Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
12.
Алешикного папу уволили за трудный характер. Пока он, как и все грузчикирайонной базы продовольственного снабжения, играл на работе в карты, пил водку в «будках» продуктовых грузовиков, таскал домой ящики овощей и консервов, никто не имел к нему претензий. Но однажды начальство продснаба вместе со всей бухгалтерией ушло в отпуск, совершенно позабыв выдать грузчикам очередную зарплату и не оставив на этот счет никаких распоряжений. Грузчики, конечно, пороптали, выпили водки, украденной при разгрузке очередного «борта», сходили «на разговор» к заместителю начальства. Заместитель был робок и тих, посоветовал грузчикам потерпеть пару месяцев, перезанять где– нибудь, потому что на самом деле зарплата им была формально выдана, только вместе с начальством улетела в пассажирском АН– 24 на материк. Начальство продснаба было очень влиятельным в поселке.
Неизвестно, чем бы эта история закончилась, пойди все по предложенному тихому сценарию. Наверняка начальство бы вернулось в поселок через пару месяцев изрядно подобревшим и выдало бы таки долг, да еще с какими– нибудь незначительными поощрениями, если бы на следующий день Алешкин папа не вошел в приемную секретаря райкома в своей черной измятой робе и грязных кирзовых сапогах.
– У себя? – спросил он уверенным голосом секретаршу.
– Вы с ума сошли... – начала секретарша сразу: она была девушкой интеллигентной, и ее искренне возмутило появление в главном кабинете целого района, на мягком ковре райкомовской приемной, этого мрачного пыльного гориллоида.
Алешкин папа шагнул к ее столу и, опершись на столешницу тяжелыми кулаками, бесцеремонно заглянул секретарше в умные глаза. Она зацепенела: от неизвестного пахло сильным и злым зверем.
– Один? – спросил он.
– У него совещание... а потом обед... а потом совещание... весь день, – пробормотала интеллигентная секретарша, сбиваясь на шепот: тяжелый взгляд черноглазого незнакомца давил ей где– то внутри, так что даже было трудно дышать.
Алешкин папа сжал побелевшие от злости губы, молча развернулся и направился прямиком к обитой красной кожей двери кабинета. Секретарша успела броситься наперерез с криком «В приемный день!» и даже повиснуть у него на плече, но он этого не заметил, открыл рывком первую дверь, пнул вторую и вошел, волоча уцепившуюся за его робу девушку.
Секретаршу чрезвычайно удивило и уязвило, что ее руководитель не раскричался на хамского посетителя, не выгнал его за дверь, а наоборот, попросил его успокоиться, присесть, а ее как раз попросил выйти. Она села за свой стол, вздрагивая то ли от обиды, то ли от возмущения, а может быть, от еще нестершегося с ее тела ощущения литого звериного плеча под черной мятой робой.
Посетитель вышел быстро. Прошел через приемную, мимо ее стола, даже не взглянув, и скрылся в коридоре. «Какие все– таки сволочи, эти мужики», – беспричинно подумала она и через несколько дней совсем забыла об инциденте. Грузчикам скоро выдали всю зарплату. Алешкиного папу через два месяца уволили. Алешкина мама долго ругалась из– за этого и кричала папе, что ему вечно больше всех надо и никто его теперь не возьмет на работу. Хотя надо было ему намного меньше, чем некоторым другим, а работу он нашел быстро — на пилораме, в нескольких километрах от поселка.
Алешка топал по дороге к пилораме уже минут двадцать. Пыльная грунтовка шла по уступам каменистых сопок. Вокруг, на откосах из каменной крошки не росло ни травинки: сказывалась близость рудника «Западный», где добывали касситерит. Зеленовато– искристые касситиритные камни одно время лежали на полке с игрушками в детском саду, где Алешку считали дебилом. Воспитательницы показывали эти куски породы детям и объясняли про тяжелый труд горняков – им приходится там, в вечной мерзлоте, откапывать для государства эти полезные ископаемые. Потом, наконец, кто– то сказал воспитательницам, что эта руда радиоактивна, и красивые камни исчезли с игрушечных полок.
Иногда мимо Алешки проезжали пыльные оранжевые КрАЗы. Он их немного боялся и отходил в сторону. А потом снова шел, глотая дорожную пыль.
