Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Найда (рассказ)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Слегка вспотевший от уборки двухкомнатной квартиры Виктор Артемьевич Гулый, шестидесятичетырехлетний художник, которого коллеги называли за горячий нрав Бульоном, плюхнулся на диван в гостиной, чтобы передохнуть, и привычно потянулся к свежей городской газете на журнальном столике. Для него потреблять утрами новости жизни было такой же необходимостью, как пить чай, а лучше кофе по утрам.

Он не успел взять газету, как вздрогнул всем худым телом от долгого пронзительного звонка в дверь. “Кого еще черт притащил!?” – выругался Виктор Артемьевич.

Неприятный звук тащил к себе. Гулый бросился в коридор, чтобы за-глушить, прекратить, уничтожить его. По пути опрокинул полное помойное ведро, которое не успел убрать. Грязная вода залила пол.

Виктор Артемьевич поскользнулся, ноги разъехались на мокром, он сел чуть ли не на шпагат, до невозможности растягивая сухожилия. Охая от боли, с великим трудом поднялся, выстонал в дверь:

– Сейчас открою!

Звук оборвался, пропал, будто его не было.

Виктор Артемьевич в полной тишине дотянулся до выключателя, залил мутным светом узкий коридор. Глядя под ноги, добрался до двери, щелкнул ключом в замке и сбросил цепочку.

На лестничной площадке в полумраке стояла разносчица пенсий в китайском пуховике и в рыжей меховой шапочке. Молодая женщина, видимо, занималась спортом. Тело у нее было плотное, движения быстрые. Не успел Виктор Артемьевич открыть рот, чтобы поздороваться, как она оказалась в коридоре возле тумбочки и стала отсчитывать деньги. На полировку веером легли зелененькие бумажки, три десятирублевые монетки с золотистой окантовкой.

– Пять тысяч тридцать рублей! – громко и четко сказала женщина.

Виктор Артемьевич только взял деньги, перед ним сразу же распахнулся журнал, и перламутровый ноготь уперся в синюю галочку, похожую на взмах крыльев птицы.

– Пожалуйста, распишитесь здесь!

В пальцах Виктора Артемьевича очутилась шариковая ручка. Он, сильно наклонившись, чтобы увидеть буквы, вывел, где надо было, крупно и четко Г у л ы й.

Журнал тотчас исчез.

Женщина попрощалась и вынеслась из квартиры, как вихрь.

Закрыв дверь на ключ, потом на цепочку, хозяин с тяжелым вздохом полез рукой в штаны, помассировал пах. Когда протяжная режущая боль поутихла, поохав, достал из ведра тряпку, отжал воду и стал тщательно насухо вытирать пол.

Потом унес ведро в туалет, там вылил воду, потом вымыл руки в ванной и вернулся в гостиную к газете.

В глаза полезли отвратительные новости. Россия по количеству олигархов выбралась на второе место в мире. Президент Медведев озвучил план борьбы с коррупцией. В Москве прошли демонстрации молодежи с требованиями изменить экономический курс. Министр финансов Алексей Кудрин сказал: “Мы готовились к худшему, оно наступило быстрее, чем мы ожидали.”. На четвертой полосе меленько напечатано”Пожар на рынке”.

Заметка была написана в ироническом тоне, как фельетон. Перед самым открытием нового супермаркета в разгар зимней ночи с темного неба по рынку шарахнула трехполосная молния и сожгла все вплоть до железных прилавков. Так изящно с помощью инструмента Зевса торговый слон растоптал суетливую Моську. Далее шли колкие рассуждения о нечестной борьбе конкурентов за кошельки покупателей.

Виктор Артемьевич взглянул на фамилию автора заметки и плюнул на газету. Он хорошо знал журналиста Мясоедова.

В конце восьмидесятых этот изящный хлыщ в белом кожаном пиджаке и в зеркальных на пол лица очках был первой перестроечной трещоткой на телевидении. Говорят, ему хорошо платили новые русские и партократы.

