошла по ним, как цунами. Он вспомнил: по осени было дело, находился в сбойке, не слышал свистка, рвануло так, что почувствовал, как уши норовят оторваться от головы,
а голова – следом – от туловища.

С полчаса ждали, пока газы выветрятся, мужики с утра нарастили рукав вентиляции. Василий проверил отсутствие недочетов, пожелал всего-всего и отбыл. Зазвенели цепи вагонеток, из-за поворота не видно электровоза, но это он привез порожняк, Леха пошел отцеплять. Готовились к отгрузке. Лукич проверял загребущую погрузочную машину, Пашка ждал Леху, присев на затяжку, им кантовать вагонетки, Пета у борта с инструментом возится. Паша смотрел в сторону квершлага, куда Леха ушел. Свет его фонаря пронизывал тьму, но она, первородная, могучая, пожирала слабый лучик, он исчезал в ней, не достигнув ничего.

Нет, он не исчез, не сожран подземным мраком, навстречу пробился слабый, рассеянный туманец света, ширился, еще светлел и пыхнул звездочкой, колышащейся в невесомости, звездочка росла, от нее потянулась яркая нить, соединилась с Пашиным лучом. Паша покачал головой, и лучи заиграли на путях, на кровле, дразня побежденную тьму, Леха подошел:

– Ну, што, начнем?

– Начнем.

Павел вставал, когда глухой удар и треск раздираемого дерева дернул их головы и фонари в направлении звука, лучи шарили по кровле, в одном месте, в паре десятков метров от них, в щель меж затяжек сыпался ручеек и две затяжки выгнулись вниз дугой. Подошел Лукич, за ним Петр.

– Лукич, што это?

Дробь слабых ударов сыпанула по кровле.

– Купол это, ребята, давайте отойдем от греха.

Разом повернулись и пошли молчаливо, встревоженно. Такие удары в шахте вызывают естественное беспокойство, люди здесь чужаки, пришельцы, и матушка-земля может наказать. Подходили к поворотному кругу, сзади громыхнуло мощной отпалкой, давя уши. И они помчались вперед, к груди забоя, к своей пэпээмке, там виделось спасение. Их догонял грохот, стук катящихся глыб и металлический стон сминаемых вагонеток. Странно, они стояли под незакрепленной кровлей, но даже не посмотрели у себя над головой, здесь, где кончается искусственно прогрызенный ход и несокрушимо стоит монолит земной тверди, при освещении матово отражающий, им казалось безопасно.

Минуты, не дольше, длился сход купола, но не земные минуты, иные, длинные, не поддающиеся учету. Стихло, разом пала тишина, жуткая, могильная, нигде не капнет вода, ничего не стукнет, только пыль бесшумно зависла в пространстве, она вытеснила воздух весь, и сразу у Пашки затруднилось дыхание. Вентиляция!

Если передавило вентиляцию, а ее обязательно передавило, то все, им скоро крышка.

– Лукич.

Они стояли рядком, прижимаясь друг к другу и к пласту. Бригадир крайний, у борта, к Пашке мягким телом жмется Леха, дальше Пета.

– Лукич, вентиляция.

– Да я уж думаю об этом, пойду посмотрю, вроде стихло.

– Ты осторожнее.

Как в мутную воду, вошел в плотную кисею и через несколько шагов слился с ней. Только скачущее желтоватое пятнышко обозначало путь бригадира. Пыль медленно, но оседала, и дышать становилось легче. Павел ни о чем не думал, да и страха особого не было, только в первые мгновения. Бригадир что-то смотрел, едва различимый комочек света мельтешило туда-сюда, пришел не скоро.

– Признавайтесь, соколики, за кого из вас крепко Богу молятся и любят сильно, а? Наверное, за тебя, Паша?

– Почему именно за меня?

– Ну, как же, мы с Лехой старше, больше грешили, давно женаты, любовь потускнела, Петро тоже грешник будь здоров, а ты самый молодой, сын недавно родился. Признавайся, ты самый счастливый?

– А что случилось-то, при чем тут счастье?

– А при том, что вентиляция работает, вполдыха, а работает, значит, будем жить и нас откопают.

– Точно?

– Точно, точнее не бывает. Идите и посмотрите сами.

Совсем близко идти – обогнуть погрузочную машину, несколько шагов, под ногами большие куски породы, гуще, чаще, и все, уперлись ноги в террикон, уходящий в кровлю, склон его обрезан кругом, с согнутой вниз огнивой и торчащими, как оскаленные зубы, досками, ближе к забою круги целые. Сколько их? Паша светил и считал – одиннадцать, с последним, незакрепленным, – двенадцать, счастливое число. Гора образовавшаяся закрывала всю выработку по ширине, справа незасыпанной осталась одна вагонетка, лежащая на боку, со вмятиной. А вот слева у борта, метра на два высовываясь из масляно блестевшей массы, наволочкой на бельевой веревке, чуть заполненной ветром, трепыхался брезент рукава вентиляции. Значит, вентилятор местного проветривания работает, там, за завалом. А значит, они точно будут жить. Если, конечно, не сыпанет еще и не погребет их тут насовсем.

