Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Однажды и навсегда (повесть)

Рейтинг:   / 8
ПлохоОтлично 

Содержание материала

16.

Я не была до конца честна перед собой. Я будто боялась признаться в чём-то очень постыдном, в чем-то таком, что нельзя выставлять напоказ и даже самой смотреть как-то неловко. Дело в том, что такой мой категорический протест против реорганизации программы имел причину гораздо более глубокую, чем банальное собственничество. Я боялась счастливого будущего.

Смысл всей моей предыдущей жизни состоял в том, чтобы искать свою жизнь – и так никогда ее и не найти. У меня мучительно не получалось назвать в этом мире что-то своим – своим домом, своей семьей, своей судьбой. Я изо всех сил старалась втиснуться в чужую жизнь, натянуть ее на себя, словно детскую распашонку, но однажды она всё-таки расходилась по швам. Единственное, что действительно было моей жизнью, так это умение писать.

И вот я шаталась по миру, ни к чему не приспособленная, ничего не имеющая и счастливая этим. Каково же было мое изумление, когда однажды я забрела туда, где создается всемогущее общественное мнение! Именно я в какой-то степени его создавала, и я старалась делать это так, чтобы самой себе не противоречить, чтобы не говорить слов, в которые не верю. Я хотела быть искренней и не обманывать никого - и себя в первую очередь. Постепенно программа стала занимать то место, которое раньше занимали художественные тексты. Я перестала писать и подозрительно так на себя оглядывалась. Я вдруг почувствовала, что не пожалею ни о чем, если телевидение станет моей жизнью и если тексты уйдут навсегда.

Именно в этот момент я испугалась, и именно тогда вдруг нарисовался Кирилл с этим своим документом. Он протягивал мне на ладонях счастливую будущность, сложившуюся жизнь, востребованность, признание – то, что я так безутешно искала. И себя как человека, который поведет меня в эту жизнь.

Кирилл мало о себе рассказывал, но, внимательно вслушиваясь, я узнала, что он сам освоил компьютерные программы на таком уровне, что теперь делалграфику для телевидения. Планка его оценок казалась не провинциально высокой, а профессиональный кругозор – подозрительно безграничным. Кирилл налаживал связи, целенаправленно расширял своинавыки и интересовался всем, что хоть как-нибудь относилось к работе.

Гриша называл его человеком рыночной эпохи государства Российского. Кирилл был так во всем безупречен, так идеально соответствовал нашему времени, так легко умел найти общий язык с кем угодно, что я невооруженным глазом видела его московскую прописку и солидную должность. Что он видел сам, одному Кириллу известно, но я подозревала его в здоровых амбициях.

И вот, этот человек хотел повести меня туда, где закончилось бы мое вселенское сиротство. Мне было страшно идти за ним – не потому, что сомневалась и не доверяла, а именно потому, что доверяла и не сомневалась. Будто до сих пор я стояла посреди поля, которое расстилалось во все стороны до самого горизонта. А тут вдруг появился человек и сказал: «Да брось ты! Какое же это поле! Вот, разве не видишь, здесь дорога». И действительно, под ногами оказалась дорога, мощенная красным кирпичом.

Я боялась наконец найти, боялась того, что вся моя жизнь вдруг втиснется в рамки этой дороги. И будет она светлой и ясной, как прозрачные октябрьские дни, и предсказуемой до рвотных спазмов.

17.

В окружающем мире совершенно точно настала весна. Я заметила это, когда мы приехали с очередных съемок и смотрели отснятый материал. Камера зафиксировала отсутствие сугробов, людей без головных уборов, лужи под их ногами. Мне так странно было, что я совсем этого не видела, не выделяла для себя как нечто значимое. Я смотрела на мир из окна служебной машины, на лобовом стекле которой была бумага с надписью «Пресса».

Относительно проекта я решила ни во что не вмешиваться, ничью позицию не занимать, а тихонько так смотреть, куда дует ветер, и там уже как-то адаптироваться. Честно говоря, я была уверена, что программу все-таки Кириллу отдадут и это просто вопрос времени.

В один из дней я вошла утром в монтажку, когда Кирилл только появился и включал аппаратуру. Он улыбнулся мне:

- Приветы.

- Привет. Кирилл, мне нужно на день отлучиться. По съемкам там все нормально, надо только проследить, чтобы Гриша сюжет смонтировал. Сделаешь? – и я просительно улыбнулась.

- Занимайся своими делами, всё будет нормально, - бодро заявил Кирилл.

- Если что, звони в любое время суток.

