Адрес редакции:
650000, г. Кемерово,
Советский проспект, 40.
ГУК "Кузбасский центр искусств"
Телефон: (3842) 36-85-14
e-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Журнал писателей России "Огни Кузбасса" выходит благодаря поддержке Администрации Кемеровской области, Министерства культуры и национальной политики Кузбасса, Администрации города Кемерово 
и ЗАО "Стройсервис".


Салим (приключенческая повесть-притча)

Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 

Содержание материала

Глава 15. Новые островитяне и старый кровожадный дядюшка

Новые островитяне – темный, с узким лицом господин и мальчик лет десяти были едва живы.

Доставленные на берег, они сразу повалились на песок и долго не могли сказать ни слова. Вокруг них захлопотала Сана. Придя в себя, узколицый господин рассказал, что чернобородый пират промышляет морским разбоем, торгует рабами и во время плаванья бросает умерших за борт. Отвечать на другие вопросы у него не осталось сил.

– Зачем ты отпустил бородатого негодяя просто так? – кипел Хью.

– Он уже не бородатый, – отбивался Салим.

– Какая разница! Его надо было продать!

– Кому?

– Да его же команде! – кричал Хью.

– А, ты думаешь, купили б? – не отступал Салим, однако и сам начинал сомневаться, не рано ли расстался с Ахметом.

Конечно, в этот день не было уже никакой работы. Салим добыл гарпуном рыбы, Сана испекла ее, а Хью наварил из засушенных травок целебные отвары – прибывшим надо было набираться сил. Наевшихся вдоволь и напившихся отвару, их тотчас сморил глубокий сон...

Наутро Салима разбудил звонкий собачий лай. Салим поднял голову. Тукар и мальчик бегали наперегонки по острову. Им было страшно весело...

– Зовут меня Перо, – говорил узколицый за едой. – Это легко запомнить: П-е-р-о.

– А чем ты занимался до того, как тебя сцапали в рабство? – полюбопытствовал Хью.

– Зодчим был.

– Зодчий – это кто?

– Строитель.

– Как здорово! – восхитился Салим. – Мы тоже, выходит, зодчие. Видишь, какой остров из воды подняли. Теперь все вместе будем зодчими!

Узколицый замотал головой.

– Это не совсем то, о чем вы думаете. Зодчий дает идею, план. А делают другие.

Хью тяжело и недобро засопел:

– Понятно: в горы рвется рак-отшельник, а трещит его домик. Нам ни к чему такие зодчие, нам остров насыпать надо.

– Но этого мало! – с жаром закричал Перо. – Остров должен быть как... как морская раковина. Чтоб душа от восторга замирала!

Всех поразили эти слова, и только ехидный старикашка гнул свое:

– Ты, наверно, плохой зодчий.

– Почему?

– Потому что хороший зодчий в рабство бы не попал.

Перо грустно улыбнулся.

– Я был не просто зодчий, я был непревзойденный зодчий.

– Это как?

– Самый лучший.

– То есть – выше всех?

– Да. Все восхищались красотой, которую я создавал. Я строил ради самой идеи прекрасного. Дворцы, храмы, мечети были настолько великолепны, что любой правитель, думавший, что он равен богам, рядом с моими дворцами оказывался ничтожным. И меня перестали приглашать. Тогда я решил покончить со своим ремеслом и вернуться к жизни обыкновенного человека: снаряжать караваны за товаром, торговать в лавочке. Ахмет обманом заманил меня на свой корабль, отобрал деньги, превратил в пленника.

– Повезло же нам, – воскликнул Хью, – что здесь негде строить дворцы!

– Почему? – запротестовал Салим. – Разве плохо, когда красиво? Жаль – у нас пока так мало места.

Вся компания расположилась вокруг очага и потягивала ароматный чай из запасов Хью.

– Это не беда, – сказал мальчик. – Можно построить маленький дворец.

– Еще чего, – сказал Хью, – здесь будет расти таро.

