Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Сквозь ночное небо (повесть)

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

5. Бортмеханик

По временной площадке, размером чуть больше футбольного поля, холодный апрельский ветер гнал почерневшие пучки прошлогодней соломы. Геннадий Бурин сидел на мешке с удобрениями, пряча лицо за поднятый воротник совершенно промасленной куртки, ожидая очередной посадки Ан-2, который сейчас носился на бреющем километрах в в десяти от площадки, распыляя над полем удобрения.

На эту «точку» они прилетели неделю назад. Снег с площадки соскребли трактором еще в конце марта, но земля все равно от не слишком щедрого тепла припозднившейся весны как следует не просохла, и теперь от частых взлетов и посадок Аа-2 лишилась вконец жиденького травяного покрова, и окончательно стала походить на трудный участок трассы в соревнованиях по мотокроссу.

Вчера вот снежная крупа полдня сыпала. Не летали. А после этого на площадке не то, что груженому самолету перед взлетом разбежаться – на телеге, запряженной лошадью, не проедешь. Сегодня раным-раненько, пока еще морозцем легким почва прихвачена была, пустили трактор с тяжелой волокушей на прицепе. Часа два ездил он по площадке туда-сюда, кое-как подтрамбовали взлетную полосу.

Да толку все равно мало: весна хоть и скудная на тепло, и сидеть на открытой площадке в ожидании возвращения «борта» под пронизывающим ветром довольно скучно, а все равно температура-то плюсовая, и после нескольких взлетов-посадок увесистые ошметья грязи срываются с колес и намертво прилипают к крыльям и к фюзеляжу. Вдобавок встречный ледяной поток воздуха так цементирует все эти наслоения, что потом хоть топором срубай. А грязь не просто «косметику» самолету портит. Она его аэродинамику ухудшает. Поэтому приходится каждый день часа по полтора тратить на удаление хотя бы крупных комков грязи. А еще на химработах самолет обильно запудрен удобрениями или химикатами. Но это семечки. На такие мелочи авиатехник даже внимания не обращает. После возвращения самолета в порт приписки мойщики будут драить его с утра до вечера, чтобы вернуть ему благопристойный вид. А на «точках» у авиатехника одна-единственная забота: чтобы вверенный ему самолет работал как часы.

Дня через два после того, как они начали работать на этой площадке, у Бурина появился добровольный помощник из местных ребят. На площадку он пришел в первый же день, но его турнул кто-то из рабочих, занятых на загрузке самолета удобрениями. Несмотря на такой неласковый прием, парнишка пришел на другой день и, встав в отдалении, наблюдал за всем, что происходило на площадке.

Бурин заприметил его настырное любопытство, и, когда загруженный Ан-2 снова ушел в воздух, призывно махнул пареньку, чтобы не боялся, подходил к нему. Тот не сразу среагировал – может, боялся какого подвоха, а может, ещё что.

– Эй, парень, шагай сюда! – крикнул Геннадий, и снова призывно махнул рукой. Парнишка наконец понял, что его приглашают вполне серьёзно, и неторопливо подошел.

– Если тебе что-то велит сделать старший, – назидательно произнес Бурин, – его приказания нужно выполнять бегом. Это правило важно заучить еще до того, как пойдешь служить в армию. Тогда не придется вне очереди мыть полы в казарме…

Мальчишка внимательно слушал, стоя почти по стойке «смирно», и это умерило менторский пыл Геннадия.

– Ты для чего здесь второй день на ветру полощешься? – участливо спросил он.

– Мне бы хоть раз осмотреть самолет, – произнес парнишка. – Интересно узнать, как он устроен. Вот педаль для газа у него где расположена? Как у автомобиля, на полу? Или как у гусеничного трактора – рычажок на колонке перед водителем?

– Вот это ты скомплектовал вопросик! – развеселился Геннадий. – Как у автомобиля или как у трактора? Ни одному курсанту ни одного авиатехнического училища страны никогда бы такое сравнение и в голову не пришло. Ну и оригинал ты. А впрочем, если уже на то пошло, расположение управления двигателем на всех типах самолетов похоже на тракторное. То есть, рукой газ регулируют. А ты что, наверное, летчиком хочешь быть? Парнишка отрицательно покачал головой. А кем же тогда?