После кампании, когда советский мир сломался, он купил трехкомнатную квартиру и почему-то перешел в газету, где занял должность чуть ли не главного редактора. Тогда-то художник и боднулся с ним на областной выставке у картины “Красная горка”, которая поразила его пророческой тревогой. Уютные домики шахтерского поселка в прощальном солнечном луче стояли у самого провала с ярким зловещим огоньком на дне. Казалось, еще мгновение и погаснет светлый луч, мир погрузится в мертвящую холодную темноту.

“Не картина, а вой старых заслуженных маразматиков о прошлом”, – с усмешечкой громко, чтобы все слышали, произнес за спиной хорошо поставленный вокальный голос.

У Виктора Артемьевича взорвались нервы. Он яростно оглянулся, увидел самодовольного Мясоедова с какой-то молоденькой фифочкой лет шестнадцати с распущенными, крашенными под блондинку волосами.

Художник коротким тычком кулака в лоб опрокинул журналиста спиной на пол. Тот упал, задрал ноги и мелко от страха затряс блестящими лакированными башмаками в воздухе. Двое крепких зрителей подскочили к нему, подняли за плечи, поставили на ноги.

Приняв устойчивое вертикальное положение, журналист ушел в другой конец зала подальше от старого маразматика и стал сбивать ладонью пыль с нарядного пиджака. Его окружили коллеги и с озабоченными лицами стали о чем-то расспрашивать. “Ну, теперь держись, Витя! Раскатают тебя по бревнышкам,” – сказал автор “Красной горки” и сочувственно похлопал по плечу коллегу.

Как он сказал, так и случилось. На следующий день после выставки Виктора Артемьевича аппетитно просмаковало телевидение. В кадрах мелькнули зал с толпами зевак у картин, Мясоедов на полу с задранными ногами. Возмущенный женский голос за кадром поддавал горячий пар на художника Гулого.

Вслед областная газета больно пощипала творца кисти за необузданное хулиганство на ответственной выставке. Наконец вступила в бой тяжелая артиллерия. Виктора Артемьевича выволокли “на ковер” в управление культуры.

Начальник, крупная, напомаженная дама в золотой поре среднелетия, таким ужасным фальцетом накричала на него, что он вновь сорвался. Сделал неприличный жест рукой. Рот у чиновницы перекосило и так сомкнуло, что она не смогла ни одного слова выдавить из себя. Только из губ прорывались свистяще-шипящие звуки.

Виктор Артемьевич отвернулся и проворно вышел из кабинета в… никуда, как привидение. Для тех, кто знал его, он будто разлетелся на атомы. Его вроде не стало на белом свете. Газеты не писали о нем, картины не появлялись на выставках. Когда ему захотелось показать себя на своем пятидесятилетии, председатель Союза только поздравил его на правлении под жидкие аплодисменты и поспешно перешел к следующему вопросу.

Гулый запил по-черному. Каждую субботу он, покачиваясь от легкого головокружения, выносил полный мешок пустых бутылок, накопленных за неделю, к зеленому мусорному баку, ставил рядом на бетонной площадке.

Бомжи были уже наготове. Двое-трое враз оказывались около него, прямо из рук вырывали мешок и тащили в свои норы. Они знали, что художник оставлял для них беленькую нераспечатанной.

За всеми этими операциями наблюдали бабушки на лавочках. Когда облегченный Виктор Артемьевич снова нырял в подъезд, какая-нибудь из них, обычно это была Сергеевна, у которой муж сгорел от спирта, шипела ему в спину: “Развел тараканов возле дома! Все подъезды обгадили!”

Три года Гулый не просыхал.

В это время жизнь накатывалась новыми цунами, ломая обстоятельства и людей. Забастовки шахтеров перекорежили страну, как металлическую конструкцию взрывом, еще смахнули старые перегородки власти. Когда по-новому все устроилось, командные высоты заняли другие люди, голодные, свободные, беспринципные. Они словно прорвались в долину Клондайка. Каждый хотел взять свое золото. За блеском драгоценного металла все остальное им казалось уже несущественным.

Когда заместителю губернатора рассказали старую нашумевшую историю художника, который бил морду журналистам прямо на выставке, он уважительно почмокал губами и сказал:

– Обязательно познакомьте меня с ним. Хочу пожать ему руку.

Атомы Виктора Артемьевича, которые до сих пор летали в другом мире, вновь стали возвращаться на землю. Он выпустил каталог и даже попал с картиной “Брюнетки-блондинки” на зональную выставку в Новосибирске.