– Если постараться – места хватит и для дворца, и для таро.

– Ишь ты! – удивился Хью. – А кто ты таков, как твое имя?

– Меня зовут Хороший мальчик, – с этими словами мальчик вскочил и учтиво всем поклонился.

– Хороший ты или нет – мы потом разберемся. Как тебя зовут?

– У меня нет имени, я его забыл. Но все называют меня Хорошим мальчиком.

– Бедное дитя, – пожалела Сана. – Давай налью тебе еще чаю.

– Никакой я не бедный.

– Но откуда ты хотя бы родом?

– Я жил в городе на берегу моря. У нас была большая семья: бабушка, отец, мама, восемь братьев и сестер. Отец торговал овощами, но дела шли плохо. Я ходил к учителю. Это был почтенный человек, у него собиралось много учеников, но со мной никто не мог сравниться, и учитель удивлялся: ах, какой хороший мальчик! Вначале родителям нравилось, что меня ставят в пример другим детям. Затем, когда начали ставить в пример моим родителям и говорить, что они меня недостойны, это им разонравилось. Они сердились и кричали, что им трудно со мной. И однажды отец взял меня за руку и отвел к Ахмету.

– Да у него сердца не было! – охнула Сана.

– Ничего подобного. Отец поступил разумно, ведь Ахмет заплатил за меня деньги.

В глубоком молчании чай был допит.

– Знаете что, почтеннейший, – обратился Хороший мальчик к старику Хью, – ковырять пальцем в зубах некрасиво.

Через три дня жизнь на острове вернулась в привычное русло. Только на этот раз Хью остался на берегу, а за камнями отправились Салим и Перо.

– Давай, зодчий, привыкай к нашему строительству, – напутствовал Хью. – Это тебе не дворцами дело иметь.

Но работать, по-настоящему не пришлось. Всего несколько камней успел

обвязать Салим и отправить на плот, как в лагуне опять появилась тигровая акула, и Салиму уже не в первый раз пришлось удирать из воды.

– Хью, – сказал он, едва плот пристал к берегу, – надо что-то делать. Иначе когда-нибудь твой дядя окажется проворней, чем я.

Старик угрюмо молчал.

Так в молчании и ожидании неизвестно чего прошел остаток дня.

Но табаба тоже ждала. Она теперь была рядом, и время от времени ее плавник стремительно рассекал воду и опять исчезал в ней. Акула тоже запаслась терпением, сообразив, что люди все равно рано или поздно полезут за камнями.

Наконец перед самым заходом солнца старик поднялся мрачный и решительный.

– Все должны отойти подальше, – сказал он.

Островитяне спрятались за лодками.

Старик сел на корточки лицом к лагуне. Протягивая руки к воде, он начал быстро и невнятно бормотать заклинания. Временами он хватал пригоршнями песок и швырял в набегавшие волны. Чуткий Салим улавливал отдельные слова. Это были: «луна», «рыба», «море».

Солнце утонуло, и ночь наступила, когда Хью поднялся с колен.

– Табабы больше не будет, – печально объявил он. – Табаба навсегда уходит отсюда.

– Спасибо, Хью, – сказал Салим. – Я думаю, твой дядя не сильно обиделся на тебя.

 

Глава 16. Табаба уходит навсегда

Солнце только-только высунулось из воды, и сразу рассвело.

Салим выбрался из хижины и глянул на лагуну.

Вода была тиха. Иногда то тут, то там по ней пробегала рябь. Это мелкие рыбешки удирали от хищников. Вокруг была тишина, насколько хватало глаз, даже чайки не кричали и не носились над головой, а мирно сидели поодаль. Только шустрые серые крабики, занятые своими делами, копошились возле самой кромки едва шевелящейся воды.

