Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Вперёд и дальше (рассказ цыганского барона)

Рейтинг:   / 2
ПлохоОтлично 

Содержание материала

…Нас было ровным счетом сорок пять цыганских душ. Зима застала нас в одном южном городке, название которого я позабыл, да и для чего цыгану нужно это название? Какой в нем прок? Если бы цыган запоминал названия всех мест, где его мотала лихая цыганская доля и куда влекла его лукавая цыганская чергэн, что означает звезда, то у него, у цыгана, не осталось бы в голове места для запоминания всех иных прочих житейских надобностей, а были бы одни только названия городов, сел, рек, дорог…

 Но цыган помнит все свои цыганские надобности и забывает названия городов и дорог, и в этом, может быть, как раз и заключается цыганская мудрость, благодаря которой цыган выживает на этом – всегда для него неласковом – свете… Итак, зима застала нас в одном южном городке. Здешние цыгане говорили, что в этом городке почти никогда не падает снег и не бывает морозов. И это было хорошо, потому что как ты иначе переживешь зиму, если на твою голову падает снег и твое тело терзает мороз, и со всех четырех сторон на тебя дуют ветры, а тебе негде укрыться от снега, ветров и мороза?.. А под теплым южным небом можно прожить и без стен… А, кроме того, городок был еще и красив: с трех сторон его окружали синие и высокие – почти до самого неба – горы, посреди городка текла говорливая река, и еще в этом городке, рассказывали, имелся замечательный тарго, то есть базар! Что еще цыгану надо, чтобы провести зиму, не умереть с голоду и с наступлением весны отправиться туда, куда его поманит прихотливая и неверная, как и все на этом свете, дром, что означает дорога?..

Ну и вот: мы, сорок пять цыганских душ, решили зазимовать в этом чудесном городке. А еще мы хотели сыграть здесь свадьбу – настоящую, цыганскую. Один из наших, которого звали Арсен, минувшим летом присмотрел себе невесту, очень хорошую цыганочку по имени Ветка. Их пути пересеклись самым внезапным и замысловатым образом, можно сказать, случайно. Хотя – ничего нет случайного в мире, об этом вам скажет любой цыган. Поэтому, будем говорить, Арсена и Ветку свел сам Господь. Они, Арсен и Ветка, познакомились на одном вокзале: наше семейство, все сорок пять душ, намеревалось ехать с севера на юг, а семейство, родом из которого была Ветка, в поисках лучшей цыганской доли кочевало с юга на север. И где-то на полпути между севером и югом случился вокзал, на котором Арсен и Ветка взглянули впервые друг дружке в глаза…

То семейство, к которому принадлежала Ветка, было порядочным цыганским семейством: во всяком случае, цыганская молва никогда и ничем не судила это семейство, а ведь цыганская молва – самый справедливый судья. И Веткин род также воспринимал нас как порядочное семейство. Ну, а коли оно так, то очень скоро и в нашем, и в Веткином роду стали говорить о свадьбе между Арсеном и Веткой.

У Арсена не было ни отца, ни матери. Его отец, лихой цыган Кузьма, лет десять тому попался на краже, сел в тюрьму да там, в тюрьме, и сгинул. А скоро умерла и мать Арсена Зарма, когда рожала на свет дочку Лялю. Рожать Зарме довелось в пути, на каком-то холодном и грязном полустанке. Обычное, короче говоря, цыганское дело. Обычное то оно обычное, а только Зарма, говорю, при родах умерла. Она умерла, а ее дочка Ляля – выжила. И с той поры я, баро Иван, стал отцом и для Арсена, и для Ляли. А иначе – как? А иначе – давно бы уже перевелся цыганский род на этой неуютной земле…

Вот я-то, как отец, и дал свое разрешение Арсену на его женитьбу, а отец Ветки на то, чтобы она вышла за Арсена замуж. Свадьбу договорились справить ближе к зиме, когда наш род остановится на зимовку. Иначе говоря, свадьба должна была состояться как раз в том самом южном городке, в котором мы и вознамерились зазимовать. В этот городок должен был прибыть и весь Веткин род, и сама Ветка, и иные прочие находящиеся поблизости цыгане и, может статься, даже и не цыгане… Никому не заказано место на цыганской свадьбе. Всяк, у кого добрые намерения и чистая душа, может присутствовать на этом великом цыганском празднике.