- Я, конечно, понимаю, что вы там все между собой общаетесь… - обиженно заворчал он.

- Запиши мой номер.

- Ага, давай я запишу твой номер, - вдруг замурлыкал Кирилл.

Он говорил точно таким тоном, каким говорят все молодые люди, которые клеятся ко мне на улице. Мне показалось это забавным, несколько неуместным и вообще как-то странно было, что он разговаривает со мной, словно я чужая.

Рабочий день подходил к концу, я сидела в павильоне и что-то еще дописывала, когда Кирилл просунул голову в дверь и спросил:

- А что у нас будет в программе на следующей неделе?

Я ответила, мы перекинулись парой слов по работе, еще парой про жизнь, и говорить было особенно не о чем, и тут я поняла, что Кирилл явно тянет время, чтоб из этой моей двери не уходить. Не знаю, что у меня сделалось с взглядом, но он вдруг выдохнул «пока»и поспешно скрылся. Мне показалось, он чего-то хотел, погулять или просто вместе уйти с работы, а я его напугала.

Я сидела и грустно улыбалась в монитор.

18.

Я давно носилась с идеей снять сюжет о модельном агентстве. Я заранее видела в своей программе и стройные красивые ноги, и смазливые личики, и дорогие шмотки – весь этот блеск и роскошь недоступной для обычных людей жизни. Мне казалось, это будет интересно и вкусно, и привлечет большую зрительскую аудиторию. Кроме того, материал был эксклюзивный, потому что моделями никто из местных телевизионщиков не занимался. Своими намерениями я поделилась с Ленкой, усадила ее к телефону, дабы она нашла людей, готовых такую красоту оплачивать.

Процесс протекал медленно, с напрягом, будто преодолевая сопротивление какой-то враждебной силы. Наконец, придя с очередной модельной встречи, Лена сказала, что уговорилась делать постоянную рубрику, и они в две руки с модельным директором накидали концепцию. Настало время обращаться к Кириллу – коллектив программы негласно считал его своим руководителем.

- Они хотят делать реалити-шоу с одной из моделей, - объяснила я Кириллу. - Ходит девушка по разным заведениям, а за ней ходит камера. Но они не готовы платить, и меня это сильно смущает.

- Это нормально, - махнул рукой Кирилл. - Мы к этой рубрике притянем других рекламодателей. Здесь и магазины одежды, и салоны красоты, и клубы, и спортивные залы.

Кирилл говорил довольно долго. Но говорил так, словно справлялся о моем мнении, согласна я с ним или нет, так что его слова звучали в какой-то полувопросительной интонации.

Нужно сказать, я чувствовала Кирилла так, будто бы он шептал мне свои мысли на ухо. Его молчание было для меня до такой степени красноречивым, что я могла ориентироваться на те слова, которые он промолчал. Когда мы разговаривали о каких угодно серьезных материях, в его глазах я видела нечто неназываемое, слишком для нас обоих понятное, чтобы называться словом. Это был другой, параллельный словам, диалог, будто мы оба игрались в чрезвычайно серьезных людей, решающих важные задачи, а на самом деле просто наслаждались возможностью быть вместе.

Мы обсудили концепцию, и Ленка вышла из павильона.

- Как у тебя дела с проектом? – спросила я.

- Никак, - насупился Кирилл. – Николаевна, по всей видимости, решила спустить дело на тормозах.

- А чего говорит?

- Ничего не говорит. Делает вид, что никакого проекта не было. Я не удивлюсь, если она станет его делать без меня…

- Честно говоря, - помолчав, сказал Кирилл, - я обижаюсь, что ты меня не поддерживаешь.

От неожиданности я на долю секундырастерялась, не зная, что бы ему сказать. Но Кирилл выжидающе смотрел на меня, и мне пришлось ответить:

- Ну, я никого не поддерживаю. Я предпочитаю сохранять нейтралитет.

- Да, я заметил.

- Ты должен понять, у меня свои интересы.

- Да, я понимаю, - сказал он – и мне почему-то стало грустно…

19.

Вернувшееся из отпуска начальство решило в кабинете Натальи Николаевны оборудовать помещение, из которого бы шло вещание наших программ. Туда натащили разной техники и что-то хитрое с ней делали. В кабинет должны были вселиться люди, которые назывались бы операторами эфира. Предполагалось, что они будут дежурить круглыми сутками и пускать в эфир наши программы и местную рекламу. Наталью Николаевну переселили в кабинет рядом с лифтом. Кроме нее, там помещались бухгалтерша и третий редактор.

