Тёмное эхо (роман - окончание)

Рейтинг:   / 0

Подробности

Категория: Проза

Автор: Лавряшина Юлия Александровна

Просмотров: 5678

2010 год, Выпуск № 6

Глава 15

Теперь уже у Стаса, кажется, впервые в жизни, сердце колотилось так, что Нина не могла не ощутить его толчки. Ведь они прижимались тесней некуда, и между ними не было ни клочка одежды, способного создать хоть микроскопическое, но расстояние.

Его изумленный взгляд уже обжегся о кровь, вытекшую на простынку из раны, которую нанесла Нине та оглушающая, ослепляющая страсть, которой Стас и не подозревал в себе. Как это случилось? Прорвалось – откуда? Значит, все это время он хранил в себе некий тайник и не догадывался об этом…

- Я этого так ждала, - прошептала девочка, и совершенно женским, не раз виденным им в кино жестом, прижала его голову.

Почти не дыша, Стас прислушивался к тому, как все его тело заполняется смесью благодарности и стыда. Он ведь знал, что причинил ей боль, успел заметить гримасу почти детской обиды: «За что?!» Так морщился, кривя губы, Мишка, когда он толчком выпроваживал его из комнаты. И то, что в этот момент Нина в сознании Стаса слилась с братом, и растворилась в той любви, которая была направлена на Мишку, внезапно сделало ее родной, необходимой настолько, что нужно было цепляться за нее обеими руками. А боль она забыла сразу же, хотя и пяти минут не прошло…

Стыд был связан с другим. Этой девочке удавалось держаться так (природа подсказывала?), что все, чего Стас боялся и по чему так томился, сложилось естественно и хорошо. И каждую секунду он чувствовал, что поступает правильно, что это никому не во вред. Но где-то позади всего, на расстоянии все же маячила еле различимая мысль о грехе и обмане, которых он уже не хотел знать. И Нина помогала ему: эти опасения мельчали и мельчали, точно крошились от ее мягких прикосновений.

Он только спросил, опасаясь вполне предсказуемых последствий:

- А если ты…

В ее улыбке проступило что-то взрослое, недоступное Стасу:

- Тебе ни за что не придется отвечать. Я ведь сама хотела этого… Но я думаю, что сегодня – не опасно.

И эта мнимая безопасность, ощущение безнаказанности окрылили его. Теперь Стас помнил, что его ждет лишь хорошее, и беспокоиться, а значит, лишать себя уверенности, так нужной сейчас, не о чем. Он, конечно, слышал о парнях, которые попадались на эту удочку безмятежного удовольствия, а потом оказывались в ЗАГСе или в тюрьме, но Стас знал Нину не первый день, даже не первый год, и не помнил за ней ни одной подлости, каких уже целый воз был за плечами других отличниц.

Теперь ему было не совсем понятно, чему он сопротивлялся столько лет, если эта нежность, эти мягкость и тепло всегда были в Нине, и могли войти в его жизнь гораздо раньше. И вместе с тем, что-то подсказывало Стасу, что если б он поторопился, шагнул навстречу Нине до того, как все в нем до боли оголилось от желания вернуться в мир счастливых людей, то сейчас не испытал бы такого состояния переполненности тем радостным и живым, что, наверное, и называется любовью.

Впервые за последние месяцы Стас не обнаруживал в себе той озлобленности, что уже стала привычной, и он стал считать ее главной в своем характере. Только вот стыд никуда не ушел… Крошечным осколком он блуждал по венам, то и дело напоминая о себе острой болью. Как ни старался, Стас не мог забыть того плана, который заставил его привести Нину в свою комнату, где поджидало то, о чем боязно было и думать всерьез.

Разве он мог представить, что в Нинином теле отыщется столько такого, ради чего он уже готов был отказаться от всех планов на свете? Больше всего Стасу хотелось добежать до холодильника и выбросить к чертям то, что он, полагаясь на рассеянность отца, замаскировал, положив в баночку и обернув газетой. То самое, украденное у Матвея.

И он уже совсем собрался это сделать, когда раздался звонок. Они подскочили и уставились друг на друга круглыми кошачьими глазами, хотя оба уже успели одеться, и пугаться-то было нечего. Громко, неудачно сглотнув, отчего заболело в горле, Стас просипел:

- Посиди здесь…

Пятнадцать шагов на аутотренинг: «Я спокоен. Я абсолютно спокоен. Ничего не произошло». Стас открыл дверь и рот одновременно. Матвей широко улыбнулся, сразу же заметив его замешательство:

- Не ждали? Картина Репина.

Это была не смешная шутка времен его школьной юности, Стас не мог ее знать. Матвей был без шапки, в одной флисовой куртке, ясно, что только из машины. Еще никогда он не казался Стасу таким красивым…

- Ты сегодня записался в прогульщики?