– Мотористом на самолете, – серьезно ответил парнишка.

– А тебя как звать-то? – посерьезнел и Геннадий.

– Мишкой.

– Вот что, Миша, мотористов давно в авиации нет. Вернее, есть, но зовутся теперь они по-другому – авиатехниками.

– А вы, дядя, авиатехник?

– Угадал – ответил Бурин.

Мальчишке-то, поди, лет четырнадцать, а он для него уже «дядя». Вон как времечко летит. В августе уже год будет, как он закончил авиатехническое училище Гражданского воздушного флота. После десятилетки год поработал в автобазе, сначала учеником слесаря, а потом и слесарем.

Об авиации даже и не мечтал, потому как никогда ею не увлекался. Технику, правда, любил, соседу всегда помогал разбирать-собирать часто барахливший мотоцикл, сосед-то и устроил потом его, Геннадия, в автобазу. Но как-то случайно попался Бурину расхристанный номер журнала «Гражданская авиация», кто-то и зачем-то принес его в каптерку, где слесари в обеденный перерыв обычно забивали «козла», и после внимательного просмотра появился у новоиспеченного автослесаря неосознанный пока интерес к авиации.

Потом он стал регулярно уже покупать этот журнал в киоске «Союзпечать», а там и решение твердое созрело: буду авиационным техником. Правда, мать советовала продвигаться вперед по автомобильной части, хотя бы в техникум соответствующий поступить.

Генка понимал мать. После окончания автомобильного техникума на работу можно вернуться в ту же автобазу, и жить дома. А после авиатехучилища путь домой будет заказан: в их маленьком городке самолетов сроду не было.

– А трудно на авиатехника выучиться? – прервал его короткие воспоминания Мишка.

– Как тебе сказать, – неопределенно начал Бурин, – выучиться, может, и не очень трудно, а вот стать настоящим авиатехником – это, брат, посложней.

– А я смогу? – продолжал любопытствовать Мишка.

_ Может, и сможешь. Да чем гадать, ты лучше попробуй, на что способен, – оживился Бурин. – Вот сегодня мой «борт» закончит работу, ты и помоги мне подготовить его к завтрашнему летному дню. Вроде авиамеханика у меня будешь на общественных началах. Это почти как авиатехник, только рангом пониже.

Предложение Мишке понравилось. С этого дня налипшая грязь на плоскостях уже не так раздражала Бурина. В конце концов он объявил Мишке, что авиатехник из него, пожалуй, выйдет. Вот только воду надо почаще менять в ведре.

А сегодня Мишка почему-то не явился. Скорей всего, дома дело нашлось. Время-то весеннее, в любом дворе сейчас найдется, чем заняться четырнадцатилетнему парню, вместо того, чтобы полпуда грязи смывать с самолета.

Вдали, низко над землей, показался силуэт Ан-2. Потом он исчез в складках местности, а еще через короткий промежуток времени из-за расположенной поблизости рощицы послышался нарастающий гул двигателя, и через две-три секунды снова появившийся в поле зрения Ан-2 пронесся над рощицей, едва не задевая деревья колесами шасси, оставляя позади себя раскачивающиеся верхушки берез, по которым прошлась мощная воздушная струя, отбрасываемая винтом. Сделав на малой высоте разворот на сто восемьдесят градусов, самолет мягко коснулся полосы у трепещущего на ветру посадочного знака и покатился вперед, лязгая амортизаторами на неровностях.

– Эх, жаль, что сегодня Мишки нет, – с сожалением бормотал Бурин, наблюдая, как увесистые шматки грязи срываются с покрышек колес и молотят по корпусу самолета.

После загрузки Ан-2 опять порулил к началу взлетной полосы, оставляя позади себя глубокие колеи. Из-за податливости грунта и взлет затянулся настолько, что Бурин даже дыхание задержал, наблюдая, как ужасающе быстро приближается Ан-2 к краю площадки, не проявляя ни малейшего желания оторваться.

