Владимир Иванов. Три рассказа

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Иванов Владимир Васильевич

Просмотров: 5501

2010 год, Выпуск № 6

Лошадиная сила

1

Утрами стеклянно звенела ледяная пленка и сухо хрусткал снег, по ме-ре потепления все больше похожий на серую соль крупного помола. В полдень набрякший влагой снег размякал и скупо шебаршил под ногами. Отвьюжила, отбуранила зима. В воздухе запахло свежестью и сыростью, как от реки. Потом потянуло гарью, слегка пахнущей навозом, и наступила окончательная перемена: вместо сухого, отдающего прелью сена подоспело время хрумкать сочную зеленую траву...

Буран встречает утро. Он проспал стоя да и сейчас еще не совсем отошел ото сна. Временами он фыркает и мотает головой. Вчера хозяин забрал Бурана из конюшни к себе домой. И вот он стоит и скучает. Потом ржанием призывает Ласку и прислушивается. В ответ слышны сонное похрюкиванье, коровьи вздохи, шорох соломы…

Игреневая кобылка Ласка, только что объезженная, была допущена в конюшню рабочих лошадей ранней весной. Буран в деннике стоял предпоследним, крайнее стойло пустовало. Туда и определили Ласку. Ее присутствие заставляло вскидываться, возбужденно перебирать ногами. Солнце с каждым днем поднималось все выше, и все чаще в глазах Бурана вспыхивал озорной блеск, все чаще хватал его игрец.

Он всю зиму и по весне возил на ферму сено, солому или, кожилясь, тянул из ямы прелью пахнущий силос, из фермы вытаскивал навоз. А нынешний хозяин, Иван Осипович Селянин, запрягает лишь для разъездов.

Буран покидает навес и подходит к изгороди. И если бы в этот утренний час кто проходил мимо, он невольно залюбовался его литой фигурой на алом фоне утра, его гордо поднятой головой и лебединой шеей.

2

Ну, головой и шеей Буран, прямо скажу, не вышел в князи. Шея как шея, голова как голова. Это у чистокровных да у породистых, - глянул на плечи, шею - видно, что к чему. Да и то не всегда. Не в стати вся лошадь. У иной для публики никакого виду, а ведет всех за собой до самого финиша. Суди птицу по полету!

Поехал я как-то в Кургановку. Я собираю от совхоза молочные продукты у населения. Выезжаю на луг - коровы пасутся, пастух на ло-шади скачет. Бег ладный, легкий, - так и стелется! Подъезжаю, разговорились. А сам нет-нет да бросаю взгляд на серого. Отмечаю сухость сложения. Поджарый-то он поджарый, а грудь - объемная. Не округлая, это больше для внешности лоск, а именно объемная - за счет длинных ребер. Задние ноги в белых носочках. Это, конечно, ничего не значит, но - отмечаю. Ноздри точеные, большие, сухие. Лоб выпуклый, памятливый должен быть. Прошу проехаться – не запален, резвость есть. Но одна резвость погоду не делает. Пускаю вперед - на проверку сил и выносливости. Версты две отмахали и назад. Чувствую, - с запасом, особой усталости нет. Если как следует подготовить - добрая для скачек выйдет лошадь. Надо только убедить директора совхоза препроводить Бурана на центральную усадьбу…

3

Осенью привели меня в незнакомую конюшню. Когда за мной пришел мой новый хозяин, я его сразу признал. На памяти была еще первая встреча, когда летом он пустил меня версты считать. Как он вскочил в седло! Не ожидал такой прыти! Отпрянул в сторону, но не тут-то было. Он взял в оборот: подался вперед, резко дернул поводья книзу. Я вскинуть голову не успел. Пастух ездил завалившись на круп. Будто не седок, а куль на спине! Если потник не подложит, кожу сдирало. А новый седок ловок лёгок и как прилип. Я в него вчувст-вовался, когда проскакали туда-обратно и он беседовал с пастухом. Мы запоминаем запахи и голоса. Пахло от него и конюшней. Это успокаивает. Голос - с хрипотцой, а не сиплый. Пока говорили, он дружески меня похлопывал, что располагало к себе и вызывало доверие.