Через несколько дней после ее переселения меня вдруг накрыла беспричинная хандра. Я сидела в монтажке и сильно жаловалась на скуку. Коммерческая директорша вызвала меня к себе, тем самым разбавив мое тоскливое безделье.

- Поедете в больницу снимать сюжет о весеннем обострении, - заявила она.

- Обострении чего? – усмехнулась я.

- Как чего? Болезней желудочно-кишечного тракта. Как раз социалка будет, очень актуальная.

Я повторно усмехнулась, но смолчала.

- У меня там знакомый, заведующий отделением. Он очень хотел тебе рассказать о весеннем обострении.

- А видеоряд какой?

- Ну, пациентов в коридорах поснимаете. Придумай какую-нибудь постановку, там, желудок неожиданно заболел, ты за него хватаешься…

Когда мы приехали в больницу, коридоры были подозрительно пусты.

- Ну, и о чем мы будем говорить? – спросил заведующий, когда мы уселись в его кабинете. – Какие вопросы будете задавать, ну, чтоб я подготовился?

От неожиданности я выронила ручку, которую держала в руках, наклонилась, чтоб ее поднять, и тем самым выиграть пару секунд времени. Про обострение заболеваний желудочно-кишечного тракта я не знала ничего, а, следовательно, и вопросов задать не могла.

- Мы с Натальей Николаевной говорили о весеннем обострении. Расскажите подробней, как себя следует вести. Советы дайте, может, диета какая-нибудь нужна. Что это вообще такое – весеннее обострение, можно ли его избежать…

Положение спасло неожиданно накрывшее меня вдохновение и природная изворотливость. Не могла же я сказать чужому человеку, что директорша у нас дура.

Мы записали интервью, поснимали на всякий случай пустые коридоры, потому что приемные часы у них давно закончились, и оператор наконец спросил:

- А видеоряд какой будет? Коридоры не проканают.

- Поехали весну снимать. Я текст про нее напишу, а про обострение заведующий в кадре скажет. Хотя бред, конечно, собачий.

Весну решили снимать с моста через чахленькую речку Искитимку. Под нами как раз находился парк, в котором гуляли малыши, топая неумелыми ножками по освобожденной от снега земле. На широком бордюре вдоль реки сидели обнимающиеся парочки и смотрели друг на друга умильными, будто солнцем умытыми глазами. Причем тут был желудочно-кишечный тракт, я не знала.

Я смотрела сверху на этих счастливых, не обремененных никакими обострениями людей и проникалась тихой ненавистью к будущему сюжету. Это получится плохо-плохо-плохо, и я ничего не могу поделать. Промах директорши ляжет на мои плечи, именно я буду видеть всю несуразность злосчастного сюжета. Я чувствовала, как меня накрывает волна необратимой злости на свою беспомощность изменить ситуацию.

Когда я приехала в телекомпанию, будто специально дожидаясь, в павильон вслед за мной зашла Наталья Николаевна. Я стерпела, опустив голову, чтоб ненароком не взглянуть на директоршу злыми глазами.

Дверь за ней закрылась. Мне нужно было побыть одной, чтобы как-нибудь смириться с уже снятым сюжетом.

И тут в павильон принесло Кирилла.

- Блин, я могу наконец побыть одна?! – возмутилась я.

Кирилл опешил, будто он шагнул в кабинет и больно врезался носом в аккуратную кирпичную кладку.

- Я думал, тебе скучно, - оправдываясь, сказал он.

- Если б мне было скучно, я бы пришла в монтажку, - жестко ответила я.

- Может, ты стесняешься, - пробормотал он.

- Я не стесняюсь!

Кирилл неловко попятился к дверям и выскользнул из павильона.

Через некоторое время до меня дошло, что я натворила. Кирилл от неожиданности сказал кристально чистую правду. Он пришел, чтобы развлечь меня, быть рядом, когда я сама, по его мнению, не могла подойти. И тут вдруг получил такое…

Придя к мысли, что вина моя требует искупления, я тихонько прокралась в монтажку. Кирилла на месте не было.

Наверно, раскаяние нарисовалось во всю мою щеку, потому что монтажерша Светкиной программы вдруг спросила:

- Ты чего это?

- Кириллу нахамила.

- А разве ему можно нахамить? – искренне удивилась она.

- Оказалось, можно.

- Подлизываться будешь? – улыбнулась монтажерша.

- Ага. Вот жду его.