Стас быстро взглянул на часы в коридоре: шел уже второй урок их второй смены. Интересно, как они смогут объяснить, почему не пришли в школу? Забежали после больницы погреться, и вдруг всей кожей ощутили то, что называется «наедине». И тут же возникло притяжение, от которого заволновалось во всем теле. И руки сами протянулись, он не планировал этого, а навстречу уже тянулись еще чужие, но уже необходимые. Сейчас, в эту секунду или навсегда? Об этом Стас не задумывался.

Да если б и успел подумать, разве существует ответ, который безоговорочно можно признать верным? Силу желания, помноженную на время, называют любовь только в том случае, если второй из множителей исчисляется годами. Но в тот, первый момент, как определить? Ведь время еще равно нулю…

- У нас в школе бомбу ищут, - соврал Стас наспех, хотя и не был обязан оправдываться перед Матвеем. Да тот и спрашивал не всерьез.

- Новая народная игра: найди бомбу? Слышал, слышал… Ты меня впустишь или как?

Подавив желание спросить: «А что вам здесь надо?», Стас нехотя отступил:

- Проходите.

- Вот спасибо! – насмешливо отозвался Матвей, и с порога задергал крупным носом: - Ты не один?

«Как это он унюхал? Чем пахнет?» – испугался Стас. Небрежно, как ему показалось, он заметил:

- Да мы тут целой толпой ко мне зашли. Не все еще разбежались.

Рот Матвея смешливо искривился, но Стас сделал вид, что не заметил этого. Иначе нужно было как-то отреагировать, запретить ему эту усмешку, а сейчас Стас не находил в себе ничего жесткого, хлесткого.

До него внезапно дошла комичность ситуации: он еще только собирался подстроить Матвею ловушку, а тот уже явился. И если сейчас Нина выйдет к ним, не усидит в одиночестве…

«Она же такая красивая! – Стаса почему-то бросило в жар, и пришлось отступить, чтобы Матвей не ощутил его. – А если он и вправду… Да я не пущу ее к нему!»

- Что вы хотели? – резко спросил он.

Едва наметившееся соперничество разом оживило способность к драке. Стас уже переминался, с трудом сдерживая желание вытолкать гостя за дверь. Кто знает, может, от злости он с ним и справился бы…

- Маша… Твоя мама сказала, что в Мишкиной комнате нужно сделать ремонт, - заговорил Матвей уже другим, деловым тоном. – Я забежал прикинуть, во сколько это обойдется. Что-то подсказало мне, что я застану тебя дома… Судьба?

Стас зло прищурился:

- Я не понял, а вам-то какое дело до того, во сколько нам обойдется ремонт?

- Я могу найти хорошую бригаду, они сделают все за пару дней.

В голове жарко зашумело: «Ах ты сволочь! Да как он смеет!» Та мимолетная симпатия к Матвею и слабенькая жалость, которая заставляла Стаса сомневаться в выполнимости его плана, мгновенно расплавились в этой горячей ненависти. Если б Нина так неожиданно не перестала быть для него чужим человеком, он, пожалуй, смог бы довести дело до конца.

- Мы с отцом сами в состоянии сделать ремонт, - в своем голосе он услышал скрежет, который вряд ли мог напугать Матвея. Скорее, насмешить.

- Когда? Аркадий же работает целые дни. Вы перестанете ходить в больницу?

- У нас еще вечера есть!

- О да! А ты держишь в памяти, что Мишку скоро выписывают? Вы просто-напросто не успеете.

- Я могу помочь!

Прыжком обернувшись на Нинин голос, Стас едва не закричал: «Уйди! Спрячься! Он не должен тебя видеть. Такую…» Какую? Что-то изменилось в ней, это было заметно даже в полутемном коридоре. Какое-то загадочное сияние в ней было всегда, но сейчас она вся просто светилась, излучая свое счастье, и охотно делясь им. И своей красотой, и юностью, и любовью к этому миру, создавшему Стаса…

Он уже приготовился услышать от Матвея что-нибудь язвительное на счет бомбы и остатков компании, но тот почему-то молчал.

- Здравствуйте, - сказала Нина, которая, конечно, понятия не имела, кто это пришел.

- Я не вовремя, - удивив, растерянно произнес Матвей, и отступил к двери.

- Мне вообще-то пора, - она вопросительно взглянула на Стаса.

Наверное, следовало удержать ее, придумать невинный предлог, но ему вдруг захотелось остаться одному. При ней ведь не удастся погрузиться в те, едва отошедшие в прошлое, полчаса, когда он узнал так много, что, похоже, потребуются годы, чтобы вспомнить и прочувствовать заново все детали. Насладиться памятью о них, которая умеет так ярко обострять уже пережитую радость, хотя это кажется невозможным.