Я стал жить в деревне нового хозяина. За долгие зимние ночи я перевидел много снов. Однажды приснилась мать. Я вспомнил свой жеребячий возраст. Вспомнил, как стригунком любил резвиться подле матери, щипать рядом с ней траву. Тогда она и поведала мне про свое потаенное. Родилась мать моя Чалка на конном заводе. И чем взрослее она становилась, тем больше отходила от стандартов классной ло-шади. Тут и руководство завода спохватилось: почему, что да как? Стали выяснять, вспоминать да вычислять. И тут всплыло: перед тем, как понести, моя бабка Домна по недосмотру конюхов пропадала в сельском табуне. Мать моя была забракована и как бросовая лошадь продана на сторону для ломовых работ.

Об этом она рассказывала с болью. Я ее понимаю. Чем она виновата, что лошадиный мир так устроен? Одним холю да волю, призы да круги почета, а другим - грязь, зной, стужа, тяжкий воз - все сполна. Где справедливость?

Очень, наверное, было горько матери расставаться с прежней жизнью. Она, может, своим рассказом хотела во мне заронить особые чувства. Чтоб я помнил, откуда мы есть. Если она это имела в виду, старалась напрасно. Чувство клана у меня совершенно отсутствует. Это, видимо, от отца - колхозного жеребца Боя. Не знаю. Я его не видел никогда. А, может, от бабушки. Ведь она пренебрегла всеми условностями, отвергла многих титулованных претендентов и по зову сердца вылетела на луговой простор. Не знаю. По мне, все эти родословные - звук пустой. Вольные просторы, где вырос, я не променял бы и на десять родословных. Я конь-пролетарий.

С тех пор, как новый хозяин привел меня к себе, он стал часто ставить меня под седло. А в день, когда навес наполнялся банным дымом, поездки длились дольше обычного. Хозяин после говорил ласковые слова, вываживал меня. Я больше получал хрумкой моркови, сырых яиц и овса. Наутро он особо проверял - проел корм или нет. Но аппетит у меня был хороший, да и настроение стало шаловливым. Раньше, если меня обгоняли, я реагировал спокойно. Дело житейское. Бывало, и сам не раз обставлял других, когда хозяин спешил и погонял меня. Но сейчас во мне взыграла ретивость. Когда позади нарастал топот копыт, мои ноги сами вскидывались выше и работали чаще. Хозяин не удерживал меня, и мы легко отрывались.

Однажды мы заночевали в другом селении. Наутро мне дали лишь пригоршню овса, я понял, что придется снова бежать дольше обычного. Но на этот раз хозяин не стал меня выводить на проселочную дорогу, а машистым шагом направил на большой луг за селом, где уже была дюжи-на лошадей и много народа. Это оказался заброшенный аэродром районного поселка. Нас выстроили, взмахнули флажком, и мы рванули. Я хозяина доставил к финишу первым…

4

Районные соревнования мы с Бураном выиграли. Назад я не оглядывался. Сказывали, отрыв - корпусов на десять. Когда праздник поугас, спустился к Томи и долго сидел у реки. Хотелось подольше удержать в себе это солнечное настроение. У нас каждый год после весенних работ устраивается праздник в райцентре - День борозды, и много люда съезжается сюда поглядеть на состязания лучших лошадей района. О скачках потом долго вспоминают. Приезжайте сюда на базар, и вы услышите разговоры на такой манер:

- Супротив Гвидона никто не устоит!

Это про призера из совхоза «Победа».

- Никто? А Бурка ноздрю в ноздрю с Гвидоном шла!

- Ку-у-уды там - «в ноздрю!» Висела на хвосте его, а потом отпала.

За год до победы Гвидона эта кобылка Бурка из колхоза имени Матросова только раз вырвалась к финишу. Отсиживалась, отсиживалась да и обставила всех на последних метрах. Что и говорить, маленькая да резвенькая, но силушки - кот наплакал. Кобыла есть кобыла. Ей фортуна лишь в сухую погоду, а в сырость - жилы вытянет, но приза не возьмет. Так Бурка и осталась с одной случайной победой, хотя со старта вела всех за собой сломя голову. В прошлом году первый приз взял Гвидон. До этого пару раз я приводил первым Громобоя и раз Адмирала. Но не везло нашему совхозу «Гигант». Громобой был резв, но не собран. Стоило больших трудов его подготовить. Адмирал вынослив, резв, но характер имел никудышный, - не поймешь, какую штуку через минуту выкинет. Не смог я к нему приноровиться, он весь так и не раскрылся.