Ревет мотор на максимальных оборотах, ни одной фальшивой нотки в его работе (на этот счет у авиатехников слух тонкий, как у хороших скрипачей), а все таки не может оторваться после положенных метров разбега загруженный гербицидами, или как их там, такой летучий биплан [8] Ан-2, кторому в другое время и футбольного поля хватило бы с избытком для взлета. Будто магнитную ленту положили подразъезженной поверхностью прямоугольной площадки, громко именуемой аэродромом, и никак сейчас не преодолеть её притяжение самолету Ан-2, у которого в двенадцатицилиндровом двигателе заключена тысяча лошадиных сил.

– Ну давай, давай же! – не выдержал Бурин, и даже руками движение сделал, как будто что-то тяжелое вверх подбросил.

И – странное дело – колеса Ан-2 вышли из размягченного дерна, считай, на самом краю площадки, за которым начиналась уже пахота.

– Уф! – с облегчением произнес Геннадий, и даже воротник тужурки приопустил, так тепло показалось сейчас на пронизывающем ветру, зародившемуся в северных широтах.

Каркали носившиеся в суматохе вороны, в который уже раз рассматривая сверху с почтительного расстояния эту странную птицу, которая прежде, чем взлететь, долго бежит по земле, издавая ужасающий рёв. Вороны, надо полагать, были уже умудренные жизнью, поэтому от взлетавшего самолета на всякий случай старались держаться подальше.

Но едва лишь Ан-2 исчез за дальним перелеском, вороны, видимо, решив доказать, что именно они хозяева здешних мест, издали воинственный клич и всей стаей спикировали на полевой аэродром, рассевшись на взлетной полосе.

– Кыш, проклятые! – шуганул их Геннадий, но вороны не обратили внимания на его восклицание и устрашающий взмах рукой.

«Не дуры набитые, понимают, что мне до них ничем не дотянуться, расстояние-то метров сто с гаком»

Бурин опять расположился на чехлах от мотора, искоса поглядывая на птиц. Вообще-то надо бы их спровадить с площадки, потому что для самолета они очень даже реальную угрозу создать могут, да очень уж вставать неохота и топать на ветру поразъезженной полосе. Эти твари снимутся при его приближении, и едва лишь он вернется на удобные чехлы, опять усядутся на прежнее место. Уж он-то с настырностью ворон успел познакомиться.

Если они слишком засидятся здесь, а Ан-2 будет заходить на посадку, тогда он запустит в них чем-нибудь. Да они и сами при виде самолета улепетнут, тут и гадать нечего. Вообще-то птиц, вторгавшихся в воздушное пространство аэропортов и «точек», где взлетают и садятся самолеты, Бурин считал врагами номер один. В прошлом году, когда Геннадий только-только начал работать в аэропорту после училища, в их эскадрилье произошло ЧП. И как раз с самолетом, который обслуживал Бурин. Ан-2, разбежавшись, уже оторвался от земли, и после непродолжительного выдерживания для возрастания скорости плавно перешел в набор высоты, как вдруг двигатель его чихнул и тут же смолк на самой высокой ноте взлетного режима. Бурин в это время находился на транзитной стоянке самолетов, наблюдая за взлетом своего подопечного. Экипаж не растерялся, мастерски в доли секунды притер самолет к земле, и тот покатился по зеленому полю аэродрома, благо его размеры позволяли после прерванного взлета избежать аварийной ситуации. И когда Ан-2 остановился после разбега, до Бурина дошло, что это у самолета в воздухе на взлетном режиме отказал двигатель. И Геннадий вдруг почувствовал такой озноб, какой еще ни разу не испытывал в жизни.

Надо же такому случиться в первый месяц самостоятельной работы: техника, которую он готовил к вылету, отказала. Как он мог не досмотреть? И вообще – что там произошло на самом деле? Они быстро прыгнули с техником-бригадиром в кабину ЗИЛа, и водитель погнал машину к застывшему на полосе Ан-2. Кабина грузовика была трехместной, справа у неплотно прикрытой дверки сидел хмурый техник-бригадир, у него была привычка дышать, время от времени пофыркивая через нос, но сейчас Бурину показалось, что пофыркивание целиком относится к нему, и потому воспринималось им особенно угрожающим.