Когда остров станет большим, ну то есть таким, чтобы можно было шагать и шагать, надо посадить на нем хлебные деревья. Они громадные, эти хлебные деревья, с толстыми корявыми сучьями, и тени много дают – о, как хорошо спрятаться в тени, когда солнце заберется в небе на самый верх! Но главное не в этом. Сорвешь зеленый плод, круглый, как шар, запечешь на углях – и крепкая кожура сразу лопается. Снимешь ее – и вот она: белая мякоть. Ломай ее руками и ешь прямо так, а можешь изжарить в кокосовом соке или даже закопать в землю на целый год – она перебродит и получается бесподобное кушанье. Салим сглотнул слюнки. Нет, надо помечтать о другом. Допустим, посадить еще десять кокосовых пальм. Пусть они растут и вырастут такими высокими, чтоб их издалека было видно, пусть под ними густо зазеленеет трава, и тогда прилетят и поселятся здесь какие-нибудь птицы или даже летучие лисицы. И однажды приплывут к берегу огромные черепахи и выползут на песок откладывать яйца. А утром Салим, по следам, будет находить их кладки. До чего ж вкусны свежие сырые черепашьи яйца! Хотя если запечь их на огне – еще лучше. И одним колодцем для пресной воды тогда уж никак не обойтись.

...Надорванный плавник, словно острый нож, с тихим шелестом рассек поверхность лагуны.

Салим обмер.

Салим не хотел верить глазам.

Табаба была здесь!

Она, упрямая, караулила его!

И никакие заклинания не помогли! Ай, Хью, Хью – может, ты слова не те произнес?! Забыл, какие говорить надо?

Стало ясно, что никуда, никуда она отсюда не уйдет. А если и уйдет, то ненадолго. Она ждет случая. Ну, так чего ж тянуть?

Салим тихо, боясь разбудить Хью или кого-нибудь еще, столкнул плот с берега. Затем без лишних всплесков, осторожно работая веслом, отплыл подальше на глубину. Надорванный плавник устремился за ним.

Решив, что место удачное и дальше отправляться не стоит, Салим взял нож,

несколько раз глубоко вдохнул и скользнул в воду. В минуту смертельной опасности он был спокоен, только сердце билось в груди сильней обычного.

Жизнь в лагуне словно вымерла. Даже самая мелкая рыбешка попряталась в кораллах и под камнями.

Акула без промедления начала жуткий танец вокруг Салима. Она была такая огромная, что в воде сразу стало тесно. Полосатые рыбы-прислужницы, сопровождавшие ее, резво отпрянули в сторону. Однако нападать табаба не спешила. Она приглядывалась к бесхвостому чужаку, не раз ускользавшему от ее зубов. Да, это был тот, который сгребает песок и камни. Когда он только появился здесь со своей лодкой и плюхался на мелководье, она могла схватить его за вертлявую пятку, но в тот давний день была сыта, ленива, да и поиграть с ним хотелось. А сейчас пришелец по-хозяйски обосновался в лагуне. Он делает не то, что положено делать в воде – не хватает зубами рыбу, не прячется в кораллах, когда приплывает она. Он изменил ее воду, вода стала хуже. В ней появился запах рыбных отбросов. Это никому не нравится. Он нарушил правила жизни. Зачем он это делает? Если он не хочет уйти, откуда пришел, он обязан умереть. Сейчас он, а потом – остальные. Таков порядок, чужакам здесь места нет…

Табаба сужала круги. Салима притягивал черный страшный зрачок в немигающем желтоватом глазу.

Ждать стало невыносимо – пусть скорее все кончится! Салим замахал, забил руками, показывая свою беспомощность. И акула не стала медлить. Развернувшись, она стрелой понеслась на Салима.

Нос кровожадной твари задрался, нижняя челюсть выдвинулась, и пасть

распахнулась. Салим отчетливо увидел белые ряды острых, загнутых внутрь зубов. Но за мгновение до того, как челюсти сомкнулись, он резко отпрянул в сторону и одновременно попытался быстрым ударом всадить нож в акулье брюхо.

Не получилось!