Прошлым летом люди добрые сообщили про Бурана. Вижу - поработать стоит. Пригнал его, - в порядок приводить начал. Был он запущен. Но при этом, как дознал, - резвость нечаянная, сила с запасом и, главное, дар в ходу выкладываться. Иному бог дал эти качества, а выказать их в деле - никак. Буран отдавался работе охотно. Вот на эту отдатливость при прочих его достоинствах я и делал ставку. Да-а... Опасное это качество - отдатливость. И запалить могут, и навьючить на тебя больше всех, и еще мало ли чего. Ведь и у людей так: кто работает с отдачей, на совесть, на того и стараются больше взвалить... Только диву даешься, как Бурана не завели за ту черту, за которой лошадь-то уже нельзя назвать лошадью. Могут быть и сила, и резвость, и отдатливость, а если лошади подавили характер - это уже живые мощи. Так - видимость одна, а сердцевина высосана, вытоптана, попрана...

Мы, люди, с одной стороны ломаем лошади характер, подавляем волю: только так можно получить послушную тягловую силу. И ходит она у нас под дугой обротанная на всю жизнь. Это то же, что человека отучить мыслитъ и чувствовать самостоятельно, сделать его безропотным, безликим. С другой стороны, нам нужны иные качества лошади - характер, воля к победе... Ме-ня всё это смущает и порой вгоняет в тоску.

У Бурана характер и воля остались, что уже чудо. Он все-таки не чета другим. Это и сейчас видно, тронь повод - чутко отзывается. Добрые люди, может, ценили эту отдатливость и как раз потому его шибко не понужали и сберегли.

Лошадник я старый, толк знаю. Отец был конюхом, я рос при лошадях. И сейчас не выпускаю повода из рук. Журнал по коневодству давно выписываю. Вот западет человеку в мальчишестве мечта о ветроногом сивке-бурке и ждет своего часа. Бывало, придет в руки лошадь и сердце тайно замрет - а вдруг эта! Но найди, попробуй! Мы же не коневодческая отрасль, мы - зерно и молоко. Но вот стал работать с Бураном, дознал его и понял - такого друга у меня еще не было…

Пора взяться за развитие коневодства. Давно пора! А то привыкли горючее жечь, за каждым пустяком гонять машину да трактор. Глянь на любую проселочную дорогу - изъездили вдоль и поперёк! Техника техникой, а конь в любом хозяйстве должен быть. Без него никак. Даже сельского па-цана взять. Если он не общается с лошадью, считай, у мальчишки ущербное детство…

Нам объявили: от каждого района победитель поедет на региональные соревнования. Чего раньше не было, того не было. Решили, значит, поднять вес сельской лошадки, интерес к нему подогреть. Что ж, нужное дело! И с этой стороны следует уважить. Лошадь в одной работе, без бегов, - все равно, что будни без праздников. И пусть всегда собирается народ на это зрелище, где человеку и лошади - праздник, где отмеченный тавром удачи может возрадоваться острым мгновениям жизни, а невезучий - высветлить замутненный осадок на дне души, на время вернуть детский восторг свой!..

Через месяц был региональный праздник коневодства. Первый день приезда прошел в приготовлениях. Во второй день, на открытии, вначале показали представление. Картинно прошли конники гражданской, были не забыты кавалерия Великой Отечественной и труженица-лошадь тыла. Конезавод, где все это проходило, устроил выводку своих питомцев. Громко по динамику объявлялись завоеванные призы, родословные лошадей. В общем, открылся праздник ярко и подготовленно.

