Донской пролог

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Немченко Гарий Леонтьевич

Просмотров: 7111

2010 год, Выпуск № 6

1967 год: Путешествие из Сибири с простынкой

В Кемерово ожидалось какое-то очередное комсомольское мероприятие, на котором я, молодой пр-р-ролетарский, оч-чень большие надежды подающий писатель, дал согласие выступить, и в Новокузнецком горкоме меня предупредили: всё будет «на природе», жить предстоит в палатках, а потому необходимо захватить с собой из дому простынку... Но не успел я с этой простынкой до обещанных палаток добраться, как получил другое «цэу» - ценное, значит, указание - немедленно разыскать только что прилетевшего из Москвы Владимира Чивилихина: я ему срочно нужен.

Чивилихин был уже широко известный на ту пору писатель, только что получивший премию Ленинского комсомола за «Кедроград», за остальные свои сибирские повести, да к тому же земляк - из северного нашего Мариинска, и мы с простынкой тут же изменили курс, тем более, что выступать «перед активом» я, как можно догадаться, не рвался.

И вот не успел я извиниться перед Владимиром, значит, Алексеевичем - почему я заостряю внимание на отчестве, потом объясню - за раннее вторжение, не успел он сообщить мне, что вечерним рейсом я должен лететь в Москву - меня включили в группу молодых литераторов, которые поедут на Дон, чтобы в неофициальной обстановке, на рыбалочке с костерком да ушицей, встретиться с Шолоховым, - так вот, не успел он всё это объяснить, как в дверь настойчиво постучали, чуть ли не следом за мной - «на моих плечах», как раньше казаки говаривали - появилась запыхавшаяся горничная и голосом, каким зовут на пожар занятых чем-нибудь чрезвычайно важным больших начальников, торопливо проговорила: «Извините, товарищ Чивилихин, вас срочно просит к телефону корреспондент «Комсомольской правды» Котляров!»

Опираясь на локоть, Чивилихин в майке полулежал в кровати и сделал теперь деликатную попытку привстать: «Только что прилёг... хотел после самолёта чуток отдохнуть. Или пусть обождёт, пока я оденусь, или...»

И тут я уверенно поднял ладонь: «Оставайся. Сейчас я с ним... чего тебе дёргаться?»

«Ты его знаешь?» - как бы благодаря меня за порыв, поинтересовался уже в спину мне Чивилихин.

Обернувшись в дверях, я сказал как само собой разумеющееся: «Кореша!»

Прошёл вслед за горничной по длинному и сумрачному тогда в кемеровской «Томи» коридору, взял лежавшую рядом с аппаратом у дежурной на стойке трубку: «Юра, привет!»

Какой на меня обрушился неудержимый водопад счастья!

«Володя! - кричал Котляров. -Володя! Как я рад, старик!.. Что ты снова в наших краях! В родных пенатах! Володя!.. Предлагаю тебе такой план - и не говори «нет», Володя!»

Раз и другой я тоже попытался окликнуть его по имени: мол, не гони лошадей! Не узнаёшь, что ли? Погоди, мол... куда там! Он был как набухший семенем глухарь на мартовском токовище: «Не перебивай меня - слушай! Коньяк уже на столе. Окрошка готова. Лида в магазин побежала кой-чего докупить, а я сейчас шлю за тобой машину: спускайся вниз!»

Этот его восторженный крик мне уже надоел: вяловато, как полулежавший в гостиничном номере Чивилихин, я опять попробовал остановить напор: «Юра!»

Он там ударил ладонью по столу рядом с телефоном: «Ты не можешь отказать, старик! Ты - мой самый дорогой гость!»

Ребята мы тогда были - палец в рот не клади. Или дело в другом?

К моим тридцати годочкам за левым плечом у меня чуть ли не постоянно приплясывал тогда, как умелый боксёр во время разминки, хорошо откормленный - сами-то почти не закусывали, всё ему доставалось! - нетерпеливый бес, который просто не мог долго оставаться без дела.

«Я тут не один», - как бы скучая, сказал я в трубку.

«Кто там у тебя?» - сразу насторожился Котляров.

В голосе у меня появилась ирония: «Этот ваш... классик с Запсиба...»

«Немченко?» - поймался Котляров.

И я лениво подтвердил: «Он, да.»

«На хрен, Володя, на хрен! - категорически потребовал наш общий с Чивилихиным «кореш». - Гони его, старик, в шею... он один там? А если ещё со своим дружком Емельяновым! Нажрутся тут, и, пока не выяснят, действительно, кто из них - классик, а кто - дерьмо, поговорить не дадут!»

«Ты так считаешь?» - спросил я уже заинтересованно.

Он там как будто упал на бегу. Вот медленно поднялся и тогда только с изумлением произнёс: «Гарька? Ты?!»

«Ну, кто ещё?»

В трубке запели короткие гудки: поговорили - ничего себе!

Вернувшись, я в красках живописал Чивилихину свой телефонный диалог с «корешем», и он огорчился искренне и, как мне показалось тогда сверх меры: «Нехорошо как вышло!.. Что теперь будет-то?» Я его успокаивал: да ну, мол, - что за проблема? Или не знаешь: тут такие мастера друг дружку разыгрывать, в Кемерово, в Щ е г л о в к е в этой - сто раз на дню тебя «купят», а здесь всё невольно получилось, все само собой.

«А как же ваши дружеские отношения?» - не успокаивался Чивилихин.

Я был совершенно спокоен:

«Раздавим бутылочку. Надеюсь, он должен мне теперь? Или - я ему? Кто из нас кому?..»

Тут я ошибся: с Котляровым мы больше не общались до конца его жизни. А ведь прошло с тех пор три с лишним десятка лет.

Обиды я на него никогда не держал: на что обижаться-то? На кого?!

В этом смысле мне крепко повезло: чем-чем, а самоиронией природа одарила с избытком.

Понимая, в какое щекотливое, скажем так, положение, попал тогда Юра, иногда я делал попытки помочь ему. Окликал на каком-нибудь многолюдном сборище, радостно бросался к нему - он стремительно уходил, скрывался в толпе. Звонил домой - теперь он догадывался об этом ещё до того, как я что-либо в трубку произносил. Неправильно, говорил, набрали номер.

Хорошо хоть, незадолго до того, как ему уйти навсегда, я дозвонился-таки из Новокузнецка: ну, что ты маешься, сказал, - было бы отчего тебе мучиться, Юрка, милый! Ты был тогда совершенно прав - это мне надо было стыдиться всю жизнь: ты - причём?! Я уверен: ты знаешь, что я любил тебя всегда и люблю...

И Юра вдруг, не такой уж лирик, в голос заплакал.

Но я, само собой, о другом.

О том, какие высокие гости съезжались в тот год на берега «тихого» Дона.

Конечно же, я был не лучший из них.

Но и худшим, несмотря на готовность самоуничижения, которое, как известно, паче гордыни, назвать себя не решился бы.

Худших там просто не было!

Спустя годы, когда всё чаще начал и задумываться и размышлять над многим и многим уже в пустой след не только я, но - тысячи соотечественников, миллионы сограждан, в «Шолоховской комиссии» Института мировой литературы мне подарили ксерокопию списка участников той летней поездки на Дон. Под номером десять, замыкая список иностранцев, значилась нелегально приехавшая в Советский Союз «Товарищ Долорес, Колумбия». Следующей стоит моя фамилия и название города: Новокузнецк.

Большие надежды возлагались на мою сибирскую стройку!