Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Тёмное эхо (роман - окончание)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Глава 14

Теперь у Мишки появилась новая забота: рассказывать мальчишкам о Нине Савельевой, которую он и сам-то еле знал. Так, видел в школе… Ее трудно уж совсем не заметить. То, что она пришла к нему вместе с братом, так поразило Мишку, что от смущения он вел себя, как дурак, и мысленно клялся отомстить Стасу. Так опозорить его… Продемонстрировать первой красавице школы, как он лежит бревно бревном, а под кроватью – «утка» и пластиковая бутылка. Может, Нина, конечно, и не догадалась для чего она…

Мишка изнемогал от бессильной жажды мести еще долго после их ухода, а самый маленький в палате семилетний Степа в это время писал Нине письмо, почти целиком состоящее из повторяющегося слова «люблю» и восклицательных знаков. Он разрешил Мишке прочесть его, чтобы тот с высоты своего возраста смог оценить и, конечно же, передать через Стаса. На случай, на тот несчастный случай, если Нина не придет больше… Какую роль играл при ней Стас, интересовало их меньше всего.

Сам Мишка мог сейчас всерьез думать лишь о том, как бы поскорее вернуться домой. Хотя было уже не так невыносимо, как в первый день, когда от него отвернулся весь мир, отторг его, заключил в эту ободранную палату, где всегда был спертый воздух. Постепенно Мишка привык и к этому запаху, и к пошлым, несмешным анекдотам, над которыми все почему-то хохотали, и к ночным «мужским» разговорам, из которых он узнал много неожиданного. Один из мальчишек, например, поделился, что мама берет его с собой в ванну, и там укладывает на себя, и целует по-настоящему, и гладит всего-всего…

Мишка не поверил, чересчур уж это было отвратительно. Хотя именно теперь он понял, как любит свою маму, и все его тело окатывало холодом, стоило только подумать о том, что вскоре она опять уедет. Еще не сейчас. Обещала: через полгода. Но ведь это не так уж и много…

Мишка понял, что ничего не умеет скрывать, когда Стас, наклонившись, спросил перед уходом:

- Мамочку не можешь дождаться? Только на дверь и смотришь!

В этот момент Нина уже вышла из палаты, а брат задержался, как бы попрощаться. Хотя чего было стесняться, они же не целовались, расставаясь… Когда брат спросил о матери, Мишка растерялся, от него ведь Стас не скрывал, что больше не считает ее… Никем вообще. Мишка виновато улыбнулся и перевел взгляд на потолок, ожидая обычных упреков в бесхребетности (теперь это звучало издевкой!) и мягкотелости. Но Стас почему-то лишь усмехнулся. И произнес загадочно, как Золотая Рыбка:

- Будет тебе мамочка.

И она действительно пришла, он прождал совсем немного. Стремительно, как всегда, приблизилась к кровати, сжала теплыми (в машине ехала!) ладонями его щеки, несколько раз быстро поцеловала:

- Привет, солнышко! Как ты?

«Уже хорошо, - блаженно улыбаясь, ответил он про себя. – Уже совсем хорошо…»

- Ты придешь в следующий вторник к девяти? – спросил Мишка с беспокойством. – Прямо к девяти, попроси! Я посчитал, мне в этот день разрешат встать.

Она вскрикнула от радости:

- Правда? Я уточню у врача. Ваш Дмитрий Петрович все еще на больничном?

- Ты напомни этому, который заменяет… Он вечно всех нас путает! Ты скажи ему, что я точно посчитал. Знаешь, мальчишки говорят, тут один «позвоночный» встал, а ходить не может. Представляешь? Ноги разучились.

Она потрогала его голую икру:

- Ты сможешь. Ты ведь все упражнения делаешь! Мы будем учиться потихоньку, я тебя подержу для начала.

- Тапки надо! – спохватился мальчик. – Я же здесь без тапок!

Ее взгляд ускользнул:

- Это ты папе скажи.

Мишка все вспомнил:

- Ну да…

- Или хочешь, я тебе новые куплю? Какого цвета хочешь?