Но – не суждено нам было перезимовать и справить свадьбу в чудном южном городке с видом на синие, почти до самого неба, горы. Первой же ночью, когда мы и жилья еще никакого для себя не нашли, а просто приютились до утра в каких-то привокзальных развалинах, к нам заявилась здешняя власть. Они окружили нас со всех сторон, закричали, загромыхали сапогами и заскрежетали железом, согнали нас всех – мужчин, женщин с детьми и стариков – в одну кучу и включили прожектора. Огни прожекторов были пронзительно-белые, они хлестали по нашим лицам, впивались в наши глаза и мешали нам дышать. И в свете этих режущих огней власть принялась нас осматривать – каждого по очереди. Нам нечего было скрывать от властей, не было за нашей душой греха. В тех краях, из которых мы в городок прибыли, там, конечно, случалось всякое. Там случалось и хорошее, и плохое; больше, конечно, было плохого, потому что такова цыганская жизнь, что в ней больше плохого, чем хорошего; но сюда, в этот городок, мы явились чистыми – как перед законом, так и перед своей цыганской совестью. Но попробуй все это объяснить власти, которая возникла среди ночи, выстроила нас посреди улицы и стала полосовать наши лица белыми ножами прожекторов! Ни за что не объяснишь, потому что не придумано еще на земле таких слов, которыми можно было сказать, что цыган – безгрешен и прав. Цыган не может быть безгрешным и правым, потому что он – цыган…

- Выруби свет, начальник! – крикнул кто-то из наших. – Я хочу видеть булыбэн!

- Чего-чего? – возник из темноты какой-то человек, должно быть, самый главный начальник.

- Хочу видеть небо! – опять отозвался кто-то из наших. – Там такие звезды! Каждая из них больше, чем твоя, начальник, кокарда! Там, на небе, есть и моя чергэн! Я хочу ею любоваться, а ты, начальник, мне мешаешь! Кто ты такой, начальник, чтобы мешать мне любоваться моей звездой? Ха-ха-ха…

Конечно же, я знал всех наших. Я был баро, и я был обязан всех знать. Я их знал и по походке, и по голосу, и даже по дыханию. Поэтому знал я и того, кто выкрикнул слова о небе и о звездах. Это был Ян, больше, впрочем, известный по своему прозвищу Ченя, что означало Серьга. Точно, это был он.

- Кто это там такой умный и горластый? – рыкнул начальник с кокардой. – Выдь да покажись, если ты такой смелый!

- И очень даже запросто, начальничек! – задорно отозвался Ян по прозвищу Ченя, растолкал впереди стоящих цыган и возник перед начальником с кокардой. – Вот он, я!

Белые ножи прожекторов вздрогнули, засуетились и скрестились на лице Яна-Чени. Я смотрел на Яна сзади и потому не мог видеть его лица, но я был уверен, что белые ножи света сейчас грызут Яну глаза: у Яна были большие, удивительно прекрасные цыганские глаза, и, наверно, сейчас белые ножи света впились в его изумительные глаза, и оттого Чене было больно смотреть на мир. Ему было больно, но он не пожелал ни заслониться рукой, ни опустить голову, ни отвернуться. Он был очень гордым человеком, Ян по прозвищу Ченя, и он никогда и ни от кого не прятал своих прекрасных цыганских глаз… Да вот только напрасно он затеял перепалку с начальником, ох, напрасно. Не было в перепалке ни смысла, ни проку. Но попробуй-ка ты его удержи, этого чертова сына Ченю, попробуй ты ему объясни! Всегда он так…

- Вот что я желаю тебе сообщить, умник… - начал было начальник, но затем, видимо, передумал общаться с Яном-Ченей, махнул рукой и спросил: - Кто тут у вас самый главный? Я спрашиваю – кто тут у вас барон?

Так бывало всегда при нашем общении с властью. Так оно было и сейчас. И поэтому я, да и все наши сорок пять душ, знали, что последует дальше. Скорее всего, ничего хорошего…

- Нет у нас никаких баронов, - отозвался я из темноты. – Есть баро. Я баро.

Белые ножи света опять вздрогнули, засуетились, отпрянули от Яна, приблизились ко мне, скрестились на моем лице и полоснули по моим глазам.

- Я баро, - повторил я, невольно стараясь отодвинуть белые ножи света руками. – Убери свет, начальник. Глазам больно…

Начальник не обратил на мою просьбу никакого внимания: что ему была просьба какого-то цыгана. Из-за белых ножей мне не было видно начальника; я слышал только его дыхание и его голос. И этот голос спросил у меня:

- Сколько вас здесь?

- Сорок пять душ, - ответил я.

- Точно? – не поверил невидимый начальник.

- Ну, сочти сам, - предложил я.

Незримый начальник промолчал, а затем сказал:

- Значит, так. Сейчас – без четверти полночь. А через час – чтобы вашего духу в городе не было! Иначе…

Начальник не договорил, да, в общем, в этом не было и надобности. И сам я, и все прочие сорок четыре цыганских души прекрасно знали, что последует за словом «иначе». Ничего хорошего за ним не последует, это уж точно. Иначе – могут арестовать меня, баро, и продержать в тюрьме до тех пор, пока весь остальной табор не внесет за меня выкуп, после чего нам все равно придется убираться из города. Или – могут арестовать всех наших мужчин, и тогда выкуп будет во много раз больше. И никому при этом не интересно, что, может быть, у нас и денег-то – только-только, чтобы не умереть с голоду. Платите выкуп, цыганские ваши души, и все тут! Много чего, повторюсь, скверного для нас могло последовать за словом «иначе»… Поэтому я почти ничего и не сказал невидимому начальнику, а лишь попросил его:

