Ржа (повесть - окончание)

Рейтинг:   / 3

ПлохоОтлично 

Подробности

Категория: Проза

Автор: Иванов Андрей Владимирович

Просмотров: 5517

2010 год, Выпуск № 4

22.

– Вы, Тит Пантелеевич, как хотите, а я этого не понимаю, – Леша Ильгэсиров сидел на асфальте, прислонившись спиной к длинному и двухэтажному деревянному дому, – могли бы его с собой брать. Ну, если не насовсем, то хотя бы почаще. Ну, чего он тут ошивается? Я его почти каждый день вижу. Чем он занят? Эти его друзья непонятные – русские, якуты, бурят какой–то и вообще черт знает кто. Сюда побежали, туда побежали. На днях, слышали, ребенок в костер кинул взрывчатку – ему глаз выбило? А здесь у детей всегда что–нибудь такое. Я даже слышал, что наркотики бывают тут у детей. Объясните мне, зачем им наркотики? Хочешь – кури табак. Ну, если подрос уже – выпей. А вот это? Откуда это вообще везут сюда? Что это? Где выращивают?

Оленевод Тит Слепцов, дедушка Спири, сидел на пыльном асфальте рядом с Лешей и посматривал на собеседника умным лицом не спившегося северного старика. На плечах оленевода лежал старый ватник, пыльнее асфальта. Леша был немного пьян, и настроен поговорить за жизнь. Короткие пухлые руки он сложил на круглом животе. Разговор велся по–эвенски.

– Я пытался, знаете ли, ему кое– что объяснить. – продолжал Леша. – А его друг, якутенок, натравил на меня своих братьев. Здоровые лбы, дерутся больно. Увезли бы вы его в стадо, хоть к делу привыкнет. Научат его здесь…

– Я читал в Джаана Сарданата, что наркотики выращивают в Средней Азии, что это мак или конопля, – рассудительно заметил дед Слепцов.

– А вы на каком языке читаете?

– На русском…

Собеседники помолчали, поглядывая по сторонам. Они сидели у самого угла дома и могли видеть с одной стороны двор, а с другой – дорогу, по которой иногда проходили люди.

– А я на якутском, – сообщил Леша.

– Ты на четверть якут, – снова расставил все на свои места старик.

– А почему на эвенском не печатают Дьааны Сарданаты?

– А зачем? – спросил старик. – И так ведь понятно.

Леша снова помолчал и переменил тему.

– Тит Пантелеевич, а вы свою молодость помните хорошо?

Старик улыбнулся:

– Чем старше становишься, Алексей, тем легче вспоминать юность. Я отлично помню себя в твои годы.

– Вы тогда уже были женаты?

– Нет, я женился поздно, в 19 лет. Хотя сейчас это считается даже рано. Знаешь, и раньше в 14 лет парни все же не женились. Надо какое–то время пожить самостоятельной жизнью, понять, что к чему, в людях разобраться. Поэтому жену находили годам к 16, да.

Леша подумал с полминуты о том, что ему никак не удается подойти вплотную к интересующей его проблеме и потому брякнул прямо:

– А почему они оленьей шкуркой пахнут?

– Кто? – удивленно поднял реденькие брови старик.

– Ну, они… Женщины… – Леша стыдливо мялся.

Старик Слепцов кашлянул в кулак, скрывая невежливый смешок. Покосился с ехидцей.

– Это ты про кого говоришь?

– Ээээ… – Леша мялся и кривил жирное плоское лицо… – Я тут… Понимаете, я, конечно, такой толстый, и девушкам обычно не нравлюсь. А вот…

Он замолчал и вдруг облегченно засмеялся над собственной неловкостью. Старик одобрительно подхватил его смех.

– Вы меня извините, пожалуйста, – сказал Леша.

– Это молодость, – покивал дед. – Кого еще тебе спросить, если не старого человека… Но, знаешь, Алексей, я ведь ни разу не замечал, чтобы женщины пахли оленьей шкуркой. За всю жизнь ни разу такого не было. Может, дело тут в чем–то другом?