Первое, на что обратил внимание лихорадочный взгляд Геннадия, когда они подъехали к самолету, это действия командира экипажа, который доставал из воздухозаборника какие-то ошметья, похожие на куски пакли. «Как они там очутились?» – машинально подумал Геннадий, спрыгивая на ватных ногах из кабины грузовика.

– Шашлыки сейчас будем жарить, – крикнул летчик подъехавшим авиатехникам. – Килограмма полтора мяса наберется!..

Ошарашенный Бурин не сразу понял, о чем идет речь. Когда же ему растолковал второй пилот, в чем дело, Геннадий в момент обмяк и прямо тут же сел на пожухлую траву. Оказалось, что на высоте около пятнадцати метров Ан-2 столкнулся с воробьиной стаей, и воздухозаборник забился, отчего сразу же заглох двигатель. С тех пор Геннадий при виде птиц над взлетной полосой испытывал ощущение, какое обычно бывает у человека при виде цветка, вызывающего аллергическую реакцию.

– Нет, придется все же в вас, подлых, запустить чем-нибудь тяжелым! – вслух решил Бурин, видя, что вороны продолжают вальяжно разгуливать по импровизированному аэродрому, а время возвращения Ан-2 приближается. К тому же, едва он вспомнил, как испереживался тогда, пока доехал с техником-бригадиром до самолета, как лень его окончательно испарилась, и он с удвоенным рвением принялся шарить около чехла в поисках хорошего земляного кома. Такого не оказалось, и он принялся разгребать руками слежавшуюся кучу удобрений, в которой всегда могут оказаться комья. Поглощенный этим занятием, он не сразу заметил торопливо приближающегося к площадке Мишку.

– Дядя Гена, я потому задержался, что помогал соседке ручную помпу наладить, она у них в квартире воду для питья качает, – выпалил скороговоркой Мишка, с трудом переводя дыхание.

– А я думал, что ты уже не придешь, – степенно произнес Бурин, донельзя обрадованный тем, что его «механик на общественных началах» все-таки объявился. – Ты вот что сейчас сделай: набери из этой кучки комков и обстреляй ими ворон, а то из-за них может случиться летное происшествие.

Вскоре вороны с недовольным гомоном снялись с площадки и отлетели на приличное расстояние.

– Всё, дядь Ген, полоса очищена, – доложил Мишка, оглядывая горизонт.

В двадцать с небольшим в душе гнездится желание выглядеть старше, чем ты есть на самом деле. Но это, так сказать, в теоретическом плане. А если в практическом, когда тебя начинают величать «дядей», становится как-то неуютно, потому что к этой роли вроде бы не слишком готов, и к тому же, не совсем еще зарубцевалась мета, отделившая полудетскую юность от самостоятельной молодости, а потому начинает шевелиться пугающая мысль: неужели я и впрямь стал «дядькой» со всеми вытекающими последствиями?..

– Ты вот что, Миша, не в гости к родственникам заявился, «дядек» и «тетенек» забудь. Ты в авиации срочную службу проходишь, а потому называй меня просто «товарищ командир».

Поглядел в ту сторону, откуда должен был с минуты на минуту показаться Ан-2, и добавил:

– Только обращайся ко мне так в отсутствии остальных членов экипажа. А то наш командир самолюбив и может подумать, что я решил подорвать его авторитет.

Мишка понимающе кивнул. Он вообще был сообразительный парнишка, это Бурин отметил с первого же дня знакомства.

К площадке стал приближаться самолет, и Геннадий приказал Мишке вооружиться мягкой замшей, чтобы протереть стекла кабины.

Приземлившийся самолет с трудом порулил на стоянку, и Геннадий понял, что на сегодня полеты закончены. При взлете с такой площадки можно в два счета дров наломать. Значит, завтра раным-ранешенько ему придется руководить укаткой полосы. Зацепят за К-500 деревянный короб, загруженный камнями, и – туда-сюда, выравнивая и утрамбовывая площадку.

Пилоты направились на отдых, а Геннадий с Мишкой принялись за свои обычные дела: первый проверял технику, а второй орудовал тряпкой, окуная ее в ведро с водой. Вода была из бочки, стоявшей тут же поодаль, и до того холодная, что у Мишки ломило руки. Но он, как ни в чем не бывало, продолжал отмывать от грязи плоскости самолета, стоически перенося ломоту в пальцах.