Однажды на проспекте Ленина встретил прежнюю начальницу управления культуры. Дама постарела, подурнела и стала такой полной, что ходила уже с одышкой. На голове у нее красовалась затрапезная вязаная шапочка с белыми иероглифами.

Виктор Артемьевич отвернул лицо на башню с часами, стараясь незаметно проскочить мимо бывшей заведующей культурой, но женщина решительно окликнула его, подошла к нему вплотную, толкнула грудью и вдруг задорно сказала, молодо блеснув когда-то красивыми глазами:

– Жалко, что мы встретились не в то время и не в том месте.

Изменился и Мясоедов. Судя по статьям, которые он время от времени, публиковал в газете, его настроение глубже и глубже погружалось в беспросветную мрачность. Своих бывших коллег по борьбе за капитализм он откровенно теперь называл дерьмократами. “Правильная мысля приходит в голову опосля, особенно после того, как тебя отходят дубинами по бокам!” – подумал Виктор Артемьевич, отбрасывая газету и протягивая руку к телефону. Надо было позвонить Олегу Самсоновичу Поскокову, бывшему секретарю горкома, ныне владельцу шести нотариальных контор.

Олег Самсонович собирался в Москву на юбилей своего друга, помощника секретаря обкома в восьмидесятых годах, которого назначили заместителем министра юстиции в начале девяностых. На своей новой должности он успешно передал частникам нотариальные конторы и сам кое-что от этого поимел. На Рублевке отгрохал четырехуровневый особняк с подземным гаражом, бассейном и гектаром соснового леса. По его наводке Поскоков тоже взялся за нотариальный бизнес. Теперь, бывая в Москве, Олег Самсонович обязательно заезжал к своему благодетелю и обязательно с подарком. На этот раз по совету жены решил увести в Москву картину Гулого “Солнечный дождик”, самую лучшую в коллекции Виктора Артемьевича.

Летом на море в рыбацком поселке тогда еще молодой художник увидел девушку, которая вытаскивала из воды огромную широкую шлюпку. У бедняжки руки ломались от неимоверных усилий. Художник подскочил к ней. Вдвоем, помучавшись, взгромоздили плавательное сооружение на гальки. Эта сценка ему настолько запомнилась, что, вернувшись домой в Сибирь, он по памяти написал картину в духе французских импрессионистов ХIХ века. Солнце, серебристое море, шлюпка и загорелая, крепенькая рыбачка в купальном костюме и в белом платочке, повязанном на шее. Эту работу особенно любила Валентина, жена Поскокова.

Художник познакомился с ней, когда она работала в каком-то хитром непубличном отделе облисполкома, который общался с иностранцами.

Валентина сама первой позвонила Виктору Артемьевичу в мастерскую, представилась и договорилась о встрече.

Когда женщина появилась перед ним, он был ошеломлен. Ему показалось, что в его заставленную картинами мастерскую влетел огненный ангел и, пылая, остановился на пороге. Рыжие до плеч волосы, зеленые горящие глаза. Она вся искрилась, сверкала телом, блестящей одеждой.

Первое впечатление спало и художник увидел плотную красивую фигуру с полненькими ножками. Ангел спустился к нему в облике начальника отдела международных связей облисполкома.

Виктор Артемьевич пришел в себя, взбодрился. Повел гостю в мастерскую, не спуская с нее глаз. Она встряхнула нетерпеливо волосы и жадно полетела к картинам, которые висели на стенах, стопками лежали на стеллажах в боковой комнатушке.

Разглядывая пейзажи, женщина рассказала о том, как работает с иностранцами: возит их по шахтам, заводам, организует веселые ужины в профилакториях за городом.

Многие из гостей интересуются местной живописью. Таких любителей она проводит по мастерским художников, где они имеют возможность подобрать себе интересные работы. Через месяц в область должна приехать большая группа французских промышленников. Валентина готова привести их к уважаемому Виктору Артемьевичу. Его искристый живописный стиль близок французским импрессионистам. Вполне возможно, кому-нибудь из гостей приглянутся картины. И оплата тогда будет в валюте.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.