Опять подошел бригадир:

– Ну, што, видите? Я думаю, затяжки упали на пожарный став, прижались, придавили рукав.

Леха впервые с обвала подал голос:

– И дальше что, бригадир? Откапываться будем?

– Как ты себе это представляешь?

– Полезем наверх, потихоньку начнем отгребать завал…

– Ага, а если купол не весь вышел, дашь ему толчок, и тогда уж никакой могилы не надо, готовая будет, братская и глубокая.

– Тогда предлагай что-нибудь.

– Пока ждать и думать. Машина не работает, видно, кабель рубануло.

– А ты что, Лукич, хотел пэпээмку развернуть и на ней поехать сквозь завал?

– Мало ли чего я хотел, но с хвостовиком я ее не разверну, чем поднимать его потом. Так, Леха, вы с Петой, как всегда, сожрали забутовки?

– Ну, кто ж знал, Лукич.

– Ладно, Пашка, твоя где?

– Да вон, как всегда, в приямке.

– И моя цела – не жрать, неизвестно, сколько нам здесь сидеть придется. Проверьте фляжки.

У всех чуть отпиты, только Леха – водохлеб – успел свою ополовинить.

– Давайте, мужики, пока отдыхаем, сил набираемся и мозгуем. Телефон тоже под завалом остался. Свет выключить и включать только в случае крайней необходимости.

Они вернулись на отпаленное пространство, сели на подложенные под зады верхонки, выключили светильники.

«Нет, все же я испугался здорово, сам себе в этом не признаюсь. Конечно, такое ощущение, что все подземные силы против нас ополчились. Хорошо, если сразу породиной убьет, а то завалит штрек полностью, и будешь медленно от удушья умирать. Так, а что же придумать? Ясно, нас будут откапывать, но сколько метров обрушилось? Если до самого квершлага, тогда неизвестно, выживем ли?»

Тихие бульки насторожили ухо, Леха сидел рядом и чуть боком. Паша поднял руку, повернул ребристое колесико фонаря, Леха запрокинулся кадыком вверх и вливал чай в ненасытную свою утробу.

– Ты че, гад, делаешь?

Засветились фонари Лукича и Петы. Лукич дотянулся, вырвал фляжку у Лехи, прямо с губ сорвал.

– Пустая.

– Лукич, дай я ему засвечу породиной в лоб.

Это Пету прорвало, молчал до этого.

– Тихо, не хватало нам здесь конфликтов. Леха, я же сказал – воду экономить.

– Жабры у меня горят, я вчера догнался дома бурденкой.

– Значит, ты свою пайку выпил.

– Ну, выпил и выпил, терпеть буду.

– Чего кто надумал? Паша, ты.

– Ничего определенного. Из инструментов у нас кайло, лопаты, лом, кувалда. Что мы ими можем сделать? Пробовать выпустить остатки купола – неизвестно, что из этого выйдет. Да и может передавить совсем вентиляцию, тогда кранты. И крепить у нас нечем, вся затяжка под завалом.

– Ну, студент, все раскумекал, молодец. И что, сидеть и ждать?
А у меня, между прочим, завтра жену из больницы выписывают, и мне надо ее забирать.

– Леха, ты не тарахти, Пашка разумно все обсказал, ты сам что предлагаешь?

– Надо откапываться, рыть ход.

– А чем крепить?

– Разберем вот эти круга.

– А вдруг тут сыпанет?

– Петро, а ты чего молчишь?

– Да што я могу сказать, я недавно в шахте, как вы, так и я.

Лукич подытожил:

– Значит, решаем так. Пока ничего не предпринимать, думать дальше, отдыхать. Жаль, фуфаек нет у нас, свежевато становится. На породе не лежать, она тепло тела вытянет. Вон из ближнего круга вытаскиваем затяжки и на них ложимся.

Каждый принялся для себя готовить ложе. Пашка разгреб сапогами породины, уложил три доски, сверху постелил шахтовую толстую куртку, ранее висевшую на уголке меж кругами, пододел свой, еще стройотрядовский, свитерок, можно ложиться, гасим свет. Угомонились, мрак объял все, глубинный, такого на земле не бывает, он ощутим, плотен, враждебен.

«Надо думать о чем-нибудь хорошем, тогда легче заснуть».