Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
Всюду жизнь привольна и широка,
Словно Волга полная течёт.
Молодым везде у нас дорога…
(Из песни советских времён)
-1-
Имя и фамилия у него были исконно русскими – Велимир Бортников. И отчество не подкачало – Иванович. Да и родился Велимир в самой серёдке двадцатого столетия, в Сибири, крупном областном и научном центре Старореченске, на могучей Реке, что делила город на две части.
Отец Велимира, Иван Бортников, прошедший дорогами войны с полковым миномётом-самоваром от Сталинграда и до самой Вены, в Старореченске оказался после госпиталя. Погожим апрельским утром, на подступах к столице Австрии, накрыло расчёт старшего сержанта Бортникова вражеским снарядом. А когда очнулся Иван в полевом медсанбате, гудело не только в голове, словно в ней варили брагу после окончания колхозной посевной, но и дышалось совсем худо. И было от чего: хирург-военврач, располосовав грудную клетку Ивана, едва ли не половину задетого осколком лёгкого оттяпал. Это если не считать мелких осколочных ранений.
Весть о Победе встретил Иван Бортников уже в санитарном эшелоне, увозившем его на восток. Вот только куда – было пока неизвестно. Поговаривали, будто, в Старореченск. Более года мыкался Иван по больничным госпитальным койкам, кровеня и без того застиранные и порыжевшие простыни. Едва справляясь со слабостью и отступавшими на время болями, химическим карандашом писал письма домой, в Нарымье, куда был сослан ещё в тридцатом году с отцовской семьёй.
Поправляясь, хотя и медленно, начал Иван втихаря сбегать из опостылевшего госпиталя: то просто прогуляться по городским улочкам, то на базар-толкучку – продать или выменять что из скудных трофеев.
И как-то случайно, весной, в один из таких походов, приметил Иван на барахолке молодую женщину, лет двадцати пяти, примерно его же возраста. В беретике, вязаной кофте, плиссированной длинной тёмно-синей юбке, хромовых сапожках – застенчиво стояла она среди гомонливой толпы и продавала мужской китель довоенного пошива. Иван подошел к ней. Поинтересовался ценой, да как-то незаметно и разговорились. До отцовского кителя женщину нужда довела. И то сказать – ни к чему он теперь тому, скончался с месяц назад от рака желудка. Познакомились. Та Лидией Васильевной назвалась. И оказалась учительницей школьной, русский язык с литературой преподавала.
Запала на сердце Ивану Лидия Васильевна. Договорились о встрече. Пару раз навестила Ивана в госпитале. Потом к себе, в тесную комнатёнку пригласила, в барачишке, что стоял на окраине Старореченска со смешным и несколько необычным названием Тускрет.
Расставаясь после выписки из госпиталя, Иван обещал Лидии вернуться: вот только отца с сестрёнкой попроведает и назад, к ней. И Лидия, похоже, вовсе непротив была. Без мужика осталась, война окаянная забрала. Под Прохоровкой в танке сгорел. Похоронка была ещё в сорок третьем. Да не верила всё, ждала попервости: вдруг да ошибка случилась, мало ли. Но только за это время и все жданки уже порастеряла.
Погостив дома пару недель, повидавшись с роднёй да селянами, пображничав по случаю возвращения с войны победителем, отметившись в военкомате, почти втихаря, попутками сбежал Иван из своего села. Обратно, как и обещал Лидии, в Старореченск подался.
Кочегаром устроился в горшечную артель, невдалеке от барака Лидии, чтобы почаще видеться. Комнатёнку снимал у стариков в ветхом домишке. А вскоре и в ЗАГС сходили с Лидией. Расписались. Свадебку нешумную сладили. Перебрался Иван со съёмной квартиры в барачную клетушку Лидии Васильевны, где в подполье да в насыпных стенах крысы вовсю хозяйничали. Правда, обещали будто бы сломать бараки и переселить всех в благоустроенные квартиры строящихся на жилмассиве многоэтажек. Более двух лет прожили Иван с Лидией душа в душу. Одного не хватало – детей.
Видать, Бог услыхал молитвы молодых да за кроткий нрав послал им весной пятидесятого года первенца. И первый разлад между супругами случился – из-за имени сына.
– Вовкой назовём, – предлагал Иван,– в честь деда по матери моей.
– Нет, Велимиром,– подала голос протеста Лидия.
– Как, как? – не расслышал Иван.
– Велимиром,– повторила жена.
– Ещё чего?! – возразил отец младенца.– Может, ещё Ошминальдом каким-нибудь предложишь?! Или Сытрунаром? Прости, Господи, язык сломаешь, пока такую собачью кличку выговоришь.
– И не клички то вовсе, – возразила Лидия,– сокращения. Ошминальд – Отто Шмидт на льдине. А Сытрунар – сын трудового народа.
– Во-во… трудового народа. Нет, уж – мой, наш сын. Нам и называть его. И никаких Даздрапермов!
– Между прочим, Велимир – очень даже русское, славянское имя. Почти, как и Владимир, только покрасивее будет, и редкое теперь.
Лукавила Лидия Васильевна. Бредила она ещё со студенческой скамьи учительского института стихами опального поэта-отшельника серебряного века Велимира Хлебникова. Вот и настаивала теперь назвать первенца этим, и впрямь редким, именем.
– Как говоришь, Велимир? А, похоже, и впрямь, имя-то русское. Ладно, пусть будет по-твоему: Велимир, так Велимир. А как мальца-то кликать станем?
– Велей, – умилилась Лидия Васильевна, глядя в голубые глазёнки спеленатого сына.– Величка, Велинька…