- Позволь нам, начальник, дождаться утра. А уж утром мы и уйдем. Ведь ночь на дворе…

- Вот именно – ночь, - сказал незримый начальник. – А ночь – самое цыганское время! За ночь вы тут такого можете натворить! А потом – ищи вас… Значит – час вам на все ваши цыганские сборы. И ни секундой больше. Все, время пошло. А мы со стороны понаблюдаем…

И – белые ножи света сместились с моего лица и суетливо стали шарить по всем прочим сорока четырем цыганам. Цыгане зашевелились и загомонили, как оно обычно всегда и бывает во время сборов в дальнюю дорогу. И только Ян по прозвищу Ченя и с ним еще четыре бедовых цыганских головы даже и шагу не сделали, даже и не наклонились, чтобы подобрать с земли свои скорбные цыганские пожитки и водрузить их на усталые цыганские плечи. Эти пять бедовых голов по-прежнему стояли недвижимо, но это была обманчивая неподвижность. Это была неподвижность хищного зверя, который уже изготовился к прыжку и вот сейчас он прыгнет… И такое дело мне не нравилось, оно меня беспокоило. Куда они собираются прыгать, эти молодые звери, в чье горло они хотят вонзить свои зубы? И – для чего они собираются прыгать, чего они хотят этим добиться? И – что будет потом?..

- Торопитесь, ромалэ! – громко сказал я своим цыганам, а затем обратился к пятерым молодым зверям: - А вы – подойдите ко мне! Все пятеро! Живо!

Они подошли ко мне с неохотой. Они бы и вовсе не подошли, не будь я баро. Но – я был баро, и они вынуждены были мне повиноваться. Таков цыганский закон. Не будь такого закона, может, не было бы уже на свете и самих цыган. Их, как я уже сказал, было пятеро: Ян-Ченя, Егор-Чюри, что означало Егор-Нож, затем – были братья Грубиян и Смутьян (такие имена дала им при рождении их матушка), ну и пятым был Арсен, тот самый Арсен, который был мне как сын и который должен был скоро жениться на цыганке Ветке. Эти пятеро были надеждой и опорой всего нашего рода. Да, нас было сорок пять цыганских душ, но что это были за души? Горькие цыганские слезы, а не души. В основном – женщины, дети и старики, такие же старики, как и я сам. У нас было очень мало молодых сильных мужчин. Все наши молодые мужчины сидели по тюрьмам, а те, кто не сидели по тюрьмам, разбрелись по белу свету в поисках лучшей доли (как будто бы она где-то есть – лучшая цыганская доля) да так и сгинули – без следа и весточки. И, говорю я, среди нас осталось только пятеро молодых и сильных мужчин – тех самых молодых зверей, которых я перечислил поименно. Мы никак не могли потерять еще и этих пятерых. Иначе – пропал бы весь наш род.

- На свете бут дромэ, - сказал я этим пятерым. – Много дорог на свете… Не позволят нам идти по одной дороге, мы пойдем по другой. Только и всего…

Какое-то время молодые звери молчали, а затем Ян-Ченя угрюмо спросил:

- Пойдем – куда?

- Ангил и дурэдыр, - сказал я. – Вперед и дальше.

- Зачем? – спросил на этот раз уже Егор-Чюри.

- Чтобы дойти, - сказал я.

- А потом? – разом спросили братья Грубиян и Смутьян.

- А потом настанет вечер, а за ним – ночь, а ночью наших слез и нашей крови никто не увидит, потому что и ночь, и кровь по-цыгански звучат одинаково – рат. И ночь – рат, и кровь тоже – рат… - ответил я словами старой цыганской песни. – И не будьте зверьми, чяворо, потому что без вас все мы пропадем…

- А как же моя свадьба? – спросил Арсен.

- Твоя Ветка найдет тебя и на краю света. Так же, как и ты ее, - сказал я. – Поэтому – зачем ты спрашиваешь меня о свадьбе? Вначале – дром и в конце – кхэр. Дорога и пристанище. А затем – уже и свадьба. Джя, чяво. Иди, парень. И вы тоже все идите. Пора…

Они больше ничего мне не сказали и отошли – все пятеро. Они молча взвалили на свои плечи поклажу и так же молча тронулись в ночную осеннюю тьму. А за ними также молча двинулись и все остальные цыганские души…

Никто из них, конечно, не знал окончания нашего пути. Знал это один я, потому что – какой бы иначе я был баро, если бы я не ведал, куда мне вести мой народ? На сей раз я вел мой народ далеко на восток, за тысячу километров от этого неласкового города. Там, за тысячу километров, располагался другой город, и там я надеялся устроить на зиму мой народ и даже – сыграть свадьбу между Арсеном и Веткой. Мы пришли на вокзал, дождались попутного поезда, уселись и поехали. Ехать нам предстояло три ночи и еще три дня. Далеко в этот раз позвала нас неумолимая цыганская чергэн…

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.