– А в чем?

– Кто знает? – старик пожал пыльными плечами.

– А я считаю, что все русские женщины – уродливые. Особенно рыжие, – с вызовом в голосе ляпнул молодой Ильгэсиров.

Дед Слепцов помолчал задумчиво, глядя перед собой в пыль, пожевал серыми губами, за которыми прятались крепкие желтые зубы.

– А тебе какие женщины нравятся, Алексей? – спросил он. – На лицо какие?

– Я люблю, чтобы лицо было красивое, круглое, – с готовностью заговорил о приятном Леша, – чтобы волосы были длинные, черные. Глаза не навылупку. Губы пухлые, розовые. Нос небольшой, не русский. Чтобы щеки румяные. Ну, и чтоб грудь была полная – это очень красиво.

– Ты любишь якуток, – сухо сказал старик.

Леша Ильгэсиров даже вздрогнул. А дед сдержанно продолжил:

– Красивыми эвенками всегда считались те, у кого лицо вытянутое, а подбородок острый и выступает вперед. Кожа белая, без румянца. И волосы светлые – это редко бывает у эвенов и потому ценится. А у якуток волосы всегда черные. Ну, еще рыжие есть, немного.

– Но ведь это некрасиво… – пробормотал уязвленный и нечистокровный эвен Ильгэсиров.

– Это очень красиво. – твердо сказал дед Слепцов. – А русским нравится, что у их женщин большие носы. И большие глаза. И разноцветные волосы. Им эвенки кажутся страшными. А еще русские, как и ты, любят большую грудь. Они вообще все большое любят, как я понимаю. Потому и не смешиваются народы – каждому свое.

– Вы, Тит Пантелеевич, конечно, правы, – вежливо и упрямо забурчал Ильгэсиров. – В ваше время, может, и красивым считалось, когда подбородок вперед и лицо бледное. А сейчас никто из моих знакомых на такую и не посмотрит.

– Это здесь… – вздохнул старик. – А приезжай в Сайылык или, тем более, село поменьше… Хотя, ты прав тоже. Сейчас люди любят то, что видят по телевизору. А там только русские и якутки.

– Это плохо… – протянул Леша.

– Это хорошо, – убежденно кивнул Слепцов, – чтобы тебя часто показывали по телевизору, нужно жить в городе. А если мы переедем в города, от нас ничего не останется. Наше дело – жить в селах, в тундре, охотиться и пасти оленей.

Он помолчал еще, а потом поднялся нервозно. Разговор задел его за живое. Старый Тит Слепцов еще сам толком не понял, почему вдруг обеспокоился тем, о чем сейчас шла речь, но он добавил, неожиданно для себя самого:

– Да, ты прав. Ты точно прав. Я заберу Спирю отсюда.

Как только они поняли, что происходит, в дело пошли сюрикены – впервые за все время, что индейцы носили с собой эти заточенные железные цветки.

Десятиклассники попытались прижать индейцев – Спирю, Алешку и Дуди – к стене длинного двухэтажного дома. Рослые и страшные, они втроем подходили с трех сторон – наверное, выследили, пока воины в свою очередь выслеживали Пуньку с ее потомством. Спиря не думал: он увидел врага и тут же вынул из кармана оружие. Металл свистнул в воздухе, блеснул неясно, и железный цветок отскочил от толстой ткани школьного кителя. Прыгун отшатнулся, схватившись за плечо.

– Ах, ты! – пораженно выдохнул он.

И нагнулся, чтобы поднять индейское оружие с асфальта.

– Атака! – крикнул Алешка неожиданно тонким голосом, ему было страшно: – Атака! Еще атака!

Двор наполнился тихим свистом и звоном. Кладбищенские цветы один за одним чиркали воздух по направлению к десятиклассникам. После первого попадания несколько сюрикенов пролетели мимо, как что–то смутное, непонятное. Парни завертели головами недоуменно, пытаясь понять, что в них бросают дети. Прыгун расширенными глазами смотрел на железную звезду, которая ударила его.

