Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Бронзовый перстень (рассказ)

Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 

Содержание материала

* * *

Яркий свет изменил вид залы. Нарядная, но в строгом вкусе, она выглядела такой, какой воспринимали гости – милое и уютное прибежище поэтов и художников. Именно эта зала была знаменита в Москве тем, что здесь в прославленном литературно-артистическом салоне Зинаиды Волконской можно было услышать и яростные философские споры московских «архивных юношей», как назвал Пушкин любомудров, и новые стихи лучших поэтов России, и тонкую политическую остроту, и чарующее пение самой хозяйки.

Впрочем, княгиня давно уже не принимала. О салоне осталась только слава. Разве только два-три человека, из особо близких друзей, встречались изредка, чтобы обменяться грустными новостями и печально помолчать. С декабря прошлого года всё так изменилось. Не было в России человека с просвещённым умом и пламенным сердцем, который бы не склонил головы пред мужеством вышедших на Сенатскую площадь.

И теперь, устроившись возле камина, говорили о том же, о чём думал в этот год каждый мыслящий русский человек.

Мсье Воше, кутая горло в шарф и кашляя, рассказывал о Сибири. Екатерина Ивановна Трубецкая, которую из-за неожиданной простуды он смог проводить только до Иркутска, передавала родным поклон. Решенье её разделить участь мужа осталось неизменным.

Зинаида Александровна, слушая француза, скорбно глядела на огонь и зябко кутала плечи в тяжёлую кашемировую шаль. Веневитинов молчал. Состояние Волконской он ощущал как своё собственное. Да и своё было не лучше. Чувство вины и какого-то непонятного раскаянья в несодеянном не оставляло его последние месяцы. Особенно усилилось оно, когда из Петербурга пришла трагическая весть о пятерых казнённых.

Поглаживая нервным движением руки подлокотник кресла, Веневитинов тоже смотрел на огонь. Взгляд задержался на каминной решётке. И сухой кашель мсье Воше, и сдержанные вздохи Зинаиды Александровны, и смысл разговора мешали ему уловить что-то более важное, какую-то неясную мысль. Какая, право, тяжёлая решётка. И на сердце тяжесть. Какая струилась жизнь, свободная и естественная, полная поэзии, мечтаний и дерзкой вольности. Теперь вдохновение посещает редко. Сердце стеснено. А мысли… ах, эта решётка. Верно. Они словно за решёткой. Да, вся мысль в России за решёткой.

Но Веневитинов ошибался, считая, что понимает состояние Волконской. Вернее, он понимал только отчасти. Вид того же самого огня в камине наводил Волконскую на другие мысли.

Какой он беспокойный, этот огонь. Может быть, чья-то душа, воплотившись в него, жалуется нам на свои страданья. А мы не слышим, занятые своими заботами и горестями. И догорят поленья, и погаснет огонь, и унесётся эта душа с последними искрами в неуютное осеннее небо. Вот он – единственный для неё случай излиться перед нами. Но мы, глухие и слепые, не внемлем. Ну вот, ты, огонь, заметил внимание и наклонился в мою сторону. Вот и я обратилась в твою сторону. Не хочу ни о чём думать, ни о Сибири, ни об Италии. Говори? Боже, он что-то шепнул. Но так быстро и сразу отшатнулся. Ты хоть чей дух? Поэта, солдата или монаха? Почему ты блуждаешь неприкаянно? Или ты согрешил при жизни?

В маленьком обществе возле камина затянулась неловкая пауза. Стало слышно, как ветер монотонно и безучастно стучит веткой по стеклу.

– А что же мы вдруг загрустили? – заметила, наконец, Волконская тишину и оживила беседу. – Дмитрий Владимирович, говорят, вернулся из ссылки Пушкин. И читал у вас новую трагедию?

– Верно говорят, – осторожно произнёс Веневитинов, участливо глядя на усталое лицо Волконской. – Читал «Годунова». Что говорить. Я только более утвердился в своём мнении об истинном таланте Пушкина. Он одарил нашу словесность прелестными произведениями. А «Годунов» буквально поразил: искусство глубокое, самобытное, русское. Внимали с восторгом и наслаждались.

– Как он выглядит? Не изменился ли? – оживилась Волконская.

–Не изменился ничуть, – радостно подтвердил Веневитинов, с облегчением замечая в глазах Зинаиды Александровны выражение заинтересованной мысли. – И глаза у него те же, живые и быстрые. И голос тот же, тихий и приятный. Одет он был в чёрный сюртук, в тёмный жилет, наглухо застёгнутый, и небрежно подвязанный галстук. Вначале Александр Сергеевич был сдержан больше обычного. Неохотно приступил к чтению. Но, видя наш восторг, одушевился.

– Что-то ждёт его в столице? – Задумчиво произнесла Волконская.

–Известно что: слава и печаль. Они были его друзья, – нахмурился Веневитинов, возвращаясь к старым мыслям. – Атмосфера в Петербурге тягостная. Вернулся мой приятель. Говорит, что невыносимо: всё душит подозрительность. Друзья и родные не доверяют друг другу. Одним мерещится крамола, другим донос.

– А в Москве? То же самое.

– Меня с большим пристрастием расспрашивали на заставе перед Москвой, – вставил мсье Воше, который, казалось, задремал во время беседы. – Боюсь, знаете ли, не разрешат въезд в Петербург.

– Что-нибудь придумаем, – успокоила его Волконская.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.