Пилорама располагалась в заброшенном поселке Чайка, который когда– то, в далеких 1940– х годах, построили заключенные трудовых лагерей. Потом заключенных увезли, рабочих из Чайки переселили в большой поселок Депутатский, но почему– то оставили в заброшенной Чайке несколько мелких производств – пилораму, слесарно– механическую мастерскую, а еще склад горной взрывчатки: ржавый маленький вагончик, сваренный из толстых железных плит и стоящий на таких же ржавых и толстых железных полозьях. Говорили, что раньше он стоял на склоне одной из мелких сопок справа от дороги, но потом в нем отчего– то произошел взрыв. У вагончика вышибло железную стенку, ту, в которой была дверь, а сам вагончик, как сани Деда Мороза – взлетел на своих полозьях и приземлился на склоне сопки напротив. Там к нему снова приварили оторванную стенку и стали использовать по прежнему назначению.
Алешка знал, что склад должен находиться слева от дороги. Но он шел и шел, а почему– то никак не приходил к пилораме и даже не видел приметного ржавого вагончика на склоне.
Возле Алешки остановился встречный КрАЗ, громко урча двигателем. Дверца кабины открылась и оттуда высунулся незнакомый дядька в серой робе. Алешка отбежал на несколько шагов. Он помнил историю, которая произошла, когда его только– только приняли в первый класс. Две девочки из 1– го «Г», кудрявенько– белобрысая Олеся и черноглазо– мордатая Катька, вот так же шли домой вдоль дороги, и возле них остановился грузовик, и какой– то дядька предложил подвезти их домой, а потом отвез далеко за поселок и заставлялсмотреть на свою пипиську. Про этот случай потом долго вполголоса рассуждали учителя в школьных коридорах и родители на кухнях, а с девочками несколько раз беседовали милиционеры в фуражках.
Дядька в серой робе тоже хотел подвезти Алешку, и кричал сквозь рокот кразьего мотора:
– Ты откуда тут взялся?!! Это закрытая зона! Заряды уже заложены, через пятнадцать минут будут взрывать! Здесь нельзя находиться! Садись, мы довезем тебя до поселка!
Из– за дядькиного плеча выглядывал, с любопытством на лице, молодой шофер в грязной клетчатой рубашке.
– Мне не надо в поселок! – кричал в ответ Алешка, – Я к папе иду!
– Садись в машину!!! – орал дядька, кривя лицо, испачканное в пыли. – Тут будут взрывать! Сюда будут падать камни!!!
Алешка отбежал еще на несколько шагов и снова крикнул, что идет к папе на пилораму.
– Пилорама?!! – дядька уставился на кружок наручных часов. – До нее полчаса по этой дороге! Ты не там свернул! А здесь нельзя ходить! Здесь никто не должен находиться в это время! Иди сюда! Быстро!
– Нет!!! – крикнул Алешка, готовясь бежать.
– Твою мать... – выругался дядька неслышно, но Алешка понял слова по губам. – Тогда беги быстро к своему папе! Беги!!! Вот на том склоне заложены заряды! Беги отсюда!!!
Он повернулся, что– то сказал водителю и тот осуждающе покачал головой. Дверца хлопнула, КрАЗ рявкнул, вздрогнул и тяжело рванул с места – подальше от опасного склона. Алешка побежал.
Пилорама размещалась на дощатом помосте, стоящем, как и все здесь, на толстых деревянных сваях. Алешка прибежал на замершую в жаркой летней тишине пилораму, мокрый и задыхающийся. Взрыва так и не было. Комары липли к вспотевшему лбу, ноги в резиновых сапожках горели. Он поднялся по грубо сколоченной деревянной лестнице и толкнул дверь в каптерку. Несколько мужчин в нечистой одежде сидели за длинным деревянным столом, уставленным стеклянными банками и тарелками с едой.
– О! – зашумели они, мотая жующими головами. – Чей это? Твой, Володька?
Алешкин папа махнул сыну рукой и подвинулся, освобождая место рядом с собой. Алешка уселся, и обед продолжился. За едой работяги играли в карты и матерились.
– Тихо вы, тут ребенок! – изредка вспоминал кто– нибудь из них.
Все смолкали на полминуты, но так как разговаривать без матов никто не умел,вскоре матерщинный галдеж набирал прежнюю силу. Алешке наложили в жестяную тарелку вареных картофелин и овощного салата – каждый тут приносил из дома что– нибудь поесть.
– Я не хочу есть, я пить хочу, – сказал Алешка.
– А у нас воды нет, – объяснил ему папа. – Кончилась. Сбегай на ручей, мы чай заварим.
