Кроссинговер

Рейтинг:   / 0

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Виктор Пянзев

Просмотров: 5339

2009 год, Выпуск № 5

* * *

Сознание возвращалось медленно. Вспышкой сверхновой, пуль­саром через черную дыру. Маленький лучик неяркого света сколь­знул по переулкам лобных извилин.

Перед глазами разворачивался рулон экрана. Он был соткан из спрессованного времени. На экране делилась клетка.

"Это уроды дрожжевых грибков" — подумал он. "Или это я делюсь в электронном микроскопе пришельцев? Я — мутант".

Чей-то огромный зрачок наблюдает за короткой жизнью зловон­ного калеки, одетого в рванную мембрану брошенного на мусорке рванья. Какая-то сила смахнула тело из предметного стекла под микроскопом.

Запах сожженных волос и обугленного человеческого мяса возвращал в реальное время.

Мишаня приоткрыл глаза. Прямо перед ним двумя прожженными в осенний космос дырами темнели зрачки мертвого историка. Воз­можно на догорающей сетчатке глаз отпечатались убегающая полу­голая женщина да ранняя звезда в дверном проеме.

Поджав ноги под себя и оттолкнув труп, человек завыл от безыс­ходности и бесконечной жалости. Когда вой окончился и высохла кровь на лице, он, шатаясь, добрался вдоль заборчика до подъезда и грязным, заплеванным лифтом поднялся на последний этаж.

На груди, в потайном карманчике, хранился ключ от чердака и доллар, случайно найденный на мусорке.

Все достояние и богатство. Между узких простенков на глубин­ном помете сиротствовала беспростынная рвань тюфяка.

Осколок полной луны появиллся в дыре на крыше и ярко осве­тил ложе бомжа. Человек достал из кармана газету и как-то спо-койно, будто бы это не он только что умирал распятый током на теле товарища, продолжил чтение.

"Я получил удивительный результат. Ключевой ген Cdc2, участву­ющий в процессе перехода с фазы С₂ до митоза, участвует и в переходе с фазы С₁, до S. Иными словами, в репликации ДНК и инициации фазы S, это было неожиданным".

— А что тут неожиданного,— подумал Мишаня,— ведь хорошо известно, что ген Cdc2, кроме участия в инициации митоза играет ключевую роль в контроле начала фазы S. Более того,— Мишаня в этом был уверен полностью,— только высокий уровень активно­сти гена запускает митоз. Ведь фаза S связана с активностью гена Cdc2.

Он прилег на матрас и закрыл глаза.

Разряд электрического тока впаял оборванные провода в блок памяти. Не осознав окончательно откуда у него эти знания, человек со страхом начал понимать, что он многие годы работал именно над проблемой деления клетки. Но это была другая жизнь и другое время. Как на фотобумаге в проявителе — сначала тенью и пятнами, а потом яснее до полной реальности, в память возвратились события, которые привели его на мусорку. И вопрос о том, могут ли мутантные клетки дрожжей воспринимать гомологичный ген человека до гена Сdс2 СР34 сdс2, который может полностью заменить ген дрож­жей Cdc2 в следствии того, что оба гена подобны, — для него не существовал. Он первый среди жителей планеты знал ответ.

* * *

День начинался звонкой вспышкой смеха, стуком входной двери, перебором каблуков по клавишам мраморных ступенек.

Мишаня допивал холодный ночной чай, лежа на жесткой кушетке. Перед глазами до одури вращались дрожжевые клетки. Они дели­лись и заполняли пространство комнаты.

Сонливость стряхнул настойчивый телефонный звонок.

Где-то там, в глубине спального района города, в коридоре двух­комнатной квартиры жена продолжала старую тему:

— Если ты не живешь, не ночуешь дома, если тебе плевать на ребенка и меня, то будь добр, забери свои вещи и забудь о нас. Все твое богатство — рваные трусы и штопаные носки — собрано в чемодан и выставлено в прихожую.