- Ладно, - вяло согласился Стас. – Давай.

Его слегка разозлило, что Нина выбрала для прощания этот момент, когда Матвей здесь, и нет возможности даже поцеловать ее. Она быстро натянула меховые ботинки, и накинула куртку, даже шапку не надела, и уже шагнула к двери, точно бежала, и боялась, что ее остановят. Стас шагнул следом. Но что можно было сказать при этом человеке, не просто чужом, а враждебном всему, что раньше и сейчас составляло мир этого дома?

- Пока?

Рыжеватые волосы рассыпались по светлой куртке и лучились теплом. «Волосы не могут быть теплыми», - Стас пошевелил пальцами:

- Ну, пока!

Он не ожидал, что Матвей выйдет за ней следом, ведь их разговор на счет ремонта был едва начат. Зачем же он тогда приходил? Или уже отступился? Он тоже способен менять свои планы на ходу?

Растерянно скользнув взглядом по светлому огню волос, уже улетающему вниз, Стас запер дверь и осел прямо в коридоре. Сполз по стенке и застыл на корточках. «Ушла, как будто ничего и не было. «Пока!» Что это значит? Но я ведь… Я ведь первый у нее…» – в его перегруженной всякой всячиной памяти, промелькнуло что-то неприятное, подзабытый слух об операциях, восстанавливающих девственность. А вдруг?

«Да нет! – Стас поднялся, опять пробороздив лопатками по стене. – Зачем ей это? Да и денег у них вечно не бывает. Телефон и тот не могут поставить. Да и у родителей разве попросишь на такое?»

Не подозревая, что пробирается извечным мужским путем подозрений и оправданий, Стас промучился так до прихода отца. Он то падал на тот самый диван, казавшийся еще теплым, то порывался бежать за Ниной следом, не сомневаясь, что найдет, чтобы схватить ее за плечи, притиснуть к стене, пачкая куртку, и криком, угрозами вырвать из нее признание. В чем? Не важно… Почему она вдруг ушла? Как она могла уйти?!

Он уже не помнил, что сам хотел этого, и не задумывался над тем, что, может быть, Нине тоже хотелось поскорей уединиться с тем драгоценным, долгожданным, что она обрела так неожиданно, что страшно было потерять. Испортить одной минутой, оказавшейся лишней… Уже начиная одеваться, Стас приходил в себя, обескуражено смотрел в зеркало шкафа: «Что это со мной творится?» И медленно стягивал одежду, пытаясь отделаться от ощущения, что попал не в свою жизнь, ведь с ним никогда ничего похожего не происходило…

Лишь когда вернулся отец, Стас вспомнил, что собирался насладиться этим временем одиночества, выжимая толику наслаждения из каждого оставшегося в памяти движения Нины, вздоха, бормотания… Он упустил все это, а теперь уже надо было думать о другом: говорить или нет отцу о непонятном визите Матвея. И решил, что лучше не стоит, не то отец заведет с Матвеем разговор об этом, а тот еще сболтнет о Нине, и начнется следствие…

«Хотя, что я не могу привести девчонку? – Стас спорил с собой так яростно, будто его уже обвиняли, бог знает в чем. – Это же еще не значит, что мы с ней… Ну да, школу мы прогуляли. А ты сам никогда не прогуливал?»

- Что это ты ходишь кругами? – отец вдруг заметил его. – Пару схлопотал?

- Человека могут волновать не только оценки, - гордо отозвался Стас, и подумал: «Знал бы ты!»

У отца весело заблестели глаза:

- Безусловно. И чем же этот человек озабочен?

- Созданием ядерной бомбы нового поколения, - огрызнулся Стас.

Его раздражало, когда отец начинал тоном намекать на его незрелый возраст. Потом Стас вспомнил, что эта пресловутая бомба всплывает второй раз за день, и чуть не рассмеялся. Но смех этот пришлось бы объяснять, придумывать ложь, а этого сейчас не хотелось.

Выверенным движением Аркадий вывалил макароны в дуршлаг, и отшатнулся от взметнувшегося пара. Затем невозмутимо спросил:

- И кого же ты собираешься взорвать?

- Все человечество!

- Мелочным тебя не назовешь… Мишка сказал, что ты приходил к нему утром с какой-то красавицей.

- Я так и знал, что он проболтается!

Вообще-то Стас не разозлился. Ему даже стало приятно, что отец узнал об этом со стороны, как настоящую историю такого рода, которая передается из уст в уста. И рассказывают их только о взрослых.

Продолжая встряхивать макароны, отец посмотрел на него через плечо. Глаза его смеялись уже вовсю.

- Мишка просто не понял, что это настоящая военная тайна, - сказал он. – Вы ведь с ней бомбу изобретаете, верно? Представляю, что будет, когда она рванет…