Когда Кирилл вернулся, я сидела на диване, вертелав руках телефон, придумывая слова, чтоб сказать ему. Но то ли слова были совсем не те, то ли просто у меня не хватало духу честно признать свою вину – в общем, его приход положения моего не изменил. Я так и осталась молча сидеть на диване, тянула время, думая, что вот еще немножечко посижу и обязательно подойду к нему. Кирилл казался безмятежно всем довольным, хотя ко мне не обращался, понимая, наверно, как мне непросто. И вот, я уже вдохнула поглубже и даже чуть подвинулась в его сторону, но у меня зазвонил телефон, и я пошла разговаривать в павильон. Когда я вернулась, Кирилла уже не было.

20.

Обычно трудовой день начинался с того, что я прикидывала, с кем нужно созвониться, о чем поговорить, и вообще, набрасывала крупными мазками план действий. Но сегодня разум категорически отказывался чего-либо набрасывать, а упорно мусолил единственную задачу – во что бы то ни стало помириться с Кириллом.

Я тосковала и маялась от вынужденного промедления, бродила из угла в угол по павильону, не решаясь показаться пред его ясны очи. Я хотела поговорить с Кириллом без посторонних, чтоб никто не мешался и не любопытствовал. Монтажка всегда была битком набита народом, который покидал ее только во время обеденного перерыва. Кирилл же по неустановленным причинам в столовую не ходил.

И вот, когда коллектив стройными рядами потянулся мимо павильона за хлебом насущным, я тихонько юркнула в монтажку. На диване по-хозяйски развалился оператор Светкиной программы Андрей и уходить явно не собирался. Я присела рядом и решила ждать. Андрей что-то говорил, смеялся, а я про себя умоляла его сходить покурить, или в туалет, или еще куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда. Наконец, он внял, поднялся и вышел. Я пересела на стул рядом с Кириллом.

- Кирилл, я тебе вчера нахамила…

- Когда? Я не помню, расскажи?

Он смотрел на меня улыбающимися теплыми глазами.

- Я просто хотела сказать, что мне очень стыдно.

- Ладно, бывает, - ответил он, глядя в монитор.

Инцидент был исчерпан.

Мы болтали о разных пустяках, и я испытывала благодарность за то, что он так легко всё разрешил. Кирилл вообще был особенно отзывчив ко мне, и когда я начинала стесняться, поскальзываясь на какой-нибудь глупости, он всегда протягивал руку, говорил что-нибудь очень простое, что каждый раз сводило на нет мою неловкость и скованность.

Когда насытившийся коллектив вернулся на рабочее место, я пересела к моему монтажеру собирать сюжет о фестивале любительского кино. Из видеоряда были только непрофессиональные фильмы, и мы ляпали как придется, поскольку альтернативы все равно не было. К концу рабочего дня сюжет был готов, и я обратилась к Кириллу:

- Посмотришь?

Он молча подошел к столу и встал рядом со мной.

Это стало правилом нашего негласного этикета. Кирилл никогда сам не высказывал желания поучаствовать в создании программы, но почти болезненно ожидал, когда я позову смотреть ее. Я кожей чувствовала это его пристальное безмолвное ожидание, будто он сомневался, что его мнение действительно важно. За фасадом уверенного в себе мужчины скрывался скромный ранимый мальчик, который болезненно обижался, если его не принимали всерьез. Я удивлялась и старалась всегда о нем помнить, как бы ни была занята.

- Ребят, у вас есть время переделать? – осторожно спросил Кирилл после просмотра.

Время было, хотя рабочий день уже заканчивался. Мы остались в монтажке одни, и мужчины в две руки что-то с сюжетом делали. Я стояла у Кирилла за спиной, смотрела, как он меняет картинки местами, радовалась, что никуда он не делся, сидит передо мной и сбегать по своим делам не собирается.

На мониторе появился фрагмент фильма, в котором кролик занимается сексом. На самом деле в кадре никакого кролика не было, а был мужик с натянутыми на голову детскими розовыми колготками. Да и от секса осталось только лицо крупным планом, которое строило гримасы и выражало удовольствие.

Мне вдруг сделалось ужасно неловко от этого кривляющегося мужика, от того, что его мимика подразумевала, и от Кирилла, который тоже условный секс на мониторе видел. Был ли он с моей неловкостью солидарен или же почувствовал, что со мной чего-то творится, я не знаю. Но фрагмент он быстренько перемотал, избавив нас обоих от просмотра.

Пространство между нами становилось таким проницаемым, что даже розовые колготки выворачивали душу наизнанку.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.