Злые слова прерывались плачем и Мишаня, сцепив зубы, дослу­шивал монолог:

— Ни вещей, ни еды. Не дом, а пустыня. Не жизнь, а каторга. Вдави трубку в ухо, слушай как плачет ребенок. Он хочет кушать.

Кушать. Ты, понимаешь, осел? Чтоб сгорел твой институт и лабора­тория и ты вместе с ними.

Жена бросила трубку.

Кушать?

Со вчерашнего дня кроме десятка кружек чая на одной и той же заварке, без сахара — во рту ни крохи. Голова кружилась и натужно рычал пустой желудок. Теплилась надежда, что сотрудники поделятся завтраком. А пока он записывал результаты ночных опытов.

"Необходимо считать, что в сравнении с дрожжами в человечес­ких клетках диапазон СДК больше. В клетках ссавцов работают разные специализированные комплексы ЦДК.

Они включают разные каталитические субединицы. Эти регулято­ры клеточного цикла помогают координировать начало действий. Например фазу С и митоз, чтобы гарантировать, что эти два действия возникают в правильной последовательности, но только с фазой С в каждом цикле".

Дальше в ручке окончились чернила и флакон оказался пустым. Он махнул рукой, подумал, что статью необходимо срочно отослать в журнал с приличным рейтингом. А еще он вспомнил о недавнем визите американских биологов. Кто-то из них сказал, что Пол Ньюрсон вплотную подобрался к решению проблемы роста и деления клетки. И главное — генного контроля за делением клетки. И хотя он знал Пола по работам в биологических журналах, неприятный холодок возник в области сердца.

Телефон звучал настойчиво и он, опасаясь нового монолога жены, не брал трубку.

Потом постучали в дверь. На пороге стояла секретарша дирек­тора.

— Михайлов, шеф просит в кабинет.

После тотальной эмиграции сотрудников за рубеж, старый дирек­тор мигрировал на кладбище. Новый директор — человек случай­ный в биологии. Так повелось в стране, что клановый подход кло­нирует неучей в высоких кабинетах.

Разговор начался с жесткого заявления.

— Я и научный совет ознакомились с работой лаборатории. Тщательно проанализировали ситуации с данной темой в мире. Есть такое мнение, что ваш коллектив трудится вхолостую. Идеи, похоже, существуют, а результаты отсутствуют. Затраты есть, а отдачи нет. Понимаешь, Михайлов?

Шеф пальцем разминал морщину на лбу.

— Страна ставит перед биологами другие задачи — не ковырять­ся в мутантных клетках дрожжей, а заниматься прикладной наукой.

Наши упущения в том, что годами поддерживали тему, финансиро­вали, понимаешь, ее.

Михаил пытался возразить, что они близки к полной разгадке генного контроля над делящейся клеткой, а это решение проблем онкологии.

Шеф задумчиво глядя на портрет президента среди семейного иконостаса в левом углу стола, продолжал мозолить тему приклад­ной биологии.

Что-то было в его речах от Трофима Денисовича. В глазах отражался огонь костров, на которых сжигали в пятидесятые книги Менделя. С нагловатой ухмылкой он хамски тыкнул Мишане:

— Понял! Тема закрыта, лаборатория передается другому отделу вместе с сотрудниками. А ты — вольная птица. Хочь — гуляй, а хочь — летай, а я советую делать докторскую. Семеныч подбросил идею, а то ты сузился до дрожжевой клетки, а надо вширь, понима­ешь, — вширь. На поля, повышать урожайность. Вот это дело, а то какая-то клетка.

И как-то тихо:

— Помещение торговый люд просил в аренду. Мы им стены, первый этаж, удобно. А они нам — компьютеры. Информатики — во! Это прорыв, это тебе интернет, а мне — электронная почта. Пони­маешь?

Морщина на лбу шефа разгладилась и он примирительно изрек:

— Два дня на сборы, Миша, и приходи обсудим, чем дальше будем заниматься. Не возражай и будь здоров. А отчет о работе сделай, так, для истории, для архива. Понимаешь?

И Миша понял.

Когда-то читал красивую легенду об Еваристе Галуа, но не думал, что наступит его "ночь".