– А– ай! – еще один цветок ударился в его плечо, рядом с шеей, и тоже отскочил.

– Что это? – спросил один из его спутников и вдруг дернулся, схватившись за щеку – металлический лепесток порезал ему лицо.

– Вы с ума сошли! – заорал Прыгун. – Стойте! Мы хотим поговорить!

– Еще атака! Еще! – кричал Алешка.

Враги сжались на асфальте в трех десятках шагов, присели на корточки, закрыли головы куртками, и при этом порывались вскочить и броситься на воинов у длинной стены.

– Кончились! – крикнул Спиря.

И Алешка понял, что у метательного чудо– оружия с могильных оград есть огромный минус – свойство быстро заканчиваться. Он крикнул:

– Уходим!

И когда его бойцы побежали вдоль стены к дороге, он задержался на пару секунд и метнул в поднимающихся врагов два последних цветка. Обернувшись на бегу, Алешка заметил, как один из десятиклассников медленно падает вперед, закрыв лицо ладонью, а два других вскакивают во весь рост и взмахивают руками. Он изо всех сил рванулся вперед – за Дуди и Спирей. И что–то со звоном покатилось перед ним по асфальту, а потом что–то больно и тяжело стукнуло в ляжку сзади – словно ткнули зубилом. А еще он слышал, как ему в спину кричали матерно.

Дуди споткнулся в самом начале, когда индейцы были полны страха и поэтому не остановились. Черноголовая фигурка кувыркнулась в пыль и осталась лежать. Алешка и Спиря обернулись только через несколько шагов. Они видели, как их мелкий соплеменник пытается встать и как мимо него пробегают враги, не мешкая: им нужны были старшие индейцы. Поэтому не остановились. Крутнулись только на бегу. И даже не крикнули ничего своему шаману, которого подстерег дух неудачи. Оба они, Спиря и Алешка, были проворны и легки, как подобает настоящим воинам. Не успели еще их гортани заболеть от долгого быстрого бега, как они сбросили с себя погоню. Повиляли во дворах, чтобы запутать преследователей. Залегли в опилках между сваями одного из длинных домов, отплевываясь тягучей слюной. Смотрели друг на друга настороженно.

– Пойдем? – спросил Алешка через несколько минут.

Спиря сосредоточенно кивнул.

Они встали, и вождь охнул. Снова сел и, вывернув ногу коленом в сторону, стал осматривать правое бедро. На штанине, повыше подколенной впадины, виднелся разрез, длиной сантиметра три. Под ним сочилась тихонько кровь – индейский сюрикен поразил своего же хозяина. Бросок десятиклассника был сильным, и потому лепесток могильного цветка пробил одежду.

– Ерунда, – махнул вождь, слегка нахмурив лоб.

Встал и пошел, ничуть не хромая. За ним, оглядываясь, поспешил Спиря.

Они быстро нашли десятиклассников. Те переместились всего за несколько дворов от места схватки. Стояли втроем, окружив маленького Дуди, и один из них вытирал кровь с лица – индейская атака не прошла врагам даром. Что–то говорили шаману, слышно было только громко произносимое «Скажи».

Дуди поднимал голову и неслышно отвечал. Его хватали за ворот курточки, трясли и снова повторяли: «Скажи! Скажи!»

– Что будем делать? – прошептал Алешка.

Спиря молчал. Его лицо было бледным и злым. Они стояли за углом деревянного цоколя и выглядывали оттуда по очереди.

– Мы не можем отбить его, – рассуждал тихо вождь. – Никак не можем, даже если бы все были здесь – вряд ли смогли бы. Ну, они же не будут его бить, он маленький…

– Надо к ним, – сказал Спиря.

Вождь вопросительно посмотрел на воина.

– Нужно, чтобы к ним вышел, кто важнее Дуди. Тогда они его отпустят.