- Не знаю. Да зачем мне новые? У меня еще те ничего, я же дома босиком хожу. Только из ванной дойти… А ты, правда, останешься еще на полгода? А как я буду уроки делать, если сидеть нельзя будет?

- Лежа, - удивилась она. – Мы же сейчас играем в «слова», и кроссворды отгадываем. Также на животе и будешь писать.

Мишку скривило:

- У меня и так с почерком… А если лежа писать, вообще ни один учитель не прочитает.

- Прочитают! Я им объясню, как тебе приходится писать. Неужели не поймут?

- Думаешь, их волнует, как я пишу? – с сомнением заметил Мишка. – Им ведь только чтоб красиво было!

- Да перестань! Что ж они, совсем звери?

- Ты, мам, давно в школе не училась…

Ему самому уже надоело говорить об этом, и немного поколебавшись, он рассказал ей, что Стас приходил к нему с девочкой из их школы.

- Красивая? – она опять, едва прикасаясь, провела пальцами по его щеке. Она часто так делала.

- Ничего, - небрежно отозвался Мишка. – Золотистая. Вроде бы, даже не дура.

Мама рассмеялась:

- Разве Стас выбрал бы дуру?

- Ой, можно подумать он очень умный! – Мишку всегда задевало, что Стас, не задумываясь, решает задачи, над которыми он бьется целыми вечерами.

- Он действительно умный, - строго сказала она, и задумалась так глубоко, что мальчику показалось: она опять забыла о нем.

Сидевшее на оконной раме солнце, сделало ее волосы похожими на рыжеватые цветочные усики. Мишка подумал, что если приблизить к ним лицо, можно уловить живой аромат, такой же тонкий и загадочный, но вместе с тем и естественный, как у цветов. Только Мишка был уже слишком взрослым, чтобы жаться к матери на глазах у мальчишек. Вот если она не обманет, останется после его выписки, и они опять будут дома вдвоем, как часто случалось раньше…

Мишка вздохнул:

- Классно я провел каникулы! Пацаны говорят, что мы будем весь год болеть, раз встретили его в больнице. Примета такая.

Говоря это, он ожидал, что его тут же разубедят, и она действительно горячо возразила:

- Глупости какие! Прошлый год мы встречали…

И не договорила. «Дома. Все вместе», - закончил Мишка за нее. У него так заныло в груди, будто он только что бежал к пушистой елке в разноцветных шарах, пускающих звездные искры, и уже видел подарки, заманчиво мерцающие упаковками, как вдруг понял что все это – декорация, муляж… Нет никакой радости.

Он изо всех сил стиснул углы пододеяльника, потому что ему захотелось крикнуть на всю палату: «Почему ты ушла от нас?!» И ударить эту смуглую руку, опять потянувшуюся к его щеке. И, может, если б они были одни, Мишка не удержался бы… А сейчас он только дернул головой, увернувшись, и острее, чем за все эти три недели ощутил свою беспомощность: она все равно сможет погладить его, если захочет. Ему ведь ни вскочить, ни убежать…

- Еще несколько лет, и у вас будет своя жизнь, - проговорила она с беспомощным видом, не сразу убрав зависшую руку.

Мишку это не тронуло:

- Ну, и что?

- Вы ушли бы. Уехали. А я осталась бы с вашим папой. Но я… не люблю его больше, понимаешь?

Маша сама услышала, как неубедительны эти слова о любви и нелюбви, как ничтожны они в сравнении с горем ребенка, лишившегося мира, в котором был счастлив. Он разбился, этот мир, разлетелся на сотню бесполезных осколков… Ей хотелось вскрикнуть: «Что я наделала?!» Но этим сожалением, высказанным вслух, она предала бы Матвея. И это тоже было неправильно. Невозможно. Все было неправильно.

Убежать бы от этих несчастных глаз ребенка, покалечившегося из-за нее… Она сломала ему не только позвоночник. Разве от этого можно сбежать? Разве эти глаза отпустят? До того, как разорвется сердце…

- Не плачь, - испуганно зашептал Мишка, скосив глаза на соседа с загипсованной до плеча рукой.