Каково приходится авиатехнику в сибирских условиях, он знал из рассказов Бурина, а потому был готов стоически выдержать любые испытания, лишь бы не показаться слабым. Он справился со своим заданием прежде, чем Бурин успел проверить двигатель и основные узлы самолета. После того, как все было сделано, они зачехлили кабину пилотов и тоже направились в сторону деревни.

Геннадий квартировал в доме одного совхозного механизатора. Сегодня у того была какая-то памятная дата, и по этой причине Бурин к своему приходу застал в гостях соседа, тоже механизатора широкого профиля. Лица у обоих были раскрасневшиеся, и Бурин определил по ним, что горячительного они уже приняли изрядное количество.

– А вот и наша сельхозавиация, – бодро произнес хозяин дома, беря в руки початую бутылку. Было ему уже хорошо за сорок, но выглядел он значительно моложе. – Давай приземляйся рядом с нами, тебе это будет сейчас весьма кстати. В открытом поле тебя за целый день, чай, просифонило основательно. Так что – приятное с полезным! – И он наполнил до половины третий стакан.

– Я не употребляю посреди рабочей недели. Да и умыться мне надо основательно, – запротестовал было Геннадий.

Но хозяин избы никаких отговорок принимать не желал:

– Руки сполосни с мылом – и к столу. Тем более, что у меня сегодня круглая дата: тридцать лет назад я впервые получил в свое полное распоряжение трактор. А до этого прицепщиком крутился. Трактор был колесный. Поговаривали, что его с американского «Фордзона» передрали. А трактор мне достался все сроки выходивший. День работаешь, а три ремонтируешь. Но я на нем все равно в передовиках ходил. Потому как нюх имел на технику.

– Без нюха на технику надо в конюхи подаваться, – подтвердил сосед. – Я думаю, наш авиатехник тоже такого же мнения в этом вопросе. Я правильно рассуждаю? – повернулся он к Бурину.

– Абсолютно правильно, – подтвердил Геннадий.

– Тогда споласкивай руки и к нашему шалашу.

Геннадий уже понял, что отнекиваться бесполезно, тем более, что причина застолья более, чем уважительная. Вытерев после мыться руки полотенцем, он присел к столу. Все трое подняли стаканы, чокнулись. Геннадий еще не привык к таким дозам, поэтому сразу стал торопливо закусывать соленым огурцом. Хозяин снова наполнил граненые стаканы наполовину.

– Мне хватит! – замахал рукой Геннадий.

Но хозяин наставительно сказал:

– Вот эту порцию замахни – и хватит. Нам по количеству, а тебе по качеству. Вижу, что не очень-то ты воспринимаешь сорокаградусную. Да сегодня у меня день особый, я уже говорил. Так что – поехали! – и он поднял свой стакан.

Сосед сделал то же самое почти одновременно с ним, так что Бурину ничего не оставалось, как последовать их примеру.

– Одного я никак понять не могу, – снова начал хозяин, дожевывая ломтик огурца после выпитой порции, – в чем заключается соль работы авиатехника? У нас, сельских механизаторов, все ясно, как божий день: зимой технику ремонтируем, весной на пахоте от зари до зари. Летом сенокос, а потом – уборочная. А с наступлением зимы опять ремонтом занимаемся. Полная цикличность. А ты, авиатехник, целыми днями на летной площадке торчишь, хотя делать тебе вроде и нечего. Самолет летает туда-сюда, летчики свое дело знают. В самолете все вроде исправно, а ты все равно целый день сидишь около кучи химикатов, и словно ждешь какого-то подвоха. Самолеты у вас гнилые, что ли? Да их, наверное, тоже ремонтируют, как мы свои трактора. Ты можешь мне на этот счет дать разъяснение?