Алешка ощутил холод в груди и давление в горле. Сглотнул.

– Но тогда… Если пойти, и они отпустят Дуди, они оставят… меня…

Спиря посмотрел на него внимательно:

– Им нужен, кто сможет ответить за всех. Ты отвечаешь за всех.

На этот раз промолчал Алешка. В глубинах его памяти вдруг всколыхнулись волнами алые флаги, и тонкий детский голосок крикнул: «За краааааааасныыых!»

Он стоял, опершись спиной о доски домового цоколя, нагретые, неровные, по которым ползали мелкие самцы волосогрызок. И думал, что он будет делать, когда враги станут харкать ему в лицо или положат на его голову пропитанную мочой тряпку. Это казалось невыносимым.

– Знаешь, – сказал он. – Они ведь не станут делать это с Дуди. Он слишком маленький. Он не поймет, если ему плевать в лицо.

Спиря выглянул на секунду из– за угла, увидел Дуди и десятиклассников, а потом сдержанно покосился на своего вождя.

– Ну, поорут на него и отпустят. Видно же, что он дурачок, – продолжил Алешка.

Ему хотелось, чтобы Спиря согласился с ним. Но Спиря молчал. И только выглядывал во двор, наклоняясь вперед, держась рукой за доски. И его всегда бледное, без румянца, лицо приобретало, казалось, голубоватый оттенок.

– Ведь они и с Пашкой ничего плохого не сделали, – голос Алешки начал подрагивать от напряжения. – Просто он был старше и поэтому…

– Пассатижи, – сказал вдруг Спиря, отшатнувшись назад.

– Что? – вождю показалось, что мир вокруг начинает едва заметно вращаться.

– Они ему пассатижи, – Спиря больше не хотел выглядывать и показывал рукой на угол цоколя.

Алешка осторожно взялся за угловые доски и высунулся. Десятиклассники стояли там же. И все так же между ними стоял нахохлившийся мрачный Дуди. Он не улыбался. Один из врагов держал в руке плоскогубцы с красными пластиковыми ручками.

– Смотри! – сказал враг Дуди.

Дуди посмотрел на плоскогубцы равнодушно.

– Боишься? – спросил враг.

Дуди молча запрокинул голову и посмотрел врагу в глаза. Тот захихикал.

– Не бойся, будет просто немного больно. Это не опасно.

Враг был белобрысым, незнакомым. Прыгун и еще один десятиклассник взяли Дуди за плечи, а белобрысый схватил Дуди за руку и поднес к ней плоскогубцы.

Несколько секунд все стояли, замерев. А когда враг убрал свои плоскогубцы, Дуди согнулся пополам и закричал. Десятиклассники прыгнули в стороны.

– Да, я немножко прижал! Мизинец! Чо ты! – взвизгнул тот, что держал Дуди за руку.

Дуди захлебнулся нечленораздельным воплем, захрипел, распрямился резко, прогнулся всем телом, так что даже поднялся на цыпочки, и упал навзничь, сухо стукнувшись черепом о щербатый асфальт. Его колотило, как будто кто–то невидимый и сильный тряс жестоко и молча тряпичную куклу.

– Бежим нахрен! – громко сказал Прыгун.

Десятиклассники ломанулись к выходу со двора, а с другой стороны, из– за угла синего деревянного цоколя, уже неслись индейцы. Алешка с разбегу упал на колени возле бьющегося в пыли шамана. Через плечо вождя перегнулся Спиря.

– Голову держи! Голову! – рявкнул он едва понятно.

Алешка схватил Дудины щеки, напряженные до состояния деревянности, попытался прижать, удержать на месте. И в этот момент шаман раскрыл огромные черные глаза в пушистых ресницах. Страшные круглые глаза. Без единой мысли. А меж его белых стиснутых губ поползла на Алешкины ладони теплая розовая пена. Спиря забежал с другой стороны и, оттолкнув Алешку, повернул голову шамана набок, подложив руку под его висок. Дуди еще несколько раз выгнулся и замер.