Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Ржа (повесть - окончание)

Рейтинг:   / 3
ПлохоОтлично 

Содержание материала

16.

Всем известно, что стрелять в куропаток из ружья — дело неблагодарное. У опытных охотников считается глупостью тратить патрон для убийства столь медлительного и доверчивого существа. В крайнем случае, полагается одним выстрелом убить двух или трех мирно пасущихся серо– белых толстеньких птиц. А если подстрелишь только одну — будут смеяться.

Среди сельских якутов и эвенов принято куропаток, как древних грешников, побивать камнями. Хорошим результатом для мальчика– подростка считается — убить одну птицу с нескольких бросков, с первого попадания. Куропатки весьма недогадливы и странно меланхоличны, когда дело касается их жизни и смерти. Камень, пролетевший в сантиметре от клюва, они игнорируют. И продолжают мирно пастись, видя свет этого мира последние мгновения, пока охотник снова заносит руку для броска. Кидать нужно метров с десяти. Попадать в голову.

Но у русских так не получается. Видимо, дело все же в практике. Потому что полукровки– сахаляры, если живут в селе, кидают камни ничуть не хуже якутов. И, наоборот, городские саха, как правило, неотличимы в этом деле от нуучча – русских.

Пашка мог легко наворовать у своего отца патронов с утиной дробью. Эти патроны годились только на развлечение, бросать в костер, потому что ружье украсть он, естественно, не мог. У Алешки не было даже патронов — его отец не имел ружья и никогда не ездил на охоту. Поэтому Алешка мечтал сам добыть куропатку, задолго до того, как стал индейцем.

Алешка знал один способ. Удивительный. Невообразимый. Который мог появиться только в той местности и в то время, где проходила Алешкина, еще такая недлинная, жизнь. Трудно даже предположить, каким жизненным опытом мог обладать человек, впервые применивший этот метод птичьей охоты.

Впрочем, тайны никакой не было. Каждый русский мальчик в поселке у ржавой реки знал: чтобы поймать куропатку – нужен снег, какая–нибудь крупа и бутылка из–под шампанского. В бутылку нужно положить крупу, желательно размоченную в теплой воде, чтобы она пахла (почему–то предполагалось, что куропатки хорошо различают запах). Потом нужно воткнуть бутылку в снег, под углом, чтобы в отверстие горлышка могла заглянуть птица. Привлеченная запахом зерна, куропатка наивно и бездумно сунет голову в бутылку. При каждом движении назад перышки на ее шее будут топорщиться и не позволят освободиться. А с тяжелой бутылкой на голове птица не сможет убежать. Только стандартные бутылки из–под советского шампанского годились для охоты. Горлышки других были слишком узкими или слишком широкими и не имели изнутри выступа, как у бутылок из–под шампанского, который нужен, чтобы помогать проволочной закрутке снаружи удерживать пробку и чтобы не давать выскользнуть наружу маленькой оперенной голове.

Правда, Алешка не знал никого, кто бы на практике применял этот поражающий одновременно изощренностью и простотой охотничий прием. Откуда все знали методику — также не известно. Она передавалась изустно, как предания предков у любого неграмотного народа. А дети в рабочих поселках на краю света всегда ощущают себя отдельным народом — потерянным и мало цивилизованным.

Они с Пашкой вышли на охоту февральским субботним утром, в двадцатиградусный мороз – почти в оттепель, по их представлениям. В черную клеенчатую сумку положили две бутылки из–под шампанского, маленький горняцкий термос с гречневой кашей и маленькую баночку авиационного керосина, которую Алешка украл у своей мамы. Мама работала в типографии и там этим керосином чистила свою страшную громоздкую и гремливую машину – линотип, на которой железными большими буквами было написано «Россия». Это слово казалось Алешке странным. Он привык воспринимать страну, в которой жил, исключительно как Советский Союз. В слове Россия ему мерещилось что–то первобытное, и поэтому удивительно было видеть стилизованные под русскую вязь буквы на дышащем свинцовым паром автомате, произведенном в конце 20 века в СССР. Россия выглядела безнадежно устаревшей на рубчатом железном боку.

Сложно сказать, для чего мама приносила керосин домой. Алешка не помнил, чтобы его использовали в каких–то домохозяйственных мероприятиях. Разве что однажды он пригодился для отмывания от белой краски шамана Дуди, но это было делом будущего. Впрочем, керосин время от времени заканчивался, благодаря незаметным Алешкиным стараниям, и мама исправно пополняла его запас.