На следующий день начались бега. Первыми вышли двухлетки, потом стартовали трехлетки. Тут представителей села не было. С четырехлеток и старше конезаводские уже бежали с сельскими. В финале должны были стартовать три призера прошедших бегов. Остались - серый в яблоках конезаводский Динамит, саврасая кобыла Пулька из колхоза имени Коминтерна и мой Буран. Неожиданно к нам приставили еще и четвертого - заводского вороного жеребца. Объявили, что он показал одинаковое время с Пулькой. Ладно, приняли мы старт, понеслись. Вперед вырвались Пулька и этот вороной. Буран шел третьим. Потом кобыла стала понемногу сдавать. Вот она и позади.

- Давай, давай, - повторяю я вороному, который все еще впереди. - При такой резвости тебя ненадолго хватит!

Но сам держу его на контроле: все-таки в голове скачки - темная лошадка. Чтоб не упустить вороного, у Бурана приходится просить еще резвости. Впереди - немалая дистанция, и таким манером складывать скачки не хотелось бы. Вот осталось меньше полкруга. Буран постепенно нагоняет вороного. Что такое! Тот резко отстает и уступает. В это время налетает Динамит. «Налетает», - это, конечно, чересчур. Но мне так показалось. Мое внимание было приковано к вороному: не упустить бы! Вороной, выходя на внешнюю сторону круга, заступает дорогу Бурану. И в это время сзади топот и храп. Оглядываюсь, - на полкорпуса приблизился Динамит. Пока Буран выматывался с вороным, Динамит отсиживался сзади. И вот при выходе из игры вороной выкидывает такую штуку. Но Буран в этой скачке превзошел себя. Это просто так говорится - превзошел себя. Может, он только приблизился к себе! В броске перед финишем вы-ложился здорово! Тут уже ни на что не обращаешь внимания, пересек черту - тогда опомнился. Вываживаю Бурана, а сам успокоиться не могу, да и он дышит - аж кожа меж ребер гармошкой.

По радио объявляют: Буран и Динамит показали одинаковое время. Тут за оградой среди болельщиков поднялся шум. Ясное дело, - самодеятельность, делали ставки меж собой.

- Мошенники! - кричат. - Свинью подложили!

Кажется, в одном месте вспыхнула драка. Замелькали милиционеры...

Да-а-а!.. Подкузьмили Бурана. Если б не это, - быть нам на финише единственными! Но и то утеха - выдали нам, призерам, по пять тысяч рублей, дипломы и объявили: победители едут через двадцать дней на зональные соревнования…

Раным-рано вывел я из денника Бурана - и был таков!

Ты прости, мой ветроногий! Не поехать нам никуда. Не получится. Эдак мы от дома отобьемся, гастролерами заделаемся. Тут каждый день год кормит. Макушка лета, сенокос скоро. Да и сам посуди, - наша ли эта жизнь? Вишь, как с нами обошлись! У них тут свои законы, свой мир, своя жизнь. Хотя что и говорить! Это особый мир. Мир азарта и страстей, мир порывов и мгновений. Когда человек оседлал лошадь, он резко сократил расстояние и удлинил время. Минуты - куда там! На секунды пошел счет, даже на доли секунд!

Это – с точки зрения бегов. А у нас с тобой иная точка зрения. Мы с тобой - другой судьбы, работяги. Как ни крути, перво-наперво мы - «лошадиная сила». Та самая, что на моторах значится, навоз вывозит, корма подвозит, сено косит. Этим и живем! И жизнь наша важнее того ми-ра, где мы с тобой, мой друг, побывали…

5

Вот и довелось мне прикоснуться к тому миру, где росла и жила моя мать. На конезаводе я освоился быстро. Казалось, именно в этом деннике я и был всю жизнь. Но стоило забыться, перед глазами вставала гладкая лента Томи, зеленый луг со стадом коров, знакомые просторы. А утром, как выведут на проминку, я снова входил в этот новый, но ставший близким мир. Казалось, всегда я только и делал, что проминался с другими лошадьми, слышал азартные крики и выкладывался в день скачек.

Потом всё забылось. Не совсем, а отошло куда-то. Вернулись мы домой - и всё, чем я жил в эти быстро промелькнувшие дни, будто и не со мной было. А теперь с хозяином мы ездим на покос и по деревням - закупать молоко и масло. На привычном пути хозяин молчит о своем, а я о своем. Иногда он запевает песню, и я радуюсь. Настроение у него доброе, он вспомнил о чем-то хорошем...