Бесшумно втянув воздух, она загнала слезы назад:

- Все-все…

- Раз ты не можешь жить с нами… Ладно…

- Не с вами! – Маша припала к сыну, опять забыв о мальчишке на соседней койке. – Я без Матвея не могу. И без вас не могу! Поедем со мной, солнышко мое! Ну, пожалуйста! И будем вместе. Всегда-всегда!

Мишка отстранился и посмотрел ей в глаза:

- А папа?

- Да. Папа. А я?

- У тебя же есть Матвей, - теперь взгляд у него стал жестким, как у мужчины, не желающего ломать себя из-за женщины.

Она покорно кивнула:

- Да… Но, Мишка…

- Ты ведь уже уехала.

В этих словах, как под присягой, не было ничего, кроме правды, но Маше они показались безжалостными. Ей вдруг пришло в голову, что сегодня Мишка так холоден с ней из-за девочки, которую привел Стас, продемонстрировав, что заполнил брешь, оставленную матерью. И у Мишки теперь оставался один отец, который слишком занят и слишком несчастен, чтобы вернуть в его жизнь солнце…

- С папой остался бы Стас, - Маша попробовала шагнуть чуть-чуть назад.

И следом ужаснулась тому, что, оказывается, способна сделать этот невозможный выбор между двумя сыновьями. Да что там… Она им обоим предпочла другого мальчика, сумевшего разведать тропинку в мир, свободный от кухни и стирки. Может, она и рванулась за ним только из лени. И еще, чтобы убежать от шепота, становившегося все различимей: «Ты стареешь… стареешь…»

Сын посмотрел на нее с упреком, который Маша поняла: «Ты хочешь отобрать у меня еще и брата?» Ей показалось, будто он думает: нет никакой уверенности, что при таком обмене ему достанется мать. Ведь Матвей оставался при любом раскладе, а она уже сделала выбор…

Они обменялись взглядами, и Мишка отвел глаза. У нее покраснели веки, и кончик носа, как у клоуна. Если кто-нибудь зайдет, сразу увидит, что она плакала. Было неловко, что он довел ее до слез, но под этой неловкостью вовсю барахталась постыдная радость: наконец-то и она плачет! Не могла же она не понимать, что они плакали, когда остались без нее…

Размягченный ее слезами Мишка спросил:

- Ты можешь купить мне подарок взаймы?

Она несколько раз шмыгнула:

- Как это взаймы?

- Для Стаса. Я накопил ему на подарок, но деньги же дома. И потом, как я смогу купить? Я еще здесь буду. А я тебе верну потом! Купи что-нибудь на тридцать рублей, ладно?

«Милый ты мой, что можно купить на тридцать рублей?» – она согласно улыбнулась:

- Конечно. А что он хочет, не знаешь?

- Стас в жизни не скажет, что хочет! Может, он ничего не хочет? Но что-то ведь надо подарить.

- Я посмотрю, – пообещала Маша. – Выберу что-нибудь. Книгу? Или перчатки? Он ходит в старых, они уже ни на что не похожи.

Мишка с подозрением уточнил:

- А на это хватит тридцати рублей?

- Да! Конечно, хватит.

- Ну, тогда ладно.

- Он собирается отмечать день рождения?

В голосе мальчика послышалось страдание:

- Он сказал, что пойдет с этой девчонкой в «Фаст-фуд». Я уже выпишусь, но меня он все равно не возьмет.

Маша догадалась:

- А хочешь, я принесу тебе пиццу?

- Она ведь дорогая, - у него ожили глаза.

- Это ты – мой дорогой. Хочешь, я прямо сейчас сбегаю? И не будешь есть то, что принесут на обед.

- А ты успеешь?

Ему уже не верилось, что так хотелось ударить ее по руке и довести до слез. Зачем все это, если она так хорошо понимает то, что он чувствует? Всегда понимала…

И когда она уже встала: «Сейчас, я мигом!», Мишка едва удержался, чтоб не вцепиться в ее руку.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.