Керосин придумал взять Пашка. Он в недолгом споре объяснил Алешке, что если их в пути застигнет ночь или снежный буран (в двухстах метрах от крайнего дома), то придется разжигать костер из веток промороженной лиственницы. А это не так–то просто сделать. Никакие бумажки не помогут разжечь пламя на ледяных деревяшках. Только керосин. Ну, или бензин, но бензина под руками не было. Нужно ли добавлять, что никто из них ни разу не разжигал костра в снегу, да еще при помощи горючих жидкостей…

Куропатки поймались на удивление быстро. Первая – уже минут через пять. Алешка хотел вытащить ее и сберечь живой, но нечаянно свернул птице шею стеклянным горлышком. Зато двух других они посадили в сумку невредимыми. И пока шли домой (костер жечь так и не пришлось), обсуждали куропачью судьбу – Пашка говорил, что любит, когда у них хрустит поджаренная шкурка, Алешка же мечтал о небольшом куропатководческом предприятии и куропаточьих яйцах. Ведь яйца в северном поселке тоже были дефицитом, и сделанный из яичного порошка омлет обычно напоминал по вкусу и текстуре подошву резинового сапога.

Куропатки задохнулись в сумке насмерть, потому что там разлился керосин из неплотно закрытой баночки. Сначала птиц отнесли домой к Алешке, а потом к Пашке, но домашние, лишь только учуяв авиационный дух от белых перьев, сразу выгоняли охотников на улицу, а на их добычу не хотели и смотреть. Пришлось все выбросить, кроме термоса. Даже сумку.

А потом Алешкин папа принес домой зайца. Это было как чудо. Он пришел, а запазухой у него сидел большой белый зверь, прижав от страха длинные уши. Мама ахнула, Алешка прыгал от радости, как заяц.

Зайца выпустили на пол, и он убежал под стол, приволакивая заднюю ногу.

– Нога у него, наверно, отвалится, – сказал папа.

Этого зайца папе принес знакомый якут, который ставил капканы за сопкой, недалеко от продснаба. Обычно пойманных зайцев он убивал. Но папа специально попросил его оставить одного живым. Правда, неизвестно было – сколько времени ушастый провел на сорокаградусном морозе с ногой, зажатой стальными зубьями. Его конечность одеревенела и поначалу, когда зайца пустили пробежаться в бытовке продснаба, даже пристукивала деревянно по полу.

Алешка сидел на корточках и смотрел, как заяц под столом ест сырую картошку. У него были большие пятисантиметровые когти на мощных задних лапах, и было так жалко, что одной из этих лап придется отвалиться.

Под столом заяц прожил два дня. Он там гадил, и поэтому его переселили в большой террариум, который принес папа – сменял на пару бутылок водки. В террариуме когда–то жили черепаха и улитки, но зайцу там понравилось. Он устроил себе гнездо из старых тряпок, и любил грызть овощи. Через несколько дней он, наконец, утолил свой дикий голод и стал разборчив – меланхолично жевал яблоки, а от морковки и картошки отказывался.

Алешка забрал из школьной библиотеки все книги про зайцев, какие там были. Он узнал, что зайцы – очень опасны: иногда они убивают охотничьих собак, падая на спину и распарывая длинными когтями собачьи животы. Впрочем, его заяц был миролюбив. Через неделю он уже спокойно позволял себя гладить и даже брать на руки. Было так приятно ощущать его живую пушистую тяжесть и подрагивания длинных ушей. Нога его не отвалилась, и даже наоборот: скоро он скакал по квартире, опираясь на все четыре лапы.

– Вот еще выздоровеет немножко, и я его отпущу, – думал Алешка.

А сам все оттягивал этот момент. Все хотел, чтобы зайчик еще окреп, еще поел картошки и яблок, чтобы у него совсем хорошо двигалась обмороженная лапа.

Через месяц он с грустью в сердце взял мамино эмалированное ведро с крышкой, и положил на дно тряпок – чтобы отнести зайца подальше в тундру и отпустить. Весь день он рассказывал знакомым мальчикам о своем намерении, и даже собрал небольшую команду желающих участвовать в освобождении окончательно выздоровевшего ушастого зверя.

А вернувшись в тот день из садика, он зайца не нашел. В террариуме лежали тряпочки, сбитые зайцем в подобие гнезда. Недогрызеные яблоки и картошки. Недопитая вода в пластмассовой ванночке.

Алешка бросился по комнатам, заглядывал под кровати, даже под ванну и за унитаз. Не было зайца. Только странный пух налип на край обеденного стола. Белый пух. Мама, приведшая Алешку из детского сада, сначала тоже искала зайца, а потом замолчала и стала заниматься какими–то своими делами.

– Кто выпустил зайца без меня? – спрашивал Алешка гневно. – Зачем?!!

А потом вдруг понял. Бросился к кухонной раковине. И там тоже был пух и пятна ржавого цвета на белой эмали.

Мама вышла из квартиры. Скоро пришла назад и сказала, что папа и сосед дядя Степа сейчас сидят у дяди Степы в квартире, этажом выше, и едят зайца. Пьяные.

Алешка так и не смог понять, зачем они это сделали. Ведь в доме было много еды и мясо в морозилке. Он плакал два дня. Отец не попросил у него прощенья, да и вообще не принял во внимание это малозначительное событие.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.