Папа жестом показал, где находится ручей. Алешка схватил закопченный алюминиевый чайник и убежал. Вокруг пилорамы раскинулась все та же мертвая каменистая местность. Несколько десятилетий склоны окружающих сопок терзали взрывами рудничные старатели, а по низинам пылили КрАЗы и БелАЗы. Воздух здесь пропах ржавчиной и бензином. Только от пилорамы, от груды опилок и штабелей ошкуренных бревен тянуло живым и тонким ароматомдревесной смолы. В пределах видимости не было ни клочка зелени.
Алешка пошел в том направлении, которое указал папа, но единственный ручей, который ему попался, тек прямо по пыльным камням, и во многих местах его пересекали следы грузовиков. Побродив вокруг, Алешка подошел к этому ручью и присел на корточки. Он смотрел сквозь воду. Все знают, что вода в тундре бывает двух типов – та, которую можно пить и сульфидная. Что такое «сульфид» Алешка точно не знал. Но он помнил, как один их знакомый, дядя Гена, угодил из– за этого сульфида на месяц в больницу. Он возвращался с охоты и сильно хотел пить. До поселка оставалось еще несколько часов ходьбы, а вся вода, которая ему попадалась, была сульфидной – то есть у самого дна прозрачных ручейков можно было видеть едва заметную рыжеватую взвесь, которая не садилась на дно и не перемешивалась в воде, а тихо колыхалась. Ему потом говорили: надо было просто намочить рот и выплюнуть. А он выпил не меньше литра – такая была жажда. Часа через три, когда он дошел до поселка, у него уже была температура за сорок, и он плохо помнил, где находится.
Ручеек у Алешкиных ног был на удивление чистым. С полным чайником воды Алешка вернулся в каптерку.
Через несколько часов, когда Алешка прилег вздремнуть на грязном топчане в пустой каптерке, а за стеной ревела и повизгивала работающая пилорама, дверь открылась и вошел папа с каким– то незнакомым бородатым мужиком. Они сели к столу, поставили перед собой кружки, и мужик полез в карман своей ветровки. Алешка привычно ожидал, что он вытащит бутылку водки, но тот неожиданно извлек горсть шоколадных конфет. Они налили себе остывшего чаю и стали пить его вприкуску с конфетами. Бородатый о чем– то тихо рассказывал. И вдруг Алешку охватило странное чувство: вид взрослых мужчин, беседующих без мата и спирта, за чаем с конфетами, навевал необъяснимую тихую радость, так что хотелось еще сильнее съежиться в углу топчана, на грязных фуфайках, и просто смотреть, как этот бородатый дядька откусывает кусочек шоколада, жует, шевеля бородой, глотает чай и что– то говорит тихим голосом, а папа внимательно его слушает и тоже берет конфеты. Незнакомый тихий покой убаюкивал Алешку. В присутствии этих двоих он ощутил себя защищенным от любой беды. Казалось, что можно вот так прожить всю жизнь, купаясь в чайно– шоколадных лучах доброты и умиротворения. И только где– то далеко, в самых мрачных закоулках души, скреблась мысль, что они допьют чай и выйдут из– за стола и тогда волшебный покой кончится.
– Твой мальчик? – спросил бородатый Алешкиного папу. – Я видел его сегодня, он воду набирал посреди площадки.
– Что– о– о? – папа обернулся. – Ты воду набирал, где машины ездят? Я же тебе показывал, где ручей с питьевой водой!
Алешка кивнул. Папа недоуменно посмотрел в свою кружку:
– А мы на этой воде чай заварили...
Бородатый тоже посмотрел в свой чай и тихо засмеялся:
– До сих пор живы? Значит, не помрем!
– Вот, сын, напоил чаем с соляркой... – пробормотал, извиняясь перед бородатым, папа. – А ты чего вообще пришел– то, Алексей?
– Мне нужен лук, – сказал Алешка, садясь на топчане и чувствуя, как стремительно улетучивается из прокуренной каптерки теплое домашнее умиротворение. – Я свой... Мой совсем сломался.
– В индейцев играете? – спросил весело бородатый и добавил, обращаясь к Алешкиному папе. – Сделай ему лук, чтоб все завидовали. Чо он у тебя тихий такой? Пусть бойцом растет!
Папа молчал задумчиво и как будто слегка неловко. И в этот момент пол каптерки чуть приподнялся и упал, а стены застонали. Наплыл низкий вибрирующий гул.
– Взорвали, – сказал Алешкин папа. – Что– то поздно сегодня, совсем поздно... Иди, Алексей, посмотри, как взрывают.
Алешка выскочил в дверь и сразу увидел – над дорогой, по которой он пришел, вдалеке поднималась бурая шапка большого взрыва. Земля снова дрогнула, а воздух загудел.