Боковым плавником пролетевшая рядом акула слегка задела плечо Салима, и рука тут же повисла плетью, пальцы разжались, и Салим едва успел схватить другой рукою выскользнувший нож.

А промахнувшаяся акула, раззадоренная неудачей, уже разворачивалась

для следующего броска.

И вот тут Салиму стало страшно.

Онемевшая рука не слушалась. Он стал неповоротлив и малоподвижен. Пройдет несколько мгновений, и табаба разделается с ним. Он перестал ощущать себя собой. Голова, руки, ноги – все существовало как бы по отдельности, все было только акульей добычей. Вот-вот, вот сейчас... От макушки и до пяток охватило оцепенение. Скорей бы уж... Салим повел глазами, мысленно прощаясь с тем, что видел перед собой. Вот кораллы внизу, а те рыбешки, что в них попрятались – они понимают, что сейчас произойдет. Вот, недвижной стайкой, всякое повидавшие рыбы-прислужницы. Вот солнечные пятна, проникающие в глубину и причудливо играющие в воде. А там что? Несколько нетерпеливых раира крутятся в отдалении. Они тоже ждут своей доли! Подумать только – и они, эти гнусные морские твари! И они будут его пожирать?! Они – дрожа от возбуждения и отталкивая друг друга?? Ну – не-ет!!

Тигровая акула уже неслась на Салима.

Сверхъестественным чутьем она уже поняла: нелепо барахтающаяся неуклюжая

каракатица теперь сломлена и осталось только взять ее.

Это был решающий, победный бросок!

Она наметила для начала вцепиться в плечо – оттуда сочилась кровь, и ее запах бил в голову, горячил акулу. Она была голодна, и пустой желудок изготовился принять первый кусок добычи. Серое чудище широко раскрыло исполинскую пасть, и тут вдруг неуклюжая каракатица пропала. А миг спустя острая боль обожгла брюхо. Но не столько боль, сколько изумление и непонимание вспыхнули ненадолго в маленьком свирепом мозгу. Изумление – почему челюсти опять клацнули впустую, и непонимание – куда же из нее так быстро уходят силы...

Тигровая стремительно приближалась.

Ах, ты!! Ярость встряхнула Салима, он рыбкой поднырнул под раззявленное акулье рыло и снизу вверх всадил нож в широкое брюхо. Его отбросило назад, и руку едва не вывернуло. Огромная туша промчалась над ним, вспарывая себя об острое лезвие. Густое красное облако потянулось вслед.

Салим развернулся, ожидая следующего нападения, но его не последовало. Акула заваливалась набок и, вяло шевеля хвостом, постепенно погружалась на дно лагуны. Ждавшие трапезы раира в ужасе улепетывали кто куда, уступая дорогу раненому чудовищу. Рыбам-прислужницам все было ясно – разочарованно уплывали они на поиски новой акулы. Когда табаба достигла неглубокого дна, она была уже мертва.

Салим выбрался на плот. Солнце давно оттолкнулось от воды и теперь, накаляясь, катилось вверх. На поверхности лагуны весело перемигивались тысячи ослепительных бляшек. Сразу за рифом резвилась стайка дельфинов. Салим прижал пальцем рану на плече. В сущности, жизнь и смерть – это так просто: видеть, что вокруг, или не видеть, вот и все.

Когда Салим подплыл к берегу, из хижины выбежал Хью.

– Ты чего спозаранку на плоту катаешься? – спросил старик подозрительно.

– Захотел порыбачить.

– И много поймал?

– Ничего.

Старик помолчал, дернул себя за ухо и вымолвил:

– Знаешь, мне под утро приснился дядя. – И что? – насторожился Салим.

– Он сказал, что перебрался в другое море, и в этом море очень много рыбы. И что он нисколько не сердится на меня!

– Да, – сказал Салим. – Да. За что ему на тебя сердиться? Вовсе не за что.

Прокомментировать
Необходимо авторизоваться или зарегистрироваться для участия в дискуссии.