Три рассказа

Рейтинг:   / 2

Подробности

Категория: Проза

Автор: Танкова Людмила Александровна

Просмотров: 5129

2010 год, Выпуск № 2

Ребята, кухня приехала…

Как часто мы, живущие бок о бок с теми, кто прошёл по суровым военным дорогам 41-45-х годов, не торопимся расспросить старых солдат об их войне. Нам не досуг выслушать их рассказы, некогда записать их воспоминания.

Однажды оказывается, что многие из них ушли в небытие. Скоро некому будет поведать нам о правде войны. И появляются лже истцы, вещающие лже-истины, извращающие факты времени.

Пока ещё живы солдаты Великой Отечественной войны, пока сохранились их архивы, пока помним мы их рассказы, до той поры история будет правдивой.

С Николаем Ивановичем Сабуровым, поваром от бога свела меня судьба в семидесятые годы. Моя сестра вышла замуж за его внука.

Высокий статный старик с чисто выбритой головой (с головы повара не должны лететь волосы) любил поговорить. Но чаще всего он рассказывал истории о войне. Мы и слушали, и не слушали, чему-то верили, в чём-то сомневались. Ветреная юность всё примеряет на свою беззаботность и счастье.

Восьмого мая мы пришли в новую семью моей сестры, чтобы договориться о праздновании Дня Победы. Настроение у всех было приподнятое, потому что для нас этот день был светлым праздником.

Дед Коля, как мы его звали, готовил обед. Он был поваром ещё на Кузнецкстрое.

Раздеваемся и проходим в святая святых, на кухню. Здесь его царство-государство с особым строем и укладом. Нам, непосвящённым в него, пути-дороги только те, что позволяют поглядеть на чудеса кулинарного искусства, да послушать очередную фронтовую рассказку деда.

Его большая фигура неслышно, почти грациозно, движется по небольшому пространству домашнего пищеблока. Сегодня повар решил побаловать семью жарким из телятины в винном соусе, а потому и разговор соответственный.

- Вот помню, в сорок четвёртом, - начинает дед, раз уж появились слушатели, - ждали мы прибытия комиссии из ставки. Наварили, нажарили всё по высшему разряду. Стол накрыли в саду.

Тут откуда ни возьмись, «мессер» налетел и разбомбил нас. Очухались после налёта. Глянули, а стол вверх ногами от взрывной волны. Времени новый обед готовить уже не было. Что-то почистили, что-то отряхнули, что-то соусом полили, приукрасили блюда зеленью. Скатерть новую постелили, да и накрыли стол.

Так-то всё с рук сошло. Гости высокие ничего и не заметили. А замполит меня расстрелять хотел. Ему в поросёнке осколок попался, и он едва себе зуб не сломал…

Дед Коля скручивает из кусочка мяса розочку, необыкновенно красивую. Любуется произведением своего искусства. На мгновение задумывается, потом что-то вспомнив, смеётся:

- Расстреливать-то меня замполит начал ещё в сорок первом, когда мы отступали.

Осень тогда была. Уже примораживало. А бои шли непрерывные. Накормил я штабных и вышел покурить. Гляжу, повар батальонный Васька… Уж не помню его фамилии. Так этот Васька на сене под деревом лежит и в ус не дует.

- Рано ты сегодня ребят накормил, - говорю ему.

- В окружении они уже двое суток, – отвечает он, - не пробиться к ним. Так что у меня выходной.

Матюкнул я его в сердцах.

- Вари быстро, гад, - говорю ему, - и чтобы по высшему разряду.

Дал ему сала, тушёнки из командирского пайка. Вижу, задымила кухня, живым духом от неё потянуло. И я тороплюсь, ужин готовлю.

- Николай, - кричит мне Васька, - сготовил я. Что теперь с этим делать?

Прихватил я командирскую баклажку со спиртом, сел на повозку, стегнул коня.

Откуда ни возьмись, замполит. Хватает Воронка под уздцы и матом меня кроет. Я осерчал: там люди двое суток голодом, а этот о своём брюхе печётся. Ну, я его легонько толкнул по зубам …

Дед внимательно смотрит на свой увесистый кулак, приглушённо вздыхает и продолжает говорить:

- Ну, еду я. Дорога вся измёрзлась кочками да колдобинами. Танками вся разворочена. Я и свернул в балочку. Ехать сподручнее и ветер не так пробирает. Слева и справа стрельба, взрывы. Хорошо Воронок свой, обстрелянный. Идёт себе коняга, копытами по земле стучит, а на пальбу ноль внимания.

Слышу, кто-то сверху кричит: «Хенде хох». Я с перепугу в ответ: «Я… я…».

Наверху и замолчали. У меня по спине пот холодный течёт.

Уже смеркаться начало. Куда ехать и не знаю. Только слышу наши говорят, кричу им:

- Ребята, кухня приехала.

Сказать вам не могу, как солдаты обрадовались, не столько мне, сколько обеду. И пока они ели, я в окопы попросился. Уже столько на войне, а ни одного фашиста не положил. Домой написать не о чем. Там я и принял свой первый бой. Жаркое время было. Сменят меня из окопов, наварю похлёбки…

… - Дед Коля, - смеёмся мы, сидя за столом, - кругом же немцы, запасов с собой никаких. Из чего же ты варил похлёбку?

- Из чего? Из чего… Конечно, продсклада там не было. Ночью картошки на поле накопали, моркови, свёклы, капусты набрали. Своя земля всегда прокормит. Недалёко лошадь убитая лежала, вот и мясо…

Дед сердиться не умеет. Даже не обращает внимания на наши реплики.

- Наварю похлёбки, а сам к ребятам в окопы. Вот так три дня и воевал. Зацепило меня там. Хорошо, наши пошли в атаку, и выручили.

Вместо санбата еду к штабу, чтобы Ваське кухню сдать. И вот он – замполит стоит.

- Дезертир, - кричит он диким голосом, выхватывает наган, - расстреляю на месте!

Орёт замполит, как скукоженный, а во рту у него переднего зуба не достаёт. Чую, крышка мне.

Ставит он меня к берёзке, а у меня голова кругом от потери крови. Мысленно прощаюсь с белым светом, с отцом, матерью, с семьёй. От страха молитву про себя читаю.

Вдруг слышу: «Отставить самоуправство».

Это Васька, спасибо ему, командующего отыскал. Вовремя, надо сказать.

…Нам не верится в дедовы рассказы, в душе посмеиваемся над старческими причудами. Но весь вечер слушаем о подвигах его и его товарищей.

Утро 9 мая. День Победы. Солнце светит ослепительно, на улицах играет музыка.

Из комнаты выходит дед… рядовой Николай Сабуров.

На чёрном пиджаке позвякивают медали: те, что потускнее – боевые, блестящие – это современные юбилейные. На правой стороне пиджака светятся только две награды: орден Красной звезды (за тот самый бой в окружении) и орден Красного знамени.