– Конечно, смогу! – с какой-то веселой разухабистостью ответил Геннадий. – У авиатехника не жизнь – малина. Летом под солнцем жаришься и дождевой душ принимаешь, а зимой на морозе закаляешься. На работу приезжаешь раным-раненько, когда экипаж еще чай дома готовится пить. А ты уже к своим летным обязанностям приступил: расчехлил звенящий от мороза самолет, проверил весь его до последнего винтика, заправил горючим и маслом, а потом начал раскочегаривать, то есть двигатель запускать. А иногда, прежде, чем начать запускать, какую-нибудь гайку требуется отвинтить-завинтить. А ключ маленький такой, как пальчики у балерины, в одеревеневших руках удержать не можешь. Тогда берешь эту самую гайку двумя пальцами, смоченными слюной, и сразу та гайка прикипает к ним на морозе намертво. Теперь уже можно смело совать руку в самые немыслимые лабиринты двигателя и насаживать эту самую гайку на свое заканное место: с пальцев она не сорвется и не закатится туда, где ее с миноискателем не найти. Правда, на гайке остается после этого часть кожи с пальцев, но это уже мелочь по сравнению с тем, что гайка наконец-то закручена. А там и двигатель в конце концов запустился, теперь уже жить можно. Гоняешь его на разных режимах, следишь за приборами: все ли в порядке? Потому что тебе доверяют экипаж и пассажиров и самолет. И от тебя на девяносто с лишним процентов зависит, как пройдет полет. Потому и в трескучий мороз жарко иногда становится, когда что-то не ладится в твоей работе, и вдруг эта мысль в голову придет. Тут уж мозг сразу начинает работать в несколько лошадиных сил. А потом, когда добьешься, чтобы двигатель и все остальное работали как часы, выключаешь зажигание и зачехляешь машину, чтобы двигатель сохранил тепло до прихода экипажа. А мороз-то трескучий с ледяным ветром, при такой метеообстановке прогретый двигатель опять может быстро превратиться в застывшую конструкцию из металла. Посмотришь на время – и опять все сначала: расчехляешь самолет и двигатель запускаешь. А потом опять зачехляешь. В общем, работаешь по принципу «на колу мочало»… Потому что мороз. А зарплата у нашего брата намного меньше, чем у летчиков. Я, конечно, понимаю, оклады устанавливают не они, я просто к тому говорю, чтобы яснее было, какая такая жизнь-малина у авиатехников. Но я не жалуюсь, сам выбрал специальность и доволен ею.

Закончив этот длинный монолог, Бурин подцепил вилкой ломтик огурца и отправил в рот. Некоторое время за столом длилось молчание.

– Вот видишь, Иваныч, как зачастую бывает в жизни, – нарушил молчание сосед. – И деньги вроде не такие уж крупные платят, и работа собачья, а вот прикипел к ней человек и ни на какую другую менять не собирается.

– Конечно, зарплату со счетов скидывать не приходится, – заметил Иваныч. – Но ведь одними деньгами душу не согреешь, если она, конечно, имеется у конкретного человека. Тут в корень зри, как говаривал, кажется, Козьма Прутков. В корнях вся суть…

Николай этот разговор и свой пространный монолог почему-то часто вспоминал. Может, потому, что он впервые осознанно не столько своим собеседникам, сколько себе объяснил, что значит быть техником в аэрофлоте. Как бы тяжело ни приходилось, он не жалел о своем выборе профессии, хотя, в общем-то, относился к ней без всякого романтического ореола. Своей будущей жене под звуки эстрадного оркестра на танцплощадке он сказал так:

– Работаю техником самолета. Нет, бортмеханик – это совсем другое, а я отправляю машину в полет, потом дожидаюсь ее возвращения. Если не дождусь, чем тогда заниматься буду? А я легко отвечу на этот юмористический вопрос: в подобных случаях расследованием ЧП занимается обычно ну очень компетентная комиссия, и, если она узрит мою вину в невозвращении самолета, то мало не покажется. Вот так то, девушка…

Потом отряд получил турбовинтовые самолеты Ан-24, и Бурин в числе первых перешел на их обслуживание. А еще через три года ему предложили перейти в бортмеханики. Здесь его ждала «белая» работа. Позади – восемь лет работы «технарем», трескучие морозы и летняя жара под открытым небом.

Теперь же – герметичная кабина воздушного корабля с пультом управления, все льготы летно-подъемного состава и соответствующая оплата. Бурин такой поворот в своей судьбе воспринял как должное. Таков уж у него был характер: без излишних эмоций следовать через житейские повороты.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.