Дожевывая бутерброды, принесенные лаборантками, он врубил старый "Пентиум" и повернул ключ в замке.

Через несколько часов, когда глаза и пальцы рук устали, а стук в дверь перестал надоедать, прилег на кушетку и блаженно потянулся.

Уснуть не дали крысы, которые по хозяйски суетились вокруг.

Приоткрыл веки. Тусклый свет сочился сквозь дыру в крыше. Крысиная возня продолжалась у мертвого голубя. Разорванная на части птица кровавым пятном темнела в обрамлении белых перы­шек.

Пальцы левой руки сжимали газету. Сквозь строчку: "благодаря ДНК-рекомбинантным методикам, мы можем генетически манипули­ровать клетками",— он увидел себя, лежащего на кушетке с высоты чердака пятиэтажного здания. И он вспомнил все.

В маленьком кабинете экран компьютера светился до утра, и когда работа была окончена и распечатана, на одном конверте на­писал адрес авторитетного европейского журнала по генетике, на другом — Paul M-Nurse, генеральному директору Imperial Cancer Research Tuna, и уснул.

Проваливаясь в бездну сна, зацепился сновидением за ступеньку далекой студенческой жизни.

Научный кружок по биологии. Первая работа в институтском сборнике. Он дышал типографской краской и не мог надышаться. Носился с короткой статейкой, как с маленьким ребенком. Вчиты­вался в фамилию и переспрашивал сам себя:

— Это я? Это точно я!

Почтительно улыбался, глядя на портреты Шванна и Вирхова, и представлял свой портрет рядом.

Только потом понял, какая пропасть между дилетантами и насто­ящими учеными. Цена этой разницы — жизнь, жертвенно отдана только одной даме — науке.

Профессор Лигачев Евгений Иванович после успешной сдачи экзаменов по биологии пригласил в кабинет и подарил книгу Грегора Менделя, выхваченную из костра перед Томским университетом в недалекие годы борьбы с генетиками. Напутственно сказал, что в биологии много белых пятен, что не физика, не химия, а генетика — настоящий Клондайк для исследователя, а особенно механизмы кон­троля над делением клеток.

Кто-то жалобно звал: "Мишаня, Мишаня". Он проснулся, сбросил грязные тряпки с тела и приподнялся.

Между стропил шаталась тень. Оно, в фуфайке, жалобно причи­тало:

— Мишаня, историк умер, давай помянем,— и достало из карма­на небольшую бутылку с мутной жидкостью. Отпило глоток и легло на матрас. Дальше раздался храп, который прерывался всхлипыва­нием.

Сон потащил его по крутым ступенькам памяти.

Ее звали Дарья и снег кружился над катком с тихим шелестом в холодном воздухе. От чистоты чувств и природы щемило сердце.

Падая, целовались. Отряхивали снег, снова падали и снова цело­вались.

Лежа на спине, смотрели, как огромные снежинки чертили ткань черного неба, создавая призрачный мир в отрешенной пустоте.

Все мимолетно — и это прошло.

Новая ступень. Лаборатория. Серый рассвет. Тупой телефонный

— Ты, осел паршивый, забери свои манатки или я выброшу все в мусоропровод. Будь ты проклят со своей генетикой. Боже, какая я дура!

Мишаня допил холодный чай, оделся и, сутулясь, вышел из инсти­тута.

Туман цеплялся за стены, искажал пространство и его содержимое. Ложился пластами под колеса машин, перемещал части тел по брус­чатке старой площади.

Люди собирались в группы, шум разговоров отдавался гулом, у ног виднелись древки знамен, плакатов. Один, на красном полотнище, был перевернут.

Буквы рассыпались и собирались в цепочку, выстраивались в ряды единым словом Теть!".

Выше колен — туман.

Выше голов — светилось в разрыве тумана голубое небо.

В ярких лучах сверкали купола церквей. Радостно пели колоко­ла.

Покров Святой Богородицы или тумана пласт, или чистого неба голубой лоскут — покров. Прости и спаси этих людей, пресвятая дева Мария.

Радостно пели колокола.