Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail:
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
и ЗАО "Стройсервис".
11
В лето сорок второго хлынула вторая с начала войны — и самая массовая по численности — волна гражданских эвакуированных. Жители южных, кавказских областей и республик, жители Сталинграда, а также вывезенные из блокады ленинградцы, главным образом дети, подростки.
Уже к осени население Кузнецка выросло на добрую четверть. Нормы продовольствия — и без того скудные — были урезаны. Хлеб стали выдавать только по рабочим карточкам. Иждивенцам (не работающим на производстве женщинам и старикам) хлеб на всю зиму был заменён картофелем. По эквиваленту — за сто граммов печёного хлеба четыреста граммов картофеля, вместо круп и макарон — тоже картофель.
Открывшиеся было впервые месяцы войны коммерческие продовольственные магазины снова закрылись. Но раздачу хлеба сверх карточного в школах удалось сохранить до конца войны — пятьдесят граммов на школьника в день.
Поднос с хлебными пайками (довесок прикалывался щепочкой) — вносил торжественно в класс староста, бдительно сопровождаемый классным руководителем.
Застучала по городским улицам, зацокала по камню и асфальту мостовых обувь на деревянной подошве.
Среди резко возросшего населения города «органы» затеяли вдруг тотальную перерегистрацию паспортов — «с целью выявления и удаления из режимного города контрреволюционного и уголовно-преступного элемента».
И такого «элемента» оказалось пугающе много...
Одновременно была прекращена прописка беженцев, «покинувших прифронтовую полосу в неорганизованном порядке».
Таким образом, гражданские, взрослые и дети, брошенные во многих прифронтовых местностях властями на произвол судьбы и чудом выскользнувшие из-под накатывающего вала военных действий, снова — но теперь уже глубоко в тылу — попадали в трагическое положение.
В эту же категорию зачислялись и беженцы «с границы».
А кто оказался вообще «без свидетельства личности» (утеря документов в суматохе эвакуации была явлением повсеместным), те репрессивно пополнили «трудовую армию», лагеря которой как грибы после дождя стали расти в окрестной тайге — на лесоповале, в каменных карьерах и шахтах, на прокладке дорог и ЛЭП.
Женщины с детьми и старые люди (из тех, кому отказано было в городской прописке) пешими раздёрганными колоннами со скарбом на плечах (подводы нашлись лишь для младенцев и больных) потянулись в сельские голодные и холодные районы — практически на вымирание.
Вторая военная зима надвигалась на город, особенно на его обширные окраинные районы с печным отоплением, в мрачной, устрашающей перспективе обвальных холодов, на защиту от которых почти не оставалось топливных запасов.
Постепенно исчезли деревянные изгороди вокруг усадеб и огородов, многие дворовые постройки. Исчезли подсолнечные бодылья, лесом торчащие на заснеженных огородах — тоже сошли за топливо.
Дольше всех — до первых морозов — стояли дощатый забор вокруг берёзовой рощи и в центре её танцплощадка. И забор, и прекратившая давно, ещё летом, функционировать площадка — с будочкой кассира, киоском пиво-воды и домиком-уборной в глубине деревьев — были общественной собственностью, и притрагиваться к ним топором (времена-то военные, законы суровые!) — как-то остерегались.
Но остерегались только взрослые.
Поздними вечерами, когда зги не видно и только ледяной ветер шуршит в голизне берёз, стали раздаваться со стороны рощи треск и кряканье выдираемых гвоздей. Это орудовала пацанва, подростки.
Самую длинную сторону забора, обращённую к частному сектору, помаленьку растащили точилинские, ближе к пустырю и овощехранилищу — мальчишки из 12-квартирного дома.